Глава I

Разделение учения о человеке на философию человека и гражданскуюфилософию. Разделение философии человека на учение о теле и учение о душечеловека. Установление единого общего учения о природе или состояниичеловека. Разделение учения о состоянии человека на учение о человеческойличности и учение о связи духа и тела. Разделение учения о человеческойличности на учение о слабостях человека и учение о его преимуществах. Разделение учения о связи духа и тела на учение об указаниях и овпечатлениях. Включение физиогномики и толкований естественных снов в учениеоб указаниях Если кто-нибудь, великий государь, станет нападать на меня илиоскорблять за что-то из того, что я предложил или еще предложу, то, неговоря уже о том, что я должен быть в безопасности под защитой ВашегоВеличества, да будет ему известно, что он нарушит тем самым обычай и законвойны. Ведь я всего лишь трубач и не участвую в битве; я, наверное, один изтех, о ком Гомер сказал: Здравствуйте, мужи -- глашатаи, вестники бога и смертных! ' Ибо они могли спокойно ходить повсюду, не подвергаясь нападению, дажесреди самых жестоких и непримиримых врагов. И наша труба зовет людей не ковзаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они,заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой,захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули (насколько великийгосподь в своей доброте позволит это) границы человеческого могущества. А теперь обратимся к той науке, к которой ведет нас древний оракул, т.е. к познанию самих себя ". И чем она важнее для нас, тем тщательнее следуетизучать ее. Эта наука для человека составляет цель всех наук и в то же времялишь часть самой природы. Нужно взять за общее правило, что все деления наукдолжны мыслиться и проводиться таким образом, чтобы они лишь намечали илиуказывали различия наук, а не рассекали и разрывали их, с тем чтобы никогдане допускать нарушения непрерывной связи между ними. В противном случаенауки, отделенные одна от другой, становятся бесплодными, пустыми иошибочными, не получая питания и поддержки от их общего родника. Так, ораторЦицерон жалуется на то, что Сократ и его школа впервые отделили философию отриторики и это превратило риторику в пустую болтовню \ Подобным же образомизвестно, что положение Коперника о вращении земли (распространенное и внаше время), поскольку оно не противоречит тому, что мы наблюдаем, нельзяопровергнуть исходя из астрономических принципов, однако же это можносделать исходя из правильно примененных принципов естественной философии.Наконец, искусство медицины, оторванное от естественной философии, ненамного превосходит практику знахарей. Установив этот принцип, перейдем кучению о человеке. Оно состоит из двух частей. Одна из них рассматриваетчеловека, как такового, вторая -- в его отношении к обществу. Первую из нихмы называем философией человека, вторую -- гражданской философией. Философиячеловека складывается из частей, соответствующих тем частям, из которыхсостоит сам человек, а именно из наук, изучающих тело, и наук, изучающихдушу. Но прежде чем продолжать рассмотрение отдельных частей этого деления,учредим единую общую науку о природе или состоянии (status) человека, ибоэтот предмет достоин того, чтобы быть выделенным в отдельную, независимую отдругих науку. Она касается тех вещей, которые являются общими как для тела,так и для души. Со своей стороны эта наука о природе и состоянии человекаможет быть разделена на две части, из которых одна должна заниматься цельнойприродой человека, а другая -- самой связью души и тела; первую мы назовемучением о личности человека, вторую -- учением о связи души и тела. Ясно,что все эти вопросы, представляя собой нечто общее и смешанное, не могутбыть сведены к упомянутому делению на науки, изучающие тело, и науки,изучающие душу. Учение о личности человека охватывает главным образом два предмета, аименно рассмотрение слабостей человеческого рода и его преимуществ ипревосходств. Страдания и несчастья человечества не раз оплакивались многимиписателями в прекрасных и великолепно написанных сочинениях, какфилософских, так и теологических, чтение которых столь же приятно, сколь иназидательно. Другая же наука, о преимуществах, еще заслуживает, как нам кажется,специальной разработки. Воздавая хвалы Гиерону, Пиндар удивительно изящно(как это ему присуще) говорит, что "он срывает вершины всех добродетелей" ",Немалое значение для прославления величия и красоты человеческого духа моглобы иметь сочинение, в котором было бы собрано то, что схоласты называюткрайностями, а Пиндар -- вершинами человеческой природы. Главным источникомдля этого должна послужить сама история. Речь идет о крайних или высшихступенях совершенства, которых когда-либо могла самостоятельно достичьчеловеческая природа в той или иной духовной или телесной способности.Например, замечательная способность Цезаря, который, как говорят,одновременно мог диктовать пяти секретарям, или изумительная выучка древнихриторов -- Протагора, Горгия и философов -- Каллисфена, Посидония, Карнеада,способных экспромтом произнести большую изящную речь на любую тему, защищаяс одинаковым успехом противоположные тезисы, в немалой степени прославилимогущество человеческого таланта. Другой пример, быть может, менее полезной,но еще более эффектной способности приводит Цицерон, говоря, что его учительАрхий "мог экспромтом произнести множество великолепных стихов на тему, окоторой в тот момент шла речь" ^ О величайших способностях человеческойпамяти свидетельствует тот факт, что Кир или Сципион могли по именам назватьвсех воинов своих многотысячных войск ^ Не менее интеллектуальных велики иморальные достоинства человека. Изумительный пример стойкости являет намзнаменитая история об Анаксархе, который во время допроса и пыток откусилсебе язык, чтобы не выдать тайны и выплюнул его в лицо тирана ". Не уступаетему в выдержке (хотя и проявившейся в обстоятельствах несравненно менеедостойных) один бургундец, живший уже в нашу эпоху, -- убийца герцогаОранского ^. Его били железными прутьями и раздирали раскаленными клещами,но он не издал ни единого стона, а когда что-то случайно упало на головуодного из присутствующих, то этот шалопай, уже весь покрытый ожогами, средистрашных пыток даже расхохотался (хотя незадолго до этого плакал, когда емуобстригали его прекрасные волосы). Удивительную ясность духа и спокойствие всмертный час проявляло немало людей. Такое спокойствие проявил одинцентурион, о котором рассказывает Тацит. Когда воин, которому было приказаноказнить его, крикнул ему, чтобы он сильнее вытянул шею, тот сказал: "Если быты сумел так же сильно ударить" ^ А когда герцогу Саксонскому Иоганну,сидевшему за шахматной доской, принесли приказ о назначении на завтра егоказни, то он, подозвав одного из присутствующих, сказал ему с улыбкой:"Посмотри-ка, разве не сильнее моя позиция в этой партии? А ведь он(указывая на своего партнера) после моей смерти станет хвастаться, что егопозиция была лучше". Когда накануне казни нашего соотечественника Мора,канцлера Англии, к нему пришел цирюльник (посланный остричь его из боязни,что вид его с длинными ниспадающими волосами может вызвать сострадание ународа) и спросил его, не хочет ли тот остричься, тот отказался и, обращаяськ цирюльнику, сказал: "У меня с королем идет спор о моей голове, и, преждечем он разрешится, я не стану на нее тратиться". И тот же Мор в самый моментказни, уже положив голову на роковую плаху, немного приподнялся и, отведяслегка свою отросшую бороду, сказал: "По крайней мере она-то не оскорбилакороля". Но не будем заходить слишком далеко; достаточно ясно и так, к чемумы стремимся. Мы хотим, чтобы в какой-то одной книге были собраны всечудесные свойства человеческой природы, высшие проявления ее душевных ифизических свойств и достоинств. Эта книга будет своего рода сводом триумфовчеловека. Здесь примером могут послужить сочинения Валерия Максима и ГаяПлиния, их