Глава II

Разделение искусства открытия на изобретение искусств и открытиедоказательств. Первое из них, являющееся особенно важным, еще должно бытьсоздано. Разделение искусства изобретения искусств на научный опыт и НовыйОрганон. Описание научного опыта (experientia literata) Существуют два вида открытия, совершенно отличных друг от друга. Первыйвид -- это изобретение искусств и наук, второй -- открытие доказательств исловесного выражения. Я утверждаю, что первый из этих двух видов полностьюотсутствует. Этот недостаток, как мне кажется, можно сравнить с тем случаем,когда при описи имущества какого-нибудь умершего пишется: "Наличных денег необнаружено". Ведь точно так же как все остальное можно приобрести за деньги,так и все остальные науки могут быть созданы при помощи этой науки. Иподобно тому как нам никогда не удалось бы открыть Вест-Индию, если бы этомуне предшествовало изобретение морского компаса (хотя в первом случае речьидет об огромных пространствах, а во втором -- всего лишь о малозаметномдвижении стрелки), нет ничего удивительного в том, что в развитии ирасширении наук не достигнуто более или менее значительного прогресса,потому что до сих пор игнорируется необходимость существования особой наукиоб изобретении и создании новых наук. То, что следует создать такой раздел науки, -- совершенно бесспорно.Прежде всего потому, что диалектика ничего не говорит, более того, даже непомышляет ни об изобретении искусств, как механических, так и тех, которыеназывают свободными, ни о выработке средств для первых, ни об открытииаксиом для вторых, но обращается к людям мимоходом, приказывая доверятькаждому в его собственном искусстве. Цельс, человек умудренный не только вмедицине (хотя всем свойственно восхвалять собственное искусство), говорявесьма серьезно и умно об эмпирическом и догматическом направлениях вмедицине, заявляет, что сначала были открыты лекарства и другие средствалечения, а уже потом стали рассуждать о причинах и основаниях болезней, а ненаоборот, -- сначала были извлечены из природы вещей причины, которыеосветили путь для изобретения лекарств. Платон же со своей сторонынеоднократно утверждал, что "число единичных вещей бесконечно и наиболееобщие понятия дают наименее точные сведения о явлениях, поэтому существопознаний, которые отличают мастера от неумелого человека, состоит впромежуточных суждениях, чему в каждой науке учит опыт" ^ Да и вообще все,кто упоминает об изобретателях тех или иных вещей или о происхождении тойили иной науки, скорее благодарят случай, чем искусство, и чаще называютбессловесных животных, четвероногих, птиц, рыб, змей учителями знаний, чемсамого человека: Тут Венера, скорбя о беде незаслуженной сына, Матерь, срывает диктами с Кретейской Иды с листами Зрелыми стебель, цветком пурпурно-кудрявым цветущий, -- Козам диким в горах знакомо это растенье, Как застрянут в спине у них летучие стрелы ". Так что совсем неудивительно (поскольку древние обычно обожествлялиизобретателей полезных вещей), что у египтян -- древнего народа, которомуочень многие искусства обязаны своим возникновением, -- в храмах стояломножество изображений животных и почти не было человеческих статуй: Чудища разных богов и лающий дерзко Анубис ^ И даже если вы, следуя греческой традиции, предпочитаете считатьсоздателями искусств не животных, а людей, вы все же никогда не сможетесказать, что открытие Прометеем огня было результатом сознательногоисследования или что он, впервые ударяя по кремню, ожидал получить искры;нет, он случайно напал на это открытие и, как говорят, "совершил кражу уЮпитера". Поэтому что касается изобретения искусств, то открытием пластырямы обязаны дикой козе, открытием модуляций в музыке -- соловью, открытиемпромываний желудка -- ибису ^ изобретением артиллерийского искусства --подскочившей крышке котла; короче говоря, вообще мы всем этим обязаны случаюили любому другому обстоятельству значительно больше, чем диалектике. Малочем отличается от только что названного и тот способ изобретения, которыйверно описывает Вергилий: Чтоб до различных искусств дошел в размышлениях опыт Мало-помалу... '° Ведь здесь речь идет именно о том методе открытия, на который способнысами животные и к которому они часто прибегают, т. е. о внимательнейшеминтересе к какой-то одной вещи и о постоянном упражнении с ней, к которомуэтих животных неизбежно побуждает инстинкт самосохранения. Цицерон правильнозаметил: "Постоянное занятие одним делом очень часто побеждает и природу, иискусство" ". Поэтому если о людях говорят:...