Глава 25. Контрольная по математике

 

– Ну что же, я вижу, что вы умнее меня, – Каверин скользнул недобрым взглядом по пятерке ребят. – Вот завтра и проверим. Проведем контрольную по всему пройденному за год материалу.

Класс встревоженно загудел.

– Ну, если на контрольной нужно будет собирать кубик Рубика, делать самолетики или там кораблики… – насмешливо произнес Макс Морозов и, сложив из тетрадного листа самолетик, запустил его в доску.

– От завтрашней контрольной на двадцать процентов будет зависеть годовая оценка, – проговорил преподаватель спокойно, словно не замечая этой выходки. – Ну как, весело?

– Бывало и веселее!

Похоже, Максу шлея под хвост попала – ну почему бы ему хоть чуть‑чуть не помолчать?! Вика бросила на Морозова укоризненный взгляд. Увы, не помогло.

– Мало? – Каверин недобро усмехнулся. – Тогда на тридцать.

Легко Максиму – за него отец платит. Другое дело Вика. Для нее успеваемость – все! Она не может потерять грант! Но что делать, когда со всеми последними делами учеба в значительной степени запущена? «Что делать? Что делать?» – монотонно стучало у Вики в висках.

 

* * *

 

– Вы хотите сказать, что этот человек – не отец Юли? – произнесла Елена Сергеевна, с ужасом глядя на невысокую симпатичную блондинку, мать Юли Самойловой.

– Нет, – женщина тоже нервничала и теребила в руках изящную дорогую сумочку. – Он – ее отчим. Вернее, был отчимом… Мы разводимся…

И вдруг на холеном лице промелькнула тень, серо‑голубые глаза наконец оторвались от разглядывания сумки, уставились на Крылову.

– А почему вы спрашиваете? Он пытался с ней встретиться? – с беспокойством спросила женщина.

– Н‑нет, – выдавила из себя Лена. – Просто Юля ведет себя немного… ммм… агрессивно. Вот мы и пытаемся разобраться в причинах.

– Да, – мама Самойловой кивнула, снова взялась за сумку, отыскала в ней платочек и поднесла к лицу. – Причина вполне серьезная. Я застала их в постели… Его выгнала из дома, а дочь привезла сюда. Чтобы под присмотром, подальше от этого негодяя…

Крылова почувствовала себя так, словно под ногами вдруг образовалась дыра. Лена даже взглянула вниз: нет, пол в полном порядке – дорогой дубовый паркет цел и матово поблескивает под светом лампы… Но откуда это состояние свободного падения?..

– Послушайте, мой муж недавно умер. Юля была… очень подавлена. Потом я снова вышла замуж, и мне кажется, она не смогла простить этого. Мне очень важно с ней поговорить! Я не хочу ее терять!

Глаза женщины заволокли слезы, а помада в уголке рта размазалась, придавая красивому лицу что‑то карикатурное, жалкое.

– Да, конечно, – Лена с трудом сглотнула. – Извините, Людмила Валентиновна, но сейчас это невозможно. У нас уроки…

– Я понимаю, – блондинка опустила голову, – но я проехала сто с лишним километров, чтобы поговорить с дочерью, и не уеду, пока не сделаю этого.

– Людмила Валентиновна… – директриса поднялась с места и подошла к окну, – я должна вам кое‑что сказать…

За окном раздался лай. Лена бросила взгляд на улицу и поняла, что спасена.

Юля Самойлова собственной персоной бодро пересекала школьный двор, направляясь к крыльцу. Вернулась! До чего же вовремя!

– Что‑то случилось? С Юлей что‑то случилось? – посетительница тоже встала, сумочка выскользнула у нее из рук на пол.

– Нет‑нет, – Крылова улыбнулась. – Все в полном порядке. Вам действительно нужно поговорить. Сейчас я приведу Юлю.

 

Несносная девица медленно поднималась по лестнице, снимая шубку.