добросовестность и глубина суждения '°. Учение о союзе или общей связи души и тела может быть разделено на двечасти. Подобно тому как союзники обмениваются между собой тем, чем ониобладают, и оказывают друг другу взаимную помощь, так и это учение о союзедуши и тела складывается из двух частей: описания того, каким образом этидве сущности (т. е. душа и тело) взаимно раскрывают друг друга и какимобразом они взаимно воздействуют друг на друга с помощью знания (notitia),или указания и впечатления. Первая часть, т. е. описание того, что можноузнать о душе исходя из состояния тела и что -- о теле исходя из акциденцийдуха, дала нам два вида науки о предсказании, один из которых известенблагодаря исследованиям Аристотеля, другой -- Гиппократа. Правда, впоследнее время эти искусства включили в себя всякого рода суеверные ифантастические представления, однако если их очистить от этих вредныхпримесей и восстановить в их истинном состоянии, то окажется, что онипокоятся на достаточно прочном природном основании и могут приносить немалуюпользу в повседневной жизни. Первое из этих искусств -- физиогномика,которая по строению тела и чертам лица определяет душевные наклонности;второе -- толкование естественных снов, раскрывающее состояния и положениятела исходя из движений души. В первой из этих дисциплин кое-что, по моемумнению, требует развития. Дело в том, что Аристотель талантливо и мастерскиисследовал тело в состоянии покоя, но он не рассматривал его в движении, т.е. оставил в стороне жесты, которые, однако, не меньше заслуживают научногоизучения; польза же такого изучения превосходит то, что дает исследованиенеподвижного тела. Действительно, очертания тела указывают лишь на общиенаклонности и стремления души, выражение же лица и движения отдельных частейтела свидетельствуют, кроме того, и об изменениях состояния души: онастроении и проявлении воли человека в данную минуту. Мне бы хотелосьвоспользоваться здесь в высшей степени удачными и столь же изящными словамиВашего Величества: "Язык поражает уши, жесты же говорят глазам" ". Этопрекрасно известно множеству проходимцев и подлецов, которые ни на минуту неотрывают взора от выражения лица и движений собеседника и используют это всвоих интересах -- ведь именно в этом и состоит в значительной мере ихловкость и мудрость. И конечно, нельзя отрицать того, что выражение лица ижесты человека удивительным образом выдают его притворство и великолепномогут подсказать момент, когда удобнее всего обратиться к нему, а этосоставляет немаловажную часть житейской мудрости. Ведь никто же не считает,что такое искусство, имея какое-то значение по отношению к тем или инымотдельным людям, не выражает общего правила, ибо мы смеемся, плачем,краснеем, мрачнеем почти одинаково и в большинстве случаев то же самое можносказать и о более тонких движениях души. Но если кто-нибудь захочет в этойсвязи вспомнить и о хиромантии, то пусть знает, что это абсолютнонесерьезная и пустая вещь, недостойная вообще даже упоминания в такого родасочинении. Что же касается толкования естественных снов, то эта наукаизлагается в некоторых ученых трудах, изобилующих, к сожалению, множествомсамых нелепых измышлений. В данный момент я хочу только сказать, что этомуискусству но дали еще достаточно прочного основания. А между тем оносводится к следующему: если действие какой-то внутренней причины аналогичнодействию какой-либо внешней причины, то это внешнее действие обычновоспроизводится во сне. Например, давление, вызванное скоплением газов вжелудке, сходно с давлением на живот какой-нибудь внешней тяжести, и поэтомулюди во время ночных кошмаров видят во сне, что на них наваливается тяжесть,и видят при этом множество связанных с этим подробностей. Точно так жетошнота, вызванная морской качкой, похожа на тошноту, вызванную скоплениемгазов в животе, и поэтому ипохондрикам довольно часто снится, что они плывутна корабле и их качает. Можно привести бесчисленное множество аналогичныхпримеров. Вторая часть учения о союзе души и тела, которую мы назвали"впечатление", еще не представляет собой сформировавшейся науки; эти вопросылишь иногда вскользь затрагивались в сочинениях на другие темы. А эта частьимеет для себя такое же соответствие, как и первая. Ибо она рассматриваетдва вопроса; каким образом и в какой мере мокроты и все физическое состояниетела меняют душу и влияют на нее? или. наоборот, каким образом и в какоймере страсти и восприятия души изменяют тело и влияют на него? Первыйвопрос, как мы знаем, иногда рассматривается в медицине, но и он страннымобразом оказался тесно связанным с религией. В самом деле, врачи выписываютлекарства для лечения душевных болезней, например мании или меланхолии,более того, они пытаются найти средства для восстановления хорошегонастроения, для укрепления духа, для увеличения физических сил, для развитияумственной деятельности, для улучшения памяти и т. п. Но установленные всекте пифагорейцев, в ереси манихейцев и в законе Магомета ограничения ввыборе пищи и питья, омовения и другие правила, касающиеся тела, превосходятвсякую меру. В религиозных законах существует множество предписаний, строгозапрещающих употребление в пищу крови и жира, четко разделяющих животных начистых и нечистых (имея в виду их употребление в пищу). Даже самахристианская вера, хотя и свободная и очистившаяся от мрака ложныхверований, сохраняет все же требования постов, воздержаний и т. п„ чтоспособствует унижению и умерщвлению плоти, рассматривая все это не толькокак чисто ритуальные, но и как полезные вещи. Основа же всех этих запретов(не касаясь собственно обрядовой стороны и искуса послушания) лежит именно втом, о чем мы здесь говорим, т. е. в том, что душа страдает вместе с телом.Если же какой-нибудь не очень умный человек подумает, что такого родавоздействие тела на душу ставит под сомнение бессмертие души или лишает душуее власти над телом, то на такое легкомысленное сомнение достаточно такогоже ответа. Пусть он возьмет в качестве примера, скажем, ребенка во чревематери, который испытывает вместе с матерью одни и те же воздействия, однакоже в положенное время покидает ее тело, или же монархов, которые, несмотряна свое могущество, иногда уступают просьбам своих слуг, сохраняя при этомсвое царское величие. Противоположная сторона этого учения (о воздействии души и ее аффектовна тело) также находит себе место в медицине. Ведь нельзя найти ни одногоболее или менее серьезного врача, который бы не занимался рассмотрением иизучением душевного состояния, что весьма важно для лечения, а также длятого, чтобы в значительной степени усиливать действие всех других средствили, наоборот, ослаблять. Однако исследование другого вопроса, имеющегоотношение к предыдущему, до сих пор проводилось очень слабо и ни в коемслучае не соответствовало ни его сложности, ни той пользе, которую он можетпринести. Речь идет о том, в какой степени само воображение души (еслиоставить в стороне аффекты) или навязчивая неотступная мысль, превратившаясяуже в своего рода убеждение, влияет на физическое состояние человека? Ведьхотя такое состояние, несомненно, приносит вред, из этого, однако, вовсе неследует, что оно в равной мере способно приносить пользу, подобно тому какиз факта существования вредного воздуха, несущего мгновенную смерть, нельзясделать заключение о необходимости существования столь же целебного воздуха,приносящего мгновенное выздоровление. Такого рода исследование принесло бы,конечно, огромную пользу, но, как говорит Сократ, здесь нужен "Делосскийводолаз" ^, ибо проблема эта достаточно глубока. Далее, среди всех этихразделов учения о союзе, т. е. о согласии души и тела, нет ничего стольнеобходимого, как исследование того, где, собственно, помещаются вчеловеческом теле и его органах отдельные способности души. Недостатка висследователях этого вопроса нет, однако результаты их исследований побольшей части или противоречивы, или недостаточно серьезны; и здесь,конечно, необходимы и больший талант, и более тщательное изучение проблемы.