– Поверь мне, я тоже не мог себе такого представить. Никогда прежде я не проваливал задания, и только это спасло меня от объяснений. В конце концов если лорд‑генерал Кэйлкирил'рон не смог справиться с задачей, значит, случилось нечто ужасное. Или же я натолкнул всех на эту мысль. Сам же я целыми днями (время в этом мире проходит быстрее, чем в аду) терзался муками. Я бродил, погрузившись в мысли, и сделался еще невыносимее даже для тех, кто ко мне привык. Мое стоическое спокойствие беспричинно сменялось гневом и раздражением, настроение без всякого повода менялось с точностью до наоборот. Воистину, я превратился в кошмарное существо, сделался опасным и безрассудным. Другие это замечали, но никто ничего у меня не спрашивал, поскольку задавать вопросы лорду‑генералу не положено. Наконец я понял, что выбора нет и мне нужно вновь ее увидеть. К тому моменту, как я решил вернуться в мир смертных, прошло около года.
Катрина кивнула. Она чувствовала, что прерывать рассказ сейчас некстати.
– Я знал, что преступаю запрет. Я не получал приказа вселяться в тело какого‑нибудь смертного, в мой адрес не поступало распоряжение вновь попытаться выполнить миссию. Я восставал против всего и знал это. Больше того, меня это нисколько не заботило. Мне нужно было увидеть ее. Это стало моим оправданием, поэтому я покинул ад и отправился на поиски тела, которое использован в прошлый раз. Я его разыскал, но на сей раз оно оказалось в еще более удручающем состоянии, к тому же очень далеко от того места, где я впервые им завладел. Что ж, ничего не поделаешь.
– Почему ты не мог вселиться в другое тело, поближе к ней? – спросила Катрина и отпила из своего бокала.
Николай сделал ее бессмертной, и теперь она запросто обходилась без еды и питья, но предпочитала поддерживать видимость нормальности. Она не чувствовала металлический привкус вязкой козьей крови, но пила из вежливости по отношению к гостю. И гордилась собой. Год назад она бы ни за что не выпила такое. Но ее мужу приходилось питаться кровью ради того, чтобы жить. Вроде как поесть суши, решила Катрина. Как только свыкаешься с мыслью о том, что попадает к тебе в рот, глотается просто.
– Я не поступил так, потому что был неразумным идиотом. А также из‑за эгоизма, – ответил Кайл.
– Тебе хотелось, чтобы она тебя вспомнила, – поддразнивая, уличила его Катрина.
– Сознаюсь, выдвинутое тобою предположение истинно, – рассмеялся Кайл и, капитулируя, поднял руки вверх.
Катрина расхохоталась вместе с ним и поймала себя на том, что прошло уже много времени с тех пор, как она в последний раз с кем‑нибудь смеялась от души. Порой, оставаясь наедине с Николаем, она могла его рассмешить, но ведь смеяться с кем‑то заодно – совсем другое дело. Это замечательно и ни с чем не сравнимо. Приятно.
Кайл ненароком, как всегда запросто, уловил ее мысли и согласился, что это в самом деле приятно.
– Итак, – продолжал он повествование, – я приступил к очистке смертного тела, которое «позаимствовал», заработал немного денег и вообще попытался стать презентабельным и почтенным, что ли. В конце концов я же не простой демон, и коль скоро она увидит меня, пусть смотрит действительно на меня, а не на жалкого смертного, которого я использовал.
– Вообще‑то, это тело смертного не выглядит таким уж жалким, – заметила Катрина, которая нарочито старательно смерила Кайла взглядом с ног до головы, прежде чем подмигнуть.
Шутка возымела желаемый эффект, и Кайл улыбнулся:
– Видимо, она тоже так считала, потому что, когда я предстал перед ней, она меня вспомнила, наградила улыбкой и назвала по имени.
Катрина, которая задумчиво внимала, закусив губу, чуть не вскочила с места.
