Глава IV

Разделение теоретического учения о природе на физику и метафизику, изкоторых физика исследует действующую причину и материю, метафизика -- конечную причину и форму. Разделение физики на учение о началах вещей,учение о строении Вселенной, или о Мире, и учение о разнообразии вещей. Разделение учения о разнообразии вещей на учение о конкретном и учение обабстрактном. Разделение учения о конкретном совпадает с подобным жеразделением естественной истории. Разделение учения об абстрактном на учениео состояниях (schematismi) материи и учения о движениях. Два приложения ктеоретической физике: проблемы естествознания, мнения древних философов. Разделение метафизики на учение о формах и учение о конечных причинах Ту часть естественной философии, которая является чисто теоретической,мы считаем нужным разделить на собственно физику и метафизику. При этомделении читатели должны обратить внимание на то, что мы употребляем термин"метафизика" совсем в ином смысле, чем это обычно принято. Мне кажется, чтоздесь уместно сказать о нашем общем принципе употребления терминов. Онсводится к тому, что, как и в вышеприведенном термине "метафизика", так и вовсех остальных случаях, там, где понятия и значения оказываются новыми иотступающими от общепринятых, мы с величайшим уважением сохраняем старыйтермин, надеясь на то, что сам порядок и ясный характер объяснения, котороемы пытаемся дать в таком случае, избавят читателя от неправильного пониманияупотребляемых нами терминов, в остальных же случаях мы вообще стремимся(насколько, разумеется, это возможно без ущерба для научной истины) какможно меньше отступать от мыслей и способов выражения древних авторов. Вэтом отношении вызывает удивление самоуверенность Аристотеля, который изкакого-то духа противоречия объявляет войну всей древности и не толькоприсваивает себе право по своему произволу создавать новые научные термины,но и вообще старается уничтожить и предать забвению всю предшествующуюнауку, так что нигде даже не упоминает ни самих древних авторов, ни ихучений, если не считать, конечно, тех случаев, когда он критикует их илиопровергает их точку зрения. Конечно, если он стремился прославить свое имяи приобрести толпу последователей, то такое отношение к предшественникамсоответствовало его намерениям, ибо распространяется и познается философскаяистина так же, как и истина божественная: "Я пришел во имя отца, и вы непринимаете меня, а если же кто придет к вам во имя свое, его примете" ^. Ноесли мы посмотрим, кто имеется здесь прежде всего в виду (а здесь этоговорится об Антихристе, самом страшном обманщике всех времен), то из этогобожественного афоризма можно сделать вывод, что стремление "прийти во имясвое", совершенно не считаясь с наследием прошлого, являющегося, если можнотак сказать, отцом нашего знания, не предвещает ничего хорошего для истины,хотя бы это и сопровождалось очень часто удачей, -- "вы его примете".Впрочем, Аристотель, человек поистине выдающийся, наделенный удивительнымумом, легко мог, как я полагаю, заразиться этим честолюбием от своегоученика, с которым он, быть может, соперничал. Ведь как Александр подчинилсебе все народы, так Аристотель покорил все другие учения, основав в наукесвоего рода монархию. Так что, пожалуй, какие-нибудь недоброжелательные излоречивые люди могут назвать его тем же именем, что и его ученика: Счастливый грабитель земель -- плохой пример всему миру ^ и точно так же: "Счастливый грабитель науки" и т. д. Мы же со своейстороны, желая, насколько это в наших силах, установить связь ипреемственность между древней и новой наукой, твердо решили следовать доконца за древними и сохранять их термины, хотя довольно часто нам приходитсяменять их смысл и определения. В этом мы придерживаемся того сдержанного изаслуживающего похвалы метода проведения реформ в гражданской области, прикотором хотя и происходят изменения в государстве, однако на словах всеостается по-прежнему; это как раз то, о чем говорит Тацит: "Названия жедолжностей оставались прежними" ^. Но вернемся к значению термина "метафизика" в том смысле, который мыпридаем ему. Из того, что было сказано раньше, ясно, что мы отделяем отметафизики первую философию, хотя до сих пор они рассматривались как одна ита же наука ^. Первую философию мы называем общей матерью наук, метафизикуже считаем одной из частей естественной философии. Предметом первойфилософии мы назвали общие для всех наук аксиомы, а также относительные илиже привходящие признаки сущего, которые мы назвали трансценденциями, как,например: многое и малое, тождественное, различное, возможное, невозможное ит. п., предупредив лишь о том, что эти понятия должны рассматриваться не влогическом, а в физическом смысле. Исследование же таких вещей, как Бог,единый, благой, ангелы, духи, мы отнесли к естественной теологии. Вполнезаконно возникает вопрос, что же в таком случае остается на долю метафизики?Во всяком случае за пределами природы -- ничего, но зато важнейшая областьсамой природы. И конечно, без большого ущерба для истины можно было бы итеперь, следуя древним, сказать, что физика изучает то, что материально иизменчиво, метафизика же -- главным образом то, что абстрактно и неизменно.С другой стороны, физика видит в природе только внешнее существование,движение и естественную необходимость, метафизика же -- еще и ум, и идею.Собственно, к этому же сводится и наша точка зрения, но мы хотим изложить еев ясных и привычных словах, не прибегая к возвышенному стилю. Мы разделилиестественную философию на исследование причин и получение результатов.Исследование причин мы отнесли к теоретической философии. Последнюю мыразделили на физику и метафизику. Следовательно, истинный принцип разделенияэтих дисциплин неизбежно должен вытекать из природы причин, являющихсяобъектом исследования. Поэтому без всяких неясностей и околичностей мы можемсказать, что физика -- это наука, исследующая действующую причину и материю,метафизика -- это наука о форме и конечной причине ^. Таким образом, физика рассматривает изменчивую, неопределенную и всоответствии с характером объекта подвижную сторону причин и не касаетсятого, что в них является постоянным. Как этот воск отекает, как глина -- затвердевает В том же самом огне... ^ Для глины огонь является причиной твердения, но для воска этот же огоньпричина таяния. Мы разделим физику на три учения, ибо природа выступает либособранной воедино, либо разрозненной и разъединенной. В основе же единстваприроды лежат либо общие для всех вещей начала, либо единое и цельноестроение Вселенной. Таким образом, это единство природы вызвало к жизни двечасти физики: учение о началах вещей и учение о строении Вселенной, т. е. оМире, которые мы обычно называем учениями о высших родах бытия. Третьеучение, исследующее природу в разрозненном и раздробленном состоянии, даетнам представление о бесконечном разнообразии вещей и о низших родах бытия.