Во всяком случае мнение Платона ^ о том, что интеллект располагается вмозгу, как в крепости, дерзость (animositas) (которую он неудачно называетвспыльчивостью, тогда как она значительно ближе к высокомерию и гордости) --в сердце, похоть и чувственность -- в печени и т. д., может быть, и неследует совершенно отбрасывать, однако же не следует и слишком восторженнохвататься за него. Кроме того, нельзя считать правильным и помещение всехупомянутых интеллектуальных способностей (воображения, рассудка, памяти) вжелудочках мозга. Таким образом, мы изложили учение о природе человека вцелом и учение о связи души и тела. Глава II Разделение учения о человеческом теле на медицину, косметику, атлетикуи науку о наслаждениях. Разделение медицины на три отдела: поддержаниездоровья, лечение болезней и продление жизни; последняя часть должна бытьотделена от остальных двух Учение о человеческом теле имеет столько же разделов, сколько благнесет с собою тело. А человеческое тело обладает четырьмя благами:здоровьем, формой или красотой, силой, наслаждением. Столько же существует инаук: медицина, косметика, атлетика и наука о наслаждениях, которую Тацитназывает утонченной роскошью '". Медицина -- одно из самых благородных искусств, -- по словам поэтов,"происходит из знатнейшего рода". Поэты сделали главным богом медициныАполлона, а сыном его -- Эскулапа, тоже бога и учителя медицины, ибо еслиСолнце является создателем и источником жизни всего, что существует вприроде, то врач, поддерживая и охраняя жизнь, оказывается своего родавторым источником жизни. Но неизмеримо большее достоинство придают медицинедела Спасителя, который был врачевателем и души, и тела, сделав душуподлинным предметом своего небесного учения, а тело предметом своих чудес.Ведь нигде не написано, что он совершил хоть одно чудо, относящееся кпочестям или деньгам (за исключением единственного, с помощью которого онзаплатил подать кесарю), но все чудеса его сводились либо к сохранению иподдержанию, либо к лечению человеческого тела. Предмет медицины, а именно человеческое тело, из всего того, чтосоздала природа, лучше всего поддается действию лекарств, но в свою очередьприменение этих лекарств особенно сопряжено с ошибками. Ибо тонкость имногогранность объекта лечения, давая, с одной стороны, очень большиевозможности для лечения, с другой стороны, весьма сильно увеличиваетвозможность ошибок. Таким образом, поскольку это искусство (особенно внынешнем его состоянии) строится главным образом лишь на догадках,исследования в этой области следует отнести к числу наиболее трудных итребующих особого внимания. Но мы не собираемся на этом основании разделятьс Парацельсом и алхимиками их сумасбродные идеи относительно того, что вчеловеческом теле можно обнаружить соответствия отдельным видам,существующим во Вселенной (звездам, минералам и т. п.), ибо эти баснипредставляют собой несерьезное и примитивное истолкование знаменитогоположения древних, что человек -- это микрокосм, т. е. уменьшенный образвсего мира, и применение этого положения к их собственным измышлениям. Нотем не менее дело обстоит так, что (как мы уже начали говорить) среди всехтел, созданных природой, нельзя найти ни одного, которое было бы столь жесложным и многообразным, как человеческое тело. Мы видим, что травы ирастения получают пищу из земли и воды, животные питаются травой и плодами,человек же питается мясом самих животных (четвероногих, птиц, рыб), а такжетравами, зерном, плодами, соками и другими жидкостями; при этом прежде, чемпойти в пищу человеку, все это в различной форме смешивается и готовится сдобавлением всяких приправ. К этому нужно добавить, что образ жизни животныхпроще, факторы, воздействующие на их тело, не столь многочисленны, да идействуют они сравнительно однообразно, в то время как человек подвергаетсяпочти бесконечному множеству различных изменений: ему приходится менятьместо жительства, занятия, испытывать различные аффекты во время сна ибодрствования. Поэтому в высшей степени правильно, что среди всегоостального человеческое тело наиболее возбудимо (fermentatum) и сложно посвоему составу. Душа же, напротив, является самой простой из всехсубстанций, так что удачно сказал поэт:... и чистым оставит Оный эфирный состав и пламя Авры начальной '°. Поэтому меньше всего следует удивляться тому, что душа, находящаяся втеле, не может найти себе покоя, ибо, как гласит известная аксиома: движениевещей беспокойно, если они не на месте, и спокойно, если они на месте. Новернемся к делу. Это разнообразное и тонкое строение человеческого теласделало его подобным сложному и капризному музыкальному инструменту,способному легко утратить свою гармонию. Поэтому имеет смысл соединениепоэтами в лице Аполлона музыки и медицины: ведь дух обоих этих искусствпочти одинаков; а обязанность врача состоит целиком в том, чтобы уметь такнастроить лиру человеческого тела и так играть на ней, чтобы она ни в коемслучае не издавала негармонических и неприятных для слуха созвучий. Такимобразом, именно непостоянство и неоднородность предмета сделали искусствомедицины основанным скорее на догадках, чем на прочном знании, а этанепрочность основания медицины в свою очередь открыла широкую дорогу нетолько для ошибок, но и для прямого обмана. Дело в том, что почти всеостальные искусства и науки мы можем оценить, исходя из их собственногодостоинства и присущих им функций, а не по их успехам и результатам.Адвоката оценивают по самой его способности вести процесс и выступать всуде, а не по результатам того или иного процесса; точно так же и кормчегомы оцениваем по его умению управлять рулем, а не по успеху какого-топутешествия. Что же касается врача, да, пожалуй, еще и политическогодеятеля, то едва ли существуют какие-то особые действия или навыки, спомощью которых они могли бы с полной очевидностью продемонстрировать своедарование и искусство: и главным образом сам исход дела приносит им илипочет, или позор, и приговор этот часто оказывается совершеннонесправедливым. Ведь когда больной умирает или выздоравливает, когдагосударство находится в цветущем состоянии или приходит в упадок, разве хотькто-нибудь знает, является ли это результатом случайности или сознательнойдеятельности врача или политика. Поэтому очень часто случается так, чтослава достается обманщику, а опытный и искусный человек подвергаетсяосуждению. Более того, человеческая слабость и легковерие столь велики, чточастенько люди ученому врачу предпочитают шарлатана и знахаря. Поэтому, какмне кажется, поэты были весьма прозорливы и проницательны, считая Киркусестрой Эскулапа и обоих их называя детьми Солнца. Именно так говорится встихах об Эскулапе, рожденном Фебом: Изобретателя сам врачеваний таких и искусства Молнией Фебова сына к Стигийским волнам низринул. И точно так же о Кирке, дочери Солнца: Где недоступные рощи дочь роскошная Солнца Неумолкаемым полнит пеньем и в пышных чертогах Благоуханные кедры, как свечи ночные, сжигает ^. Ведь во все времена в глазах толпы знахари, ворожеи и обманщики были вкакой-то мере соперниками врачей и, пожалуй, могли поспорить с ними впопулярности своих методов лечения. Ну и каков же результат этого? Врачистали думать о себе то же, что говорил по более важному поводу Соломон:"Если и у глупца, и у меня -- один и тот же конец, то какая мне польза оттого что я отдал больше сил для достижения мудрости?" '" Во всяком случае яне осуждаю врачей за то, что они довольно часто уделяют какому-то другомулюбимому ими делу гораздо больше времени, чем своему собственному искусству.