– Зайди в мой кабинет! – окликнула ее Елена Сергеевна. – Там твоя мама. Сейчас ты войдешь и скажешь, что была на уроке. А если попробуешь хотя бы намекнуть на то, где была на самом деле, я тебе шею сверну. Поняла?

Девушка кивнула.

 

* * *

 

Она сидела на кухне, за своим рабочим столом, наклонившись над бумагами, но не видела ни единой буквы.

– Галина Васильевна! – послышался знакомый голос.

Завхоз вздрогнула, поспешно собрала документы и, указав Полякову на место напротив, нарочито бодро произнесла:

– Ну и холод сегодня! Конец февраля, а весной не пахнет!

Виктор тяжело опустился на стул, подпер ладонью щеку.

– Галина Васильевна, – устало произнес он, – сегодня мы с Леной были у врача. Я видел на мониторе своих детей… И знаете, о чем я тогда думал? О том, как жаль, что вас нет рядом и вы не можете порадоваться вместе со мной… Но потом я увидел ваше лицо и понял, что вы совсем не рады.

– Это не так! – поспешно ответила она. Слишком поспешно.

– Я знаю, вы с Леной недолюбливаете друг друга… Она сложный человек, у нее много недостатков. Но Лена – мать моих детей. Прошу вас – ради меня… пожалуйста… скажите ей, что вы рады… – он помолчал, сверля взглядом деревянную столешницу, и добавил едва слышно: – Даже если это не так.

 

* * *

 

– Скверная история, тебе не кажется? – Виктор избегал смотреть на Лену, уже лежащую в кровати.

Рассказ о приключениях Юли Самойловой явно произвел на него впечатление.

– Но что было делать? Кто знал, что девочка так развращена! – Лена поднялась на подушке, откинув одеяло. На ней была шелковая ночнушка с тонким кружевом, красиво подчеркивающая стройное, еще не начавшее полнеть тело.

Что бы она ни сделала, он не мог судить ее слишком строго. Нельзя забывать: эта женщина – мать его детей. Она готовится подарить близнецам жизнь, и это самое важное.

 

Утром, еще до начала уроков, когда Виктор только‑только ушел, в дверь постучались.

– Войдите! – пригласила Лена. Она была уже полностью готова и чувствовала себя вполне человеком, вновь вставшим на твердую землю. Все вышло не так уж плохо.

– Доброе утро, – в комнату вошла Галина Васильевна с какой‑то коробкой в руках. – Я вчера не успела… В общем, поздравляю. Это вам с Витей. Здесь кое‑какие детские вещицы… Твои… Когда вы уехали, я все убрала, но так и не решилась выкинуть. Может, подберешь что‑нибудь для своих малышей.

Лена улыбнулась. Дела действительно пошли на лад. Может быть, старая грымза смягчилась, а может, решила, что худой мир лучше доброй ссоры. Как бы там ни было, настроение у Крыловой было превосходное, и развязывать войну она не собиралась.

– Спасибо, Галина Васильевна! – она осторожно приняла из рук завхоза коробку и села на кровать, разглядывая ее содержимое. – Ой, шапочка! Какая же крохотная!.. И кукла… Знаете, Галина Васильевна, – решилась Лена, – а ведь я очень плохо помню маму. Мне было всего пять лет, когда ее не стало. Какая она была?

– Очень красивая. Ты похожа на нее, – глухо произнесла женщина.

Лена почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Эта коробка даже пахла так особенно… детством…

Вслед за куклой появилась небольшая музыкальная шкатулка. Лена открыла ее, не замечая внимательного взгляда Галины Васильевны, и замерла: и музыка, и кружащаяся балеринка в розово‑белой пачке – все это было так знакомо…

Стены комнаты вдруг словно стали прозрачными, и Лена увидела себя – маленькую, лет четырех с небольшим, светловолосую девочку, обнимающую куклу… Звучала музыка. Та самая, из шкатулки, но даже через нее был слышен странный жалобный звук. То ли плач, то ли мычание…

И вот уже маленькая Лена идет по коридору. Длинному темному коридору, в конце которого – дверь, откуда робко выбивается тонкая полоска света.