труд же упорный, Все победил, да нужда, что гнетет в обстоятельствах жестких ", то подобным же образом можно спросить о животных: Кто научил попугая говорить (здравствуйте)? " Кто научил ворона в засуху бросать камушки в дупло дерева, на днекоторого он заметил воду, чтобы таким образом он мог дотянуться до нееклювом, когда она поднимется? Кто показал пчелам путь, которым они всегдалетят по воздуху на покрытые цветами луга, хотя эти луга иногда и оченьдалеко отстоят от их ульев, а потом возвращаются вновь в свои ульи? Ктонаучил муравья, прежде чем положить в свой муравейник зерна, обгрызать их,чтобы они не проросли и не сделали напрасным весь его труд? Таким образом,если мы обратим внимание в приведенном выше стихе Вергилия на глаголextundere (выковать), который указывает на трудность предприятия, и наречиеpaulatim (постепенно), которое указывает на медлительность этого процесса,то мы вновь придем туда, откуда мы отправились, т. е. к тем самым египетскимбожествам, ибо до сих пор люди в своих открытиях слабо использоваливозможности разума и никогда не прибегали к помощи искусства. Во-вторых, если несколько внимательнее присмотреться к делу, то самаформа индукции, которую предлагает нам диалектика, доказывает справедливостьнашего утверждения, ибо эта форма индукции, с помощью которой предполагаетсяобнаружить и обосновать принципы наук, совершенно порочна и бессильна и нетолько не способна усовершенствовать природу, но зачастую искажает иизвращает ее. Ведь всякий, кто поглубже рассмотрит тот метод, с помощьюкоторого собирают этот небесный нектар знаний, подобный тому. о которомговорит поэт: Дар небесный теперь воздушного меда немедля. Я опишу... '* (ибо и сами знания извлекаются из отдельных фактов природы и искусства,как мед из полевых и садовых цветов), конечно же, обнаружит, что ум,действуя самостоятельно, опираясь лишь на свою врожденную силу, способен наболее совершенную индукцию, чем та, которую мы находим у диалектиков, ибо изголого перечисления отдельных фактов без противоречащего случая, как этообычно делается у диалектиков, вытекает порочное заключение, и такого родаиндукция не может привести ни к чему другому, кроме более или менеевероятного предположения. Действительно, кто поручится, что какое-нибудьявление, полностью противоречащее его выводам, не остается неизвестным ему,когда отдельные факты, известные непосредственно или же по памяти,представляются ему лишь односторонне. Это похоже на то, как если бы Самуилостановился на тех сыновьях Исайи, которых он встретил у него дома, и нестал спрашивать о Давиде, находившемся в поле. И если уж говорить всюправду, то эта форма индукции является столь неуклюжей и грубой, что кажетсяневероятным, как могли столь тонкие и проницательные ученые (а именно такиеученые посвящали себя исследованию подобных вопросов) широко использоватьее; единственной причиной этого является, по-видимому, их поспешное желаниенаправить свои усилия на утверждение теорий и догм и какое-то презрительноеи высокомерное пренебрежение частными фактами, а тем более продолжительнымих исследованием. Они использовали отдельные частные случаи, как ликторов истражу, для того, чтобы разогнать толпу и открыть путь своим догмам, но онивовсе не призывали их с самого начала на совещание для того, чтобы можнобыло сознательно и зрело обсудить истинное положение вещей. Действительно,наш ум поражает некое благочестивое религиозное удивление, когда мы видим,что и в человеческих, и в божественных вещах к заблуждению ведет один и тотже путь. Ведь подобно тому как при познании божественной истины труднозаставить себя в своем сознании как бы снова стать ребенком, так и приизучении истин человеческого ума считается чем-то низким и чуть ли невызывающим презрение, когда люди, особенно пожилые, подобно детям, все ещеперечитывают и изучают вновь первые элементы индукции. В-третьих, даже если допустить, что научные принципы могут бытьправильно установлены с помощью обычной индукции или же чувственным иопытным путем, все же остается совершенно несомненным, что из естественныхявлений, обладающих материальной природой, невозможно достаточно надежновывести аксиомы с помощью силлогизма. Ведь силлогизм с помощью промежуточныхпосылок осуществляет сведение предложений к принципам. Эта форма открытияили доказательства имеет место в таких науках, как этика, политика, право ит. и.; встречается она и в теологии, поскольку Богу по доброте его былоугодно приспособиться к возможностям человеческого познания. Но в физике,где требуется реально овладеть природой, а не опутать противникааргументацией, истина при таком способе исследования ускользает из