Книга вторая Возвращение домой 8 страница

– Я… я прошу прощения. Это просто… Я никогда не видел, чтобы изменяющий форму менялся так. Мишель, когда мы были вместе, она никогда… – он взмахнул рукой перед лицом.

Могвид нахмурился. Он путешествовал так долго с теми, кто был знаком с изменением формы, что слова мужчины вызывали у него раздражение, но он держал рот закрытым. Он был обязан жизнью неожиданному появлению жителя болот.

– Мишель… – продолжал болтать Джастон, – я никогда не видел ее преображения.

Могвид вздохнул, устав от его смущения, и решил рассказать мужчине правду:

– Она никогда не меняла облик, потому что, когда ты знал ее, она была заперта в человеческой форме, позабыв о своей природе изменяющей форму, – его голос снизился до горького бормотания: – Затем, когда она умерла и была воскрешена той проклятой змей, это вернуло ей ее дар силура.

Могвид отодвинулся от огня. В тысячный раз он пожелал никогда не сталкиваться с радужно-полосатой гадюкой. Его попытка разрушить проклятие, лежащее на них с братом, привела только к еще худшим узам.

Он проскользнул мимо Мамы Фреды и Джеррика, которые лежали в своих спальных мешках плечом к плечу. Казалось, оба уже наполовину спали.

Могвид вышел из пещеры и присоединился к Толчуку. Большой парень редко говорил, но его молчание и простое товарищеское отношение были бальзамом для разочарованности и боли Могвида. Он не хотел отправляться в это путешествие, предпочитая безопасность Алоа Глен – но Фердайл решил за них обоих. И, поскольку Могвида заставили ввязаться в это рискованное дело, он был рад, что рядом с ним огр.

Он продолжал стоять на страже с Толчуком, наблюдая, не появятся ли грабители.

– Я думал, мы уже достигаем твоих родных пещер к этому моменту, – сказал он.

Толчук пожал плечами.

Могвид мог предположить эту заминку. После нападения на Фердайла их отряд шел по горам осторожно, осмотрительно двигаясь тесной группой. Это замедлило их продвижение настолько, что он в конечном итоге задремал внутри черепа Фердайла, проснувшись лишь когда проклятие бросило его обратно в тело, поприветствовавшее его полным ртом сырой крольчатины.

Он был уверен, что Фердайл по-волчьи смеется глубоко внутри его головы. «Смейся сейчас, братец, – подумал он, – но, клянусь, я буду смеяться последним».

Спустя какое-то время появился Магнам с куском тушеного мяса для каждого из них. Мясо дымилось на холодном воздухе. Толчук принял миску без слов, погруженный в свои заботы.

Могвид понюхал мясо и скривился:

– Кролик!

Магнам захихикал:

– Фердайл поймал парочку. Ему нравится делиться.

Могвид вернул свою миску дварфу:

– Я не голоден.

– Ну, мне больше достанется, – Магнам переложил мясо Могвида к себе и вернул миску Могвиду:

– Чайник остывает возле костра.

– И?

Магнам указал в темноту:

– В той стороне ручей. Отлично подойдет для мытья посуды. Приятный и холодный, как раз как ты любишь.

Могвид открыл было рот, затем захлопнул его. Что толку в споре? Ел он это мясо или нет, он знал свои обязанности. Кроме того, рутинная работа давала ему возможность убить одинокие ночные часы, что было приятно. Каждый вечер он возвращался в это тело только для того, чтобы обнаружить остальных в их спальных мешках, оставивших долгую ночь ему. Оставалось слишком много времени думать, слишком много времени проклинать его нынешнее состояние.

– Я иду спать, – сказал дварф, собрав пальцами остатки ужина и швырнув пустую миску Могвиду.

Остальные скоро последовали его примеру. Только Толчук оставался неподвижен, сгорбившись возле входа, его золотые глаза пылали.