Среди врачей можно найти поэтов, любителей древности, критиков, риторов,политических деятелей, теологов, к тому же более образованных во всех этихнауках, чем в собственной профессии. Это происходит, я полагаю, не потому(как упрекнул врачей некий обличитель наук), что, имея постоянно передглазами вещи столь неприятные и печальные, они испытывают необходимостьвообще отвлечься от этого и заняться чем-то другим (ибо, будучи людьми, онисчитают, что ничто человеческое им не чуждо '^), но именно по той самойпричине, о которой мы сейчас говорим, -- они считают, что для их репутации идля их заработка совершенно не имеет никакого значения, являются ли онипосредственными врачами или достигли в своем искусстве высшей степенисовершенства. Ведь непреодолимый ужас смерти, сладость жизни, обманчивыенадежды, советы друзей заставляют людей легко доверять любым врачам, каковыбы они ни были. Но если разобраться повнимательнее, то окажется, что все этоскорее можно поставить в вину врачам, чем привести в их оправдание, потомучто они должны не совершенно отбрасывать надежду, а, напротив, напрягать всесвои усилия. Действительно, всякий, кто захочет разбудить свое внимание и,не торопясь, осмотреться вокруг, уже из самых обыденных и знакомых примеровлегко поймет, какой огромной властью над всем разнообразием материи или формвещей обладает тонкий и проницательный ум. Нет ничего разнообразнее, чемчеловеческие лица и их выражение, однако память способна удержатьбесконечные их различия; более того, художник, обладая несколькими баночкамикрасок, остротой зрения, силой воображения и твердостью руки, мог бы своейкистью воспроизвести и нарисовать лица всех людей, когда-либосуществовавших, существующих, и тех, которые будут существовать (если бы емуудалось увидеть их). Нет ничего разнообразнее, чем человеческий голос,однако мы легко различаем и узнаем голоса отдельных людей; более того,существует немало шутов и мимов, умеющих подражать чему угодно, живовоспроизводить любые звуки и голоса. Нет ничего более разнообразного, чемартикулированные звуки, т. е. слова, однако существует возможность свести ихк небольшому числу букв алфавита. Поэтому не может быть сомнения в том, чтоесли в науке встречается еще очень много сложного, запутанного инепознанного, то это происходит не оттого, что человеческий ум не обладаетдостаточной тонкостью и способностью понимания таких вещей, но скореепотому, что объект познания находится слишком далеко. Ведь с интеллектомпроисходит то же, что и с чувственным восприятием отдаленного объекта,которое в большинстве случаев бывает неверным, а при должном приближении кобъекту дает о нем верное представление. Люди обычно наблюдают природуиздалека, как бы с высокой башни, и слишком много уделяют внимания общимрассуждениям, но если бы они решились спуститься с этой башни и обратиться кисследованию частных вопросов, внимательнее и глубже изучить самоедействительность, то восприятие ее было бы значительно более истинным иприносило бы больше пользы. Таким образом, для того чтобы сделать нашепознание более истинным, необходимо не только совершенствовать и укреплятьсами органы восприятия и мышления, но и приблизить к ним объект познания.Поэтому не должно быть никакого сомнения в том, что, если врачи, оставивхотя бы отчасти общие рассуждения, решатся пойти навстречу природе, онисумеют овладеть ею, о чем и говорит поэт: Так как различны болезни -- их мы по-разному лечим, Сколько бы ни было зол, столько ж спасенья путей ". Врачи тем более обязаны это сделать, что те философские учения, накоторые они опираются как в исследовании методов лечения, так и вприготовлении лекарственных средств (ибо медицина, не основанная нафилософии, не может быть надежной), в действительности мало чего стоят.Поэтому если слишком общие положения, даже когда они верны, содержат в себеуже тот недостаток, что мало побуждают человека к действию, то, конечно же,значительно большая опасность таится в тех общих положениях, которыеоказываются ложными и тем самым приводят к неправильным выводам. Итак, медицина, как видим, до сих пор продолжает находиться в такомсостоянии, что она скорее хвастается своими успехами, чем действительноразрабатывается, а если даже и разрабатывается, то не развивается и неприумножается, ибо все усилия, потраченные на нее, скорее выглядят какдвижения по замкнутому кругу, чем как действительное продвижение вперед. Янахожу, что авторы медицинских сочинений очень много повторяют одно и то жеи очень мало прибавляют нового. Мы разделим медицину на три части, которымиобозначим три ее предназначения. Первая обязанность медицины -- сохранениездоровья, вторая -- лечение болезней, третья -- продление жизни. Впрочем,эту последнюю врачи, как мне кажется, не признают важной частью своегоискусства, довольно неразумно объединяя ее с двумя остальными. Они считают,что если им удается предупреждать наступление болезней или излечивать их,когда они возникают, то это уже само по себе влечет продление жизни. Хотяэто не вызывает ни малейшего сомнения, однако здесь врачи оказываются весьманедальновидными, не замечая, что и то и другое относится только к болезням иимеет в виду только такое продление человеческой жизни, которомупрепятствуют болезни, сокращая ее. Но никто из врачей не исследовал должнымобразом, как продлить самое нить жизни и на какое-то время отдалить смерть,незаметно подкрадывающуюся к человеку, как результат естественного распада истарческой атрофии организма. И пусть никого не смущает и не волнует, что мырассматриваем как задачу и предмет науки прежде всего то, что подвластносудьбе и божественному провидению. Конечно, вне всякого сомнения, отпровидения в равной мере зависит любая смерть, и насильственная, иявляющаяся результатом либо болезни, либо старости, однако это вовсе неисключает мер предосторожности и лечения. Искусство и труд человека неповелевают природой и судьбой, а прислуживают им. Но об этом мы скажемнесколько позже; здесь же мы хотели только предупредить, чтобы никтоошибочно не смешивал эту третью, лежащую на медицине обязанность с двумяпредыдущими, что до сих пор делалось почти всегда. Что касается задачи поддержания здоровья, являющейся первой изперечисленных нами обязанностей медицины, то об этом писало много ученыхдостаточно неудачно, впрочем, как и во многих других отношениях, придавая,по нашему мнению, чрезмерное значение ограничению числа продуктов питания иотбору их и уделяя значительно меньше, чем нужно, внимания определениюнеобходимого для организма количества их. Ну а если они все же говорили онеобходимом для человека количестве пищи, то, подобно философам-моралистам,чрезмерно восхваляли умеренность, несмотря на то, что и превратившееся впривычку недоедание и ставшее обычным, ничем не ограниченное обильноепитание могут сохранить здоровье лучше, чем эта знаменитая умеренность,которая делает человеческий организм слабым и неспособным, когда необходимопереносить как излишества, так и недостаток. Далее. Никто из врачей какследует не систематизировал и не описал те виды упражнений, которые особеннополезны для сохранения здоровья, хотя едва ли существует такая болезнь,которую нельзя было бы предупредить соответствующим видом упражнений.