рук, таккак природа намного тоньше и сложнее любой самой изощренной речи, и из-забессилия силлогизма в любом случае необходима помощь индукции, но толькоподлинной и исправленной, для того, чтобы установить как самые общиепринципы, так и промежуточные посылки. Ведь силлогизмы состоят изпредложений, предложения -- из слов, слова же -- это знаки понятий; поэтомуесли сами понятия (которые составляют душу слов) будут плохо и произвольноабстрагированы от реальных явлений, то разрушится и все здание ^. И дажетщательное изучение последовательности аргументаций или истинности посылокникогда не сможет полностью восстановить положение, ибо ошибка заключена,как говорят врачи, "в первом пищеварении", которое уже не могут исправитьпоследующие функции. Таким образом, немало философов (и среди них некоторыеочень известные) имели весьма серьезные и очевидные причины статьакадемиками и скептиками, отрицающими достоверность человеческого знания ивосприятия и утверждающими, что с их помощью можно достигнуть лишьправдоподобия и вероятности. Я не стану отрицать, что некоторым кажется, чтоСократ, отрицая достоверность собственного знания, делал это лишь ироническии, скрывая знание, спекулировал им, т. е. отрицал знание того, что ему былозаведомо известно, для того, чтобы считали, что он знает и то, чего он вдействительности не знал ^. И даже среди последователей новой Академии, кчислу которых принадлежал и Цицерон, идея акаталепсии принималась не оченьискренне. Ведь эту школу избрали себе те, кто отличался своим красноречием,для того, чтобы стяжать себе славу умением свободно говорить "за" и "против"любого положения; в результате они сошли с прямого пути, по которому должныбыли бы двигаться к истине, предпочитая ему приятные прогулки по живописнымокрестностям. Однако известно, что некоторые философы как в старой, так и вновой Академии, а еще больше среди скептиков в буквальном смысле воспринялиэтот принцип акаталепсии. Их главная вина заключалась прежде всего в том,что они клеветали на чувственные восприятия и тем самым в корне подрываливсякое знание. Ведь хотя чувства довольно часто обманывают и вводят взаблуждение, однако в союзе с активной деятельностью человека они могутдавать нам вполне достаточные знания; и это достигается не столько с помощьюинструментов (хотя и они в известной мере оказываются полезными), сколькоблагодаря экспериментам, способным объекты, недоступные нашим органамчувств, сводить к чувственно воспринимаемым объектам. Скорее они должны былибы приписать этот недостаток как ошибкам разума, так и его самоуверенности(не желающей считаться с самыми реальными вещами), а также невернымдоказательствам и методам рассуждения и умозаключения из чувственныхвосприятий. Мы говорим об этом не для того, чтобы умалить значениеинтеллекта или чтобы объявить тщетными все его попытки; наша цель состоит втом, чтобы найти и предоставить интеллекту необходимую помощь, благодарякоторой он сможет преодолеть все трудности и раскрыть тайны природы. Ведь ниодин человек не обладает такой твердой и опытной рукой, чтобы быть способнымпровести прямую линию или начертить совершенный круг, тогда как он легкоможет сделать это с помощью линейки или циркуля. Именно это мы и собираемсясделать; к подобной цели и направлены все наши усилия: с помощью особойнауки сделать разум адекватным материальным вещам, найти особое искусствоуказания и наведения (directio), которое раскрывало бы нам и делалоизвестным остальные науки, их аксиомы и методы. Мы с полным основаниемутверждаем, что такая наука должна быть создана. Это искусство указания (а мы его будем называть именно так) делится надве части. Указание может либо вести от экспериментов к экспериментам, либоот экспериментов к аксиомам, которые в свою очередь сами указывают путь кновым экспериментам. Первую часть мы будем называть научным опытом(experientia literata), вторую -- истолкованием природы, или НовымОрганоном. Впрочем, первая из этих частей (как мы уже говорили вкратце вдругом месте ") едва ли должна считаться искусством или частью философии --скорее ее следует принять за своеобразную проницательность, и поэтому мыиногда называем ее "охота Пана", заимствовав это наименование из мифа.