Могвид собрал посуду в мешок, затем взял свою сумку. Он подошел к огру:

– Где ручей?

Толчук указал:

– Вон за той глыбой. Он не глубокий.

Могвид застыл в нерешительности. С луной и звездами, скрытыми в облаках, ночь за пределами пещеры была темной.

– А огры? – спросил он, осторожно оглядываясь.

– Только половина, – пробормотал Толчук, имя в виду самого себя.

Могвид потер локоть.

– Тебе нечего стыдиться, – он неожиданно обнаружил, что утешает своего огромного товарища. – Как и мне, – добавил он шепотом обоим – себе самому и волку внутри него. «Это не моя вина».

– Я присмотрю за тобой, – сказал Толчук.

Могвид кивнул и начал спускаться по грязи и глине вдоль обрыва. Он закинул мешок с грязными мисками и горшками на одно плечо, его собственная маленькая сумка была на другом. Он изменил мускулы в своих руках и спине, сделав их сильнее, чтобы легче было справиться с ношей. Теплый поток магии успокоил его.

Несмотря на его затруднительное положение, это было чудесно – использовать силуранские способности снова. Полные трансформации – такие, как из волка в человека и обратно, – забирают много сил, но маленькие изменения даются без усилий и утомляют тело очень незначительно.

Пока он спускался по невысокому склону, он оценил тело, в котором находился. Оно было настолько же удобно, как разношенный ботинок. После нахождения в этой форме в течение долгого времени оно было словно наезженная колея грязной дороги – легко скользнуть внутрь, легко не отклоняться от курса. Но с возвращением его способностей теперь были доступны маленькие улучшения. Он вырастил покров теплого меха на своих замерзших щеках, заострил зрение, чтобы видеть в темноте. Возможно, проклятие не настолько ужасно, как это показалось…

Обогнув валун, он увидел небольшой ручей. Всего лишь в шаг шириной, он, бурля, бежал по узкому каменистому ложу. Могвид скинул с плеча и с грохотом отшвырнул мешок с грязной посудой, затем аккуратно положил на землю собственную сумку. Выпрямившись, он взглянул через плечо, чтобы убедиться, что валун закрывает его от огра.

Удовлетворенный, он позволил своим векам закрыться и почувствовал другие, скрытые глаза – глаза Фердайла. За многие луны, прошедшие с момента их соединения, Могвид научился узнавать, когда его брат бодрствовал внутри него: об этом ему говорила легкая дрожь, покалывание – едва заметное ощущение чужих глаз на спине или шее. Он не почувствовал ничего подобного сейчас. Могвид улыбнулся. Как обычно, Фердайл быстро уснул. После долгого перехода его брат, должно быть, устал так же, как и остальные, и не был особенно заинтересован в наблюдении за тем, как Могвид отскребает грязные миски.

Оставшись на время один, Могвид развязал кожаные ремешки своей сумки, убедившись, что тщательно завязанный узел – тот же самый, какой он и оставил. Сумка выглядела нетронутой: никто не копался в его личных вещах.

Он улыбнулся. Фердайл, проводящий все свое время в волчьей форме, не обращал внимания на его сумку – как и остальные. Ее содержимое принадлежало только ему – предметы, которые он собирал в своем долгом странствии через эти земли.

Могвид порылся в сумке, отбросив прочь одежду, затем сломанную железную цепочку и воротник из сниффера, которого Толчук убил в этих самых холмах когда-то давно. Маленький мешочек с несколькими прядями рыжих волос Елены. Он отбросил в сторону заплесневелый грецкий орех. И наконец в самом дальнем углу сумки его пальцы нашли камень, завернутый в лен. Он вытащил его.

Сидя на коленях, он установил предмет на плоской скале и снял мятую ткань. Чаша из черного камня вбирала в себя даже то малое количество света, которое проникало через укрывающий Могвида валун. Он снова оглянулся, проверяя, не следят ли за ним.