Например, при болезни почек полезна игра в кегли, при заболевании легких --стрельба из лука, для желудка полезны прогулки и верховая езда и т. д. Нотак как мы рассматриваем эту часть о сохранении здоровья лишь в целом, то впашу задачу сейчас не входит разбирать менее значительные недостатки. Лечение болезней составляет ту часть медицины, на которую былозатрачено особенно много труда, хотя результаты его оказались весьмаскудными. Она представляет собой учение о болезнях, которым подверженочеловеческое тело, о причинах этих болезней, их симптомах и средствахлечения. В этом втором разделе медицины очень многое требует изучения иразвития. Мы изложим здесь лишь несколько наиболее важных вопросов; думаю,что будет достаточно просто перечислить их, не следуя какому-нибудьопределенному порядку или методу изложения. Прежде всего укажем на то, что давно уже забыт введенный Гиппократом ввысшей степени полезный обычай тщательно и аккуратнейшим образом записыватьвсе, что происходит с больным, сообщая о природе болезни, о примененномлечении, об ее исходе. И поскольку мы уже обладаем столь удачным изамечательным примером этого в лице человека, считающегося отцом даннойнауки, то нам нет никакой необходимости искать какой-нибудь иной пример,заимствованный из других областей знания, например из весьма разумнойпрактики юристов, у которых издавна существует обычай записывать все болееили менее интересные случаи и новые решения для того, чтобы быть лучшеподготовленными на будущее. Поэтому я считаю, что необходимо непрерывновести описание всех болезней и после тщательного и серьезного отбораобъединить их в одном собрании. Это собрание, по моему мнению, не должнобыть настолько обширным, чтобы включать в себя все совершенно заурядные иобыденные случаи (ибо это не имело бы конца и не принесло бы никакойпользы), но, с другой стороны, оно и не должно быть столь сжатым, чтобывключать в себя только редчайшие и поразительные случаи (что и делаютнекоторые авторы). Ведь многое оказывающееся необычным в способе иобстоятельствах своего осуществления вовсе не является таковым в самойсущности. Но тот, кто посвятит себя тщательным наблюдениям, даже, казалосьбы, в самых обычных вещах сможет обнаружить многое достойное внимания. То же самое обычно происходит и в анатомических изысканиях: имеющееотношение к человеческому телу вообще исследуется самым тщательным образом,здесь проявляется живой интерес и отмечается любая мельчайшая деталь; когдаже дело доходит до исследования того многообразия, которое мы встречаем вразличных телах, энергия врачей вдруг ослабевает. Поэтому я считаю, чтообщая анатомия исследована самым подробнейшим образом, сравнительная жеанатомия требует дальнейшего развития. Действительно, люди научились хорошоисследовать отдельные части тела, их состав, форму, расположение, но онизначительно меньше внимания уделяют наблюдениям над различием форм ипризнаков этих частей у разных людей. Я считаю, что такого рода упущениепроисходит лишь по той простой причине, что в первом случае может бытьвполне достаточно одного или двух вскрытий, а во втором (когда речь идет осравнении и исследовании отдельных случаев) необходимо внимательное ивсестороннее изучение многих трупов. К тому же в первом случае ученые имеютвозможность покрасоваться на лекциях перед толпой слушателей, а во второмрезультат может быть достигнут лишь после долгих и кропотливых исследований.А между тем не вызывает никакого сомнения, что форма и строение внутреннихчастей организма почти не уступают в разнообразии очертаниям и формамвнешних органов: что формы сердца, печени или желудка у людей столь жеразнообразны, как и формы лба, носа или ушей. А между тем в самих этихразличиях внутренних органов довольно часто и заключены постоянные причины(causae continentes) многих болезней. Врачи, не обращая на это внимания,иной раз обвиняют в этом совершенно безвредные мокроты (humores), тогда какдействительным виновником заболевания является само строение какого-либооргана. Если при лечении таких болезней применять возбуждающие средства, тоэто не даст хороших результатов, ибо в данном случае возбуждение вредно.Напротив, следует исправить положение органа и с помощью режима питания иобычных средств лечения найти возможность успокоить боль и облегчить течениеболезни. Подобным же образом к области сравнительной анатомии относится итщательное изучение как всякого рода жидкостей, так и следов, и отпечатковболезней, наблюдаемых в процессе многочисленных вскрытий. Ведь обычно привскрытиях почти не обращают внимания на мокроты, видя в них лишь вызывающиеотвращение нечистоты, тогда как в высшей степени необходимо отметить, какиесуществуют виды различных мокрот, встречающихся в человеческом теле, исколько их (не слишком полагаясь здесь на уже существующее деление), в какихобластях и полостях тела они преимущественно образуются и скапливаются, вчем их польза и их вред и т. п. Точно так же сравнительная анатомия,опираясь на собранные воедино многочисленные опыты множества врачей, должнаочень заботливо и внимательно исследовать и тщательно сопоставлять междусобой обнаруженные при различных вскрытиях следы и отпечатки болезней,причиненные этими болезнями повреждения и полное поражение внутреннихорганов, как-то: нарывы, сокращения, растяжения, конвульсии, вывихи,смещения, завалы, переполнения, опухоли, а также все противоестественныеявления, встречающиеся в человеческом теле, например камни, мясистыенаросты, шишки, черви и т. п. А ведь до сих пор все это разнообразие явленийлибо рассматривается в анатомических исследованиях от случая к случаю, либовообще обходится молчанием. Что можно сказать о другом недостатке анатомии, заключающемся в том,что обычно не производится анатомических исследований на живых телах? Ведьэто действительно отвратительная и варварская вещь, вполне справедливоосужденная Цельсом ^. Однако не менее правильно и сделанное еще древниминаблюдение, что многочисленные мельчайшие поры, проходы и отверстия, которыеневозможно обнаружить при анатомических вскрытиях, потому что они закрыты иневидимы в трупах, в живых телах раскрыты и могут быть обнаружены. Но длятого чтобы одновременно удовлетворить и соображениям пользы и требованиямгуманности, нет необходимости совершенно отказываться от вивисекций илинадеяться на случайные наблюдения хирургов (что делал сам Цельс), ибоподобные наблюдения можно с успехом проводить на операциях с живымиживотными, которые, несмотря на отличие своих органов от человеческих, моглибы удовлетворить потребности такого исследования, если, разумеется, при этомделать правильные выводы, Переходя к исследованиям самих болезней, мы видим, что врачи считаюточень многие болезни неизлечимыми, причем одни считаются неизлечимыми ссамого начала заболевания, другие -- после какого-то определенного периода.Так что проскрипции Л. Суллы и триумвиров оказываются совершенным пустякомпо сравнению с проскрипциями врачей, своими совершенно несправедливымиприговорами осуждающих на смерть такое множество людей, из которых, правда,очень многие избегают ее гораздо легче, чем это некогда удавалось жертвамримских проскрипций. Поэтому я абсолютно не сомневаюсь в необходимостисоздать какую-то книгу о лечении болезней, считающихся неизлечимыми, длятого чтобы она побудила и призвала выдающихся и благородных врачей отдатьсвои силы этому труду, насколько это допускает природа, поскольку уже самоутверждение, что эти болезни являются неизлечимыми, как бы санкционирует ибезразличие, и халатность, спасая невежество от позора. И я хотел бы пойти здесь немного дальше: я совершенно убежден, что долгврача состоит не только в том, чтобы восстанавливать здоровье, но и в том,чтобы облегчать страдания и мучения, причиняемые болезнями, и это не толькотогда, когда такое облегчение боли как опасного симптома болезни можетпривести к выздоровлению, но даже и в том случае, когда уже нет совершенноникакой надежды на спасение и можно лишь сделать самое смерть более легкой испокойной, потому что эта эвтаназия ^, о которой так мечтал Август, уже самапо себе является немалым счастьем; примером такой счастливой смерти можетслужить кончина Антонина Пия, который, казалось, не умер, а заснул глубокимсладким сном. То же самое, как говорят, выпало и на долю Эпикура: когда егосостояние стало безнадежным, он заглушил все чувства и боль в желудке,упившись вином, откуда и эти слова эпиграммы: И затем уже пьяный он испил воды Стикса ", т. е. вином заглушил горечь стигийской воды. А в наше время у врачейсуществует своего рода священный обычай остаться у постели больного и послетого, как потеряна последняя надежда на спасение, и здесь, по моему мнению,если бы они хотели быть верными своему долгу и чувству гуманности, онидолжны были бы и увеличить свои познания в медицине, и приложить (в то жевремя) все старания к тому, чтобы облегчить уход из жизни тому, в ком еще неугасло дыхание. Эту часть медицины мы называем исследованием внешнейэвтаназии (в отличие от той эвтаназии, которая рассматривает подготовкудуши) и считаем, что эта дисциплина должна получить развитие. Кроме того, в учении о лечениях болезней я вижу один общий недостаток.