– Ох как здорово! – воскликнула она и захлопала в ладоши. – Мне так хотелось, чтобы она тебя вспомнила. Может, она ждала и надеялась вновь тебя увидеть. И задавалась вопросом, что с тобой произошло и чем она могла тебя спугнуть, – засмеялась Катрина.
– Да, именно так, – кивнул Кайл.
Катрина чуть не поперхнулась напитком, который только что глотнула.
– Вообще‑то, я пошутила. – Катрина недоверчиво смотрела на него. – Такое бывает лишь в фильмах. Не в жизни!
– Тем не менее случилось именно так, – с улыбкой подтвердил Кайл. – Как в сказках. Меня удивило, что она помнит меня, потому что здесь время летит так быстро. Но она ждала меня, как ты и сказала, хотела поговорить. А я мог только смотреть на нее. Каждое ее движение – поправляла ли она платье или прикасалась к волосам – восторгало меня.
Он погрузился в воспоминания о Кэтрин, и слова иссякли. Когда он наконец опомнился, извинился перед хозяйкой за невнимание.
– Можешь не извиняться, – сказала Катрина и легонько потрепала его по руке, не обращая внимания на почти неуловимое неодобрение, сквозившее во взгляде Кайла. – Я попросила тебя рассказать и с удовольствием слушаю, как ты о ней говоришь. Хотя не уверена, что мне хочется узнать конец этой истории.
Кайл кивнул и отвел взгляд. Да, история закончилась. Ничто не вечно! Даже само время когда‑нибудь иссякнет. Просто кое‑что заканчивается слишком рано, или просто так кажется.
– На протяжении нескольких смертных месяцев мы встречались. – В словах Кайла уже не слышалось прежнего энтузиазма. – Я приходил, и мы просто разговаривали или гуляли, либо я помогал ей нести покупки с рынка. Я ни разу не переступил порог ее дома.
Катрина кивнула, выражая внимание и интерес, но не прерывала рассказа.
– Каждую неделю Кэтрин ходила на исповедь, – продолжал он. – Я ждал ее за церковной оградой. Я не мог ступить на освященную землю, а она возвращалась из храма улыбающейся и радостной, поэтому я всегда поджидал ее с удовольствием. И мог бы так ждать до скончания времен. Зима постепенно сменилась весной. Март в том году выдался на редкость холодный. Кэтрин беспокоило, что у нее слишком скудные подношения для святого Иосифа. Я сказал, что она зря переживает. Это привело к обсуждению святых, душ и того, почему бы мне не сходить с ней на исповедь.
– «Здесь так холодно, Кэйл, – говорила она перед тем, как войти в церковь. – Хотя бы зайди внутрь, чтобы согреться. Пожалуйста, спрячься от холода!» Она часто так говорила. Я никак не мог понять, о чем она толкует, потому что в отличие от нее не ощущал ни холода, ни тепла, ни чего‑то еще. Я ей так и сказал.
– Ох, Кайл! – Катрина судорожно сглотнула, в ее глазах стояли слезы. – И что она?
– Она сказала, что уже поняла, что я не такой, как все. Только она не знала, насколько я другой. Пришлось объяснить, кто я. Она совсем не удивилась, но явно расстроилась. Все эти месяцы, сама того не желая, она общалась с демоном. Кэтрин обвинила меня в том, что я нарочно подружился с ней, чтобы забрать ее душу. И тогда я в первый и последний раз на нее рассердился и сказал, что если бы хотел, то уже давно бы забрал ее, и мне вовсе не нужно было бы проводить с ней столько времени. Она дала мне пощечину и перестала со мной разговаривать. Но у нас были планы на день святого Иосифа, и я не желал бросать ее лишь потому, что она больше не хочет иметь со мной дела. По крайней мере, я так себе сказал. На самом деле я не желал находиться вдали от нее. Она была мне очень нужна.
– Как же она к тебе вернулась? И вернулась ли? – спросила Катрина и отпила из бокала, чтобы немного успокоиться.