Он рассматривал свое маленькое сокровище. Когда-то оно принадлежало паучьей ведьме – Вирани. Могвид прикоснулся одним пальцем к краю чаши. Гладкая на ощупь и неестественно холодная, ее поверхность ощущалась, словно пот на коже умирающего.

Он закусил губу. Почти каждую ночь он смотрел на эту чашу, подзадоривая себя сделать следующий шаг. И каждую ночь он вновь заворачивал в ткань это тайное сокровище. После того как он провалил попытку освободить себя от своего близнеца, Могвид знал, что был только один способ разрушить проклятье, привязавшее брата к брату. Это могло потребовать более сильной магии, чем даже Елена могла предложить, и был только один источник этой магии – Темный Лорд Гульготы, предок Толчука.

Давным-давно в древней крепости Шадоубрук Могвид разговаривал с Темным Лордом. Чудовище говорило каменными губами черного стража, голос был пустой и мертвый, словно открытый склеп: «Отныне оставайся с теми, кто помогает ведьме. Может настать час, когда я потребую от тебя большего».

Могвид знал, что из-за проклятья, которое он носил, ему придется предстать перед демоном снова. И он узнал от бледных близнецов из Шадоубрука, что кровь стихии, помещенная в чашу, призовет Черного Зверя.

Он смотрел неотрывно на черный камень. Все прошедшие ночи он боялся сделать то, что должно быть сделано. «Что он попросит у меня?» – задавался вопросом Могвид. Он бросил взгляд на пещеру. Сейчас он далеко от ведьмы, врага Темного Лорда. Но он знал, что его роль здесь, с другими, не была незначительной. Они вошли в земли огров, ища разгадку тайны черного камня – основы, на которой Темный Лорд построил свое могущество и силу которой он использовал. Если бы эта разгадка была найдена, союзники ведьмы получили бы существенное преимущество.

Могвид поежился. Осмелится ли он заигрывать с этой силой здесь? А если снова не осмелится? Значит, он будет навеки обречен бродить в темноте, никогда не видя свет дня? Где-то в уголке рта он все еще ощущал вкус сырого кролика. Неужели он всегда будет связан со своим братом?

Желчь жгла его изнутри. Он стиснул пальцы. Проклятье должно быть снято, неважно какой ценой.

Наклонившись к своей сумке, он порылся внутри и нашел кусок скомканной изорванной ткани – повязку, которую житель гор, Крал, носил после того, как был атакован дварфами в замке Мрил. Крал был связан со стихийной магией гранитных корней гор. Могвид сохранил этот окровавленный обрывок на тот случай, если он рискнет вступить в контакт с Темным Лордом. Он не знал, сможет ли засохшая кровь вызвать к жизни магию чаши, но был твердо намерен попробовать. К тому же время бежало быстро. Они находились в сердце земли огров. Так что сейчас или никогда – и «никогда» ему не подходило.

Дрожащими пальцами он опустил красновато-коричневую повязку на дно чаши и, затаив дыхание, начал ждать.

Ничего не происходило. Чаша продолжала поглощать слабый свет. Мятый кусок ткани просто лежал в центре.

Могвид наконец позволил себе выдохнуть.

– Ей нужна свежая кровь, – прошептал он, разочарованный. Он прикинул варианты. Джеррик и Мама Фреда оба обладали стихийными дарами. Но как он может получить их кровь?

Пока он взвешивал шансы, вокруг него неожиданно распространилось зловоние – как если бы кто-то умер и тело разлагалось бы прямо под его ногами. Могвид испугался, что кто-то подкрался к нему незамеченным. Он вспомнил запах огров, который чувствовал через нос Фердайла. Они воняли как потные козлы, а еще от них пахло кровью. Но этот запах был гораздо хуже.

Он оглядел темный лес вокруг ручья, боясь пошевелиться и тем привлечь к себе внимание. Затем он уловил какое-то движение – не в лесу, а в чаше рядом с его коленями.