Отсюда ясно, что вообще существуют три области физики: о началах вещей, осистеме Мира, т. е. о строении Вселенной, и о многообразии природы, т. е. оприроде в разрозненном состоянии. Это последнее учение, как мы уже сказали,охватывает псе разнообразие вещей и является своего рода первой глоссой, илитолкованием, "текстов" природы. Ни одна из этих частей не может бытьотнесена вполне к числу нуждающихся в развитии; насколько же правильно ониразрабатываются в настоящее время, здесь говорить неуместно, Физику, рассматривающую природу в раздробленном состоянии, т. е. всемногообразие вещей, мы в свою очередь разделим на две части: физикуконкретного и физику абстрактного, или учение о творениях и учение оприродах (naturae). Первая из них, говоря языком логики, изучает субстанциисо всем разнообразием их акциденций, вторая изучает акциденции во всемразнообразии субстанций. Например, когда речь идет о льве или дубе, тоочевидно, что они обладают множеством различных акциденций; наоборот, еслиисследуется тепло или тяжесть, то они могут быть присущи множеству отдельныхсубстанций. Поскольку же вся физика занимает срединное положение междуестественной историей и метафизикой, то первая ее часть (если посмотретьвнимательнее) ближе к естественной истории, вторая -- к метафизике.Конкретная физика делится на те же отделы, что и естественная история, -- онебесных явлениях, о метеорах, о земном шаре и море, о больших собраниях,которые называют элементами, и меньших собраниях, т. е. видах, кроме того,об исключительных явлениях природы и о механизмах. Дело в том, что во всехэтих случаях естественная история исследует само явление и рассказывает онем, физика же интересуется прежде всего причинами явлений (при этом следуетиметь в виду, что речь здесь идет о преходящих причинах, т. е. о материи идействующей причине). Среди всех этих отделов физики наиболее слабым исовершенно неразработанным является тот, который посвящен исследованиюнебесных явлений, хотя, казалось бы, он должен был стать предметом особойзаботы и внимания, имея в виду важность его содержания. Правда, астрономиястроится на большом фактическом материале, однако она еще очень слаборазвита и непрочна, астрология же в большинстве случаев вообще лишена какогобы то ни было основания. Достижения астрономии перед человеческим умом можносравнить с той жертвой, которую коварно предложил некогда Юпитеру Прометей.Вместо настоящего быка он поставил шкуру огромного и прекрасного быка,набитую соломой, листьями и натянутую на прутья. Точно так же и астрономиядемонстрирует нам лишь внешнюю сторону небесных явлений (число звезд, ихположение, движение, периоды), своего рода "шкуру" неба, прекрасную, искуснои ловко сшитую, но лишенную внутренностей (т. е. физических обоснований), изкоторых с помощью астрономических гипотез можно было бы вывести теорию, нетолько пытающуюся дать удовлетворительное объяснение тем или иным небеснымявлениям (а такого рода остроумных теорий можно придумать множество), но ипоказывающую субстанцию, движение и взаимное влияние небесных тел такими,какими они действительно являются. Ведь уже давно подорваны теории опервотолчке и о небесной тверди, где звезды будто бы прибиты гвоздями ксвоим орбитам, как к потолку ^. Не намного удачнее и попытки утверждать, чтосуществуют будто бы различные полюсы -- Зодиака и Мира, что некий второйдвигатель (secundum mobile) действует в направлении, противоположномдействию первого двигателя, что все на небе движется по совершенным кругам,что существуют эксцентрические и эпициклические движения, благодаря которымподдерживается постоянство движений по совершенным кругам, что Луна непроизводит никаких изменений, никаких возмущений в телах, расположенных вышенее, и т. и. ^ Абсурдность всех этих предположений заставила говорить осуточном движении Земли, что с нашей точки зрения совершенно неверно. Ноедва ли хоть кто-нибудь попытался выяснить физические причины небеснойсубстанции, как звездной, так и межзвездной, скорости движения небесных телотносительно друг друга, различной скорости движения одной и той же планеты,направления движения с Востока на Запад или, наоборот, их движений вперед,остановок, движений вспять, подъемов к апогею и спуска к перигею; сложныхдвижений либо по спирали по направлению от одного тропика к другому, либоизгибами, которые называются Драконами; полюсов вращения и причины того,почему они находятся именно в данной части неба, а не в другой; неизменностирасстояния некоторых планет от Солнца и т. д. "" Такого рода исследованияпочти не предпринимаются, и все сводится лишь к математическим наблюдениям идоказательствам. Эти доказательства могут показать, сколь изобретательно всеэто можно уложить в стройную систему и выпутаться из затруднения, но не то,каким образом все это происходит в действительности; они могут показатьтолько кажущееся движение, вымышленный, произвольно построенный механизмего, а отнюдь не сами причины и истинный характер этих явлений. Поэтомуастрономия в нынешнем ее виде причисляется полностью к математическим науками наносит тем самым известный ущерб своему достоинству, в то время как онадолжна была бы (если бы она хотела сохранить свою роль) скорее составлятьодну из важнейших частей физики. Ведь всякий, кто откажется от вымышленногоразрыва между надлунным и подлунным мирами и внимательно примется заизучение наиболее общих претерпеваний и стремлений материи (а это имеет силув той и другой сферах и проходит вообще через весь материальный мир),приобретет богатые познания о небесных явлениях, опираясь на те сведения,которые он получит на земле; и, наоборот, из наблюдений над небеснымиявлениями он сможет узнать немало о тех земных движениях, которые остаютсятеперь еще скрытыми от нас, и не только в той мере, в какой они зависят отдвижений в верхней сфере, но и поскольку они обладают общей с нимипретерпеваемостью (passiones) ^. Поэтому мы считаем, что физическую частьастрономии следует отнести к тем наукам, которые должны получить развитие.Мы назовем ее "живая астрономия" в отличие от того набитого соломой быкаПрометея, который был быком лишь с виду. Астрология же полна всяческих суеверий, так что едва ли в ней можнообнаружить хоть что-нибудь здравое. И все же мы считаем, что ее скорееследует очистить от всего ложного, чем полностью отказываться от нее. Ибовсякий, кто будет утверждать, что основанием этой науки служат неисследования и выводы физики, а слепой опыт и многовековые практическиенаблюдения, и на этом основании откажется от рассмотрения физических причин(чем гордились халдеи), с равным успехом может обратиться и ко всякого родагаданиям и предсказаниям по птицам, по внутренностям и к тому подобнымбасням, поскольку все это также считалось плодом длительного опыта ипередаваемого из поколения в поколение знания. Мы же считаем астрологиюотраслью физики и не придаем ей большего значения, чем это допускают разум иочевидные факты, решительно отбрасывая всякого рода суеверия и измышления.