Дело в том, что современные врачи хотя и совсем неплохо могут указать общеенаправление лечения, однако конкретные средства, специально предназначенныедля лечения отдельных болезней, они или недостаточно хорошо знают, или неслишком продуманно применяют. Своими безапелляционными суждениями ониразрушили и уничтожили достижения старой и проверенной на опыте медицины, попроизволу прибавляя, отнимая или меняя что-то в методах лечения, подобноаптекарям заменяя одно средство другим; они так высокомерно повелевалимедициной, что медицина сама перестала повелевать болезнями. Ведь заисключением териака, митридатия и. может быть, диаскордия, алькермеса инемногих других средств, они не придают серьезного значения почти ни одномуопределенному лекарству и не применяют их строго. Ведь то лекарства, которыепродают в аптеках, скорее оказывают действие на общее состояние организма,чем предназначены, собственно, для лечения того или иного заболевания,поскольку они по существу не имеют в виду специально ни одной болезни, алишь способствуют общему очищению, раскрытию закупорок, укреплениюпищеварения. Результатом этого оказывается прежде всего, что знахари иворожеи успешнее лечат болезни, чем ученые врачи, потому что они точно искрупулезно соблюдают рецепты изготовления и составления испытанных средств.Мне по этому поводу вспоминаются слова одного знаменитого у нас в Англииврача, кажется иудейской веры, последователя арабской школы медицины: "Вашиевропейские врачи, конечно, ученые люди, но только они не умеют лечить ниодной болезни". Он же обычно, шутя, хотя, впрочем, и весьма недостойно,говорил, что наши врачи похожи на епископов, которые умеют только венчать иотпускать грехи и ничего больше. Но, говоря серьезно, как того и требуетсамо дело, мы считаем чрезвычайно важным, чтобы несколько знаменитых врачей,известных как своей практической деятельностью, так и ученостью, создалируководство по применению хорошо испытанных и проверенных на практикелекарств, предназначенных для лечения определенных болезней. Ибо есликто-нибудь, исходя из внешне эффектных соображений, полагает, что ученыйврач должен скорее приспосабливать свои средства лечения к обстоятельствам,учитывая особенности организма и возраст своих пациентов, время года, ихобраз жизни и т. п., а не придерживаться неуклонно каких-то определенныхпредписаний, то такое представление обманчиво: оно недостаточно доверяетопыту, слишком переоценивая возможности суждения. И точно так же как вРимской республике наиболее полезными и лучшими гражданами были те, кто,будучи консулами, поддерживал народ, а становясь народными трибунами,принимал сторону сената, так и в той области, о которой мы сейчас говорим,мы ценим тех врачей, которые, обладая обширными знаниями, придают большоезначение результатам практики, а достигнув выдающихся успехов в практикелечения, не пренебрегают общими методами и принципами науки. Изменения жесостава лекарств (если когда-нибудь возникает в этом необходимость) должныкасаться скорее их второстепенных частей, чем самого основного состава, вкотором ничего не следует менять без очевидной необходимости. Итак, мысчитаем, что необходимо создать и развивать этот раздел медицины,посвященный подлинным и эффективным средствам лечения. В этом деле необходимочень тщательный и строгий отбор средств, и сама эта работа может бытьвыполнена только общими усилиями лучших врачей. В области приготовления лекарств (особенно принимая во вниманиеисключительные и широко известные успехи химиков в создании лекарств изминеральных веществ и то, что эти лекарства более безопасны при наружном,чем при внутреннем их употреблении) меня удивляет, что до сих пор не нашлосьникого, кто бы поставил себе задачу искусственно создать целебные воды пообразцу тех, которые существуют в естественных горячих и минеральныхисточниках, А между тем известно, что эти источники получают свою целебнуюсилу от тех залежей минералов, через которые они протекают, и очевиднымдоказательством этого служит то, что человек, пожалуй, вполне мог бы спомощью кропотливого анализа точно определить, какие именно минералы входятв состав этих вод, например сера, купорос, железо и т. п. Если бы удалосьискусственным образом воссоздать эти естественные растворы, то во властичеловека было бы приготовлять любые виды таких вод в зависимости отпрактических требований и по своему усмотрению управлять их составом. Итак,мы считаем необходимым создание такой отрасли медицины, целью которой должностать подражание природе в создании искусственных минеральных вод, вещи безсомнения и полезной, и вполне выполнимой. Не вдаваясь в рассмотрение отдельных частностей более подробно, чемэтого требует поставленная нами цель и допускает сам характер этоготрактата, завершим эту часть сочинения указанием еще на один недостаток,представляющийся нам весьма серьезным. Речь идет о том, что имеющийся у наскруг лечебных средств слишком узок для того, чтобы можно было ожидать отнего какого-нибудь значительного и серьезного результата. Во всяком случае,по нашему мнению, было бы скорее приятной мечтой, чем действительносерьезным предположением, надеяться на то, что может существоватькакое-нибудь могучее и чудодейственное лекарство, одного употреблениякоторого было бы достаточно для исцеления от какой-нибудь очень серьезнойболезни. Поистине чудесной была бы речь, одно произнесение или даженеоднократное повторение которой могло бы исправить или уничтожитькакой-нибудь порок, прочно и глубоко укоренившийся в душе. На деле всеобстоит далеко не так. Но что действительно обладает в природеисключительным могуществом, так это порядок, последовательность,систематичность и искусное чередование. Хотя все это требует от врача болееглубоких размышлений, а от больного -- больше терпения и твердости, однакоэти усилия с избытком компенсируются значительностью достигнутыхрезультатов. Правда, видя ежедневные усилия врачей, их посещение больных,пребывание у них, назначение лекарств, можно было бы подумать, что ониактивно проводят лечение и твердо идут по какому-то одному определенномупути, однако, если более внимательно присмотреться к их назначениям,приходишь к убеждению, что большинство принимаемых ими мер свидетельствуют опостоянных колебаниях и неуверенности, что они часто импровизируют иназначают то, что им в данный момент пришло в голову, ни имея никакогоопределенного заранее обдуманного плана лечения. А ведь они должны были бы ссамого начала, после того как внимательно осмотрели больного и поставилиправильный диагноз заболевания, обдумать четкий курс лечения и не отступатьот него без серьезных оснований. Врачам следовало бы хорошо знать, чтоправомерно, например, назначать для лечения какой-нибудь серьезной болезни,может быть, три или четыре лекарства, которые, если их принимать всоответствующем порядке, через определенные промежутки времени, должныпомочь больному, но, если принимать только некоторые из них и изменитьпорядок приема или не соблюдать необходимых промежутков между приемами,могут оказаться даже вредными, При этом мы совсем не хотим назвать лучшимкакой-то скрупулезный, педантичный до суеверия способ лечения, ибо не всякаяузкая дорога -- это дорога к небу, но мы хотим только, чтобы эта дорога былабы в такой же степени правильной, в какой она узка и трудна. Это направлениемедицины, которое мы называем врачебной нитью, мы считаем необходимымразвивать. Таким образом, мы перечислили все, что, по нашему мнению,необходимо создать или развить в науке о лечении болезней. Остается,пожалуй, только еще одно пожелание, может быть даже более важное, чем всеостальные. Необходима подлинная и действенная естественная философия, накоторой должно строиться все здание медицинской науки. Впрочем, это ужедругая тема. Третьим разделом медицины мы назвали учение о продлении жизни. Этанаука, которая