Ледяной ужас сковал его кровь, когда он увидел, как коричневое пятно на ткани переходит в камень чаши. Спустя несколько ударов сердца белая ткань лежала совершенно чистая на черном камне, вновь безжизненном.

Могвид сглотнул. Зловоние усиливалось. Он почувствовал, как ком встал в его горле. Без сомнения, Толчук почувствует запах гниения и придет узнать, что происходит.

Боясь разоблачения, он потянулся к льняной ткани, намереваясь спрятать чашу снова, но, когда его пальцы почти коснулись черного камня, кусок ткани вспыхнул – не обычным рыже-красным пламенем, а темным огнем, огнем тьмы. Голодные язычки пламени поглощали свет и тепло вокруг. Ткань сгорела, но огонь и не подумал угасать. Языки пламени продолжили свой темный танец на дне чаши, высоко вздымаясь над краем.

Могвид отдернул руку, его пыльцы онемели от холода. «Что я наделал?» – подумал он. Мгновение назад он боялся быть обнаруженным, а сейчас мечтал, чтобы Толчук пришел и спас его. Несомненно, огр заметил что-то странное: запах, внезапный холод…

Голос расползся из языков пламени, словно пауки по шелку:

– Так, значит, маленькая мышка подала голос.

Не поворачивая головы, Могвид бросил взгляд на пещеры, надеясь, что Толчук слышал ледяной голос демона. Он был слишком испуган, чтобы убежать или использовать свой дар изменения формы. Он словно застыл в этой форме снова.

– Никто не услышит наших слов. Никто не учует открытую связь – даже волк, что заперт внутри тебя. Ты один.

Он съежился от этих слов, когда голос ледяным туманом обвился вокруг него. Когда он выдохнул, его дыхание превратилось в облако в холодном воздухе. Ручей рядом покрылся льдом.

– Мы испытывали твою душу, изменяющий форму. Ты весь излучаешь желание.

Могвид заставил свой язык шевелиться:

– Я… я хочу быть свободен от своего брата.

Черные языки пламени извивались, подобно змеям:

– Ты просишь нашей помощи, но не сделал ничего, чтобы заслужить ее.

– Я буду… я хочу… что-нибудь.

– Увидим. Делай, как мы скажем, когда мы скажем, и мы освободим тебя.

Могвид сжал холодные руки, пытаясь заставить кровь вновь оживить его пальцы. Быть разделенным с братом… снова идти свободно от тени Фердайла.

– Мы выжжем волка из твоего сердца, – прошептал голос, обжигающий морозом. – Твое тело будет только твоим.

– Выжжете волка… – пробормотал Могвид, которому не понравилось, как это прозвучало. – Вы имеете в виду, убьете его?

– Тут скрючилось всего одно тело. У него может быть только один хозяин.

Могвид пришел в замешательство. Как долго он мечтал освободиться от необходимости делить тело с Фердайлом! Он был бы счастлив никогда больше не видеть брата. Но убить его? Мог ли он зайти так далеко?

– Что ты попросишь у меня? – наконец выдавил он.

Воздух стал как будто еще холоднее:

– Ты должен уничтожить Призрачные Врата.

Могвид нахмурился, не поняв поначалу:

– Что за Врата?..

Затем он вспомнил: арка из камня сердца над Клыком. Магический портал, через который Толчук был изгнан во внешний мир и послан исцелить драгоценное Сердце огров.

– Призрачные Врата… Но как я могу их уничтожить?

Голос зазвучал громче, заполняя его сознание:

– Они должны быть уничтожены при помощи крови моего последнего потомка!

Могвид побледнел. Он имел в виду Толчука!

– И не просто какие-то брызги крови, изменяющий форму, – закончил голос. – Не та малость, что ты предложил камню здесь, но кровь, выдавленная из самого сердца моего потомка. До последней капли.

Язычки пламени, танцевавшие в чаше, угасли, когда чары развеялись.

