– Потому что ты полностью игнорируешь причину и следствие. В лобовое стекло попадает кусочек обсидиана. Через несколько минут, когда мы останавливаемся, чтобы проверить повреждения, кто оказывается на дороге? Женщина с сумкой, полной обсидиановых камешков. Вот тебе причина и следствие.
– Ты хочешь сказать, что это тетушка Полли кинула в нас камнем? Специально?
– Очень может быть.
– Но зачем? Чтобы мы остановились и подвезли ее?
Диллон пожал плечами, отстегнул ремень безопасности и вылез из джипа.
– Я думаю, нужно закончить осмотр чердака, – без особого энтузиазма сказал он.
– Осматривай, если хочешь, – сказала Ноилани. – А я хочу немного подумать. Если я тебе понадоблюсь, буду в беседке.
– Здесь есть беседка? Где?
– Вон там, за деревьями, на той стороне пруда.
– А компания тебе не нужна? – спросил он, беря ее за руку.
Она бросила на него быстрый взгляд.
– Нет, не такая, – сказал он. – Если, конечно, – тут он ослепительно улыбнулся, – тебе хочется такой компании.
– Когда ты так на меня смотришь, я вижу мальчишку, в которого влюбилась много лет назад.
Он вновь улыбнулся, и ее сердце забилось сильнее.
– Помнишь, я сказал тебе, что моя собака попала под машину? – спросил он.
Она кивнула:
– А я хотела тебя утешить и принесла ананасовое мороженое.
– Мое любимое, – сказал он.
– Только к тому времени, когда я тебя нашла…
– Дядя Лопака отправил меня чистить сеновал.
– …мороженое превратилось в липкую ананасовую кашу.
– Ну и что? Важно внимание.
Его поцелуи, сначала нежный, быстро стал страстным и требовательным.
Когда он наконец разжал руки, она взглянула на него; ее тело подрагивало, мысли путались.
– Мы больше не дети, – сказала она, но Диллон давно понял, что сопротивляться она не станет.
– Какая разница? Химия все равно та же самая, – сказал он, вновь ослепительно улыбнувшись. И вдруг схватил ее, взвалил на плечо и направился к беседке.
– Эй, ты что? Отпусти меня!
– Всему свое время, – ответил он и шлепнул ее по заду. – Перестань визжать, а то я тебя уроню, и ты упадешь прямо на свою хорошенькую головку.
Падать на голову ей не хотелось, зато если… Вися вниз головой, она вытащила его рубашку из джинсов и схватилась руками за его голую спину.
– Что ты там делаешь? – спросил он.
– Кое‑что проверяю, – ответила она.
– В таком случае, – сказал он и провел рукой по ее бедрам, – я тоже кое‑что проверю.
Беседка представляла собой восьмиугольное строение, где вдоль семи стен тянулись деревянные диванчики. Диллон опустил Ноилани на красно‑белые подушки, уложенные на диванчике напротив входа.
– Замечательно, – насмешливо сказала она, изображая испуг, – сначала девушкой воспользоваться, а потом ее бросить.
Диллон сбросил туфли, джинсы и рубашку.
Ноилани следила за его движениями огромными блестящими глазами.
– Мы сейчас займемся этим, да?
– Да, – ответил он, сел рядом с ней и принялся снимать с нее одежду, что оказалось несколько труднее, чем он думал, особенно когда розовый кружевной лифчик зацепился за цепочку на шее.
– Не дергай, – сказала она, – порвешь.
– Лифчик? – спросил он и вдруг понял, о чем она говорит, когда увидел кулон. На груди Ноилани, четко выделяясь на белой коже, висела крошечная головка лошади, вырезанная из дерева коа. – Ты хранила мой брелок? Все эти годы?
– Ведь его сделал ты, – сказала она. – Больше у меня ничего не осталось на память.
– Но ты думала, что я забыл о тебе. И должна была меня ненавидеть.
