Республикам СССР, 1989 г

Обозначения: 1- общий коэффициент рождаемости (число рождений в год на 1000 жителей), 2 - общий коэффициент смертности (число смертей в год на 1000 жителей), 3 – коэффициент младенческой смертности (число умерших в течение первого года жизни на 1000 родившихся живыми), 4 – естественный прирост, 5 - средняя продолжительность жизни женщин, 6 – средняя продолжительность жизни мужчин, 7 – доля лиц моложе трудоспособного возраста (%), 8 – доля лиц старше трудоспособного возраста (%)

Таблица отчетливо подтверждает ряд закономерностей. Низкий прирост населения тесным образом связан с долей населения старших возрастов. Низкая смертность (6,0-7,7) отмечается в республиках со значительной долей населения (34% и более) моложе трудоспособного возраста, а там, где доля этих лиц мала (22-25%), общие коэффициенты смертности самые высокие (10,1-12,1), хотя именно здесь уровень младенческой смертности для СССР невысок. Связи между средней продолжительностью жизни и общим коэффициентом смертности нет, продолжительность жизни коррелирует с младенческой смертностью, хотя напрямую с ней не связана: Грузия с довольно высоким уровнем младенческой смертности (7-е место) по продолжительности жизни у мужчин на 2-м месте, а у женщин - на 3-м. Различия в средней продолжительности жизни мужчин и женщин (а это - результат различий в уровне их смертности во всех возрастах на 1989 г.) по республикам довольно значительны: от 4,9 в Туркмении до 10,4 года в России.

Для предсказания уровня рождаемости демографы обычно располагают массой показателей, достоверно характеризующих традиционные психологические установки разных групп населения в сфере заключения брака[66] и репродуктивных намерений; смена таких традиций идет постепенно и тенденции выявляются без особого труда. Другое дело смертность. Наряду с объективными показателями типа состояния окружающей среды, уровня развития медицины, традиций питания и т. п. на уровне смертности отражаются труднопредсказуемые социальные явления, которые, с одной стороны, могут вести к увеличению насильственных смертей (в первую очередь речь идет о войнах), с другой стороны – к развитию неподконтрольных самим индивидам психологических процессов, действие которых пока еще плохо известно. В результате смертность оказывается гораздо менее предсказуемой, чем рождаемость.

В конце 1992 г., когда население России составляло 148,7 млн. человек, Госкомстатом был составлен десятилетний прогноз, предполагавший к 2002 г. как минимум – стабилизацию населения, как максимум – рост до 151 млн человек. Между тем население продолжает ежегодно сокращаться. При этом у детей и подростков тенденция к снижению смертности наметилась уже в 1992 г.; среди молодежи 20–24 лет незначительный рост смертности наблюдался до 1995–1996 гг. Наибольший вклад в увеличение смертности вносили лица 45-59 лет. В чем причина общего роста смертности? Почему смертность в одних возрастах снижается медленнее, чем в других? Почему демографам не удалось спрогнозировать это явление, даже когда оно уже начиналось?

На последний вопрос ответить проще всего: регистрируемых статистикой объективных причин к повышению смертности не было, а при формулировании прогнозов иные данные привлечь не удается. Общая социально-экономическая ситуация не выглядела катастрофической. Если бы повышение смертности объяснялось экономическими причинами, то его наиболее вероятными жертвами стали самые молодые и самые старые возраста, чего не было. Если бы дело было в резком падении уровня здравоохранения, тогда среди причин смертности поднялась бы доля инфекционных заболеваний, но рост смертности на 4/5 шел за счет болезней кровообращения и так называемых внешних причин (несчастные случаи, отравления, травмы, насильственная смерть) с преобладанием внешних причин у мужчин. Состояние окружающей среды в силу спада промышленного производства в целом даже улучшалось. Остаются причины психологического свойства. Этнографам известен эффект необъяснимого вымирания аборигенного населения при вступлении в тесный контакт с европейской цивилизацией, происходивший во многих районах земного шара; причины и детали этого процесса до конца не изучены, однако считается, что немалую роль сыграл долговременный стресс от "культурного шока". Очень вероятно, что главная причина высокой российской смертности в 1990-х годах лежит в той же плоскости.

Детальной привязки сведений о естественном движении населения к этническому составу не существует, но для грубого социолингвистического прогнозирования определенную ценность могут иметь региональные данные. В современной России национально неоднородные регионы выделяются или низкой убылью населения, или даже приростом (в сравнении с национально однородными регионами, где смертность выше). Например, за 1994 г. естественная убыль по Центральному району составила 10,4%_с, по Центрально-Черноземному - 8,1%с, Северо-Западному - 11,2%₀ (при смертности 17,1–18,5%₀), в то же время в Удмуртии, Татарии, Башкирии, Чувашии, Марийской Республике она колебалась от 4,4 до 1,7%с. В северокавказских республиках почти повсеместно наблюдался прирост населения, при этом уровень смертности здесь хорошо коррелировал с долей коренного населения: в Адыгее, где аборигенов не более четверти, смертность составляла 14,5%о, в Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии и Северной Осетии, где они составляют незначительное большинство, – от 10,2 до 12,7%о, в Дагестане, где некоренного населения сейчас порядка 10%, смертность - 7,6%_с. То же и в Забайкалье: в Бурятии (где бурят 13%) смертность составила 13,0%₀, а в Агинском автономном округе (55% бурят) – 10,9%о.

Анализ такого рода данных в корреляции с уровнем владения языками, распространенными в том или ином регионе, может привести к социолингвистически важным выводам, которые необходимо учитывать при языковом планировании и языковой политике.