Однако подобно тому как каждый может продвигаться на своем пути троякимобразом: или идти на ощупь в темноте, или держаться за руку другого, потомучто сам плохо видит, или, наконец, идти свободно, освещая себе путь, --точно так же можно предпринимать всевозможные эксперименты: без всякойпоследовательности и системы -- это чистейшее продвижение на ощупь; когда жепри проведении эксперимента следуют какому-то определенному направлению ипорядку, то это можно сравнить с тем, когда человека ведут за руку: именноэто мы и понимаем под научным опытом. Подлинный же светоч, который мыупомянули третьим, может дать нам лишь истолкование природы, или НовыйОрганон. Научный опыт, или "охота Пана", исследует модификацииэкспериментирования. Поскольку мы установили, что эта область знания толькодолжна быть создана и пока еще далеко не является ясной, то по заведенномунами порядку мы попытаемся в известной мере обрисовать ее. Модификацииэкспериментирования выступают главным образом как изменение,распространение, перенос, инверсия, усиление, применение, соединение и,наконец, случайности (sortes) экспериментов. Все это, вместе взятое,находится, однако, еще за пределами открытия какой-либо аксиомы. Вторая женазванная нами часть, т. е. Новый Органон, целиком посвящается рассмотрениювсех форм перехода от экспериментов к аксиомам или от аксиом кэкспериментам. Изменение эксперимента прежде всего касается материи, т. е. речь идет отом, что эксперимент, проводившийся до сих пор постоянно с однойопределенной материей, теперь проводится на других вещах подобного же рода.Например, бумагу делают только из полотняных лоскутов и никогда не делают нииз шелка (за исключением, может быть, Китая), ни из ворсистой ткани, такназываемого камлота, ни из шерсти, хлопка и кожи, хотя эти три последнихпредставляются менее подходящими и поэтому скорее могут быть использованы всоединении с другими, чем сами по себе. Точно так же широко распространенапрививка плодовых деревьев; на диких же деревьях она применяется редко, амежду тем, как говорят, вяз, привитый к вязу, разрастается удивительнопышно. Очень редко практикуется прививка и на цветах, хотя в последнее времяее стали производить на розах, удачно привив мускатную розу к обыкновенной.К изменениям эксперимента относительно материи мы причисляем также и егоизменения относительно части предмета. Например, мы знаем, что черенок,привитый к стволу дерева, приживется скорее, чем посаженный в землю. Апочему бы но предположить, что семя лука, внесенное в головку зеленого лука,не прорастет лучше, чем если его просто посеять в землю? Здесь речь идет озамене ствола корнем, так что эту операцию можно рассматривать каксвоеобразную прививку на корне. Во-вторых, изменение может касаться идействующей причины. Так, солнечные лучи с помощью зажигательных стеколнастолько усиливают свою теплоту, что могут зажечь легко воспламеняющеесявещество; а нельзя ли с помощью тех же стекол сфокусировать и лунные лучи,чтобы выяснить, обладают ли все небесные тела какой-то теплотворнойспособностью? Точно так же, как нам известно, тепловые лучи усиливаютсяблагодаря действию зажигательных стекол и зеркал; но происходит ли то жесамое и с теплотой темных тел (например, камней или металлов, еще неразогретых добела), или же здесь скорее играют какую-то роль частицы света?Точно так же янтарь и гагат под влиянием трения притягивают соломинки; абудут ли они делать то же самое, если их нагреть на огне? В-третьих,изменение эксперимента может касаться и количества; в этом типе экспериментанужно быть особенно внимательным, так как здесь нас подстерегает возможностьмногочисленных ошибок. Ведь люди убеждены, что с возрастанием или умножениемколичества пропорционально возрастают или умножаются и достоинства. И этостановится чуть ли не постулатом и предполагается как своего родаматематическая определенность, в то время как это утверждение абсолютноложно. Свинцовый шар весом в один фунт, брошенный с башни, упадет на землю,предположим, через десять секунд; ну а шар в два фунта (у которого это такназываемое естественное ускорение должно быть в два раза больше) упадет,следовательно, через пять секунд? А между тем он упадет почти в то же самоевремя и не ускорит своего падения в зависимости от изменения количества ^.Подобным же образом допустим, одна драхма серы, смешанная с полуфунтомстали, расплавляет ее, превращая в жидкое состояние; но значит ли это, чтоодной унции серы будет достаточно для того, чтобы расплавить четыре фунтастали? Такого результата не наступает. Ибо определенно известно, чтосопротивление материи, подвергающейся воздействию, с увеличением массывозрастает сильнее, чем активная сила действующей материи. Кроме того,чрезмерное количество может быть в такой же мере ненадежным, как и слишкоммалое. Ведь самая обычная ошибка при выплавке и очищении металлов состоит втом, что для ускорения плавки увеличивают или температуру плавильной печи,или количество добавочных ингредиентов. Однако