Она серьезно и торжественно покачала головой:
– Я всегда тебя любила. А ты меня ненавидел?
– Хотел ненавидеть, – честно признался он, – но, как только увидел тебя в «Трилистнике», сразу понял, что ничего у меня не вышло.
– К счастью для меня.
– К счастью для нас обоих.
Он начал ее целовать, сначала нежно, затем с возрастающей страстью. Потом они занялись любовью, сплетая тела то игриво, то страстно, а когда оба, утолив страсть, лежали рядом, наслаждаясь воспоминаниями, Диллон повторил: «К счастью для нас обоих».
Ноилани серьезно взглянула ему в лицо, по которому пробегали тени от раскачивающихся пальм и цезальпиний.
– Я люблю тебя, – сказала она.
– Я тоже тебя люблю. – Он провел пальцем по ее полной нижней губе. – Почему ты на меня так смотришь?
– Не могу понять, зачем она это сделала. Моя бабушка. Отправила меня в интернат, перехватывала твои письма. Должно быть, она понимала, в каком аду я жила. А я‑то думала, что она меня любит. – Ноилани помолчала. – Может быть, она потому и покончила с собой… чтобы загладить свою вину?
– Нет. – У него сжалось сердце, когда он увидел выражение ее лица. – Я знаю, о чем ты думаешь, и все же ты ни в чем не виновата.
– Тогда почему? Почему она покончила с собой?
– Не знаю, – признался он. – Может быть, мы никогда этого не узнаем, но… – он встал с диванчика, – осталось осмотреть еще три четверти чердака. Вдруг мы там найдем что‑нибудь.
– Может быть. – Ноилани села. – Ой! – внезапно вскрикнула она, отдернув руку, на которую только что оперлась. По ее ладони стекала струйка крови.
– Что случилось? Тебя кто‑то укусил?
– Нет. У меня рука провалилась между подушек. Наверное, я зацепилась за гвоздь.
– Дай я посмотрю.
Ноилани, держась за пораненную руку, отодвинулась в сторону, и Диллон поднял подушки, чтобы осмотреть диванчик.
– Вот черт! – сказал он.
Между досками торчала еще одна слеза Пеле, на этот раз острая как бритва.
Ноилани побледнела так, что Диллон испугался: вдруг она упадет в обморок?
– Это… эт‑то должно что‑то означать… – запинаясь, еле выговорила Ноилани.
Внезапно Диллона охватила ярость.
– Да, кажется, кто‑то затеял с нами грязную игру.
Нахмурившись, Ноилани стала внимательно разглядывать камешек.
– А может быть, это и есть ключ к разгадке, – через некоторое время сказала она. – Может, нам следует заглянуть внутрь.
– Ты о чем?
– Нужно заглянуть внутрь дивана. Смотри, здесь доски поднимаются, а под ними что‑то вроде ящика, чтобы складывать туда подушки, когда идет дождь, – объяснила она. – Давай посмотрим, вдруг там что‑то есть? Может быть, слеза для этого и воткнулась, чтобы дать нам подсказку.
Ноилани встала, откинула подушки и подняла крышку диванчика. «Пусто», – подумал Диллон, как вдруг заметил небольшой конверт, затиснутый в самый угол ящика. Он протянул руку, чтобы взять его, однако Ноилани стояла ближе и успела взять его первой. Она осторожно вертела в руках кремовый конверт, словно боялась увидеть на нем следы крови.
– Бабушкино почтовое отделение, – сказала она. – И ее почерк.
«Ноилани» – было написано на конверте. И больше ничего.
«Всю свою жизнь я потратила на то, чтобы делать добро своим любимым, и потеряла их всех, одного за другим. Всех, кроме тебя, моя дорогая внучка, но даже ты не избежала моих „благодеяний“. Много лет назад, когда я увидела, как ты целуешься с парнем по имени Макуа, я страшно испугалась и отправила тебя подальше от дома. Я боялась, что этот мальчишка разрушит твою жизнь и разобьет тебе сердце, а оказалось, что это сделала я. Ты думала, что он тебя бросил. Нет, это было не так. Это я сделала все, чтобы ты больше о нем не вспоминала. Пожалуйста, не сердись на меня. В то время мне казалось, что я поступаю правильно.