– Убей огра возле Врат, и ты будешь свободен, – донесся до Могвида голос. И последний шепот достиг его ушей, когда темный огонь исчез:

– Но если подведешь нас, эхо будет разносить твои крики вечно.

Затем лес словно стал ярче, теплее, воздух – чище и прозрачнее. Это было словно пробуждение от ночного кошмара. Но Могвид знал, что это был не сон. Он медленно завернул чашу в льняную ткань, в душе желая никогда не касаться этой проклятой вещи.

Но глубоко внутри него зажглось пламя надежды. Быть свободным…

Он убрал чашу в сумку и завязал кожаные ремешки особым узлом. Как только это было сделано, он поднялся. Ноги онемели, мысли были заторможенными от страха. Он обошел валун и стал смотреть на свет их лагерного костра. На фоне его сияния четко вырисовывалась темная фигура.

Толчук.

Могвид подобрался ближе к свету, вскарабкавшись по крошащимся под ногами камням. Янтарные глаза огра наблюдали за ним.

Могвид не мог встретить этот взгляд.

На лице Толчука отразилось удивление:

– А где чаши?

Могвид сжался, думая, что огр имеет в виду его чашу из черного камня. Затем он понял, что речь идет о грязной посуде. Могвид указал на склон:

– Я оставил их у ручья. Отдраю позже. Сейчас слишком холодно.

Могвид попытался проскользнуть мимо огра, чтобы поскорее оказаться у теплого костра, но Толчук остановил его:

– Что-нибудь не так, Могвид?

Могвид поднял лицо к огру и встретил его спокойный взгляд, чувствуя, как он прожигает его насквозь.

– Нет, – пробормотал он. – Нет, все в порядке.

Толчук похлопал его по плечу. Вдалеке зарокотал гром.

– Неважная ночь. Оставайся у огня.

Могвид прошел мимо огра, радуясь, что больше не нужно смотреть ему в глаза. Добравшись до лагерного костра, он бросил взгляд на вход в пещеру. Толчук сидел, сгорбившись, глядя в ночь, защищая их, следя за любой опасностью снаружи, но не подозревая о более близкой угрозе.

В голове Могвида вновь пронеслись ледяные слова: «Убей огра возле Врат, и ты будешь свободен». Он придвинулся к огню, повернувшись спиной к Толчуку.

У него нет выбора.

 

Глава 7

 

Толчук шел сквозь утреннюю морось. Небеса над головой были однообразного серого цвета. Его спутники двигались следом за ним, промокшие, изнуренные, уже измученные дорогой. Унылая погода, казалось, вытягивала силы и из ног, и из сердца. Они высоко взобрались по опасной горной тропе – только для того, чтобы оказаться в начале длинного обрыва.

Он остановился на вершине. Фердайл скачками двигался позади, охраняя их. Впереди в долине вперемешку росли кривые деревья и кустарники, тут же терновник обвивал скалы. Луговая трава расстилалась впереди, приглашая отдохнуть. На ней были протоптаны тропинки. Толчук успел позабыть, какой зеленой бывает эта долина весной. Повсюду полевые цветы: желтая жимолость, синие ирисы, алые высокогорные маки. Его сердце заполнили воспоминания.

В конце долины путь преграждала отвесная стена – подножие самого Великого Клыка. Черная расщелина зияла поблизости от основания.

– Дом, – это слово прозвучало как неясный вздох.

Фердайл зарычал.

Затем Толчук тоже увидел их. Движение привлекло его взгляд. Казалось, гранитные валуны вдруг обрели конечности и ускакали прочь, мыча и поднимая тревогу. Даже сквозь дождь Толчук различал мускусный запах перепуганных женщин. Они были менее крупные, чем мужчины; должно быть, они искали здесь клубни и зелень. Теперь они убегали к пещерам, рассеявшись, словно стадо молочных коз.