же и то и другое причрезмерном увеличении мешает этому процессу, а не помогает ему, поскольку врезультате значительная часть чистого металла сгорает и превращается в дым,так что мы теряем металл, а оставшаяся масса становится более твердой инеподатливой. Поэтому людям следует поразмыслить над известным шутливымрассказом Эзопа о женщине, которая надеялась, что ее курица будет ежедневнонести по два яйца, если ей давать в два раза больше ячменя. А курица ожирев,вообще перестала нести яйца. Так что весьма опасно полагаться накакой-нибудь естественный эксперимент до тех пор, пока он не проверен и вотношении большего, и в отношении меньшего количества вещества. Но обизменении эксперимента сказано достаточно. Распространение эксперимента может выступать в двух видах: какповторение и как расширение эксперимента, т. е. когда эксперимент илинеоднократно повторяется, или ставится в какой-то более тонкой форме. Можнопривести такой пример повторения. Винный спирт образуется из вина врезультате однократной дистилляции; он значительно крепче и сильнее самоговина; а не превзойдет ли спирт по крепости самого себя, если его вторичноподвергнуть дистилляции или сублимации? Но и повторение эксперимента таит всебе возможность ошибки. Ведь вторичная возгонка может не дать результата,аналогичного первому, да к тому же довольно часто при таком повторенииэксперимента после достижения некоего предельного состояния природа нетолько не продвигается дальше, но, наоборот, отступает назад. Поэтому в этомтипе эксперимента необходима осторожность. Подобным же образом ртуть вполотняной тряпке или еще в чем-нибудь, помещенная в расплавленный свинец,когда он уже начинает остывать, густеет и теряет текучесть; но быть можетэта же ртуть при неоднократном повторении этого эксперимента настолькоуплотнится, что станет ковкой? А вот пример расширения эксперимента. Вода вподвешенном состоянии, вливаясь сверху через продолговатое, горлышко сосудав находящееся на более низком уровне вино, разбавленное водой, в концеконцов отделит вино от воды, потому что вино будет подниматься в верхнийсосуд, а вода оседать на дно нижнего ^; нужно проверить, нельзя ли, подобнотому как в нашем эксперименте вино и вода (два очевидно различных тела)отделяются друг от друга, отделить таким же образом с помощью своего родавесовой дистилляции более тонкие от более плотных частиц вина (несомненно,однородного тела) и таким образом в верхнем сосуде получить нечто подобноевинному спирту, но только, может быть, более тонкое? Или, например, магнитпритягивает цельный кусок железа; а если кусок магнита поместить в жидкоежелезо, будет ли он притягивать к себе частицы железа и покроется ли такимобразом железной оболочкой? Или стрелка компаса располагается по направлениюк полюсам; следует ли она при этом тем же путем, в том же направлении, что инебесные тела? А именно, если поставить стрелку в противоположномнаправлении, т. е. по направлению к югу, и, удержав ее некоторое время втаком положении, затем отпустить, то направится ли стрелка к северу,вращаясь с запада на восток или с востока на запад? Точно так же золотовпитывает ртуть при соприкосновении с ней; неужели золото поглощает ртуть,не расширяя при этом своего объема, так что в результате создастся некаямасса более тяжелая, чем само золото? Точно так же люди помогают памяти,помещая в определенных местах изображения лиц; достигнут ли они того жерезультата, если, отвлекаясь от изображений, будут воссоздавать также ипоступки, и общий облик этих лиц? Но о развитии эксперимента сказанодостаточно. Перенос эксперимента может идти тремя путями: или из природы илислучайности в искусство, или из искусства или одного вида практики в другой,или из какой-то части искусства в другую часть того же искусства. Можнопривести бесчисленное множество примеров переноса эксперимента из природыили случайности в искусство; собственно говоря, почти все механическиеискусства обязаны своим происхождением незначительным и случайным фактам иявлениям природы. Известна пословица: "Виноград рядом с виноградом быстреезреет" ^. Она часто применяется, когда говорят о взаимных дружеских услугах.Но этот принцип великолепно используют у нас при изготовлении сидра, т. е.яблочного вина. Никогда не начинают рубить яблоки и выжимать сок из нихпрежде, чем дадут им некоторое время вылежаться в грудах и созреть отвзаимного соприкосновения; тем самым удается избежать излишней кислоты.