Потом я пыталась спасти своего брата, и что же? Результаты оказались еще более трагичными. Мои попытки руководить его жизнью привели к тому, что он опускался все ниже. В конце концов его беспечность стоила ему жизни.
И все же моей величайшей ошибкой было то, что я оставила Гонолулу и моего Джона в декабре сорок первого года. Как всегда, стремясь совершить одно из своих „благодеяний“, я забыла о своем горячо любимом муже и упустила те несколько дней жизни, которые мы могли бы провести вместе.
Пеле сказала, что даст мне второй шанс. Я получу возможность провести с Джоном его последние дни. Не знаю, как она это сделает, но она обещала дать второй шанс и тебе, внучка. Не упусти его».
Ноилани отложила письмо.
– Ну что? – спросил Диллон.
– Диллон, ты веришь в существование богов и богинь?
– Если бы ты спросила меня об этом неделю назад, – сказал он, – я бы рассмеялся, но после встречи с тетушкой Полли…
– О чем ты?
– Это же был классический вариант. Пеле появляется ниоткуда и просит ее подвезти.
– Пеле? Богиня Пеле? Ты хочешь сказать, что старушка в футболке была…
Нет, этого не может быть!
– Она сказала, что ее зовут Полли Ахиаихонуа, так? А я знаю, что на гавайском языке «ахиаихонуа» означает «вулкан». И тебе не кажется, что имя Полли подозрительно напоминает имя Пеле?
Ноилани задумалась. Да, в этом что‑то есть – какое‑то сумасшествие.
– Бабушка пишет, что она заключила с Пеле сделку: она отдает ей ее слезы и свою жизнь в обмен на возможность провести несколько дней с мужем, то есть с моим дедушкой.
– Выходит, та фотография была настоящей?
Ноилани кивнула и улыбнулась, вспомнив, какими счастливыми выглядели на том снимке ее бабушка и дедушка.
– А камень на могиле дедушки Томаса?
– Думаю, это был какой‑нибудь побочный эффект. Поскольку бабушка больше не приехала на Большой остров, чтобы вытащить брата из очередной беды, ему самому пришлось отвечать за свои поступки. В результате, я думаю, он прекрасно с этим справился и стал священником.
– Итак, – сказал Диллон, стараясь говорить как можно деликатнее, – все выяснилось. Дело закрыто. Полагаю, мои услуги тебе больше не нужны?
– А ты как считаешь? – спросила Ноилани и, обвив его шею руками, крепко поцеловала.
– Ну… – Он бросил на нее озадаченный взгляд. – Может быть, ты нуждаешься в услугах иного рода…
– Еще как! – согласилась она.
ДЖАНИН ФРОСТ
Стая
Глава 1
Я почувствовала, что на меня охотятся, еще до того, как услышала рычание. Между деревьями несколько раз мелькнуло серое с черным – слишком быстро, чтобы успеть разобрать, что это было. По шуршанию сухих листьев и хрусту веточек я поняла, что они приближаются, и, ощутив первобытный, жутковатый холодок на загривке, осознала, что переместилась с вершины охотничьей лестницы на первую ее ступень – стала дичью.
Никто не придет мне на помощь. Йеллоустонский национальный парк – один из последних в Америке уголков девственной природы. Я не видела людей уже три дня, с тех пор как мои друзья Бренди и Том «сошли с дистанции». На следующий день после их ухода я заблудилась. А сейчас накатила волна страха, живот свело и подступила тошнота. Кто бы это ни рычал, он явно был не один.
