С. Рассмотрение примеров: архитектура деконструктивизма

Эрнст Блох заметил об архитектуре авангарда 1920-х годов, что в ней выражалось «прощание»: она бес­сознательно предприняла побег от фашизма. «Сегодня многие здания выглядят так, будто готовы отправиться в путь. Хотя они безвкусны, а может как раз поэтому, в них выражено прощание. Внутри они светлые и холод­ные как больничные палаты, а снаружи они выглядят как коробки на подвижных штангах, а еще они похожи на корабли. Плоская палуба, иллюминаторы, забортный трап, поручни светят белым светом по-южному и, как ко­рабли, они склонны исчезать»43. Архитектура авангарда сегодня считается деконструктивизмом. Об этой сегод­няшней архитектуре авангарда можно сказать, что она выражает «приход», а именно приход «чужого» в сердце

В рамках рассмотрения гетерогенного явления деконструктивизма в дальнейшем пойдет речь об архи­тектуре Захи Хадид, которая была в свое время самым востребованным архитектором, чье значение уже давно известно общественности (в особенности как первой женщины, добившейся успеха на архитектурном попри­ще, где всегда преобладали мужчины). Прежде всего в Германии и Японии ее работы вызвали общественный резонанс. В 2005 году в Германии появились 2 здания: на­учный центр «Фэно» в Вольсбурге и новая фабрика BMW в Лейпциге, за которую Хадид получила архитектурную премию Германии. А в 2004 году Захе Хадид была при­суждена Прицкеровская премия. Ее статьи печатаются во многих специальных журналах и газетах. В отличие от других представителей деконструктивизма, ее архи­тектура гармонична и умеренна. За этой архитектурой стоит – и это релевантно с точки зрения социологии – об­щественная активность, которая выражается не только в критике и анализе современного общества, но и в реф­лексивной постмодернистской утопии. В рамках анали­за деконструктивизма, с точки зрения социологии архи­тектуры, архитектура рассматривается как отражение современного общества, основываясь на положении философской антропологии, и как средство, которое обладает потенциалом формирования мировоззрения

и общественного движения, учитывая концепцию эсте­зиологии. Таким образом, благодаря актуальности явле­ния, можно говорить о первоначальном анализе.

Явление деконструктивизма

С 1988 года Заха Хадид стала последователем ар­хитектуры деконструктивизма45. Здесь стоит различать два значения: направление, основанное дискурсивно на родстве душ с философским деконструктивизмом, и направление, основанное самой архитектурой в со­поставлении с российским конструктивизмом (не раз­деляя, однако, российскую общественную теорию). Со­ветские архитекторы конструктивизма были увлечены современной техникой (передвижения) и, более того, космическим пространством, возможностью полного «овладения пространством»46. В 1920 году в Советском Союзе проектируются летающие города, чертежи для которых составляются с перспективой из космоса47. При этом большое значение имеет тот факт, что за­стройка Земли и, таким образом, ее превращение в соб­ственность избегаются. Архитектура Хадид укореняет эти формы и основную тему полета. Противодействуя силе тяжести архитектуры, ее тяжеловесности, пози­циональности этого средства коммуникации человече­ства, архитекторы-деконструктивисты прибегали к трю­кам статики, чтобы нарушить привычные картины. Архитектура основывается на господстве определенных статических законов, на непреодолимой силе притяже­ния Земли, при этом честолюбие модерна заключалось в том, чтобы это господство подчеркнуть конструкция­ми, а не прятать их за украшениями. Архитектура декон­структивизма, несмотря ни на что, играет с законами ста­тики, создает видимость, что они больше не действуют, пытаясь, таким образом, построить облака – в притяза­ниях Купа Химмельблау – или создать летящую архитек­туру – в работах Захи Хадид48. Модерном с ее машинной эстетикой движет не сама архитектура. Архитекторы оказываются охваченными физическими теориями, фи­лософскими, математическими, биотехнологическими, экономическими представлениями о самих себе в со­временной жизни с ее понятиями сетевых отношений, «флюидной» идентичности и «ризомной» рационально­сти. Они охвачены дифференциально-теоретическими метафорами Делёза, иерархированной онтологией, теорией хаоса. В любой форме деконструктивизма речь идет о стратегии отчуждения, о чуждой архитектуре: объектах, которые своей формой и материалом нару­шают порядок современного города и современной ар­хитектуры. Это всегда архитектура-зрелище, которая поляризирует и разбивает на лагери самих архитекто­ров и архитектурных критиков. Речь идет о зашифро­ванной архитектуре, которая всегда требует коммента­риев как и современное абстрактное искусство, сбивая с толку, и не столько потому, что неизвестна функция построенного, а скорее потому, что человек не понима­ет концепцию бесфункционального иррационального избыточного явления, которое не вписывается в рамки архитектуры модерна. Архитектуре деконструктивизма невозможно дать определение.

Когда предпринимается попытка описать архитек­туру Захи Хадид, на ум приходят следующие определе­ния: искажение, деформация, изгиб пространств и пло­скостей. Проектируются и создаются «космопланы», при этом не идеальной цилиндрической формы насто­ящих летательных аппаратов, а, скорее, биоморфные формы с непрерывно-плавным пространством. Проемы и сквозные отверстия закрываются традиционными две­рями и окнами, используются колонны-воронки, подни­мающиеся плоскости стен, наклонные поверхности от­весных контуров, диагональные средние линии наклона лестницы, прямоугольные коридоры, изогнутые пан­дусы. Здесь происходит искажение (раздражение) зри­тельного восприятия (но не значения): человек как экс­центричное, позициональное существо ориентируется в своем жизненном пространстве относительно поверх­ности Земли, ее перпендикуляров и ортогональной си­стемы осей координат своего пространства перемеще­ния. Динамическая, «наклонная» архитектура нарушает этот порядок, вызывает реакцию. Еще во времена совет­ской революционной архитектуры, чтобы усилить этот «эффект», использовались углы зрения как бы наклонен­ной земной оси. Хадид разработала дальнейшую страте­гию проектирования: она проектирует здания с высоты птичьего полета, как будто они не из земли вырастают, а наоборот – на нее опускаются сверху. Кроме того, она проектирует так, будто ходит вокруг здания, и эти свои движения «замораживает» в чертежах, формах, фаса­дах. Еще во время процесса проектирования прини­мается решение, в чем будет суть проекта – в простом изображении или в передаче динамики архитектуры. В итоге не только форма является «революционной», но и искажается функция. Новые пространства стано­вятся многозначными, не устанавливаются ни средние

линии лестниц, ни иерархии при систематическом сме­шении областей частного и общественного (как в случае с частной собственностью на землю не только в жилых помещениях, но и на фабриках и т.п.). Наслоение раз­личных перспектив, искривления и перекосы простран­ства делают форму и содержание, форму и функцию не­различимыми. В этом кроется попытка все типичные строения (опер, фабрик, жилых домов) искоренить и вместо них разработать новые средства пользования и социального взаимодействия. Этому способствует не­евклидов, неорганизованный, несерийный и неиерар­хичный язык форм.