Глава II

Учение о методе изложения является основной и главной частью искусствасообщения. Эта дисциплина получает название мудрости сообщения. Перечисляются различные методы и указываются их преимущества и недостатки Перейдем к учению о методе изложения. Обычно его рассматривают вдиалектике. Находит оно свое место и в риторике под именем "расположение".Однако то обстоятельство, что эту дисциплину рассматривали всегда какслужанку других наук, явилось причиной того, что очень многое из того, чтомогло бы быть полезным для познания метода, оказалось упущенным. Поэтому мырешили установить основополагающее и главное учение о методе, которому мыдаем общее наименование "мудрость сообщения". Итак, будем стараться скорееперечислить различные роды метода (а они весьма разнообразны), чемустановить их подразделения. Не имеет никакого смысла говорить о"единственном методе" и о бесконечных дихотомиях ^. Ведь это было какое-топомрачение науки, которое быстро прошло, нечто, безусловно, несерьезное иодновременно в высшей степени вредное для нее. Ибо, когда сторонники такогоподхода извращают явления в угоду законам своего метода, а все, что неподходит под их дихотомии, либо отбрасывают, либо, не считаясь с природой,искажают, они тем самым уподобляются людям, выбрасывающим зерна наук иоставляющим себе лишь сухую и никому не нужную шелуху. Такой подход рождаетлишь бессодержательные компендии, разрушая самое основание наук. Итак, установим первое различение метода: метод может быть либомагистральный, либо инициативный. Иод словом "инициативный" мы повес непонимаем то, что этот метод должен давать нам только начала (initia) знаний,в то время как первый излагает науку в полном виде; наоборот, заимствуя этоттермин из священных обрядов, мы называем инициативным такой метод, которыйраскрывает и обнажает перед нами самые глубокие тайны науки. Магистральныйметод наставляет, инициативный приобщает. Магистральный требует веры в своислова, инициативный скорее стремится подвергнуть их испытанию. Первыйпередает знания всем без исключения учащимся, второй -- только сыновьямнауки. Наконец, для первого цель наук (в их настоящем состоянии) --практическая польза; для второго же такой целью является продолжение идальнейшее развитие самих наук. Второй метод представляется заброшенной изаваленной дорогой: ведь до сих пор науки преподаются у нас обычно такимобразом, как будто и учитель, и ученик, словно по уговору, взаимно стремятсяк заблуждениям. Ведь тот, кто учит, стремится в первую очередь к тому, чтобывызвать максимальное доверие к своим словам, а вовсе не к тому, чтобы найтинаиболее удобный способ подвергнуть их проверке и испытанию; тот же, ктоучится, стремится немедленно получить удовлетворяющие его сведения и вовсене нуждается ни в каком исследовании; для него значительно приятнее несомневаться, чем не заблуждаться. Таким образом, и учитель из-за честолюбиябоится обнаружить непрочность своей науки, и ученик из-за нежеланияутруждать себя не хочет испытать собственные силы. Знание же передаетсядругим, подобно ткани, которую нужно выткать до конца, и его следуетвкладывать в чужие умы таким же точно методом (если это возможно), каким онобыло первоначально найдено. И этого, конечно, можно добиться только в томзнании, которое приобретено с помощью индукции; что же касается тогопредвзятого (anticipata) и незрелого знания, которым мы располагаем, вряд ликто-нибудь легко сможет сказать, каким путем он пришел к нему. Однаковсякий, разумеется, в состоянии в большей или меньшей степени пересмотретьсобственные познания и вновь пройти путь становления своего знания иобретения доверия к нему и тем самым пересадить знание в голову слушателя втаком виде, в каком оно выросло в его собственной голове. Ведь с наукамипроисходит то же, что и с растениями: если просто нужно какое-то растение,то судьба корня для тебя безразлична, если же ты хочешь пересадить его вдругую почву, то с корнями нужно обращаться осторожнее, чем с отростками.