Рассмотрим, однако, этот вопрос несколько внимательнее. Прежде всего скольбеспочвенным оказывается измышление о том, что отдельные планеты поочередноцарят во Вселенной по часу, так что на протяжении двадцати четырех часов онитрижды занимают это положение, не считая трех остающихся часов. Однакоименно это измышление породило у нас разделение недели на семь дней(существующее издавна и получившее широкое распространение), чтоочевиднейшим образом явствует из чередования дней, так как в начале каждогоследующего дня всегда царствует планета, занимающая четвертое место запланетой предыдущего дня, поскольку существуют те три остающихся часа, невходящих в общий счет. Далее, мы без всяких колебаний отвергаем как пустуювыдумку учение о гороскопах и о распределении "домов" -- самое большоенаслаждение всей астрологии, настоящую небесную вакханалию ^. И мы неперестаем удивляться тому, как некоторые выдающиеся мужи, знаменитыеастрологи, могут прибегать к столь несерьезным доказательствам дляпостроения этой теории, утверждая, например, что если солнцестояния,равноденствия, новолуния, полнолуния и тому подобные большие циклы(revolutiones) звезд совершенно очевидно обнаруживают значительное влияниена естественные тела, о чем свидетельствует уже сам опыт, то тонкие инезаметные изменения в расположении звезд тем более должны неизбежнооказывать и более сложное, и более скрытое влияние на них. Но они должныбыли прежде всего исключить из этого очевидное воздействие тепловых лучейСолнца, а также определенную магнетическую силу Луны, проявляющуюся вусилении морских приливов, происходящих через каждые полмесяца (ежедневныеморские приливы и отливы представляют собой явление совершенно иногопорядка). Исключив же все это, они легко обнаружат, что всякие иныевоздействия планет на явления природы (поскольку это подтверждается опытом)оказываются слишком слабыми, незначительными, как бы скрытыми даже в случаебольших циклов. Поэтому они должны были скорее прийти к совершеннопротивоположному заключению: что если большие циклы оказывают вдействительности столь незначительное влияние, то эти едва уловимые инезаметные различия в положении светил вообще не обладают никакой силой.Далее, мы считаем, что знаменитые фатальные предопределения, будто бы часрождения или зачатия определяет судьбу плода, час начала предприятия --удачу этого предприятия, час исследования -- его успех, одним словом, ученияо предопределении рождения, выбора и исследования и тому подобные пустяки взначительной мере лишены серьезных и прочных оснований и легко могут бытьопровергнуты и разбиты с помощью физических доказательств. Тем болеенеобходимо сказать, что же в конце концов мы сохраняем в астрологии, чтоодобряем и что из одобренного, по нашему мнению, заслуживает дальнейшегоразвития? Потому что именно ради этого (т. е. ради определения тех наук,которые следует развивать) мы предприняли наше сочинение, а для оценки всегосостояния науки, как мы не раз повторяли, у нас нет времени. Во всякомслучае мы считаем, что из всего принимаемого нами наиболее разумным посравнению с остальным является учение о циклах. Но пожалуй, будет лучшевсего установить известные правила, с помощью которых мы могли бы оцениватьастрологическую науку, чтобы сохранить полезное и отбросить пустое. Первымправилом пусть будет то, о котором мы уже упоминали раньше: следуетсохранить учение о больших циклах и отбросить учение о гороскопах и "домах".Первые подобны большим метательным орудиям, способным поражать цельиздалека, вторые же -- лукам, стрелы которых не могут преодолеть большогорасстояния и нанести сильный удар. Второе правило: небесные явления способныоказывать воздействие не на любое тело, а только на тонкое, такое, какмокроты, воздух, жизненный дух (spiritus), при этом, однако, мы исключаемдействие солнечного тепла и тепла других светил, которое, вне всякогосомнения, распространяется и на металлы, и на другие ископаемые. Третьеправило: всякое действие небесных явлений распространяется скорее на массывещей, чем на отдельные тела; однако косвенным путем оно распространяется ина предметы, на те из всех индивидуумов одного и того же вида, которыеоказываются наиболее доступными этому воздействию и подобными мягкому воску,так зараза, распространенная в воздухе, поражает тела, неспособные ксопротивлению ей, и обходит тела, обладающие большей сопротивляемостью.Четвертое правило близко к предыдущему: всякое воздействие небесных явленийраспространяется и осуществляется не в какой-то момент времени или внебольшие его промежутки, но в течение длительного времени. Поэтомупредсказания температуры на год могут оказаться правильными, попытки жепредсказать ее на каждый отдельный день с полным основанием считаютсянесерьезными. Наконец, последнее правило, которое, кстати, всегда встречалоодобрение наиболее разумных астрологов, состоит в том, что светила необладают никакой силой фатальной необходимости и скорее предрасполагают ккакому-то результату, чем насильственно приводят к нему. Прибавим к этомуеще одно соображение (и это совершенно ясно покажет, что мы не отказываемсяполностью от астрологии, если только она будет реформирована): нампредставляется несомненным, что небесные тела обладают и некоторыми другимиформами воздействия кроме излучения тепла и света, которые, однако, могутподчиняться только тем правилам, которые мы перед этим привели. Но все этоглубоко скрыто в тайниках природы и требует более подробного исследования иобсуждения. Таким образом, мы, основательно взвесив все сказанное, считаем,что астрология, реформированная на основе выдвинутых нами принципов, должнаполучить дальнейшее развитие; и, подобно тому как мы назвали основанную напринципах физики астрономию живой астрономией, так и астрологию,подчиняющуюся тем же самым принципам, мы хотим назвать "здравая астрология".И хотя сказанное нами принесет немалую пользу становлению научнойастрологии, все же, по нашему обыкновению, мы хотим сделать еще несколькозамечаний, которые ясно покажут, из каких элементов должна складываться этанаука и каковы ее цели. Прежде всего здравая астрология должна включить всебя учение о смешении лучей, сближениях, противостояниях и иных сопряженияхи отношениях планет. К этому же разделу астрологии, изучающей смешениелучей, мы относим также учение о прохождении планет через знаки Зодиака ирасположение их под этими знаками, ибо расположение планеты под тем или инымзнаком Зодиака есть некое сближение со звездой, находящейся под тем жезнаком. Более того, следует отмечать не только сближения, но ипротивостояния и прочие формы сопряжения планет со звездами, расположеннымипод соответствующим знаком, что до сих пор почти никогда не делалось.