Толчук начал спускаться, сделав знак остальным держаться ближе к нему. У входа в расщелину движение может быть замечено. Толчук остановился:

– Держитесь вместе и рядом со мной. Не делайте никаких угрожающих движений.

Из пещеры с криками появилась большая группа огров – мужчины, охотники и воины. Они бежали к чужакам, собираясь встретить их кулаками.

Земля тряслась под их ногами. Большинство было вооружено дубинами или булыжниками, которые они держали в когтях.

– Дайте мне поговорить с ними, – прошептал Толчук, хотя в этом не было нужды.

Магнам встал у его плеча:

– Ты единственный, кто говорит на их языке.

Джастон встал по другую сторону от Толчука:

– Но станут ли они слушать тебя?

Толчук услышал страх в их голосах. Остальные сгрудились в его тени, пока ватага огров неслась к ним.

Тамринк Мамы Фреды подвывал на плече целительницы:

– Большие, большие, большие…

Джеррик взял старую целительницу за руку.

Гром от топота огров отразился эхом от каменной стены, зазвучав так, словно подходила целая армия. Толчук выступил вперед. Он засунул руку в сумку у себя на бедре и выхватил кусок камня сердца. Он поднял его высоко, выпрямившись, чтобы стать выше.

– Я Толчук, сын Ленчука из клана Токтала! – выкрикнул он на языке огров, бросая вызов громогласному эху. – Я пришел, потому что таков мой долг перед Триадой!

Его слова, похоже, не произвели особого впечатления на лавину, несущуюся им на встречу. Толчук почувствовал, как его спутники теснее подобрались к его спине; он стоял, словно скала, приготовившись встретить атаку.

– Не двигайтесь, – сказал он своим друзьям на всеобщем языке.

Волна огров достигла их, разделившись на две части и окружив их группу, держа оружие наготове. Наступившая тишина казалась еще более угрожающей, чем гром мгновение назад.

Толчук обнаружил, что стоит лицом к лицу с огром, больше похожим на ужасающе огромный валун. Щетина вздыбилась на его согнутой спине, и миндалевидные глаза были угрожающе сужены. Толчук знал этого огра – и этот огр знал его.

– Ты убил моего сына, – прорычал огр, и его глаза зажглись яростью.

Это был Хуншва, отец Феншвы, юного головореза, которого Толчук случайно убил в канун церемонии магра. Когда Толчук видел его отца в последний раз, тот был сражен горем и отчаянием.

Сейчас его слова были словами воина. Не горе звучало в его голосе; это был позор – открыто показывать печаль по мертвому. Но гнев слышался в его словах так же четко, как видна молния в небе.

– Да, – признал Толчук. Он не пытался объяснять, что был вынужден защищаться от бесчестного нападения другого огра. Отцу убитого не нужно было слышать такие слова, и эти слова не извиняли свершенного.

– Назови причину, по которой я не должен убить тебя и размолоть твои кости в прах.

Ответ пришел не от Толчука, а с небес над головой. В покрове бесконечных туч образовалась прореха, и рассеянный луч солнечного света пробился сквозь облака, осветив долину, сделав ярче зелень, протянув радугу сквозь туманы к югу.

Но все это побледнело в сравнении с красотой солнечного света, заигравшего на поднятом вверх куске камня сердца. Сердце запылало внутренним огнем. Тепло, сиявшее глубоко внутри, казалось, согрело холодное утро и открыло всем глаза на величие жизни вокруг. Сердце пылало, а все живое сияло своими собственными внутренним светом и силой.

Изумленные вздохи поднялись над сгрудившимися охотниками и воинами. Оружие было опущено. Некоторые упали на колени.

Толчук сделал шаг вперед, держа камень в солнечных лучах, и протянул его Хуншве. Камень сиял, как и его имя, истинное Сердце своего народа. Даже одержимый местью отец не мог отрицать истину, что была перед ним.

– Вот почему я вернулся, – сказал Толчук. – Чтобы принести доказательство того, что твой сын и другие души нашего народа смогут войти в следующий мир. Я сделал это по велению Триады. Я прошу тебя позволить нам пройти.