Так же и тот метод изложения, который получил распространение в наше время,открывает нам своего рода стволы наук, может быть даже и прекрасные, носовершенно лишенные корней; они, без сомнения, очень хороши для плотника, носовершенно бесполезны для садовника. Поэтому если ты стремишься к тому,чтобы развивались науки, то не нужно слишком заботиться о стволах, нужно всестарания приложить к тому, чтобы, извлекая из земли корни, не повредить их;пусть даже на них останется приставшая к ним земля. С этим методом изложенияимеет некоторое сходство метод математиков, применяемый ими в их науке; чтоже касается общего применения такого метода, то мне нигде не приходилосьвидеть его, точно так же как и того, чтобы кто-нибудь занимался егоисследованием. Поэтому мы отнесли этот метод к числу предметов, требующихисследования и разработки, и будем называть его "передача факела", или"метод, обращенный к потомству". Следующее различение метода, близкое к первому по своей цели, на делеявляется почти полной его противоположностью. Общим для того и другогоявляется то, что они отделяют толпу слушателей от избранных учеников,противоположным же то, что здесь первый метод использует более доступныйспособ изложения, тогда как второй, о котором мы сейчас будет говорить, --более сложный и недоступный. Таким образом, второе различение методасводится к тому, что первый метод -- экзотерический, второй --акроаматический '^ Дело в том, что то различие, которое древние проводилипри издании своих сочинений, мы решили перенести на сам метод изложения. Нои сам акроаматический метод широко использовался древними, которые применялиего разумно и обдуманно. В более поздние времена этот акроаматический, илиэнигматический, способ выражения был скомпрометирован многими авторами,использовавшими его для создания неверного и обманчивого света, при которомим легче было сбыть свой фальшивый товар. Назначением же такого методаявляется, как мне кажется, стремление не допустить к тайнам наукинепосвященную чернь, используя покровы, представляемые сложным изложением, идопускать в науку только тех, кто либо со слов учителей познакомится систолкованием смысла аллегорий, либо своим собственным талантом ипроницательностью сможет проникнуть за покров тайны. Следующее различение метода имеет огромное значение для науки. Речьидет о том, что знания могут передаваться или с помощью афоризмов, илиметодически. Прежде всего необходимо заметить, что во многих случаях у людейвошло в привычку на основании самых незначительных аксиом и наблюдений сразуже воздвигать чуть ли не законченное и величественное учение, поддерживаяего кое-какими соображениями, пришедшими им в голову, украшая всевозможнымипримерами и связывая воедино определенным способом. Другой же тип изложения,с помощью афоризмов, несет с собой множество преимуществ, недоступныхметодическому изложению. Во-первых, такой способ дает нам представление отом, усвоил ли автор свою науку поверхностно и несерьезно, или же он изучилее глубоко и основательно. Ведь афоризмы неизбежно должны выражать самоесущность, самое сердцевину научного знания, иначе они будут попростусмешными. Ибо здесь отбрасываются всякие украшения и отступления, всеразнообразие примеров, дедукция и связь, а также описание практическогоприменения, так что у афоризмов не остается никакого иного материала, кромебогатого запаса наблюдений. Поэтому никто не возьмется за созданиеафоризмов, более того, даже не осмелится мечтать об этом, пока не увидит,что он обладает достаточно широкими и основательными знаниями для того,чтобы писать их. При методическом же изложении...приятность Много зависит от связи идей, от порядка -- их сила ^, что очень часто придает видимость какого-то замечательного искусстватому, что при более глубоком рассмотрении, если освободиться от всеговнешнего и обнажить сущность, оказывается совершенно ничтожным пустяком.Во-вторых, методическое изложение обладает способностью убеждать идоказывать, но в значительно меньшей степени дает указания практическогопорядка; ведь такого рода изложение использует как бы круговоедоказательство, где отдельные части взаимно разъясняют друг друга, и поэтомуинтеллект скорее удовлетворяется им; но так как действия в обычной жизни неприведены в строгую систему, а беспорядочно перемешаны, то тем болееубедительными для них оказываются и разрозненные доказательства. Наконец,афоризмы, давая только какие-то части и отдельные куски науки, приглашаюттем самым всех прибавить что-нибудь к этой науке также и от себя;методическое же изложение, представляя науку как нечто цельное изаконченное, приводит к тому, что люди успокаиваются, думая, что онидостигли вершины знания. Следующее также чрезвычайно важное различение метода сводится к тому,что знания можно передавать либо в форме утверждений, сопровождаемыхдоказательствами, либо в форме вопросов, за которыми следуют определения.