Изучение же взаимодействия лучей неподвижных звезд, хотя и полезное дляпознания механизма Вселенной и природы лежащих под ними областей, не имеетникакого значения для предсказания будущего, ибо эти звезды никогда неменяют своего места. Во-вторых, в астрологию должно быть включено изучениеприближений отдельных планет к точке зенита или удалений от нее взависимости от той или иной широты. Ведь отдельные планеты, подобно Солнцу,имеют свое лето и свою зиму, во время которых они в зависимости от своегоположения относительно точки зенита производят более сильное или болееслабое излучение. Во всяком случае у нас не вызывает ни малейшего сомнения,что Луна, находясь в созвездии Льва, оказывает более сильное воздействие наземные тела, чем находясь в созвездии Рыб. Дело, конечно, не в том, чтоЛуна, находящаяся в созвездии Льва, действует на сердце, а в созвездии Рыб-- на ноги, как об этом болтают. Причина более сильного ее воздействия -- ееприближение к точке зенита и к большим звездам, т. е. совершенно то жесамое, что происходит и с Солнцем. В-третьих, астрология должна включить иучение об апогеях и перигеях планет, выяснив должным образом, какое действиеоказывает сила планеты сама по себе и какова ее зависимость от близостипланеты к Земле. Ведь планета в апогее, т. е. в своей высшей точке, болееактивна сама по себе, в перигее же, т. е. в низшей точке, она способнасильнее влиять на земные тела. В-четвертых, она должна вообще включить всеостальные акциденции движения планет, к числу которых относятся ускорения изамедления в движении отдельных планет, продвижения вперед, прекращениядвижения (stationes), движения назад, сюда же нужно отнести и расстояния отСолнца, вспышки, усиление и ослабление свечения, затмения и т. п., ибо всеэто в конечном счете теми или иными путями влияет на увеличение и ослаблениеизлучения планет. И вообще все перечисленные четыре пункта относятся кобласти излучения небесных светил. В-пятых, астрология должна включить всебя все, что так или иначе может раскрыть и показать природу какдвижущихся, так и неподвижных светил в их сущности и присущей им активности,т. е, исследование их величины, цвета, облика, сверкания и вибрации света,положения относительно полюсов или экватора, определение их созвездий(asterismi), определение того, какие звезды расположены преимущественногруппами, какие -- поодиночке; какие звезды расположены выше, какие -- ниже;какие из неподвижных звезд находятся на путях Солнца и планет, т. е. впределах пояса Зодиака, а какие -- вне его; какая из планет движетсябыстрее, какая -- медленнее; какая планета движется по эклиптике, какаяотклоняется от нее; какая планета может двигаться в обратном направлении икакая не может; какая может удаляться на любое расстояние от Солнца, какаявсегда находится от него на одинаковом расстоянии; какая движется быстрее вапогее, а какая -- в перигее. Наконец, изучение аномалий Марса, отклоненийВенеры и удивительных испытаний и претерпеваний, неоднократно наблюдавшихсяи на Солнце, и на Венере, и некоторых других вещей. И самое последнее --астрология должна включить в себя и традиционные представления об особойприроде и склонностях каждой планеты и неподвижных звезд: в этом вопросеисследователи обнаруживают удивительное согласие, и поэтому не следуетлегкомысленно отбрасывать такого рода представления, за исключением,разумеется, тех случаев, когда они вступают в явное противоречие сфизическими законами. Таким образом, здравая астрология складывается изперечисленных нами разделов, и только на основании этих исследований можносоставлять представления о сущности небесных явлений и истолковывать их. Здравая астрология может быть использована с известным доверием к нейдля предсказаний и более осторожно -- для обоснования выбора (и то и другое,разумеется, в определенных границах). Можно предсказывать появление комет(что по нашему мнению вполне вероятно) и всякого рода метеоров, разливы,засухи, жару, гололеды, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, бурии ливни, различную температуру в течение года, чуму, эпидемии, урожай инеурожай, войны, восстания, расколы, переселения народов, наконец, любыеболее или менее значительные движения или изменения как природного, так иобщественного характера. Такого рода предсказания, хотя и с меньшей долейуверенности, могли бы осуществляться и по отношению к более частным, а инойраз даже и отдельным явлениям, если, выявив сначала общие тенденции такогорода периодов, мы после тщательного или физического, или политическогоанализа применяли бы их к тем видам или отдельным явлениям, которые болеедругих подвержены подобным влияниям. Так, исходя из предсказаний погоды нацелый год можно, например, сделать вывод, что она будет более благоприятнаили, наоборот, более пагубна для оливковых деревьев, чем для виноградныхлоз, для легочных больных, чем для больных печенью, для монахов, чем дляпридворных (имея в виду различный образ их жизни и питания); или, зная о томвлиянии, которое небесные тела оказывают на жизнь людей, можно сделать выводо том, что это влияние благоприятно или, наоборот, неблагоприятно длянародов, а не для правителей, для ученых и любознательных, а не длямужественных и воинов, для любителей наслаждений, а не для деловых людей иполитических деятелей. Примеров такого рода бесчисленное множество, но, какмы уже сказали, такие предсказания требуют не только познания общихтенденций, которое мы получаем из наблюдений над звездами, оказывающимиактивное воздействие, но также и познания отдельных объектов, испытывающихна себе их воздействие. Но следует полностью отвергать и возможностьпредсказания выбора, однако здесь следует быть еще более осторожным. Мызнаем, что при посадках деревьев, посевах, прививках наблюдения над фазамиЛуны имеют немалое значение. И можно привести еще много подобных примеров.Но этот выбор еще больше, чем предсказания, должен регулироваться нашимиправилами. При этом следует постоянно иметь в виду, что надежный выборвозможен только в тех случаях, когда сила влияния небесных тел не исчезаетвнезапно, а действие тел, испытывающих это влияние, подобным же образом незавершается мгновенно; именно так обстоит дело в приведенных нами примерах.Ибо рост Луны не происходит внезапно, точно так же как рост растений. Мысльже о возможности предсказания и выбора точного момента времени должна быть,безусловно, отброшена. Можно привести (вопреки мнению некоторых) немалоподобных примеров выбора и в гражданской области. Если же кто-нибудь обвинитнас в том, что мы, в какой-то мере показав, из чего может быть построена этановая исправленная астрология и какую пользу она может принести, совсем непоказали, каким же образом ее можно построить, то он будет неправ, ибостанет требовать от нас наставлений в самой этой науке, чего мы вовсе необязаны делать. Впрочем, тому, кто обращается к нам с просьбой, мы все жескажем, что существует только четыре способа проложить дорогу к этой науке.