Старший огр смотрел на камень. Когтистая рука потянулась к сверкающим граням.

– Феншва… – горе вновь прозвучало в его голосе.

Несколько его приятелей, охотников и воинов, отвели взгляды в сторону. Не стоит смотреть на горе. Но Толчук смотрел на отца Феншвы.

– Он ушел на ту сторону.

Хуншва держал свою руку над камнем, словно грея замерзшие пальцы над огнем:

– Я чувствую его, – слезы потекли по его грубому лицу. – Феншва…

Толчук хранил молчание, позволяя отцу мгновение побыть с сыном. Никто не говорил, никто не двигался.

Наконец штормовые ветра вновь закрыли брешь в облаках, и сияние Сердца потускнело и ушло. С неба вновь заморосило, и туман затянул долину.

Хуншва убрал руку; алый гнев потух в его глазах. Он обернулся с ворчанием. Он не простил Толчука, только признал его право на жизнь. Другие огры последовали его примеру и расступились.

– Это безопасно – идти с ними? – спросил Джастон. Его лицо было белым.

Толчук кивнул:

– Мы приняты. Но будьте осторожны и оставайтесь рядом со мной.

– Как пиявка, – пообещал Магнам. Он и остальные нервничали, но долину они пересекли спокойно.

Как только показался вход в пещеру, Фердайл понюхал воздух. Толчук тоже почувствовал запах. Кухонные очаги, утренняя каша и всепоглощающий запах огров. Запах вернул Толчука к воспоминаниям о доме. Он вспомнил счастливое время, проведенное с отцом и несколькими друзьями, которые пожелали играть со странным огром; метание дротиков в свете костра ночью. Но пришли и более мрачные воспоминания: чувство стыда из-за того, что он полукровка, насмешки, отторжение и – хуже всего – день, когда к нему доставили безжизненное тело отца, залитое кровью из раны от копья. Он никогда не был так одинок, как в тот момент.

Его шаг замедлялся, по мере того как он подходил к темному входу. Огонь очагов сиял изнутри, но после долгого пути сюда Толчук боялся сделать эти последние шаги.

Он почувствовал, как кто-то прикоснулся к его локтю. Магнам прошептал ему слова поддержки, оглядываясь по сторонам:

– Ты не один, – сказал он, повторяя то, что уже говорил раньше.

Толчук взглянул вокруг и понял, что Магнам был прав. На землях Аласии, в мире, который был намного больше, чем одна пещера, он приобрел новую семью. Почерпнув силу у спутников, Толчук положил конец своему изгнанничеству.

Он прошел под гранитной аркой.

Потребовалось время, равное вдоху, чтобы его глаза привыкли к сумраку гигантской пещеры. Небольшие костры отмечали очаги каждой семьи, окруженные множеством камней и украшенные резной костью. Дальше, за этими домашними очагами, проходы и пещеры поменьше вели во владения каждой семьи.

Почти везде возле очагов не было ни души. Толчук не сомневался, что малыши и женщины находятся в семейных владениях, скрываясь от чужаков. Только несколько сгорбленных стариков, старых охотников с заостренными дубинами, охраняли убежища, подозрительно рассматривая пришедших.

Хуншва провел их дальше. Толчук заметил пещеры своей собственной семьи – темные, холодные и пустые. Искру семейной силы он почувствовал только на мгновение, увидев скрытые во мраке скрещенные оленьи рога, венчавшие низкий, окруженный камнями вход в его дом. А потом он увидел маленькие крысиные черепа, подвешенные к ним. Он знал, что это означает, проклятое место.

Даже пещеры по соседству оставались пустыми. Никто не хотел рисковать, когда дело касалось проклятий.

Толчук не мог винить их. Его семья вела свой род от Клятвопреступника. Что же удивительного, что рок настиг проклятый клан?