Снова послышался рык – низкий, утробный, угрожающий, словно окрик разбойника в темном переулке. Сбрасывая рюкзак, я опасливо озиралась, пытаясь определить источник звука. Движимая, как мне тогда казалось, паранойей, я взяла с собой в поход пистолет, а теперь пожалела, что не захватила пулемет «Узи» и парочку гранат.
Я как раз доставала из лежавшего на земле рюкзака пистолет, когда появился зверь. Он бросился на меня с невероятной скоростью и сбил с ног. Инстинктивно я стала отползать назад, выставив вперед руки. Еще секунда – и в меня вонзятся зубы. Но волк – господи, это был огромный волк! – не вцепился в горло. Он остановился в нескольких футах от меня и приоткрыл пасть, будто насмехался над тем, что мой пистолет теперь лежит между его передними лапами.
Какая же я дура, что выпустила из рук оружие! Как так вышло?
За считанные секунды у меня в голове составилась цепочка из многих «если бы». Если бы я не пошла в этот поход. Если бы Бренди не подвернула ногу и им с Томом не пришлось уехать. Если бы я из упрямства не решила продолжать путь одна. Если бы не потерялась карта. Если бы у меня был спутниковый телефон вместо бесполезного сотового.
И если бы я не уронила этот чертов пистолет, когда на меня набросился огромный волк! Возможно, я в последний раз в своей жизни о чем‑то сожалею.
За спиной хрустнула ветка. Я быстро повернула голову, боясь выпускать зверя из поля зрения. Оказалось, меня обступили пять волков. Они с ленцой и какой‑то убийственной грацией прохаживались вокруг меня. Я все еще пыталась отступить, но уходить было некуда. Сердце бешено колотилось, я дышала прерывисто, судорожно. Ты в глуши, ты потерялась, и эти волки съедят тебя. О боже, нет, пожалуйста, я не хочу умирать!
Всего четыре дня назад мы с коллегами смеялись и болтали о том, как там здорово на природе, – не то что в наших душных офисах. Я ждала этого отпуска годы. И вот чем все обернулось.
Один из волков двинулся прямо на меня. Я выставила вперед руки в тщетной попытке защититься. И вдруг огромный серый волчище проворчал что‑то, на удивление похожее на слово «моя».
Я задохнулась от ужаса. Этот волк не просто умел говорить! Его желтые глаза светились дьявольским, первобытным умом. Еще один вполне разборчивый рык вырвался из его глотки:
– Ты умрешь!
Не соображая, что делаю, я вскочила и побежала со всех ног, хотя это было совершенно бесполезно. Обжигающая боль в лодыжке заставляла меня то и дело спотыкаться, но я боялась остановиться.
Скоро я уже не бежала, а, пошатываясь, тащилась. Вперед, вперед! Сердце колотилось, слезы застилали глаза. Волки, почти догнав меня, победно тявкали.
Ногу снова обожгла боль. Я упала, но страх заставил подняться, хотя обе ноги горели огнем. Попробовала бежать, но лодыжка сильно опухла и болела. Похоже, моя беспомощность еще больше возбуждала зверей. Они поочередно выпрыгивали и кусали меня, всегда успевая вовремя увернуться, когда я неуклюже пыталась их лягнуть. Спотыкаясь, едва не падая, я упрямо брела вперед, отчаянно ища глазами хоть что‑то, что могло бы мне помочь. Может, залезть на дерево? Или найти сук потяжелее и отбиваться?
Слишком поздно, Марли, произнес ехидный внутренний голос, сдавайся, чего там. Все кончится быстро, обещаю.
Внезапно прямо передо мной возник огромный серый волк: пасть раскрыта, оскаленные клыки блестят. Он взревел так, что остальные сородичи сначала застыли, а через несколько секунд собрались в плотную группу.