Первый -- с помощью будущего опыта, второй -- с помощью прошлого опыта,затем -- путем знакомства с традицией самой науки и, наконец, -- путемизучения физических оснований. Что касается будущего опыта, то для того,чтобы накопить здесь достаточно наблюдений, потребуется еще много веков, такчто пытаться высказать об этом какое-то мнение было бы напрасной тратойвремени. Что же касается прошлого опыта, то он во всяком случае находитсяуже в распоряжении человечества, хотя использование его -- дело оченьтрудоемкое и требует много времени. Ведь астрологи (если бы они хотелиукрепить свой авторитет) могли бы, опираясь на достоверные историческиеисточники, рассмотреть все более или менее значительные события (как,например, наводнения, эпидемии, сражения, восстания, кончины правителей,если угодно, и т. п.) и изучить, как располагались в то время небесныесветила, следуя не тонкостям "тем", а намеченным нами правилам циклов, чтобыустановить определенные законы предсказания в том случае, когда удастсяобнаружить очевидное соответствие и согласие между собой событий и положенийсветил. Несколько слов об использовании результатов старой астрологии. Ихнеобходимо очень тщательно проанализировать и, решительно отбросив все, чтовступает в очевидное противоречие с физическими основаниями, сохранить иупрочить авторитетом традиции все то, что прекрасно с ними согласуется.Наконец, о самих физических основаниях. Для нашего исследования особенноважны те, которые касаются общих свойств, состояний и стремлений материи,простых и подлинных движений тел. На этих крыльях можно совершенно безопасноподняться к познанию материальных свойств небесных явлений. О здравойастрологии сказано достаточно. Нужно упомянуть еще об одном фантастическом представлении астрологовпомимо тех измышлений, о которых мы говорили с самого начала; впрочем, егообычно выделяют из астрологии и относят к так называемой небесной магии. Этопредставление основывается на странном измышлении человеческого ума,согласно которому то или иное благоприятное расположение светил будто быможет быть воспринято знаком или печатью (сделанной из металла иликакого-нибудь драгоценного камня, подходящего для этой цели) и таким образомбудто бы оказывается возможным удержать, как бы поймать на лету счастливоедействие данного часа, которое иначе исчезло бы навсегда. Именно поэтомугорько жалуется поэт об утрате некогда столь знаменитого в древностиискусства: Погибло дивное кольцо, Олимпа Впитавшее божественную силу, И драгоценный камень в скромном блеске Уж боле не несет ни лика Феба, Ни лун, кружащихся в высоких сферах ^. Действительно, римская церковь признает мощи святых и их силу (ибобожественным и нематериальным вещам течение времени не может нанести вреда),но верить в возможность сохранить "небесные мощи", чтобы время, которое ужеминуло и как бы умерло, вновь воскресло и продолжалось, -- это чистейшеесуеверие. Оставим поэтому в стороне все эти разговоры, а то, чего доброго,покажется, что Музы выжили из ума от старости. Мы считаем, что самым правильным, делением абстрактной физики являетсяее деление на два раздела: учение о состояниях материи и учение остремлениях (appetitus) и движениях. Мы бегло перечислим составные частиобоих разделов, чтобы из этого перечисления можно было составить подлиннуюкартину абстрактной физики. Состояния материи следующие: сгущенное,разреженное; тяжелое, легкое; горячее, холодное; осязаемое, газообразное;летучее, связанное; определенное, текучее; влажное, сухое; жирное, тощее;твердое, мягкое; ломкое, тягучее; пористое, плотное; живое, безжизненное;простое, пляжное; чистое, содержащее примеси; волокнистое и жилистое;простой структуры или однообразное; подобное, неподобное; обладающее видом ине обладающее видом; органическое, неорганическое; одушевленное,неодушевленное. И этот список можно продолжить и дальше, но мы не будемэтого делать. Понятия же "обладающее чувством" и "не обладающее чувством","наделенное разумом" и "не наделенное разумом" мы относим к учению человеке.Существуют два рода стремлений и движений. Существуют простые движения,заключающие в себе корень всех остальных действий в природе (в зависимости,правда, от тех или иных состояний материи), и движения сложные илипроизвольные. Эти последние служат основанием существующей философии,которая почти не соприкасается непосредственно с самой природой, а между темтакого рода сложные движения, какими являются рождение, разложение и другие,скорее должны читаться уже неким результатом или суммой простых движений, ане простейшими движениями. Простыми движениями являются: действие антитипии,которое обычно называют стремлением помешать взаимопроникновению; действиесцепления, которое называют стремлением избежать пустоты; движениеосвобождения, т. е. стремление предотвратить чрезмерное сжатие илирастяжение; движение к новому объему, т. е. тенденция к разрежению исгущению; второе движение сцепления, т. е. стремление к сохранениюнепрерывности; движение большего собрания, т. е. соединение однородных масс,которое обычно называется естественным движением; движение меньшогособрания, которое обычно называют симпатией и антипатией; движениерасположения, т. е. стремление к правильному распределению частей целогоуподобление, т. е. стремление размножить свою природу другом теле;побуждение -- действие, при котором более мощный агент возбуждает скрытое иуснувшее в другом теле движение; движение печати или запечатление --действие без передачи субстанции от субъекта к объекту; царское движение, т.е. подчинение всех остальных движений господствующему движению; бесконечноедвижение, т. е. самопроизвольное вращение; колебание (trepidatio), т. е.систолия и диастолия тел, находящихся между выгодным и невыгоднымположением; наконец, ^движимое состояние, т. е. страх перец движением,которое также оказывает влияние на множество вещей. Таковы простые формыдвижения, которые возникают из самих глубин природы. Их усложнение,продолжение, изменение, ограничение, повторение и многообразное соединениеобразуют сложные формы движения, т. е. суммы движений, которые обычновоспринимаются. Этими знаменитыми суммами движения являются рождение,разрушение, увеличение, уменьшение, изменение, расширение, а также смешение,отделение, превращение (versio). Остаются как своего рода приложения кфизике моры движения, а именно: что означает количество или доза в природе;каково значение расстояния, т. е. того, что весьма удачно названо сферойдействия, силы или активности ^; что такое ускорение и замедление; что такоебольшая или меньшая продолжительность; что есть сила и слабость вещи; в чемсостоит влияние окружающих вещей? Все это неотъемлемые части подлиннойабстрактной физики, ибо она состоит из учений о состояниях материи, опростых движениях, о суммах, или объединениях, движений и о мерах движения.Что касается произвольного движения живых существ, движения, выражающегося вдействиях чувств, движения воображения, стремления и желания, движения души,воли и разума, то рассмотрение их мы переносим в разделы, посвященныесоответствующим учениям. Однако мы считаем необходимым еще раз напомнить,что в физике изучение всех перечисленных вопросов ограничиваетсяисследованием материальных свойств и действующих причин и эти вопросы будутрассматриваться еще раз в метафизике уже с точки зрения формы и конечнойпричины. Мы должны присоединить к физике два важных приложения, которые имеютотношение не столько к самому предмету, сколько к способу его исследования.