Издавна принятое в социологии и демографии разграничение городского и сельского населения в лингвистике коррелирует с разграничением разных подсистем национального языка: разновидностей преимущественно "городских" кодов (литературного языка, городского просторечия, профессиональных и социальных жаргонов) и территориальных диалектов, которые локализованы на селе.
Между тем за интуитивно понятным противопоставлением городского и сельского населения в разных странах могут скрываться совершенно разные сущности. Дело в том, что городским считается население тех населенных пунктов, которые имеют статус города (или приравненный к нему), а в разных странах критерии получения этого статуса различны. Довольно обычным является отнесение населенного пункта к числу городов при достижении определенной людности (численности населения), но в Исландии для этого достаточно иметь 200 человек, а в Нидерландах необходимо 20 тыс. жителей, и в обоих государствах род занятий жителей не имеет значения.
В дореволюционной России не было общего положения, по которому населенный пункт получал статус города; таковой давался индивидуально. Неопределенность понятия город долго сохранялась и при советской власти. Начиная с 1950-х годов в большинстве республик СССР шло законодательное уточнение понятий город и поселок городского типа; минимальная людность городов колебалась от 5 тыс. в Грузии и Азербайджане до 12 тыс. в РСФСР, а для поселков городского типа в большинстве республик не была установлена[67]. При этом число городов, не удовлетворяющих официальным требованиям людности, в России достаточно велико[68].
К сожалению, наиболее интересные для социолингвиста данные о национальном и языковом составе городов широко публиковались лишь в отношении Москвы, Ленинграда и столиц союзных республик. В других странах аналогичные сведения обычно еще менее доступны (в частности потому, что этнический и/или языковой состав часто вообще не выявляется в ходе переписей). В ряде государств итоги переписи в отношении населения крупных городов (включая и этноязыковую принадлежность) подводятся не только по городу в целом, но и по отдельным муниципальным районам (а этническая и языковая структура разных частей города может сильно различаться).
Следует иметь в виду, что урбанизация у разных народов России шла и идет неравномерно; в целом по России в 1970 г. городские жители составляли 62,3%, в 1989 г. – 73,4%. Почти везде в качестве основного языка общения в городской среде выступает русский. Следствия урбанизации для нерусских народов России многообразны: у новых мигрантов в города структура по полу и возрасту заметно отличается от таковой в местах их предыдущего жительства. Города, в которые мигрируют разные народы (скажем, лезгины, марийцы и манси), существенно отличаются этноязыковой ситуацией. Как следствие, шансы на использование родного языка (у тех, кто в качестве родного языка сохранял язык своего этноса) существенно различаются, различна и вероятность передачи своего языка детям, родившимся в городе. Не вдаваясь в детали этих процессов, подчеркнем, что в городской и сельской местности они всегда идут различными путями, и при этом специфика социолингвистических результатов урбанизации для каждого народа оказывается своей.
Разграничение городского и сельского населения важно и для изучения функциональных особенностей собственно русского языка. Так, если относительно крупных городских центров более или менее ясно, какого рода разновидности национального языка там используются, то такой ясности меньше при исследовании речи жителей средних и малых городов[69]: их речь в значительной степени подвержена влиянию окружающих эти города местных диалектов. Имея в виду такой промежуточный характер этой русской речи, петербургский исследователь А. С. Герд предложил называть этого рода городскую речь региолектом [Герд 1998]. Основные носители региолекта – местная городская интеллигенция, служащие административных учреждений. От местного, территориального диалекта региолект отличается тем, что он распространен на сравнительно большой территории и характерен для населения своего рода "пучка" территориально близких друг другу городов, а от литературной формы языка – тем, что в нем явно проступают следы диалектных влияний, смешанные с городским просторечием и жаргонами.