Губ Кайла коснулась легкая полуулыбка.
– Демоны терпеливы, – сказал он. – В мире смертных время течет по‑другому, и то, что без нее мне казалось часами, для Кэтрин было днями. Но даже час смертных может показаться вечностью, когда душа кровоточит, а я знал, что больно ее ранил. Не знаю, почему это меня беспокоило. Я не знал, что демоны могут любить.
– Демоны могут любить? – эхом отозвалась Катрина, и ее брови вопросительно приподнялись.
Кайл слегка кивнул, потом покачал головой.
– Ну, не совсем, – объяснил он. – Отец сотворил нас по образу своему, как был сотворен сам. Но он так ненавидел человека и так ему завидовал, что его сердце очерствело. При сотворении детей отцу пришлось дублировать собственный образ, и он наделил нас сердцами крохотными, жесткими и почти ни на что не годными. Мы вообще вряд ли узнали бы об их существовании. Он опасался, что, распознав свои сердца, мы начнем его вопрошать, как некогда он сам спрашивал своего Отца. И больше не будем истинными демонами, а станем никчемными. Я был лордом и обнаружил свое сердце, хотя пока об этом не догадывался.
Кайл пригубил напиток и немного подождал. Он чувствовал мысленный вопрос Катрины, но дал возможность ей самой его озвучить.
– И что же ты сделал? – спросила Катрина.
– То единственное, до чего смог додуматься, – отвечал Кайл. – Я пришел увидеться с ней в последний раз и поведать о том, что ей не нужно бояться наших встреч. Я не желал ей вреда, не хотел видеть ее страх по отношению ко мне.
Кайл рассеянно провел пальцем по ободку хрустального бокала.
– Кэтрин ждала меня и отчитала за то, что я припозднился, дабы проводить ее в церковь. Она собиралась принести к алтарю святого Иосифа дары, – поведал он ровным голосом, хотя было ясно, что ему больно ворошить прошлое. – Она решила, что я забыл. Так оно и было. Но я проводил ее, и когда мы добрались до места, остановились у церковной ограды. Она рассказала мне обо всем, о чем размышляла в минувшие дни. Ее мысли всегда были для меня священны в своей неприкосновенности, я никогда не заглядывал в них и запрещал себе подслушивать. Помню, как в миг, когда она заговорила, я это осознал. Она поведала о своих чувствах. Мне оставалось только слушать. Когда она протянула руку, чтобы коснуться меня, я упал на колени, а когда поднял глаза и взглянул на нее, то повинился и молил простить меня за то, что причинил ей горе.
Тут Кайл запнулся, но заставил себя продолжить:
– Она попросила меня подняться – ей было неудобно оттого, что я стою на коленях. Я пообещал постараться зайти вместе с ней в церковь, хотя не знал, получится ли. Ради нее я был готов попытаться. Если только она простит меня за все… И за то, кто я такой. Я сказал, что никогда ей не лгал, – в устах демона в человечьем облике это звучало нелепо. Тогда она наклонилась и поцеловала меня, – тихо рассказывал Кайл. – Прямо на глазах у тех, кому была охота глазеть. Она это сделала! Незамужняя, набожная особа, добродетельная и милая, целует сына дьявола, которого она всю жизнь чуралась. О, это был невинный поцелуй даже с учетом того времени. Смелый. Отважный. И в тот же миг раздался нечеловеческий смех.
Катрина снова закусила губу, чтобы удержать готовый сорваться вопрос, хотя уже догадывалась, что случилось потом. Ведь Кайл был здесь, а его Кэтрин – нет.
Кайл молчал, невидящим взором долго смотрел в бокал. Потом взглянул на Катрину. В глазах цвета морской волны застыла мука, но не пролилось ни слезинки. Плакать он не мог – слез не было.