еще нова и по существу только должна быть создана,представляется нам самой важной частью медицины. Если удастся создатьподобную науку, то медицина уже не будет иметь дело только с тяготамилечения, а сами врачи заслужат благодарность и уважение не только потому,что они необходимы, но прежде всего за тот самый, пожалуй, драгоценный длясмертных земной дар, который они по воле божьей смогут нести людям ираспределять среди них. Ведь хотя для христианина, стремящегося к землеобетованной, мир подобен пустыне, однако следует считать даром божественноймилости, если у идущих через эту пустыню меньше износится их одежда исандалии, т. е. наше тело, являющееся как бы одеянием души. Считая эту наукуодной из важнейших и требующих своего развития, мы, по нашему обыкновению,сделаем здесь несколько предупреждений и дадим ряд указаний и наставлений. Прежде всего мы хотим напомнить, что из всех авторов, писавших на этутему, никто не смог прийти к какому-нибудь значительному, чтобы не сказатьпросто дельному, результату. Правда, Аристотель издал по этому вопросукрошечное сочинение ^, в котором есть кое-какие тонкие наблюдения, однако,как обычно, сам он считал свою работу исчерпывающей. Сочинения же новейшихученых об этом писаны так бездарно и полны такого вздора, что из-за ихнесерьезности стали считать пустой и фантастической самое эту науку. Во-вторых, мы хотим напомнить и о том, что сами усилия врачей,направленные на достижение указанной цели, не имеют никакой ценности искорее отвлекают от нее мысли людей, чем направляют к ней. Они рассуждают отом, что смерть -- это уничтожение тепла и влаги и поэтому необходимоподдерживать естественное тепло и сохранять влагу организма, надеясь, чтоэтого можно достичь с помощью отваров, или латука и мальвы, или крахмала,или пряностей, или же ароматических веществ, или крепких вин, или дажеспирта и химических масел, тогда как все это скорее приносит вред, чемпользу. В-третьих, мы хотим посоветовать, чтобы люди перестали заниматьсяпустяками, и с такой легкостью верить, что столь грандиозное дело, какзадержка и обращение вспять естественного хода природы, можно успешносовершить, принимая по утрам какое-то питье или какое-нибудь драгоценноелекарство. Надо понять, что продления жизни нельзя достичь ни растворамизолота, ни эссенциями жемчуга, ни тому подобной чепухой, потому что этодело, требующее большого труда, применения весьма многочисленных средств иправильного сочетания их между собой. Поэтому никому не следует бытьнастолько наивным, чтобы верить в возможность достижения уже применявшимисяранее путями того, что до сих пор никогда не было осуществлено. В-четвертых, мы предупреждаем, что люди должны внимательно рассмотретьи четко различать то, что может способствовать достижению здоровой жизни ичто -- долгой. Ведь существуют некоторые средства, способные увеличитьбодрость организма, усилить его функции, предотвратить заболевания, но в тоже время сокращающие продолжительность жизни и без всяких болезнейускоряющие приближение старческой атрофии. С другой стороны, существуют идругие средства, способствующие продлению жизни и отсрочке наступлениястарческой атрофии, употребление которых сопряжено, однако, с известнойопасностью для здоровья, так что, прибегая к этим средствам для продленияжизни, нужно быть готовым вместе с тем и к неприятным последствиям, которыемогут быть результатом их употребления. На этом мы закончим нашипредупреждения. Перейдем теперь к указаниям. Я представляю здесь себе следующуюкартину: вещи могут существовать во времени двумя способами: или оставаясьтождественными себе, или восстанавливаясь. Примером первого могут служитьмуха или муравей в янтаре, цветок, плод или дерево, сохраняющиеся в леднике,бальзамированный труп. Примером второго является пламя или какой-нибудьмеханизм. Тот, кто ставит своей задачей продление жизни, должен использоватьоба пути одновременно, ибо каждый из них в отдельности недостаточноэффективен: т. е. должен стремиться сохранять человеческое тело и так, каксохраняют неодушевленные предметы, и так, как поддерживают пламя, и,наконец, в какой-то степени так, как восстанавливается действие механизмов.Таким образом, существуют три главных пути продления жизни: замедлениепроцесса изнашивания, надежное поддержание существования и обновление того,что уже начало стареть. Процесс изнашивания вызывается двумя формамивоздействия на организм: воздействием врожденного жизненного духа ивоздействием окружающего воздуха. Помешать ему можно тоже двумя путями: либоослабляя вредоносное воздействие агентов, либо усиливая способность ксопротивлению той среды, которая подвергается этому воздействию, т. е.жизненных соков тела. Разрушительная сила жизненного духа становится слабееили в результате сгущения его субстанции, что достигается употреблениемопиатов и нитратов, или же благодаря уменьшению его количества, чтодостигается различными диетами (например, пифагорейской и монашеской), или,наконец, благодаря сокращению и смягчению движения, что достигается покоем испокойствием. Разрушительная сила окружающего воздуха ослабевает, есливоздух меньше накаливается солнечными лучами, как это происходит в местах спрохладным климатом, в пещерах, в горах и на высоких столбах отшельников,или же его действия можно избежать благодаря плотной коже, или перьям птиц,или употреблению неароматических масел и мазей. Сопротивляемость организмаусиливается, если его жизненные соки делаются или плотными, или влажными,или же маслянистыми. Уплотнение достигается простой и грубой пищей, жизнью вхолодном климате, физическими упражнениями и купанием и некоторыхминеральных источниках. Влажность достигается употреблением сладкого,воздержанием от соленого и кислого и особенно благодаря очень тонкому инежному питью, в составе которого не должно быть, однако, никаких следов ниострого, ни кислого. Силы организма поддерживаются питанием. Процесс питанияможно стимулировать четырьмя способами: пищеварительной деятельностивнутренних органов, перерабатывающих пищу, способствуют средства,укрепляющие основные внутренние органы; возбуждению внешних частейорганизма, помогающему усвоению питательных веществ, способствуютсоответствующие упражнения и массажи, а также втирания некоторых мазей испециальные ванны; приготовление пищи уже облегчает ее усвоение и в какой-томере предвосхищает само ее переваривание, а этому способствуют разнообразныеискусные способы приготовления приправ, напитков, закваски хлеба и ихнаилучшее сочетание. Завершающий акт усвоения пищи усиливается благодарясвоевременному сну и использованию некоторых наружных средств. Обновлениеначавшего стареть организма происходит двумя путями: или расслаблением всеготела, что достигается употреблением расслабляющих средств, таких, как ванны,компрессы и втирания различных мазей, причем все эти средства обязательнодолжны проникать внутрь организма, или же выведением старого сока и заменойего новым, что достигается повторяющимся (через определенные промежутки)пусканием крови и голодной диетой, которые восстанавливают цветущеесостояние организма. Это все, что следовало сказать об указаниях. Хотя из самих указаний можно было бы вывести множество наставлений, намхочется назвать здесь лишь три наиболее, на наш взгляд, важных. Прежде всегоследует ожидать возможности продления жизни от определенной диеты, а не оттого или иного изменения обычного питания или тем более от какого-либоодного замечательного лекарства, потому что средства, которые обладают такойсилой, что способны повернуть вспять самое природу, как правило, даже приоднократном приеме производят слишком резкие и тяжелые изменения в организмеи том более невозможно включать их в состав повседневной пищи и приниматьпостоянно. Таким образом, остается только применять все эти средствапоследовательно, регулярно, в определенное время и в определенном порядке. Второй наш совет -- ожидать возможности продления жизни прежде всего отдействия на жизненные духи организма и от расслабления (malacissatio)членов, а не от того или иного способа питания. Действительно, человеческоетело и его строение испытывают воздействие (если не говорить о внешнихусловиях) со стороны трех сил: жизненных духов, своих членов и питательныхвеществ. Путь продления жизни, связанный с тем или иным способом питанияорганизма, долог, извилист и ненадежен; пути же, связанные с воздействием нажизненные духи организма и его члены, намного короче и гораздо быстрееприводят к желанной цели, потому что эти духи мгновенно поддаютсявоздействию и паров, и аффектов, обладающих над ними удивительной властью.