Если слишком злоупотреблять вторым методом, то он может нанести такой жевред развитию науки, какой могли бы нанести успешному продвижению впередкакого-нибудь войска беспрерывные задержки и остановки перед каждоймаленькой крепостью или городком. Ведь если одержать победу в решающемсражении и сосредоточить все силы на главном направлении, то все эти мелкиеукрепленные пункты сами сдадутся добровольно. Но я, однако, согласен и стем, что далеко не всегда безопасно оставить у себя в тылу какой-нибудьзначительный и хорошо укрепленный город. Пользуясь этим сравнением, можносказать, что при изложении научных знаний следует соблюдать меру во всякогорода возражениях, использовать их осторожно и только в том случае, когданеобходимо разрушить какие-то значительные предрассудки и заблуждения ума, ини в коем случае не прибегать к ним для искусственного возбуждения всякогорода пустячных сомнений. Следующее различение метода выражается в том, что методприспосабливается к предмету изложения. Ведь по-разному излагаютсяматематические дисциплины, являющиеся самыми абстрактными и простыми(simplicia) среди наук, и политические дисциплины, которые являются наиболееконкретными и сложными науками. Как мы уже сказали, вообще невозможно кмногообразной материи успешно применить единообразный метод. Поэтому точнотак же, как мы приняли частные виды топики в открытиях, мы в какой-тостепени хотим применять 'частные методы и при изложении материала науки. Эторазличение метода требует обдуманного подхода к изложению знаний. Оноопределяется наличием тех или иных сведений и представлений о предметепреподавания в умах учащихся. Ведь по-разному следует преподавать науку,которая является совершенно новой и незнакомой для слушателей, и науку,которая оказывается близкой и родственной уже воспринятым и усвоеннымпредставлениям. Поэтому-то Аристотель, желая упрекнуть Демокрита, вдействительности хвалит его, говоря, что "если мы хотим рассуждать серьезно,то мы не должны стремиться к уподоблениям" ^ и т. д„ ставя в винуДемокриту то, что он слишком злоупотребляет сравнениями. Но ведь тем, чьидоказательства основаны на общеизвестных положениях, не остается ничегодругого, как рассуждать и логически подтверждать свои выводы. Наоборот, тем,чьи взгляды выходят за проделы общеизвестных истин, приходится выполнятьдвойную работу: во-первых, необходимо добиться понимания того, что ониутверждают, а во-вторых, доказать истинность этих утверждений; такимобразом, им по необходимости приходится прибегать к помощи сравнений иметафор для того, чтобы их мысли стали доступны человеческому восприятию.Именно поэтому мы видим, что в эпохи менее образованные, в периодмладенчества наук, когда те понятия, которые теперь стали уже общеизвестнымии банальными, были еще необычными и неслыханными, на каждом шагуупотреблялись метафоры и сравнения. А иначе все новые мысли либо, невстретив должного внимания, остались бы незамеченными, либо были быотброшены как парадоксальные. Ведь существует своего рода правило искусстваизложения, на основании которого "всякое знание, не совпадающее спредшествующими представлениями, должно искать себе опору в аналогиях исравнениях" '^. Вот что следовало сказать о различиях в методах, которые до сих пор небыли отмечены другими исследователями. Что касается остальных методов --аналитического, систатического, диеретического, а также криптического,гомерического ^ и т. п., то они совершенно правильно установлены ираспределены, так что, как мне кажется, нет никакой нужды задерживаться наних. Таковы разновидности метода. Частей же у метода две: первая частькасается архитектоники всего труда, т. е. содержания какой-либо книги,вторая -- ограничения предложений. Ведь искусство архитектуры занимается нетолько строением всего здания в целом, но и формой колонн, балок и т. п.