Это -- проблемы естествознания и мнения древних философов. Первое являетсяприложением к изучению природы во всем ее многообразии, второе -- к изучениюприроды в ее единстве. И то и другое необходимо для пробуждения разумногосомнения, составляющего весьма важную сторону всякого научного исследования.Проблемы охватывают сомнения в частных вопросах, мнения философов --сомнения общего характера, касающиеся первоначал вещей и всей системы мира(fabrica). Великолепный пример изложения проблем мы находим в книгахАристотеля, впрочем, произведения такого рода заслуживают того, чтобыпотомки не только хвалили их, но и продолжали их в своих собственных трудах,потому что каждый день неизбежно возникают новые и новые сомнения. Но здесьнеобходимо высказать одно очень важное предостережение. Выдвижение сомненийприносит двоякую выгоду. Во-первых, сомнение предохраняет философию отошибок и заблуждений, заставляя не давать оценки и не утверждать того, чтоеще не вполне ясно (чтобы одна ошибка не породила другую), а воздерживатьсяот суждения и не выносить окончательного решения. Во-вторых, сомнения,высказанные в научных сочинениях, сразу же становятся своего рода губками,которые постоянно привлекают к себе и впитывают новые достижения науки; и врезультате то, что могло бы остаться незамеченным или рассматривалось бывесьма поверхностно, если бы не было подвергнуто сомнению, теперь благодарясомнению будет рассматриваться серьезно и внимательно. Но эти две выгоды струдом компенсируют один недостаток, который обязательно разовьется, еслиему решительно не помешать. Дело в том, что, если однажды сомнение будетпризнано справедливым и, так сказать, приобретет силу, немедленно появятсязащитники как той, так и другой точки зрения, готовые передать даже потомкамсвою страсть к сомнению, так что в результате люди будут употреблять всеусилия своего ума скорее на то, чтобы и дальше развивать и поддерживать этосомнение, чем на то, чтобы разрешить его и положить ему конец. Примерыподобного рода в изобилии встречаются и в практике юристов, и в деятельностиученых, у которых вошло в обычай стремиться увековечить раз возникшеесомнение, считая своим долгом не столько утверждать, сколько сомневаться,тогда как единственно законным употреблением человеческого разума являетсястремление превратить сомнение в твердое знание, а не подвергать сомнениюто, что вполне достоверно. Поэтому я считаю, что необходимо создать некийперечень сомнений, т. е. проблем, существующих в науке о природе, и явсячески одобряю такое начинание. Только при этом нужно позаботиться о том,чтобы по мере роста нашего знания (а это, вне всякого сомнения, будетпроисходить изо дня в день, если только люди последуют нашим наставлениям)полностью разрешенные сомнения вычеркивались из этого списка. Мне бы оченьхотелось присоединить к этому перечню еще один, не менее полезный. Посколькув любом исследовании мы встречаем троякого рода положения: очевидноправильные положения, сомнительные положения, очевидно ложные положения, тобыло бы в высшей степени полезным присоединить к перечню сомнений переченьложных мнений и общераспространенных заблуждений, существующих как вестественной истории, так и в теории, для того, чтобы они не приносилибольше вреда науке. Что же касается мнений древних философов, таких, как Пифагор, Филолай,Ксенофан, Анаксагор, Парменид, Левкипп, Демокрит и другие, к которым обычноотносятся пренебрежительно и невнимательно, то было бы весьма полезнопроявить немножко больше скромности и повнимательнее изучить их. И хотяАристотель по обычаю турок считает, что он не может царствовать вбезопасности, если не уничтожит всех своих братьев ^, однако же тем, ктостремится не к царской власти или роли наставника, а лишь к исследованию ираскрытию истины, не может не представляться весьма полезной возможностьрассмотреть собранные вместе разнообразные мнения разных ученых о природевещей. При этом я совсем не думаю, что из этих и им подобных теорий можнонадеяться каким-то образом извлечь некую более точную истину. Ведь точно также как одни и те же явления, одни и те же вычисления согласуются и састрономическими принципами Птолемея, и с астрономическими принципамиКоперника, так и наш повседневный опыт, которым мы руководствуемся, ивнешняя сторона вещей согласуются со множеством различных теорий, а междутем для подлинного исследования истины необходимы совсем иные, строгонаучные принципы. Аристотель очень удачно сказал, что "маленькие дети,только начинающие еще что-то лепетать, называют матерью любую женщину, а ужепотом они научаются узнавать собственную мать" ^. Точно так же и опыт всвоем детском состоянии готов называть матерью любую философию, достигнув жезрелого возраста, он признает свою настоящую мать. Будет полезно такжепознакомиться с разнообразными несогласными друг с другом философскимиучениями, с различными толкованиями природы, из которых одно, может быть,ближе к истине в одном вопросе, другое -- в другом. Поэтому мне бы хотелось,чтобы было создано тщательно продуманное сочинение о древних философах,включающее сведения, почерпнутые из жизнеописаний древних философов, изсборника Плутарха об их учениях, из цитат у Платона, из полемики Аристотеля,наконец, из разбросанных и случайных упоминаний, встречающихся в другихкнигах христианских и языческих писателей (Лактанция, Филона, Филострата идр.) ^. Насколько мне известно, такого сочинения до сих пор не существует.Однако следует предупредить о том, чтобы каждая философская система в еесоставных частях и в ее развитии излагалась отдельно, а не так, как этосделал Плутарх, перечисляя отдельные названия и сборники. Ведь любая цельнаяфилософская система стоит на собственном основании и отдельные ее частивзаимно укрепляют и разъясняют друг друга; если же их оторвать одну отдругой, они теряют свой смысл и становятся непонятными. Во всяком случаекогда я читаю у Тацита о поступках Нерона или Клавдия, совершаемых приопределенных обстоятельствах, среди конкретных лиц и событий, то я не вижу вэтих поступках ничего, что было бы совершенно невероятным; а когда я читаю отом же самом у Светония Транквилла ^, но в отрывочном изложении, со всякогорода общими местами, вне хронологической последовательности, то эти жепоступки представляются мне чем-то чудовищным и невероятным. Совершенно тоже самое происходит и с философией, когда в одном случае она излагается какцельная система, а в другом -- как разорванная на мелкие куски. Я ноисключаю из этого перечня философские взгляды и новейшие теории и учения,например учение Теофраста Парацельса, весьма красноречиво изложенное исведенное в стройную философскую систему датчанином Северином; или учениеТелезия из Козенцы, который, восстановив философию Парменида, обратил оружиеперипатетиков против них же самих; или Патриция Венецианского,сублимировавшего туманное учение платоников; или нашего соотечественникаГильберта, пересмотревшего теорию Филолая; или любого другого, если толькоон окажется достойным упоминания ^'. Поскольку сочинения последнихсуществуют в полном виде, то из них нужно выбрать только самое главное иприсоединить к остальным