Точно таким же образом на телесные члены незамедлительно действуют ванны,притирания и компрессы. Третье наставление сводится к тому, что расслабление членов извнедолжно осуществляться с помощью веществ, обладающих той же субстанцией,способных проникать внутрь и запирать поры. Ибо вещества, обладающие той жесубстанцией, охотно и благосклонно воспринимаются членами и, собственно,они-то и способствуют расслаблению тела. Вещества, способные проникатьвнутрь членов, могут легче и глубже проводить в организм размягчающиесредства и сами в какой-то мере расширяют эти члены. Вещества, запирающиепоры, поддерживают силы этих членов и понемногу укрепляют их, ограничиваяиспарение, которое препятствует размягчению, выводя из организма влагу.Таким образом, поставленной цели можно достигнуть с помощью этих трех видовсредств, применяя их в определенном порядке и последовательности, а не всевместе. В то же время мы хотим здесь напомнить, что цель расслабленияорганизма состоит не в питании его членов извне, а лишь в том, чтобы сделатьих более способными к усвоению питательных веществ, поскольку, чем сушетело, тем менее оно способно к усвоению других веществ. Но пожалуй, опродлении жизни, составляющем третью отрасль медицины, лишь недавновключенную в нее, сказано достаточно. Перейдем теперь к косметике. Она отчасти имеет гражданское значение,отчасти же составляет достояние людей изнеженных. Ведь физическаяопрятность, достоинство и приличие всего облика, как совершенно правильносчитается, исходят от нравственной скромности и уважения прежде всего кБогу, созданиями которого мы все являемся, затем -- к обществу, в котором мыживем, и, наконец, к самим себе, которых мы должны уважать не меньше, а дажебольше, чем других. Но непристойные способы украшения, применяющие краски,грим, румяна и т. п., вполне достойны тех неприятностей, которые им всегдасопутствуют, ибо они все же настолько изобретательны, чтобы обманутьокружающих, но зато достаточно неудобны в повседневной жизни и даже весьмаопасны и вредны для здоровья. Меня удивляет, что этой отвратительнойпривычке краситься так долго удавалось избегать осуждения со стороны ицерковных, и гражданских законов о нравственности, хотя в других случаях онибыли весьма суровы к роскошной одежде и вычурным прическам. Правда, мычитаем о том, что Иезавель красилась, но ничего подобного не говорится ни оЭсфири, ни о Юдифи ^. Перейдем теперь к атлетике. Мы понимаем ее в несколько более широком,чем обычно, смысле. В это понятие мы включаем все, что может способствоватьразвитию любой доступной человеческому телу физической способности, будет лиэто ловкость или тот или иной вид выносливости. Ловкость складывается издвух частей: силы и быстроты. Выносливость тоже можно разделить на два вида:способность переносить недостаток в необходимом и стойкость в мучениях.Замечательные примеры всех этих способностей мы можем часто наблюдать впрактике канатоходцев, в суровом образе жизни некоторых диких народов, вудивительной силе сумасшедших и в стойкости некоторых людей, проявленной вовремя самых изощренных пыток. А если обнаружится еще какая-нибудь другаяспособность, которая не подходит под установленное нами деление (например,часто замечаемая у ныряльщиков способность удивительно долго задерживатьдыхание), то и такая способность, как мы считаем, должна быть отнесена катлетике. То, что подобные вещи нередко случаются, -- это совершенноочевидно, но философское их осмысление и исследование причин таких явленийдо сих пор остаются в пренебрежении. Причина этого, по нашему мнению,заключается во всеобщем убеждении, что подобные вещи являются толькорезультатом врожденных способностей определенных людей (а этому невозможнонаучить) или развиваются благодаря долгой, начинающейся еще в детские годыпрактике (а это скорее можно заставить делать, чем научить этому), Бытьможет, эти соображения и не являются полностью справедливыми, однако имеетли смысл указывать на подобного рода недостаток? Ведь Олимпийские состязанияуже давно ушли в прошлое, так что для повседневной жизни достаточно обычныхспособностей, а выдающиеся способности такого рода могут служить, пожалуй,лишь для демонстрации за плату перед публикой. Наконец, мы подошли к искусствам, доставляющим наслаждение. Они делятсяпо числу самих наших чувств. Зрительное наслаждение доставляет прежде всегоживопись и бесчисленное множество других искусств, целью которых являетсясоздание великолепных зданий, садов, одежды, ваз, бокалов, резных камней ит. п. Наслаждение слуху приносит музыка со всем ее разнообразием звуковчеловеческого голоса, духовых и струнных инструментов. Когда-то важную рольв этом искусстве играли также и водяные инструменты, но сейчас они почтивышли из употребления. Нужно сказать, что искусства, связанные со зрительнымили слуховым восприятием, с большим основанием, чем все остальные искусства,считаются свободными. Эти два чувства более целомудренны, чем остальные, аискусства требуют больших знаний: ведь даже сама математика является ихслужанкой. При этом живопись имеет больше отношения к памяти идемонстративному мышлению (demonstrationes), а музыка -- к областинравственности и душевных аффектов. Наслаждения, доставляемые остальнымичувствами человека, и искусства, связанные с ними, менее уважаемы, посколькуони скорее служат роскоши, чем возвышенному. Кремы, духи, изысканныеделикатесы и особенно все, что может возбуждать сладострастие, требуют длясебя скорее строгого цензора, чем ученого исследователя. Поистине прекраснозаметил кто-то, что в период рождения и роста государств процветает воинскоеискусство, в эпоху их наивысшего развития -- свободные искусства, когда жеони начинают клониться к упадку и гибели, расцветают искусства, служащиесладострастию. И я боюсь, что наша эпоха, когда начинают проявлятьсяпризнаки упадка, может стать эпохой расцвета такого рода искусств. Нооставим эту тему. К искусствам, доставляющим наслаждение, я отношу также иискусство фокусников и манипуляторов, потому что обман чувств следуетрассматривать как своего рода удовольствие, доставляемое чувствам. Рассмотрев таким образом все науки, касающиеся человеческого тела(медицину, косметику, атлетику и искусства, доставляющие наслаждение), мыхотим попутно сделать только одно замечание. Хотя в человеческом телеподлежит изучению множество вещей (члены, мокроты, функции, способности,акциденции) и хотя (если бы это было в наших возможностях) следовало бысоздать единый свод учения о человеческом теле, который включил бы в себявсе эти вопросы (подобно учению о душе, о котором мы будем сейчас говорить),однако, чтобы не слишком увеличивать число наук и не передвигать дальше, чемнеобходимо, прежние их границы, мы отнесли к медицине учение о частяхчеловеческого тела, об его функциях, о мокротах, дыхании, сне, рождении, очеловеческом плоде и беременности, о росте организма, его зрелости,старости, ожирении и т. п. Правда, все это не имеет прямого отношения к темтрем обязанностям, которые возложены на медицину, но ведь человеческое вовсех своих проявлениях является предметом медицины. Что же касаетсяпроизвольного движения и чувств, мы отнесем это к учению о душе, ибо и втом, и в другом главную роль играет душа. На этом мы завершаем рассмотрениеучения о человеческом теле, которое служит лишь жилищем для души.