– Незадолго до того нас разыскали. Молодой новичок из числа рядовых демонов пытался выслужиться: шпионил за мной – за нами – и докладывал все Отцу. Я об этом не догадывался. Потому что сосредоточился исключительно на том, как мне нужна Кэтрин, и совсем не думал, что поступил опрометчиво и беспечно. Меня заботило одно – быть рядом с ней.
Кайл вздохнул и продолжил:
– В тот миг ничего не произошло, просто не могло случиться по причине церковного праздника. Только это ничего не меняло, лишь давало отсрочку. И мы продолжали жить, словно нам ничего не грозит. И провели вместе целый месяц. Кэтрин отнесла в храм дары, а потом мы говорили о том, о чем ни один человек даже не догадывается. Я был рад многое ей рассказать, счастлив отвечать на ее вопросы. Она провела со мной целый день, словно я был человек. А когда настала ночь, она осталась со мной во фруктовом саду ее отца, где мы развели костер, и нас сопровождали два пса. Думаю, она знала, что за общение со мной ей грозит ад в буквальном смысле слова, и решила, что я того стою. Как я уже говорил, она была храброй и особенной, единственной в своем роде.
– Была? – заставила себя переспросить Катрина.
Кайл стоически кивнул.
– Наша беседа продолжалась до глубокой ночи, и Кэтрин о многом мне поведала. Она сказала… – Не в силах продолжать, Кайл умолк. Он закрыл глаза и опорожнил бокал, а потом посмотрел прямо в глаза Катрины. – Она сказала, что любит меня, – его голос звучал сильно и твердо, – несмотря на то, кто я, и зная о невозможности совместной жизни. Тогда она позволила мне себя обнять. Никогда прежде я этого не делал. Никогда не пытался коснуться ее даже мимоходом. Я всегда довольствовался тем, что смотрел на нее, находился рядом и слушал ее голос. И ни разу ни о чем не просил, лишь той ночью. Я сказал, что мне бы хотелось заключить ее в свои объятия, и она позволила себя обнять. В полночь, когда закончился церковный праздник, за мной пришли. И все кончилось.
– Кто пришел? – спросила Катрина, желая взять его за руку, но не смея сделать это. Вернулась прежняя манера поведения Кайла, мрачная и величественная. Она опасалась еще больше его растревожить. Ей говорили, что Кайл опасен, даже когда спокоен.
– Тот, кто шпионил за нами, и другие. Они принесли с собой отрубленную голову человека, через которую вещал мой отец. Я уже говорил, что физически он не может выйти из ада, но есть способы, которые позволяют ему ненадолго явиться в мир смертных.
Кайл посмотрел на золотое кольцо, которое носил на правом мизинце, и рассеянно его покрутил.
– Мне предложили выбор, – продолжал он голосом, лишенным всякого чувства и тепла. – Признать, что я ее люблю, или же быть вычеркнутым из жизни. Мало что может убить демона, и один из вариантов – когда Люцифер решает перечеркнуть его существование. Мы называем это аннигиляцией. Тогда я сразу не понял, почему мне был предложен с виду такой простой выбор – признать, что я люблю, или быть вычеркнутым из жизни. Подозрительно. Ничто не является тем, чем кажется с первого взгляда, особенно когда предложение исходит от Люцифера. Я задумался, пытаясь разгадать, какую ловушку задумал мой отец. Кэтрин, само собой, решила, что я колеблюсь – все‑таки демон, – и вообразила, что я собираюсь ее предать. Она молила меня, просила отца. Она заклинала сказать, что я ее люблю.
Отец предложил позволить ей самой выбрать для меня судьбу, вместо того чтобы оставить выбор за мной. Однако какой бы храброй она ни была, но оказалась не готова принять вызов дьявола, которого ее с детства учили бояться. К тому же Кэтрин все равно не смогла бы глядеть в мертвые глаза говорящей головы, даже если бы я подготовил ее к такому разговору. Она долго думала, что сможет смириться с возлюбленным ею слугой Люцифера, который во всем ей признался.