– Мама! Мама! – зовет маленькая Лена.

Внезапно дверь – не та, откуда выбивался свет и доносились странные звуки, – распахнулась. Кто‑то подхватил Лену на руки.

– Пойдем, Леночка, спи, моя радость!.. – послышался знакомый голос, родной запах действовал успокоительно, и маленькая Лена, прильнув к плечу матери, почувствовала, как странное беспокойство отступает.

– Галя! – меж тем крикнула мать. – Ну заставь же его замолчать!

Дверь, из‑под которой выбивался свет, приоткрылась. На пороге показалась Галина Васильевна. Молодая. С лицом, еще не изборожденным морщинами… Там, в глубине комнаты, за ее спиной, был КТО‑ТО. Лена не могла хорошо его различить. Видела лишь огромную непропорциональную голову…

– Ничего не могу сделать. Он плачет, зовет вас, – ответила Галина Васильевна.

– Не хочу его видеть!.. – Лена вздрогнула – голос мамы был почти незнакомым, странным, даже злым… Девочка сморщилась, готовая заплакать, но мама вновь стала знакомой, любимой мамой, принялась баюкать и унесла ее прочь от той самой комнаты…

А вслед им все звучал этот монотонный нечеловеческий вой…

Что же это такое?!

Лена захлопнула шкатулку и поняла, что по‑прежнему находится в своей комнате, а Галины Васильевны нет.

Крылова поставила коробку подле себя и поднялась, прошла, меряя шагами комнату. Что это было? Она не вспоминала ни о чем таком уже много лет, и тут…

Поколебавшись, женщина приблизилась к телефону, набрала номер из записной книжки.

– Женя, доброе утро, – поздоровалась она с врачом. – Твой отец принимал роды у моей мамы. Пожалуйста, подними документы, посмотри ее медицинскую карту. Хорошо?

Если врач и удивился, то совершенно не подал виду.

– Хорошо, – легко согласился он. – Я позвоню тебе сегодня. Где‑нибудь после обеда.

– Буду ждать, – проговорила Лена немеющими губами.

 

* * *

 

Кубик‑Рубик, как прозвали Каверина ребята, шел между рядами, кладя на парты крохотные листочки для заметок. На таких не то что контрольную, уравнение не решишь.

– По ползадачки на каждого? – полюбопытствовал Ромка и тут же съежился под пронзительным, вымораживающим все вокруг взглядом математика.

– Можешь не напрягаться, Павленко, – процедил сквозь зубы Каверин. – У тебя два.

– За что?! – от возмущения Ромка едва не вскочил из‑за парты.

– За то, что ты стащил вариант контрольной у меня из комнаты, – последовал странный ответ.

Андрей с удивлением уставился на математика: шутит?.. Нет, не похоже. Нельзя шутить с таким бульдожьим выражением на лице. Авдеев поспешно опустил глаза. Вчера вечером они с Дашей как раз собирались навестить комнату Каверина. Хотя вовсе не для охоты на контрольную – они хотели заглянуть в сейф, чтобы достать оттуда другие бумаги. Мысль о том, что Надюше угрожает опасность, буквально сводила Андрея с ума. Однако посещение не удалось: дубликат ключа от комнаты, который хранился у Даши в тумбочке, пропал. Успокаивало лишь то, что кольцо Савельича, служившее ключом от сейфа, по‑прежнему у Авдеева, значит, кроме него, никто не доберется до бумаг.

– Нечего так смотреть! – продолжал меж тем математик. – Двойки получат все, весь класс!

Это было уже совсем странно.