Метод же -- это своеобразная архитектура науки, в этом отношении Рамусскорее заслуживает благодарности за то, что он восстановил великолепныестаринные правила (katholoy proton, kata panthos, kath' auto ^ и т. д.),нежели за свой единственный метод и дихотомии. Однако неизвестно почему (какэто часто изображают поэты) всегда самое драгоценное, что существует улюдей, поручается самым опасным и ненадежным сторожам. И действительно,попытка Рамуса тщательно обработать предложения привела его ко всем этимэпитомам и посадила его на мель в науке. Ведь нужны поистине счастливыепредзнаменования и покровительство какого-нибудь доброго гения тому, ктопопытается сделать научные аксиомы обратимыми, не превращая их в то же времяв круговые или обращающиеся в самих же себя. Тем не менее я не отрицаю того,что попытка, предпринятая Рамусом в этой области, была несомненно полезной. Остаются еще два вида ограничения предложений (помимо того, чтопредложения становятся обратимыми): один из них касается расширения, другой-- продления предложений. Действительно, при правильном взгляде на вещи мызаметим, что наука помимо глубины обладает еще двумя другими измерениями, аименно шириной и длиной. Глубина характеризует истинность и реальность тойили иной науки, а именно определяет ее основательность. Что же касается двухостальных измерений, то ширина может быть постигнута и измерена присопоставлении одной науки с другой, длина же рассматривается как расстояниеот самого высшего до самого низшего предложения одной и той же науки. Перваявключает в себя установление истинных пределов и границ каждой науки длятого, чтобы научные положения рассматривались в соответствующих областяхнауки, а не беспорядочно и чтобы можно было избежать повторений, отступленийи, наконец, вообще всякого смешения. Вторая устанавливает критерий,помогающий решить, до какого предела, до какой степени подробности следуетвыводить положения данной науки. Вне всякого сомнения, следует что-тооставить и на долю испытания и практики, ибо нужно избегать ошибок АнтонинаПия, не превращаясь в науке в людей, разрезающих тминное зерно, и неувеличивая до бесконечности число подразделений. Поэтому вполне заслуживаетрассмотрения то, в какой степени мы сами соблюдаем надлежащую меру в этомотношении. Ведь мы знаем, что слишком общие положения (если только они неподвергаются дедукции) дают слишком малую информацию; более того, они дажеделают науку объектом насмешек со стороны практиков, потому что приносят также мало пользы в практической деятельности, как всеобщая география Ортелиядля поездки из Лондона в Йорк. Поистине нельзя отказать в меткости сравнениюпрекрасных правил с металлическими зеркалами, в которых вообще-то можноувидеть изображения, но только после того, как они будут отполированы. Точнотак же правила и наставления оказываются полезными лишь после того, как ониподверглись испытанию на практике. Однако если бы уже с самого начала этиправила могли оказаться прозрачными, так сказать хрустальными, то это былобы лучше всего, поскольку в таком случае не было бы необходимости втщательной практической проверке. Но о науке, изучающей метод и названнойнами мудростью сообщения, сказано достаточно. Однако не следует обходить молчанием и то, что некоторые скореечванливые, чем ученые, люди немало усилий потратили на создание некоегометода, который в действительности не имеет никакого права называтьсязаконным; это по существу метод обмана, который тем не менее оказываетсявесьма привлекательным для некоторых суетных людей. Этот метод как быразбрызгивает капельки какой-нибудь науки так, что любой, нахватавшийсяверхушек знаний, может производить впечатление на других некоей видимостьюэрудиции. Таково было искусство Луллия '^, такова же и созданная некоторымиписателями типокосмия; все эти методы представляют собой не что иное, какбеспорядочную груду терминов какой-нибудь науки, дающую, однако, возможностьвсякому владеющему этой терминологией казаться владеющим и самой этойнаукой. Такого рода мешанина напоминает лавку старьевщика, где можно найтимножество тряпья, но нельзя найти ничего, что имело бы хоть какую-нибудьценность.