Точно так же искусственная радуга, образуемая прохождением лучей света черезплотное облако брызг, простейшим образом подражает настоящей радуге,образующейся во влажных облаках. Точно так же и дистилляция жидкостей моглавозникнуть либо из наблюдений над дождями или росой, либо из всем известногообыденного явления образования капель на блюде, стоящем на котле с кипящейводой. Кто осмелился бы подражать грому и молнии, если бы не подброшеннаявнезапно вверх со страшной силой и грохотом крышка во время опытов,производимых тем самым знаменитым монахом-химиком? ^ Но чем больше здесьможно привести примеров, тем меньше их нужно. Если бы люди имели возможностьвести поиски полезного для себя, то им следовало бы внимательно, детально ицеленаправленно изучать все природные действия и процессы, беспрестанно инапряженно обдумывая, решая, что из виденного можно использовать дляразвития искусств, ибо природа -- это зеркало искусства. Не менеемногочисленны эксперименты, которые могут быть перенесены из одногоискусства в другое, т. е. с одного вида практики на другой, хотя этовстречается все же относительно реже, потому что природа -- у всех передглазами, а отдельные искусства известны лишь тем мастерам, которые имизанимаются. Очки изобретены для того, чтобы помочь слабеющему зрению; но,может быть, кто-нибудь сумеет придумать какой-то инструмент, который, еслиего приложить к глохнущему уху, поможет восстановить слух? Точно так жеизвестно, что бальзамирование и натирание медом предохраняет трупы отразложения; так нельзя ли что-то из этой практики перенести в медицину, чтомогло бы быть полезным и для живых людей? Точно так же издревле былоизвестно искусство делать отпечатки на воске, камнях, свинце, и именно оноуказало путь для печатания на бумаге, т. е. типографскому искусству. Точнотак же известно, что соль в кулинарии употребляется для сохранения мяса, приэтом с большим успехом зимой, чем летом; а нельзя ли эту практику с пользойприменить к ваннам, чтобы регулировать их температуру, когда необходимо,меняя концентрацию соли? Точно так же совсем недавно в эксперименте поискусственному созданию снега было установлено, что соль обладаетзначительным свойством сгущения; но нельзя ли применить это ее свойство ксгущению металлов ^, поскольку еще раньше было известно, что активные воды,в состав которых входят некоторые соли, извлекают золотые песчинки изнекоторых металлов, менее плотных, чем само золото? Точно так же известно,что картины своими изображениями оживляют воспоминание о самих предметах; норазве это не используется в так называемом искусстве памяти? И если говоритьоб этом вообще, ничто в такой мере не может способствовать этому как будтобы падающему с неба своеобразному ливню полезных и новых изобретений, какможет этому способствовать объединение сведений об экспериментах, проводимыхво многих видах технических искусств, в уме одного человека или небольшогочисла людей, которые развивали бы их во взаимных обсуждениях, чтобы спомощью того, что мы назвали переносом эксперимента, все искусства могли бывзаимно способствовать друг другу и как бы зажигать друг друга взаимнымсмешением лучей. И хотя рациональный путь. указываемый Новым Органоном,обещает гораздо более значительные результаты, однако же и этапроницательность научного опыта способна щедро бросить человеческому родувесьма многое из того, что находится у нас под руками, подобно тому как вдревности разбрасывались среди толпы подарки правителей. Нам остается ещесказать о переносе опыта из одной части искусства в другую, который,впрочем, мало чем отличается от переноса опыта из одного искусства в другое.Но так как некоторые искусства настолько велики по своему объему, чтодопускают перенос эксперимента в своих собственных пределах, нам показалосьцелесообразным указать и на этот вид переноса. Особенно потому, что внекоторых искусствах такого рода перенос играет чрезвычайно важную роль.Например, развитию медицинской науки могло бы принести огромную пользу, еслибы удалось перенести эксперименты, производимые в той области медицины,которая занята лечением болезней, в область охраны здоровья и продленияжизни. Ведь если бы какой-нибудь замечательный опиат был способен ослабитьбурный приступ жара во время чумы, то никто бы не стал сомневаться, чтокакое-то аналогичное средство, систематически принимаемое в должной дозе,могло бы в известной мере ослабить и задержать то медленно и незаметноразвивающееся повышение температуры, которое является возрастным явлением.