учениям. О физике и ее приложениях сказанодостаточно. Перейдем теперь к метафизике. Мы отнесли к ней ^ исследованиеформальных и конечных причин. Это могло бы показаться бесполезным в тоймере, в какой это относится к формам, поскольку уже давно укрепилось твердоемнение, что никакие человеческие усилия не в состоянии раскрыть сущностныеформы вещей или их истинные отличительные признаки. А между тем это мнениеподтверждает наше убеждение, что нахождение форм является наиболее достойнойисследования областью во всей науке. Что же касается возможности открытия,то существуют, конечно, неумные и ленивые путешественники, которые, видяперед собой только море и небо, считают, что впереди вообще нет никакойземли. Но в то же время прекрасно известно, что Платон, созерцая весь мир свысоты своего гения, как с высокой скалы, в своем учении об идеях уже видел,что формы являются истинным объектом науки, хотя он и не сумелвоспользоваться плодами этого в высшей степени правильного положения,поскольку рассматривал и воспринимал формы как нечто совершенно отвлеченноеот материи и не детерминированное ею. Именно по этой причине он свернул справильного пути и обратился к теологическим спекуляциям, что наложилоотпечаток на всю его естественную философию и испортило ее. Поэтому если мывнимательно, серьезно и искренне обратимся к действию и практике, то безбольшого труда сможем в результате исследований достичь знания того, чтособой представляют те формы, познание которых могло бы удивительным образомобогатить и облагодетельствовать человечество. Ведь формы субстанций (заисключением только человека, о котором Писание говорит: "Он создал человекаиз глины земной и вдохнул в облик его дыхание жизни", а не так, как обостальных видах: "Пусть произведут воды..."; "Пусть произведет земля...") ^,я повторяю, виды всех существ (поскольку теперь число их значительноувеличилось благодаря скрещиваниям и пересадкам) так перепутались иусложнились, что либо вообще не имеет смысла исследовать их, либо следует навремя отложить настоящее их исследование и приняться за него только послетого, как будут открыты и исследованы более простые по своей природе формы.Ведь было бы нелегко и совершенно бесполезно исследовать форму того звука,который образует какое-нибудь слово, так как сложением и перестановкой буквможно образовывать бесконечное множество слов; исследовать же форму звука,который выражается какой-нибудь простой буквой (т. е. исследовать характерартикуляции данного звука), -- это вполне доступно и даже легко; а кактолько мы познаем эти формы букв, они тотчас же приведут нас к познанию формслов. Точно так же, кто станет тратить усилия на исследование формы льва,дуба, золота или даже воды или воздуха? Исследование же формы плотного,разреженного, горячего, холодного, тяжелого, легкого, осязаемого,газообразного, летучего, связанного и тому подобных состояний и движений,перечисленных нами в значительной мере, когда мы говорили об изучениифизики, и обычно называемых формами первого класса, которые (подобно буквамалфавита) не так уж многочисленны, однако составляют сущности и формы всехсубстанций, -- такое исследование, повторяю, и есть именно то, что мыпытаемся сделать и что составляет и определяет ту часть метафизики, которуюмы сейчас рассматриваем. Это, однако, не мешает и физике, как об этом ужебыло сказано, заниматься исследованием тех же самых свойств и состояний, нотолько с точки зрения преходящих причин. Например, если будет идти речь опричине белизны снега или пены, то правильным будет определение, что этотонкая смесь воздуха и воды. Но это еще очень далеко от того, чтобы бытьформой белизны, так как воздух, смешанный со стеклянным порошком, точно также создает белизну, не чуть не хуже, чем при соединении с водой. Это лишьдействующая причина, которая есть не что иное, как носитель (vehiculum)формы. Но если тот же вопрос будет исследовать метафизика, то ответ будетприблизительно следующий: два прозрачных тела, равномерно смешанные междусобой в мельчайших частях в простом порядке, создают белизну. Я считаю, чтоэта часть метафизики не получила еще необходимого развития. И этонеудивительно, потому что с помощью того метода исследования, которымпользуются до сих пор, никогда не удастся проникнуть в формы вещей. Кореньэтого зла, как, впрочем, и всех остальных зол, состоит в том, что люди, какправило, и слишком поспешно, и слишком далеко уходят от осмысленияпрактического опыта и конкретных фактов и вещей, целиком погружаясь в своичисто умозрительные размышления. Польза же, приносимая этой частью метафизики, которую я отношу к числудисциплин, требующих дальнейшего развития, исключительно велика по двумпричинам. Первая причина состоит в том, что вообще является обязанностьювсех наук и их подлинной силой -- сокращать (насколько это допускаеттребование истины) длинные и извилистые пути опыта и тем самым находитьответ на старинную жалобу о том, что "жизнь коротка, а путь искусства долог"^. Лучше всего это можно сделать, собрав воедино наиболее общие научныеаксиомы, имеющие силу по отношению к материи любой индивидуальной вещи. Ведьнауки образуют своеобразную пирамиду, единственное основание которойсоставляют история и опыт, и поэтому основанием естественной философиислужит естественная история. Ближе всего к основанию расположена физика,ближе всего к вершине -- метафизика. Что же касается конуса, самой верхнейточки пирамиды, т. е. высшего закона природы, или "творения, которое отначала до конца есть дело рук Бога" ^, то я серьезно сомневаюсь, может личеловеческое познание проникнуть в эту тайну. Во всяком случае эти триобласти знания составляют три подлинные ступени науки; для тех, кто гордитсясвоим знанием и готов подняться против богов, они подобны трем попыткамгигантов подняться на Олимп: Трижды они Пелион взгромоздить на Оссу пытались, Оссу трижды взвалить на Олимп многолиственный... ^ Для тех же, кто в самоуничижении во всем видит славу божью, они подобнытройному восклицанию "свят, свят, свят", ибо свят Бог во множестве делсвоих, свят в их порядке, свят в их единстве. Поэтому очень верно известноеположение Платона и Парменида (хотя у них оно было чисто умозрительным):"Все поднимается по некоей лестнице к единству". Действительно, только танаука превосходит остальные, которая менее других отягощает человеческий уммножественностью. И совершенно очевидно, что такой наукой являетсяметафизика, потому что она сосредоточивает свое внимание главным образом наизучении простых форм вещей, которые мы выше назвали формами первого класса,так как хотя они и немногочисленны, однако своими количественными ипорядковыми соотношениями образуют все многообразие вещей. Второе важноеобстоятельство, определяющее выдающееся значение раздела метафизики,посвященного изучению форм, состоит в том, что эта область науки внаибольшей степени раскрепощает и освобождает могущество человека и выводитего на бескрайнее, широко открытое поле деятельности. Ведь физика направляетчеловеческие усилия по узким и трудных тропинкам, повторяющим извилистыепути обычной природы, но мудрым всюду открыта широкая дорога, ибо умудрости, которую древние определяли как "знание всех вещей, божественных ичеловеческих" ^, всегда достаточно самых разнообразных средств. Физическиепричины освещают путь и дают средства для новых открытий в однороднойматерии, но тот, кто обладает знанием какой-либо формы, обладает также изнанием высшей возможности привнесения этой природы в любую материю, и егодействия не связаны и не ограничены ни материальным основанием, ни условиемдействующей причины. О таком знании прекрасно сказано еще Соломоном, хотяскорее в религиозном смысле: "И не будут стеснены шаги твои, и на пути своемне встретишь ты камня преткновения" ^'. Он подразумевает здесь, что путимудрости не знают ни теснин, ни препятствий. Вторая часть метафизики посвящена исследованию конечных причин. Этуобласть знания нельзя назвать заброшенной, но она отнесена не к той науке.