Серый безмолвно подходил все ближе и ближе, а другие, сбившись в кучу, завыли. Я обхватила себя руками. Передо мной, как в калейдоскопе, промелькнули родные и друзья. Они никогда не узнают, что с тобой произошло. Будут думать, что ты просто пропала в лесу, как бывало со многими…
Но, кроме отчаянного страха, я испытывала и ярость. Серый был от меня в каком‑нибудь метре. Да, ты убьешь меня, но, прежде чем ты это сделаешь, я тоже кое‑что успею!
Я была готова к его прыжку. Клыки вонзились мне в правую руку, которой я пыталась защитить горло. Уже почти теряя сознание от боли, я воткнула большой палец левой руки ему в глаз – глубоко, как только могла.
Волк издал нечто вроде вопля. Может, это был мой собственный крик? В любом случае он длился около секунды, и когда его сменил другой звук, блеснула надежда. Это, несомненно, был выстрел, точнее, эхо выстрела.
Серый отпрянул. Я осела на землю, прижимая к груди искусанную руку. Из правого глаза у волка текла кровь, но зверь топтался на месте. Другие волки тоже не убежали. Они затаились, пристально смотрели куда‑то за мое плечо и больше не скалились.
– Все, – сказал серый – невнятно, конечно, но я разобрала.
«Опять галлюцинации», – подумала я. Может, я потеряла сознание? Или меня уже рвут на части?
Кто‑то прошмыгнул мимо – еще несколько волков. Я беспомощно замахала здоровой рукой, пытаясь их отпугнуть, но они меня даже не заметили. Их внимание было сосредоточено на чем‑то другом.
Увидев перед собой присевшего на корточки голого мужчину, я уже точно знала, что галлюцинирую. Я даже едва удержалась от усмешки. Все это просто кошмарный сон. Проснусь целая и невредимая в своей палатке.
– Вы как? – спросил мужчина, оглядывая меня.
Тут я действительно зашлась истерическим смехом:
– Лучше не бывает.
Но, взглянув ему в лицо, едва не задохнулась от ужаса: желтые раскосые волчьи глаза. В них было что‑то дикое, звериное.
Господи, пожалуйста, пусть это будет сои!
Мужчина встал и навел пистолет на серого.
– Ты зашел слишком далеко, Габриэль, – сказал он. – Охотиться на людей запрещено. Стая накажет тебя за это.
Волк оскалился.
– Они на нас охотятся, – проворчал он.
– Они не понимают… – ответил мужчина. – А мы понимаем. Пойдешь со мной, иначе застрелю тебя из ее пистолета.
Я тупо мотала головой из стороны в сторону, но, похоже, никто больше не обращал на меня внимания. Говорящих волков не бывает! Атлетически сложенные обнаженные мужчины не бродят по лесу, болтая с несуществующими говорящими волками! Почему я не могу проснуться? И что это за шум? Он становился все громче, будто сюда летел целый пчелиный рой.
Когда серый встряхнулся и вдруг начал терять шерсть, я и глазом не моргнула, а полностью сосредоточилась на источнике жужжания, теперь почти оглушительного.
Последнее, что я увидела, прежде чем на меня обрушилась темнота, была кожа, заменившая волчью шкуру… Там, где секунду назад сидел серый, появился еще один голый мужчина.
Глава 2
В ногу впилась боль. Глаза открылись, и на меня с воем набросились воспоминания. Волки. Они нападают.
– Нет! – заорала я, отбиваясь.
Навалилось что‑то большое. Я была в такой панике, что сначала не заметила, что оно меня не кусает и не покрыто шерстью.
– С вами все в порядке, просто доктор вправляет ваш перелом, – сказал чей‑то глубокий голос.
Голова была точно набита ватой, но я постаралась стряхнуть с себя эту муть. Итак, я лежу на кровати. Немолодая светловолосая женщина склонилась над моей лодыжкой. Вот она подняла голову и раздраженно взглянула на меня. Кто‑то крепко прижал к кровати верхнюю часть моего тела, и непохоже, чтобы это была медсестра.
– Отпустите меня!