С безопасного расстояния Хуншва указал на вход в убежище:

– Вы останетесь здесь.

Толчук кивнул. Он подошел и поднял скрещенные оленьи рога, старые крысиные черепа при этом задребезжали. Боковым зрением он заметил, что ближайшие огры попятились. Толчук не обратил на это внимания и поманил остальных.

– Они отдали нам эти пещеры, – сказал он своим друзьям на всеобщем языке. – Мы можем остановиться здесь.

– Мы принесем вам дрова для костра, – проворчал Хуншва, пока остальные огры расходились. Как только они ушли, Хуншва подошел к каменному забору.

Толчук был готов к тому, что отец Феншвы заговорит с ним или бросит ему вызов. Вместо этого Хуншва вытянул когтистую руку и положил ее на верхушку камня. Глаза Толчука широко раскрылись. Дотронуться до проклятого жилища было храбрым поступком.

Хуншва заговорил сердитым шепотом:

– Феншва ушел за грань. Ты освободил его дух. Отец знает такие вещи.

Толчук наклонил голову в признательности.

– И хотя я не могу простить тебя за то, что ты забрал у меня сына и лишил наш семейный очаг радости, я благодарю тебя за то, что ты принес в наш дом мир.

Толчук услышал напряжение в голосе огра. Это были нелегкие слова. Как и те, что последовали за ними.

– Добро пожаловать домой, Толчук, сын Ленчука, – проворчал Хуншва и побрел прочь, ковыляя через пещеру во мраке.

Толчук наблюдал за ним, чувствуя первый проблеск признания. Магнам подошел к нему:

– О чем вы говорили?

Толчук покачал головой.

– О том, чтобы дать призракам покой, – пробормотал он, затем пошел помочь остальным расположиться и вновь оживить холодный и пустой очаг. Хоть и не его настоящая семья вернулась, но все же это была семья. Возможно, это поможет снять проклятье с другой семьи.

По всей пещере огры возвращались к своим жилищам, возвращались к горящим кострам и кипящим котлам. Пара женщин появилась с вязанкой дров, которые они перебросили через забор, опасаясь подойти ближе.

Пока Толчук собирал рассыпавшиеся ветви, он почувствовал укол тревоги – мороз прошел по коже, и волосы дыбом встали на его руках и шее. Затем глубокий звон разнесся эхом по пещере, гулко отражаясь от потолка и заставляя вибрировать самые кости. Каждый очаг словно потускнел от этого звука.

По всей пещере огры оставили свою работу.

Мама Фреда стояла поблизости. Тикаль, отправившийся исследовать разбросанные кости, подбежал к ней и запрыгнул на ее плечо.

– Что это? – спросила целительница, в то время как звон продолжал разноситься по пещере.

– Это зов, – прошептал Толчук.

Звук, казалось, заставил дрожать камень под его ногами. Ощущение было такое, словно кто-то нанес удар по гранитному сердцу горы чудовищным хрустальным молотом.

Мама Фреда пыталась успокоить своего испуганного питомца.

– Зов? Чей? Для чего?

– Триада сзывает всех огров.

Джастон и эльфийский капитан подошли ближе.

– Но зачем? – Джастон оглядел пещеру. – Большинство из вас и так здесь.

– Нет, – сказал Толчук. – Вы не понимаете. Это призыв для всех огров. Каждый клан, каждый огр, молодой или старый, мужчина или женщина.

– Это случается часто? – спросила Мама Фреда.

Толчук покачал головой:

– Только однажды за всю мою жизнь, когда я был ребенком. Это было во время последней войны огров, когда клан сражался с кланом. Триада созвала всех, чтобы установить мир.

– А сейчас?

– Я не знаю, – он подумал о конфликте с ограми из племени Куукла, о смерти их предводителя. Неужели Триада уже узнала?

Постепенно звон затих и прекратился. По всей пещере никто не двигался. Можно было различить только тихое бормочущее эхо.