– Что же она сделала? – спросила Катрина, когда Кайл снова замолчал.
Он встал и, глядя в темный сад, подошел к балюстраде.
Катрина тоже поднялась со своего места, последовала за ним и обвила руками его узкую талию. Кайл напрягся, но, несмотря на страх, ее объятие сделалось только крепче. Она прильнула головой к его спине и заговорила ласково, но твердо:
– Скажи мне, Кайл. Что она сделала?
– Отпусти меня, тогда отвечу, – проговорил Кайл.
Чтобы не отшвырнуть ее прочь, потребовалось больше самообладания, чем он рассчитывал. Она ведь пыталась его утешить. Только эта женщина ему не принадлежит.
Кайл говорил ровным голосом, но Катрине послышалось зловещее предупреждение, и она убрала руки с талии гостя. Она сделала шаг назад, ужасаясь своему безрассудству, но извиняться не стала, не желая акцентировать внимание на оплошности. Теперь она жила в другом, опасном мире. Нельзя об этом забывать.
Она просто кивнула Кайлу, как часто делал он сам, и рассказ продолжился.
– Она, не стыдясь, призналась ему и всем собравшимся, – спокойно говорил Кайл. – И отважилась заявить отцу, что ее нельзя порицать, потому что «любовь всегда права».
– Справедливо, – сказала Катрина, возвращаясь на свое место. – Так и есть. Только благодаря любви я способна сохранять здравомыслие, когда Николай говорит о таком, что уму непостижимо. Но не думаю, чтобы твой отец благожелательно воспринял ее речи.
Нарочитое преуменьшение рассмешило Кайла.
– Нет, – покачал он головой, не отрывая глаз от темного сада. – Нет, благожелательно не воспринял. Он ее убил. То есть приказал сделать это Кихирину. Прямо у меня на глазах. Меня удерживали в смертном теле – запечатали в нем силой, превосходящей мою. Чтобы обуздать меня и не выпускать из тела, потребовалась сила семерых и еще отец помогал. Я не мог даже приблизиться к ней, когда Кихирин высасывал из нее жизнь. Воплощенный в теле смертного, он перерезал ей горло косой. Пока он готовился расправиться с Кэтрин, она не сводила с меня глаз, говорила, что любит меня и ни о чем не жалеет. Они отпустили меня, когда она была на последнем вздохе. Я тут же бросился к ней.
Голос Кайла вновь ему изменил, и Катрине опять захотелось его обнять, но она не посмела. У Кайла не было ничего общего с Николаем – его никто не мог и не стал бы успокаивать, целуя и обнимая.
– И она знала, что ты с ней? – прошептала Картина, ибо понимала, что чуткий Кайл непременно ее услышит.
– Да, – тихо ответил он, – знала. Они не собирались позволить нам быть вместе. Они хотели остановить нас любым путем, а я сглупил, считая себя незаменимым. Не думал о последствиях слов, которые отец хотел меня вынудить произнести. Я признался ей и сказал то, что должен был сказать: «Я люблю тебя» – так я сказал Кэтрин. Она улыбнулась и просила пообещать, что я запомню день, который мы провели вместе, святой день церковного праздника, и я пообещал ей никогда о нем не забывать. Она умерла у меня на руках, а я не мог ничего сделать, только смотрел. Когда душа покинула тело, я попытался ее остановить. Но лишенный прежней силы, я стал беспомощен, как смертный.
Катрина пыталась сдержать слезы, но не смогла.
Кайл обернулся и взглянул на нее, а она торопливо вытерла глаза. Он подошел к столу, за которым сидела Катрина, достал из верхнего кармана пиджака носовой платок и протянул ей.
– Ш‑ш, – тихо успокаивал он, когда женщина нерешительно брала платок.
Мимолетным предостережением у нее мелькнула мысль о том, что не нужно брать ничего, предложенного демоном, но платок все‑таки взяла. Ведь раньше Кайл помогал им с Ником. Но почему он решил их поддержать? Разве демоны делают что‑нибудь бескорыстно?