Ведь, как правило, такого рода исследования предпринимаются в областифизики, а не метафизики. Впрочем, если бы это нарушало только порядокизложения, то этому не следовало бы придавать большого значения. Ведьпорядок -- это скорее вопрос ясности изложения, и он не имеет отношения ксамой сущности науки. Но в данном случае изменение порядка породило одиночень серьезный недостаток и нанесло огромный ущерб философии. Дело в том,что рассмотрение вопроса о конечных причинах в физике совершенно изгнало изнее изучение физических причин, так что люди к огромному ущербу для наукиуспокоились на этих эффектных и неясных причинах, перестав настойчивостремиться к исследованию реальных и подлинных физических причин. Впрочем, ясчитаю, что так поступал не только Платон, который всегда бросал якорь наэтом берегу, но и Аристотель, Гален и другие, которые тоже частенько садятсяна эту мель. Ведь тот, кто стал бы приводить объяснения такого рода, как"веки и ресницы -- это вал и забор для защиты глаз", или "плотная кожа уживотных существует для защиты от жары и холода", или "кости созданыприродой как своего рода колонны и балки, чтобы на них держалось все зданиетела", или "листья появляются на деревьях для того, чтобы предохранить плодыот солнца и ветра", или "облака несутся по небу для того, чтобы орошатьдождями землю", или "земля уплотнена и тверда для того, чтобы живые существаимели возможность ходить по ней и стоять на ней" и т. п., -- тот в областиметафизики с успехом мог бы изучать их, в области же физики ему бы ничего неудалось сделать. Более того, как мы уже отчасти говорили об этом, такиерассуждения, подобно фантастическим рыбам, присасывающимся к кораблям имешающим их движению, замедлили, так сказать, плавание и прогресс наук,мешая им следовать своим курсом и продвигаться вперед, и уже давно привели ктому, что исследование физических причин в результате пренебрежения, скоторым давно к нему относятся, пришло в упадок и обходится глубокиммолчанием. Поэтому естественная философия Демокрита и других, которыеустранили Бога и ум (mens) из мироздания и приписали строение Вселеннойбесчисленному ряду попыток и упражнений самой природы ^, называемых имиодним именем рока или судьбы, и видели причины отдельных вещей внеобходимости, присущей материи, не нуждаясь во вмешательстве конечныхпричин, является, как нам кажется (насколько можно судить по фрагментам ихсочинений и изложениям их философии), в вопросе о физических причинахзначительно более основательной и глубже проникает в природу, чем философияАристотеля и Платона. Единственная причина этого состоит в том, что первыеникогда не тратили сил на изучение конечных причин, последние жебеспрестанно рассуждали о них. И в этом отношении Аристотель заслуживает ещебольшего осуждения, чем Платон, ибо он не упоминает об источнике конечныхпричин, т. е. Боге, и заменяет Бога природой; сами же конечные причины онизлагает скорее с точки зрения логики, чем теологии. Мы говорим об этом непотому, что эти конечные причины не являются истинными и достойнымивнимательного изучения в метафизике, но потому, что, совершая набеги ивторжения во владения физических причин, они производят там страшныеразорения и опустошения. Впрочем, если бы только их можно было удержать всвоих границах, то в этом случае было бы очень большим заблуждением думать,что они вступают в резкое противоречие с физическими причинами. Ведь когдаговорится, что "ресницы век ограждают глаза", то это, конечно, никак непротиворечит другому положению о том, что "волосы обычно вырастают вовлажных областях": "источники, скрытые мхом" и т. д. ^ Точно так же когдаговорится, что "плотная кожа у животных спасает их от чрезмерного жара,холода, сырости и т. д.", то это не противоречит другому положению о том,"что кожа становится плотной в результате сокращения пор в наружных частяхтела под воздействием холода и порывов ветра"; то же самое можно сказать иоб остальных объяснениях. Мы видим, что и тот, и другой род причинвеликолепно согласуется между собой, с той лишь разницей, что одни причиныуказывают на цель, другие же просто называют следствие. Все это ни в коеймере не ставит под сомнение божественное провидение и нисколько не умаляетего значения, наоборот, скорее удивительным образом укрепляет его ипревозносит. Ведь подобно тому как в гражданских делах тот, кто сумеетнаправить усилия других людей на достижение собственных целей и стремлений,не раскрывая им, однако, своих замыслов, так что они, ни на минуту неподозревая об этом, будут фактически исполнять его желания, проявитзначительно более глубокую и замечательную политическую мудрость, чем тот,кто поделится своими планами с их исполнителями, точно так же и божественнаямудрость сверкает ярче и удивительнее, когда вопреки действию природыпровидение приводит к другому результату, чем когда каждое природноесвойство и движение оказывается отмеченным знаком провидения. И разумеется,Аристотель, обременивший природу конечными причинами, утверждая, что"природа ничего не делает напрасно и всегда исполняет свои желания, еслитолько не возникнут какие-то препятствия" *°, и высказывавший много другиханалогичных мыслей, не нуждался больше в Боге. Да и атомистическое учениеДемокрита и Эпикура само по себе не встречало возражений со сторонынекоторых весьма проницательных ученых, однако же когда они сталидоказывать, что все мироздание возникло из случайного столкновения этихатомов без какого бы то ни было участия ума, то их подняли на смех. Поэтомуутверждение о том, что познание физических причин отвлекает человека от Богаи провидения, весьма далеко от истины; напротив, те философы, которыецеликом посвятили себя изучению этих причин, не находя никакого иноговыхода, в конце концов обращались к Богу и провидению. Вот все, чтоследовало сказать о метафизике. Я не стану отрицать, что раздел этой науки,посвященный конечным причинам, излагается в книгах как по физике, так и пометафизике, но если во втором случае это правильно, то исследовать этипричины в книгах по физике -- ошибочно, ибо это наносит ущерб самой физике.