– У вас есть всего один шанс – наказание отменяется, если виновник признается сам и тем восстановит попранную справедливость, – добавил Каверин как ни в чем не бывало. – Что, нет желающих? Я смотрю, честность и храбрость тут не в чести.

Андрей рассеянно взглянул на ребят. Все ответили такими же недоумевающими взглядами.

– Тем не менее я не сомневаюсь, что кто‑то из вас знает имя виновника происшествия, – Каверин остановился у доски и окинул каждого внимательным взглядом – словно просканировал. – Даю последнюю возможность решить ситуацию полюбовно. Напишите его имя на листочке и положите бумажки сюда. – Он ткнул в картонную коробку, стоящую на учительском столе.

Что за чушь?.. Класс заволновался. Ребята переглядывались. Кто‑то нерешительно подвинул к себе листок и принялся писать на нем. Авдеев покосился на Морозова. Макс сидел, как всегда, развалившись, и небрежно выводил что‑то на бумажке. Судя по кривой ухмылке, не слишком позитивное для Каверина.

Вскоре листки были собраны, и Кубик‑Рубик вызвал Дашу к доске, велев ей зачитывать то, что написано на бумажках.

– «Не знаю», – прилежно читала Даша. – Пустой лист… «Понятия не имею…»

Она взяла последнюю из бумажек и вдруг быстро положила к прочитанным.

– Стоп! – живо остановил ее математик. – Читай, что там написано?

Даша покраснела.

– Ничего. Пусто, – неохотно выдавила она.

– Не надо врать. Читай! – велел он.

– «Пошел в жопу, придурок», – пробормотала Даша, и Андрей догадался, чей это листок.

– Лучший способ защиты – нападение, – прокомментировал ситуацию Каверин. – Садись, Старкова. Но, между прочим, хорошо смеется тот, кто смеется без последствий. Но это не про вас. Вам предстоят длинные выходные, которые большинство ребят планировали провести со своими семьями. Так вот, планы отменяются. Весь класс остается в школе.

– Вы не имеете права! – не выдержал Ромка, действительно имевший на это время обширные планы.

– Нас родители ждут, – жалобно проговорила тихая девочка, с которой Андрей едва ли перемолвился больше чем парой слов.

– А вот это не моя проблема! – злорадно ответил Каверин. Он стоял, небрежно облокотившись об учительский стол, и смотрел на класс жестким сверлящим взглядом.

– Погодите! Здесь нет моей бумажки! – новенькая, Юля Самойлова, быстро чиркнула нечто на листке и отдала его математику.

Кубик‑Рубик взглянул и сухо усмехнулся – так, что Андрея прошиб холодный пот.

– Как и следовало ожидать, – сказал Каверин. – Желаю хорошего отдыха. Все свободны, кроме нашего славного друга Морозова.

Андрей взглянул на Макса. Похоже, тот был по‑настоящему удивлен.

– Что? Какого черта?! – воскликнул он, оборачиваясь к Юле.

– Мы с… отцом собираемся в Париж, и я не намерена из‑за тебя торчать здесь, – парировала она абсолютно спокойно.

Андрей был очень удивлен. Неужели контрольную взял Макс? Да, исчезновение ключа свидетельствует против него, но… как‑то странно все это и совсем не похоже на раздолбая Морозова.

 

Глава 26. Близнецы

 

Звонок на мобильный заставил Лену вздрогнуть. Она посмотрела на коллег, поспешно вышла из учительской в коридор и только после этого почему‑то приняла вызов.

– Ты хотела знать, как шли роды у твоей мамы, – без лишних вступлений начал Женя. – Так вот, я перерыл архив отца и нашел ее карту. Ей делали кесарево, ты знала об этом?

– Ну да, – Лена оперлась рукой о стену коридора. И чего она так всполошилась?.. Что тут можно узнать особенного? Но буквально следующая реплика врача перевернула весь ее мир с ног на голову.