Она задумалась так глубоко, что чуть не прослушала, как Кайл сказал:
– Если Николай вернется и увидит, что ты плакала, никогда больше не пустит меня в ваш дом, а ведь ты так старалась заманить меня сюда.
Катрина улыбнулась, вытерла глаза и высморкалась.
– Значит, она умерла.
– Да, – тихо подтвердил Кайл. – Из‑за любви ко мне на нее обрушилась беда. Потому что она на самом деле меня любила. Поэтому, миледи Катрина, я решил жить «в одиночестве», как ты изволила выразиться.
– Но ведь ты признал любовь к ней, как они и хотели. – Катрина смотрела на него, и в ее глазах застыла мука. Она еще раз высморкалась и утерла нос платком. – Если… если ты подчинился, ее не должны были убивать!
Кайл просто смотрел на нее, и Катрина съежилась от глупости того, что только что сморозила. Тогда как раз было бы как в кино. А Люцифер – парень не слишком честный.
– Что случилось потом? – спросила она главным образом для того, чтобы замять свою дурацкую фразу.
– Я стал человеком, – пожав плечами, ответил Кайл. – Хотя об этом не догадывался ни я сам, ни те, кто стоял рядом. Демон не может любить, никогда! Если он находит свое сердце и открыто признается, что любит, он становится смертным. Человеком. Когда я признался Кэтрин в любви, я стал человеком. В теле того смертного, в которого я вселился, слились две души – его и моя. Две души не могут населять одно тело, они соединяются. Душа смертного была уже проклята из‑за его жизни, а мою дал мне отец, Люцифер, но, поскольку она принадлежала ему, он забрал ее обратно, оставив меня…
– Телом без души, – вместе с Кайлом вслух проговорила Катрина.
– Да, – подтвердил Кайл. – Так он и сказал: «Будешь жить за счет крови тех, ради кого меня предал». Хуже того, я предал его ради любви смертной – этого он не мог вынести и забрал у меня то, что прежде дал, хотя права на то не имел. Оглядываясь назад и вспоминая прошлое, я понимаю, что должен был отдать свою душу и сердце Кэтрин.
Кайл наклонился и посмотрел Катрине прямо в глаза.
– Помни об этом, Катрина, – тихо проговорил он. – Когда не будешь знать, что делать с Николаем, с Советом и Дестрати, с бессмертными, с душами. Когда ты устанешь от Войны Меж Сторон, помни, что все сводится к одному – к любви. Любовь послужила началом и когда‑нибудь положит конец. Помни!
Катрина кивнула и всхлипнула, вытерла глаза рукой. Ее улыбка говорила собеседнику о том, что он прав.
Кайл взял ее руку и поднес к губам.
– Спасибо за то, что согласилась стать моим исповедником, – проговорил он и отпустил ее руку. – Прошу прощения за то, что не смогу дождаться возвращения Николая, ибо мне пора заняться делами.
Он поклонился и исчез, а Катрина вернулась за стол и стала ждать мужа.
Она глубоко задумалась над тем, что ей поведал Кайл. Нельзя никому рассказывать об услышанном – исповедники обязаны хранить тайну исповеди вне зависимости от того, насколько страшно и ужасно признание. По крайней мере, она может мысленно придумать вопросы к Николаю. А их было великое множество.
Кайл улыбнулся, почувствовав дома знакомое присутствие.
– Если бы я знал, что ты намерена злоупотреблять данной тебе привилегией свободно появляться у меня дома, я бы ее аннулировал, – такими словами он приветствовал Катрину. – Очень неосмотрительно с моей стороны.
– Так почему ты до сих пор не внес поправки? – невинно спросила Катрина.