Но о переносе эксперимента сказано достаточно. Инверсия эксперимента имеет место тогда, когда доказываетсяпротивоположное тому, что известно из эксперимента. Например: "Зеркалаусиливают интенсивность тепла", но, может быть, и холода? ^ Точно так же:"Тепло, распространяясь, поднимается снизу вверх"; но, может быть, холод,распространяясь, опускается сверху вниз? Например, возьмем железную палочкуи нагреем ее с одного конца, а затем, поставив ее в вертикальное положениетак, чтобы нагретый конец оказался внизу, поднесем руку к верхнему концупалочки: руку сразу же обожжет; если же нагретый конец поместить сверху, авзяться рукой за нижний конец палочки, то рука почувствует жар намногопозже. Если же нагреть всю палочку и один конец ее погрузить в снег илиобернуть губкой, смоченной в холодной воде, и если при этом снег или губкаохладят верхний конец палочки, то будет ли холод быстрее распространятьсякнизу, чем подниматься вверх, если охладить нижний конец палочки? Точно также известно, что солнечные лучи отражаются от белой поверхности иконцентрируются на темной; а не отражаются ли тени темной поверхностью, набелой же концентрируются? И мы видим, что именно так происходит взатемненном помещении, куда проникает свет лишь через узкое отверстие;изображения вещей, находящихся снаружи, воспринимаются на белой бумаге, начерной же мы не получаем никакого изображения. Точно так же мигрениоблегчаются вскрытием лобовой вены; а облегчается ли боль во лбу надрезомчерепа? Но об инверсии эксперимента сказано достаточно. Под усилением эксперимента мы понимаем доведение эксперимента доуничтожения или потери исследуемого свойства; в остальных видах охоты зверятолько ловят, здесь же убивают. Вот пример усиления эксперимента. Магнитпритягивает железо -- будем воздействовать на магнит и на железо, добиваясь,чтобы больше не происходило притяжения, например подвергая магнит нагреваниюна огне или смачивая его в сильных растворах, чтобы выяснить, не исчезнет лиили по крайней мере не ослабеет ли его сила. Наоборот, если сталь или железопревратить в окисел железа или так называемую закаленную сталь либоподвергнуть ее воздействию сильных растворов, то будет ли магнит в этомслучае притягивать их? Далее, магнит притягивает железо через всякуюизвестную нам среду, т. е. если между ними поместить золото, серебро,стекло; будем теперь искать, если это только возможно, какую-то среду,которая бы останавливала силу магнитного притяжения: испытаем ртуть, масло,камедь, обожженный уголь и пр., что до сих пор еще не испытывалось в этомотношении. Точно так же недавно были изобретены оптические приборы,способные удивительным образом увеличивать очень мелкие, едва видимыепредметы. Нужно применить эти инструменты и к таким мельчайшим объектам, чтоза их пределами уже ничего нельзя различить, и к таким крупным, изображениякоторых бы сливались. Таким образом, следует проверить, смогут ли они яснообнаружить в моче то, что иным способом невозможно заметить? Смогут ли они вдрагоценных камнях, совершенно чистых и прозрачных, обнаружить зерна илипятнышки? Смогут ли они показать как большие тела те мельчайшие пылинки,которые летают в лучах солнца (и по поводу которых совершенно без всякогооснования упрекали Демокрита в том, что он будто бы видел в них свои атомы ипервоосновы вещей)? Могут ли они показать порошок, смешанный из белил икиновари, в таком виде, что совершенно отчетливо будут видны зернышки белойи красной красок? Или наоборот, смогут ли они более значительные объекты(например, лицо или глаз) показать увеличенными в такой же степени, как ониувеличивают блоху или червячка? Смогут ли они показать полотно иликакую-нибудь другую, более тонкую и прозрачную ткань так, чтобы онапредставлялась нашему взгляду подобной сетке? Но мы не будем задерживатьсядольше на усилении эксперимента, ибо все это по существу лежит за пределамипросто научного опыта и относится скорее к области причин и аксиом, т. е. кНовому Органону. Ведь там, где мы встречаемся с отрицанием, изъятием,исключением, мы начинаем видеть какой-то свет, указывающий путь к открытиюформ. Но об усилении эксперимента сказано достаточно. Применение эксперимента есть не что иное, как изобретательный переносего на какой-нибудь другой полезный эксперимент. Можно привести такойпример: каждое тело имеет определенный объем и вес. Золото обладает большимвесом и меньшим объемом, чем серебро, вода -- большим весом и меньшимобъемом, чем вино. Отсюда можно сделать весьма полезный практический вывод:зная объем и вес предметов, можно определить, сколько серебра примешано кзолоту либо сколько воды смешано с вином, -- это и было знаменитой "эврикой"Архимеда. Другой пример: мясо начинает портиться в одних помещениях быстрее,чем в других; было бы весьма полезно перенести этот эксперимент наисследование климата и применить этот принцип для