Меня по‑прежнему крепко держали.
– Доктор?
– Можешь отпустить, Даниэль, – устало ответила блондинка.
Итак, теперь я могла осмотреться: комната, обставленная в деревенском стиле, деревянные стены, кровавые бинты на полу. Очевидно, это было медицинское учреждение, но не больница, разве что уровень здравоохранения в мире резко упал.
Мне потребовалась секунда, чтобы узнать высокого растрепанного молодого человека у постели.
– Вы тот голый парень! – выпалила я.
Теперь он был одет в свободные брюки из джинсовой ткани и рубашку с длинными рукавами.
Он улыбнулся, но несколько натянуто:
– Вы запомнили.
Запомнила, но не все. Я знала, что он остановил волков, собиравшихся напасть на меня, но как именно, не помнила. И почему, собственно, он разгуливает по лесу голый?
И еще что‑то такое о волках… Было что‑то еще, очень важное, что моя слабая голова не могла сейчас припомнить.
– Волки… – начала я.
– Мне надо закончить, – перебила женщина. – Лежите спокойно. Будет неприятно.
Этот врачебный тон! Профессионалы. Такие не знают жалости и обычно словом «неприятно» обозначают адскую боль.
Я не ошиблась в своих предчувствиях. Бормоча что‑то себе под нос, она стала двигать туда‑сюда мою бедную лодыжку, причиняя мне жуткие страдания.
– Где я? – выдавила я, едва сдерживая стон. – Это что, лесничество?
У мужчины были глаза орехового цвета, и они рассматривали мое лицо с той же тщательностью, с какой безжалостные пальцы врачихи исследовали мою ногу.
– Как вас зовут?
– Марли. Марли Питере.
– Анестезия не могла отойти так быстро, – заметила женщина, повернув в очередной раз мою лодыжку, отчего я выгнулась дугой, – ты же знаешь, Даниэль…
– Так вколите мне еще! – процедила я сквозь стиснутые зубы, с трудом превозмогая пульсирующую боль. Блин, это она называет «неприятно»!
Даниэль тяжело вздохнул:
– Черт бы подрал Габриэля!
Габриэль.
При этом имени перед моими глазами появился огромный серый волк с кровоточащим глазом.
«Они на нас охотятся», – сказал он. Потом вдруг стал корчиться и извиваться, а затем с него слезла шкура…
Моя слабая попытка сползти с кровати кончилась ничем – даже простыню откинуть не успела, как Даниэль снова прижал мои плечи к подушке.
– Все в порядке, Марли, – успокаивал он меня.
– Черта с два все в порядке!
При вспышке воспоминаний остатки болеутоляющего окончательно выветрились. «Беги!» – подсказывал мне разум.
Блондинка отступила на шаг и с отвращением сказала:
– Я не могу работать в таких условиях.
– Пусть придет Джошуа, – предложил Даниэль, все еще прижимая меня к кровати.
Я стала громко звать на помощь, и несколько фраз блондинки потонули в моих криках. К тому же я брыкалась, хотя лодыжка при этом горела огнем.
Если раньше Даниэль просто держал меня за плечи, то теперь навалился всем телом. Как будто на меня положили тонну кирпичей. Он даже постарался сплести свои ноги с моими, чтобы полностью меня обездвижить.
Шевелиться я не могла, но вопила громко и непрерывно. Он поморщился:
– Прекратите. У меня уши от вас заложило.
Локтями Даниэль фиксировал мои плечи, но кисти рук у него были свободны, так что он вполне мог зажать мне рот, если бы хотел, но он этого не сделал. Наверное, был уверен, что все равно никто не услышит и не придет на помощь.
Тогда я решила применить другую тактику:
– Отпустите меня. Я уйду, и вы меня больше никогда не увидите.
– Зачем вы ходите по лесу одна, Марли? – спросил он вместо ответа. – Это небезопасно.