– Потому что я ошибочно полагал, что Николаю хватит ума с уважением отнестись к моему желанию остаться одному, что он не станет отправлять супругу сюда всякий раз, когда ей наскучит ее роль, – отвечал Кайл, прихлебывая из бокала. – К тому же ты всегда являешься во время обеда. Вряд ли ты совершенно случайно нарушаешь мое одиночество и мешаешь питаться.
Катрина расслышала в его голосе радостные и задорные нотки, которые он пытался скрыть, и улыбнулась ему.
– Мы ожидали тебя на Хэллоуин, – мягко упрекнула она. – Мне нужно было лично доставить выгравированное приглашение? Или писанное на пергаменте и разукрашенное лентами, в четырех конвертах?
– Ты намекаешь на мою претенциозность? – в свою очередь спросил Кайл. – Или упрекаешь в невоспитанности?
Катрина решила, что пусть лучше за нее говорят тишина и невинное выражение лица.
Кайл скрыл улыбку.
– Глупый праздник смертных, – пробормотал он. – Не имеющий никакого отношения к уже позабытым первопричинам его возникновения. Я вовсе не собирался играть «в вампира» и пугать детишек – если они в этот день в самом деле испугаются моих «настоящих клыков» – ради вашего развлечения.
– Кайл, этот прием был организован в благотворительных целях, – попыталась его урезонить Катрина.
– Я передал благотворительное пожертвование во славу твою, – отвечал Кайл, передразнивая ее интонации. – Не думаю, чтобы мое присутствие требовалось еще для чего‑нибудь.
– Что ж, ничего не поделаешь, – ровным голосом проговорила Катрина и умолкла ненадолго. – Та церковь, о которой ты мне говорил, церковь Кэтрин, все еще существует?
– Да, – ответил Кайл. – Почему тебя это интересует?
– Можем мы туда отправиться? То есть я хочу сказать, не будешь ли ты так любезен мне ее показать? – попросила Катрина.
– Тебе там не понравится. От нее остался лишь церковный двор.
– Просто возьми меня туда, ладно? Я хочу посмотреть.
– Нет. Я не Николай, – напомнил он ей. – Ты не имеешь права врываться сюда незваной, приказывать мне и ожидать, что все будет по‑твоему. Ты не можешь и приставать ко мне с ласками, которыми награждаешь его.
Катрина нахмурилась.
Кайл посмотрел на нее и вздохнул:
– Ох уж эти люди! Тебе нужно увидеть, чтобы поверить? Так и быть.
Не успела Катрина ему ответить, как они оказались на месте. Было темно и холодно. Ветер, хоть и не сильный, продувал ее насквозь. Да, она, бессмертная, страдала от холода. А жаль. Пришлось мысленно пожурить себя. Чего еще ждать в ноябре?
Церковный двор припорошило снегом. Самое то для съемок фильма Тима Бёртона.
– Я же говорил, что здесь ничего не осталось, только церковный двор, – сказал Кайл.
Одежду и длинные каштановые волосы трепал ветер. Он‑то был одет по погоде. Кайл сотворил для Катрины длинное шерстяное пальто, и она признательно улыбнулась.
– Ты сказал «церковный двор», а не «кладбище», – заметила она. – Где церковь?
Кайл улыбнулся.
– В те времена умерших хоронили в пределах церковной ограды, – сказал он. – Сам храм давно разрушен. Я очень обрадовался, когда его секуляризировали. Это означало, что я могу войти.
Катрина тоже улыбнулась и мотнула головой в сторону могил.
– Давай навестим, – предложила она.
Кайл привел ее к каменному памятнику, где сидел Страж Надежд и Мечтаний, и посмотрел на место упокоения Кэтрин.
– Здорово, – тихо проговорила Катрина, указывая рукой на огромную горгулью, служившую могильным камнем утраченной любви Кайла. – Изысканно.
– Сарказм тебе не к лицу, – так же тихо заметил Кайл. – Если тебе известно назначение горгульи, тебя не должно удивлять, почему я избрал для Кэтрин именно этот памятник.