– А о том, что у нее была двойня? – послышалось из трубки.

– Это какая‑то ошибка… – пробормотала Крылова.

– Нет. У тебя был брат, – продолжал безжалостный голос. – В карте зарегистрировано рождение девочки и мальчика. Впрочем, он быстро умер. Здесь есть копия свидетельства о смерти. Его звали Егор.

– Егор… – прошептала она и уткнулась лбом в холодную поверхность стены…

 

После уроков Елена Сергеевна поехала на кладбище.

Отец был там. Он приезжал на могилу жены регулярно – каждую неделю, поэтому здесь всегда были свежие цветы.

«Крылова Зинаида Васильевна. 21.03.1946 – 12.09.1978» сухо значилось на табличке, заботливо расчищенной от снега.

Лена молча постояла рядом с отцом. Наконец он заметил дочь, приобнял, привлекая к себе.

– Мне сейчас особенно не хватает мамы… – тихо проговорила Лена и через короткую паузу добавила: – Странно, что у меня будут близнецы, правда?

Отец невозмутимо пожал плечами:

– Ну почему же? У твоего прадеда был брат‑близнец. Такое часто повторяется через поколение.

Лена отстранилась.

– Зачем ты мне врешь, папа? – спросила она, заглядывая в его выцветшие за прожитые годы глаза. – Почему ты никогда не говорил, что у меня был брат?

Отец отвернулся.

– Это было так давно, – произнес он глухо. – Все эти годы я старался забыть об этом… Мальчик прожил всего несколько дней… Он тоже похоронен здесь…

 

Лена вернулась в «Логос» тихая, почти умиротворенная. Уже стемнело, и желтые лампочки создавали обманчивый уют. Словно здесь, в этом маленьком теплом мирке, отрезанном от всего огромного мира, не может произойти ничего плохого. Словно здесь – надежная гавань, верное убежище от всех житейских бурь.

Лелея в душе это чувство, Крылова медленно прошла по затихающим коридорам, заглянула в спальню младших девочек и вдруг наткнулась взглядом на куклу.

На старую куклу с нелепым пластмассовым лицом и курчавыми синтетическими волосами. Сейчас, в эпоху красоток Барби, таких не делают! Но хуже всего, что эта кукла оказалась Лене знакомой, и именно она разрушала все с таким трудом возведенное здание покоя!

Елена Сергеевна ахнула, прижала руки к груди и опять словно перенеслась в прошлое.

Вот она маленькой девочкой спит в своей постели, прижимая к груди эту самую куклу. Маленькую Лену будит скрип двери. И проснувшись, она видит силуэт странной уродливой фигуры. Ночной гость держит в руках музыкальную шкатулку. Шаг – и он уже у кровати. Леночка от страха зажмуривается, но когда открывает глаза – гостя уже нет. Только стоит на полу принесенный подарок: шкатулка с кружащейся в бесконечном танце балеринкой.

И вот уже Лена бежит по коридору, прижимая к груди куклу. Девочка видит, как хлопнула дверь в конце коридора. Лена спешит туда, нажимает на ручку и, стараясь не смотреть на страшного обитателя комнаты, кладет взамен свой подарок – свою любимую куклу…

Вот эту. Эту самую.

В комнату вошли Надя и Алиса, обе – с еще влажными после душа волосами.

– Надя, это ведь твоя кукла? – спросила Лена, кивнув на кровать.

– Моя! – подтвердила девочка.

– А кто тебе ее дал? – Лена задержала дыхание.

– Гномик. Он в лесу живет.

 

* * *

 

Они собрались в комнате девчонок, и все‑все, даже Даша, глядели на него подозрительно.

– Да не брал я контрольную! На кой мне она сдалась! – не выдержал Макс, прерывая порядком затянувшееся молчание. – Почему вы верите не мне, а этой стерве?

– В общем, – Андрей помялся, – ты же знал, где лежал ключ от комнаты Савельича.