Учитывая теперешние обстоятельства, реплика прозвучала так абсурдно, что я рассмеялась:
– Да что вы говорите!
Он не обратил внимания на мой сарказм:
– Вы помните то, что видели. И поэтому боитесь. От вас пахнет страхом.
– Это было не по‑настоящему… – пробормотала я. – Я просто устала, заблудилась, испугалась… Ничего на самом деле не было…
– Вы прекрасно знаете, что было, – отрезал он. – Мне очень жаль, но вы это знаете, и поэтому мы не можем просто так вас отпустить. Даже если укусы не подействуют.
Его слова обездвижили меня лучше, чем десятки килограммов мускулов, лежавшие на мне. Ведь волки и правда меня покусали! Я смотрела фильмы про вервольфов и знаю, что случается с укушенными…
– Это не может быть правдой, – прошептала я.
Он бросил на меня хмурый взгляд:
– Тем не менее это правда.
Я настояла на том, чтобы встретить Джошуа сидя. Даниэль встал рядом, всем своим видом давая понять, что любые попытки сбежать будут сразу пресечены. И все же встретить главаря банды вервольфов лучше не лежа в постели еще с одним вервольфом, верно? Вот и я так думаю.
Конечно, втайне я до сих пор надеялась, Что просто съела в лесу каких‑нибудь ядовитых грибов и все это не более чем галлюцинация. «Осторожнее надо с мечтами, вот что», – вдруг пронеслось у меня в голове. Годами я мечтала побывать в Йеллоустоне. Мы с Полом, моим бывшим бойфрендом, вместе планировали эту поездку, намечали места стоянок. И очень обрадовались, когда, охваченные жаждой чего‑то нового и волнующего, к нам решили присоединиться моя подруга Бренди и ее друг. Чем нас больше, тем веселее, верно?
Но все изменилось. Пол уехал в Манхэтген, наши отношения не выдержали испытания расстоянием, и вот спустя четыре месяца я отправилась в поход в качестве третьей лишней. Прибавьте к этому усталость от работы и раздражение оттого, что из‑за неоконченного юридического образования мне недоплачивали, да еще жажду нового и волнующего – на сей раз мою.
Что ж, получила то, что хотела, да еще с клыками! Никогда в жизни я ни по чему так не скучала, как сейчас по своему крошечному закутку в офисе.
Минут через десять вернулась блондинка с мужчиной лет пятидесяти. У него были густые каштановые волосы, седеющие на висках. Тот же красновато‑рыжий оттенок волос, что и у Даниэля. Тоже крупный, мускулистый, но далеко не такой стройный, как Даниэль. Одет в коричневую куртку, жилет и хлопчатобумажные брюки.
В общем, он выглядел как обычный йеллоустонский турист, а не как вожак тайной стаи монстров. Вежливо протянул руку:
– Меня зовут Джошуа.
Не зная, что еще сделать, я пожала протянутую руку. Одновременно хотелось заорать, выскочить вон и разреветься. Как ни странно, от обилия столь разных эмоций я слегка отупела и все делала на автопилоте.
– Марли, – ответила я.
Джошуа присел на край кровати. Его поза была вполне свободной и непринужденной, но во взгляде не чувствовалось и тени расслабленности. Он внимательно изучал меня, как опасную бациллу. Даже захотелось затаить дыхание, чтобы не мешать.
– То, что произошло вчера, весьма прискорбно, – начал Джошуа.
– Вчера? – не удержалась я от восклицания. За окном уже сгустились сумерки. Мне казалось, что это вечер дня нападения.
– Вчера, – повторил Джошуа, нахмурившись и тем давая понять, что не любит, когда его перебивают. – У одного из членов Стаи после смерти жены помутился разум. Он и еще несколько его друзей стали охотиться на вас. Хорошо, что Даниэль подоспел вовремя. Но вас все же покусали, поэтому мы не можем отвезти вас в ближайшую больницу. Дело в том, что вы узнали о нашем существовании, Марли. А мы делаем все, чтобы сохранить свою безопасность.