того, чтобы определятьболее здоровый и менее здоровый для жизни климат, т. е. там, где мясопортится медленнее, там климат здоровее. Тот же самый принцип можноприменить и к определению более здорового и менее здорового времени года. Ноподобные примеры бесчисленны. Нужно только, чтобы люди не дремали, абеспрерывно обращали свои взгляды как на природу вещей, так и начеловеческую практику. Но о применении эксперимента сказано достаточно. Соединение эксперимента -- это тесная связь и сцепление его применений;оно имеет место там, где отдельные явления не могли бы принести сами по себекакой-то пользы, но в соединении с другими оказываются полезными. Например,если хочешь получить поздние розы или фрукты, то этого можно добиться,срезав ранние почки; того же результата можно достичь, оставляя до серединывесны корни растений не покрытыми землей; но намного вернее цель будетдостигнута, если соединить оба этих способа. Точно так же особенно сильноеохлаждение способны вызвать лед и селитра, если же их употребить вместе, торезультат оказывается еще более значительным. Но все это очевидно само посебе. Тем не менее и здесь часто могут возникнуть ошибки (как и вообще влюбой области, где еще не существует аксиом), вызванные соединениемразличных и обладающих противоположным действием веществ. Но о соединенииэксперимента сказано достаточно. Остаются случайности эксперимента. Речь идет здесь о таком способеэксперимента, в котором совершенно отсутствует какое-либо рациональноеначало, так что эксперимент производится чуть ли не в состоянии некоейодержимости, когда вдруг человеку приходит в голову провести какой-то опытне потому, что размышление или какой-то другой эксперимент натолкнули его наэтот опыт: просто он берется за него только потому, что подобный экспериментдо сих пор еще никогда не проводился. Однако я не уверен, что такой видэксперимента, о котором мы сейчас ведем речь, не скрывает в себе возможностивеликого открытия, если только перевернуть в природе, так сказать, каждыйкамень. Ведь великие тайны природы почти всегда лежат в стороне отисхоженных дорог, вдали от известных путей, так что иной раз помогает дажесама абсурдность предприятия. Но если в то же время сюда присоединится иразумный расчет, т. е. если к тому соображению, что подобный эксперимент ещеникогда не предпринимался, присоединится еще и серьезная и значительнаяпричина предпринять такого рода эксперимент, то это даст самый лучшийрезультат и поможет вырвать у природы ее тайны. Например, при воздействииогня на какое-нибудь природное тело, как известно, всегда происходит одно издвух: или какая-то часть вещества улетучивается (как, например, пламя и дымпри обычном сгорании), или же по крайней мере происходит местное разделениечастей вещества, оказывающихся на известном расстоянии друг от друга, какэто имеет место в процессе дистилляции, когда гуща оседает на дне, а пары,пробыв некоторое время в свободном состоянии, собираются в приемниках. Ноникто еще до сих пор не пытался произвести закрытой перегонки (именно так мыможем называть ее). А между тем представляется вполне вероятным, что силатепла, если бы она действовала в закрытом теле, когда не может произойти нипотери вещества, ни его освобождения, может заставить этого Протея материи^, закованного, наконец, в цепи, совершить многочисленные трансформации, приусловии, конечно, если тепло будет регулироваться, с тем чтобы не произошловзрыва сосуда. Этот процесс можно уподобить тому, что происходит вестественной матке, где действующей силой является тепло и никакая частьвещества не исчезает и не выделяется. Отличие состоит только в том, что вматке происходит еще и процесс питания, что же касается изменений, то здесьсуществует, по-видимому, полная аналогия. Таковы примеры случайностейэксперимента. В заключение мы хотим, имея в виду такого рода эксперименты, датьследующий совет: не нужно падать духом и приходить в отчаяние, еслиэксперименты, которым отдано столько сил, не приводят к желаемомурезультату. Конечно, успех опыта значительно приятнее, но и неудача частообогащает нас новыми знаниями. И нужно всегда помнить о том (мы повторяемэто непрестанно), что к светоносным опытам следует стремиться ещенастойчивее, чем к плодоносным. Мы уже сказали раньше, что научный опыт впашем понимании -- это скорее проницательность и своего рода охотничьечутье, чем наука. О Новом же Органоне мы ничего не будем говорить и нестанем даже вкратце касаться этой проблемы, потому что об этом (а ведь этосамая важная проблема из всех существующих) мы намерены с божьей помощьюнаписать специальное сочинение ^.