– В каком смысле «лежал»? – уточнила Вика.

– Андрей вчера хотел забрать бумаги из сейфа, я полезла в ящик, а ключа нет, – объяснила Даша. – Посмотрите сами!

Вика подошла к тумбочке, немного порылась в ящике и предъявила всем ключ.

Макс даже перевел дыхание. Но рано.

– Значит, кто‑то положил его обратно, – безжалостно резюмировал Ромка, и все снова уставились на Морозова.

– Выходит, я! – Макс криво усмехнулся и отошел к окну. Между ним и ребятами, словно некая граница, лежала тень от занавесок. – Конечно! А вы не думали, что это сделала сдвинутая на всю голову Самойлова?.. Или, к примеру, Авдеев. Сам взял, а на меня бочку катит!

– Это не Андрей, – возразила Даша, опустив глаза. Тень от ее длинных ресниц лежала на щеках ровными полукружьями. – Мы вчера весь вечер провели вместе.

И снова – как под дых. Макс думал, что с этой историей уже покончено.

– И чем же вы занимались весь вечер? – грубо спросил он.

– Готовились к контрольной! – отрезал Андрей. Он тоже злился, а на щеках появились алые пятна румянца. – А ты где был?

– У себя в комнате… – ответил Морозов уже не так уверенно и заметил, как Ромыч и Вика обмениваются недоверчивыми взглядами. – Ну и что опять не так?

– Макс, – Вика встала, шагнула к нему, – мы с Ромкой занимались в вашей комнате. Тебя не было до одиннадцати…

Замкнутый круг. Так недолго и самому поверить, что в каком‑то приступе лунатизма прокрался к математику и подставил родной класс.

– Да достали! Говорю же вам: не трогал я эту контрольную! – махнул Морозов рукой.

Но тут дверь открылась, и в комнату вошла Юля. Нет, не вошла – скорее вплыла. Королевишна, блин!

– А что за листочки ты прятал вчера в коридоре? – спросила эта стерва, хлопая тщательно подкрашенными ресничками.

Честное слово, убил бы!

– О каких листочках она говорит? – вцепился тут же Авдеев.

– Макс, если ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, расскажи нам все! – вторила Даша.

И она туда же. Зачем весь этот цирк, если тебе не верит даже твоя любимая девушка?

Все это было уже слишком, и Максим, хлопнув дверью, вышел вон.

– На ловца и зверь бежит… – послышался полный едкой иронии голос. Дверь учительской была распахнута, и оттуда выглядывал сам Каверин.

Вот ведь непруха!

– Зайди‑ка, – поманил математик.

Макс с неохотой зашел в учительскую. Кроме Каверина – никого, пусто.

– А теперь отдай фотографию! – математик прижал его к стенке, глаза учителя даже покраснели от гнева.

– Какую еще фотографию? – Максу казалось, что на него ополчился весь мир.

– Ту, которую ты забрал из моей комнаты вместе с контрольной, – прошипел Кубик‑Рубик.

– Да не брал я эту вшивую контрольную! И фотография ваша мне на фиг не нужна! Я на всю жизнь вами налюбовался! – выпалил Макс.

Но Каверина это не убедило.

– Послушай, мальчик. У тебя есть два варианта. Или ты вернешь мне фотографию, или я… очень сильно испорчу тебе жизнь. Ты даже не представляешь, насколько сильно! – он взял Макса за воротник и встряхнул, будто собираясь приложить головой о стенку.

– Псих! – Морозов вывернулся из его цепких рук и пулей вылетел из учительской.

Контрольная, фотография какая‑то… а завтра выяснится, что он ограбил Форт Нокс![1]

 

* * *

 

Как только девушки остались в комнате одни, Даша с раздражением повернулась к Юле, пакующей свой чемоданчик.

– Ты ведь наврала про Макса. Зачем? – выпалила Старкова.