Он не сказал «мы убьем всякого, кто на нее покусится», но я это явственно услышала. Я кивнула, стараясь сохранять свое отупение. Истерика тут не поможет, как ни соблазнительно в нее впасть.
– Человек, укушенный несколько раз, подвергается риску трансформации, и все же половина укушенных не приобретает способности превращаться в волков. – Джошуа говорил быстро и отрывисто. – До следующего полнолуния мы не узнаем, станете ли вы такой, как мы. А полнолуние наступит через две недели.
Две недели? Так долго ждать, чтобы узнать, стану ли я монстром? Я же с ума сойду от разных мыслей. А если это случится… Что ж, самоубийство вдруг показалось мне не самым плохим выходом.
– А что будет, если через две недели я не… не стану такой, как вы? – Не смогла выговорить слова «оборотень», просто не смогла.
Джошуа слабо улыбнулся:
– Это зависит от вас. Либо вы останетесь с нами и примкнете к той части Стаи, что живет в человеческом обличье, либо… – Он пожал плечами. Этим простым жестом все было сказано: либо мы убьем вас.
Так или иначе – мне крышка.
Глава 3
– Проголодались?
Я сидела на стуле. На сломанную лодыжку наконец наложили гипс. На вопрос Даниэля я ответила гневным взглядом:
– Где‑то между угрозами, что меня убьют, и мыслью о превращении в четвероногого монстра я потеряла аппетит.
Я и сама отчасти удивилась, что осмеливаюсь грубить. С другой стороны, все равно помирать, так что какая разница.
Даниэль буркнул:
– Как вам будет угодно. Но я бы поел.
Он встал и протянул мне руку. Я удивленно уставилась на нее:
– Что такое?
– Вы идете со мной, – ответил он. – Кто знает, в какую еще историю вы попадете, если вас оставить одну.
– Я так понимаю, вы потащите меня силой, если я откажусь идти?
Улыбка тронула уголки его губ.
– Вы понятливы.
Я одарила Даниэля еще одним злобным взглядом, который, впрочем, ничуть его не смутил. Молодой человек был по‑своему неотразим: симпатичная небрежность в одежде и прическе, длинные каштановые с красноватым отливом волосы, обветренное от постоянного пребывания на воздухе лицо. Скорее всего, Даниэль был всего на пару лет старше меня, то есть лет тридцати, но благодаря уверенной и властной манере держаться казался старше. Ни в одном из дипломированных юристов у меня на работе так явно не чувствовался лидер, как в нем.
Но мне вовсе не хотелось, чтобы Даниэль понял, как я его опасаюсь. Если показать животному, что боишься, оно станет еще агрессивнее.
– Значит, вы тут работаете бебиситтером?
– Я тут работаю… полицейским. Моя обязанность – следить за тем, чтобы всякий, кто представляет для нас опасность, как вы, например, не сбежал. Я очень хорошо выполняю свою работу, Марли.
Что ж, шесть футов роста, рельефная мускулатура – еще бы ему не справиться! Такому кто угодно подчинится.
– И что вы собираетесь делать со мной эти две недели? Не можете же вы привязать меня к своей ноге.
О том, что будет через две недели, в ночь полнолуния, даже думать не хотелось.
Он потер подбородок и смерил меня взглядом:
– При вашей хромоте, вы все равно далеко не уйдете, даже если улизнете от меня – чего, конечно, не случится. Так что пойдемте‑ка обедать, а потом, за мытьем посуды, можете поразмыслить, как бы вам перехитрить нас, тупых животных.
Последние слова Даниэль произнес, вызывающе глядя на меня в упор. Он прекрасно понимал, что они мне отвратительны и что я мечтаю о побеге. Я отвела глаза и стиснула зубы:
– Вы, кажется, хотели есть?
Он снова протянул мне руку:
– Пойдемте поедим.