Юля покрутила в руках совершенно неприличную прозрачную кофточку и с улыбкой, положив ее в чемодан, подняла глаза на соседку по комнате.

– Я видела его вчера с какими‑то бумагами. И Макс очень не хотел, чтобы их кто‑нибудь видел. Вот так‑то. А я не собираюсь торчать здесь все праздники из‑за твоего парня… Или твой парень – Андрей? Или они оба – твои парни! Упс! Что‑то я запуталась!

Вот ведь ехидна!

 

Она тихо вошла в комнату парней. Вроде никого. Вот и тумбочка Макса. «Я только посмотрю», – подбодрила себя девушка и принялась рыться среди книг и тетрадей.

– Ай‑ай‑ай! – послышался от дверей насмешливый голос.

Даша вздрогнула и оглянулась. Макс! Она и не слышала, как он вошел. Как долго он здесь? Щеки окрасил предательский румянец.

– Тебе разве не говорили, что рыться в чужих вещах нельзя? – спросил Морозов так же язвительно.

– Я искала… – девушка запнулась.

– Контрольную! – с готовностью подсказал Максим.

– Да… Это ты ее взял? Скажи правду, я пойму!

– Нет, это не я, – он скрестил на груди руки и казался так далеко от нее, словно за тысячи километров.

– Тогда что это за листки, о которых говорила Юля? – настаивала Даша.

– Ах, листки?! – Морозов сжал губы в тонкую линию. – Да подавись ты ими!

Он достал из кармана сложенные вчетверо листы бумаги и протянул Даше. Она развернула и обомлела – билеты на поезд до Питера. Для него и для нее…

– Но… – Даша не знала, что и сказать, – почему же ты промолчал?

– Потому что сюрприз тебе сделать хотел. Проехали, – Макс сердито отвернулся.

– Макс, прости… – девушка потянулась к нему, обняла за плечи, но Максим упрямо вывернулся.

– Знаешь, Даш, я сыт по горло, – зло бросил он. – Раз ты мне ни в чем не доверяешь – нам лучше расстаться. Выход там.

– Макс!..

Он молчал. Слезы застилали глаза Даши, но она понимала: это конец! Все! Максим слишком гордый, чтобы прощать ее снова и снова. Почему все так сложно и запутанно?

 

* * *

 

Виктор наблюдал, как Самойлова появилась из комнаты, везя за собой свой чемоданчик. Довольная. Предвкушает. А ведь ей – только шестнадцать! Бедная глупая девочка!

– Юля, Самойлова! – окликнул он ее. – Вернись, пожалуйста, в свою комнату. Поездка отменяется.

– Но почему! – заныла она. – Я не хочу!

Поляков вздохнул.

– Хочешь. Если не желаешь своему… гмм… отчиму… больших неприятностей.

Девушка вспыхнула, закусила губу и, повернувшись, медленно побрела назад.

Теперь Виктору предстоял еще один разговор. С отчимом Юли, но Поляков не сомневался, что сможет его… скажем – убедить.

Так и случилось.

 

* * *

 

Когда на секретный номер позвонили второй раз, Володя оказался уже совершенно готов к этому. Рана, конечно, еще не зажила полностью, но рука двигалась и была способна держать пистолет.

На этот раз на коне был он, и вскоре плотный мужчина, выдававший себя за нового связного, оказался в дровяном сарае.

– Кто тебя прислал? – спрашивал Володя, направив на него пистолет.

– Князь, – по‑прежнему настаивал тот.

– Врешь! – Володя, не сдержавшись, ударил человека по лицу.

Мужчина сплюнул кровь и взглянул мрачно, но показаний не изменил.

– Хорошо же, – согласился Володя. – Я дам второе объявление в газету, и молись всем богам, чтобы Князь сам ответил мне и подтвердил твою личность, понял? Не будет этого – считай себя покойником!

Пленный молчал.