– Говорят, они отпугивают злых духов, – отвечала Катрина. – Но такой я никогда не встречала. Почему она на цепи?
– Страж Надежд и Мечтаний по гроб жизни прикован цепью к подножию судьбы, – тихо отвечал Кайл. – Так говорило описание, когда я его отыскал. Этот памятник символичен и повествует о мечтаниях, за которые мы должны держаться и которые, – Кайл жестом указал на землю под памятником, – мы должны отпустить.
Утешая Кайла, Катрина накрыла его руку своей, но, услышав хохот, резко ее отдернула.
– Столько лет, – донесся из‑за могилы мрачный голос, – в мире смертных и в аду я следил за тобой и ждал, когда ты найдешь другую, Кэйлкирил'рон.
Кто‑то вышел из‑за фонтана.
– По‑прежнему шпионишь, Кихирин? – скучающим тоном констатировал Кайл. – Чему удивляться. В конце концов, думать самостоятельно так тягостно.
– Ну, теперь я делаю это по собственной инициативе, – отвечал Кихирин. – До тебя никому нет дела. Ты смешон. Никто в тебе не нуждается, как я погляжу, разве что… Что за малышка с тобой? Она тоже жаждет умереть за тебя? Ты времени даром не теряешь, Кэйлкирил'рон.
– Ты по‑прежнему глуп, – со зловещей ухмылкой заметил Кайл. – Несмотря на вечное шпионство, так ничего и не понял.
– У тебя в руках жена правителя Дестрати, – сказал Кихирин. – Знаешь, сколько стоит ее душа? Если отдаешь ее, отец вернет тебе твою…
Катрина в ужасе смотрела на то, как Кайл схватил смертное обличье демона за шею и принялся душить. Она попятилась и, больно ударившись, упала на постамент памятника с горгульей. Вскрикнула, когда от запястья до локтя рассекла руку об острый угол. Да, она была бессмертной, но боль все равно ее терзала.
– Ты, девочка, даже не представляешь себе, как может быть больно в аду, – прохрипел Кихирин, обеими руками пытаясь оторвать от горла пальцы Кайла. – А ты, Предатель, имеешь об этом представление? Если отступишься от нее, сможешь все себе вернуть. Помнишь, кем ты был? Помнишь подвластные тебе легионы? Помнишь, как повелевал ими? Сейчас ими командует Андроник, но по сравнению с тобой он никто. Ты во всем превосходил его стократ. Тебе подвластны двадцать тысяч легионов, лорд‑генерал. Беспрекословное подчинение. А твоя мастерская манера обращаться с душами! Никто лучше тебя не может пытать их – как смертных, так и бессмертных. Помнишь звуки дома? Как часто ты медленно убивал невинного младенца только ради того, чтобы вновь услышать эти звуки? Помнишь, как твой пес…
– Помню и службу мою, и слепую покорность, – мрачно отвечал Кайл.
Он отпустил Кихирина и легко отшвырнул его прочь, к фонтану. Демон упал и чуть не шлепнулся в воду.
– Ты можешь вернуть себе все это, – не унимался Кихирин. – Стоит только…
– Отдать тебе то, что мне не принадлежит и принадлежать никогда не будет?! – рявкнул Кайл. – Ты позаботился об этом, когда выпустил ее душу, – презрительно хмыкнул он. – Я был лордом‑генералом. Первородным. Я не просто слепо следую приказам, как все остальные. Отцу следовало больше верить мне, – добавил Кайл.
Кихирин рассмеялся:
– Ты намекаешь на то, что отдал бы ее душу, если бы тебя попросили, а не приказали?
Демон медленно полез в карман пиджака и что‑то оттуда вытащил. Когда он разжал пальцы, у него на ладони показался слабо светящийся белый шар, испещренный усиками черных трещин, отчетливо видимых на его ясной поверхности.
– Нет! – тихо, практически выдохнув, прошептал Кайл. И впился взглядом в Кихирина. – Она была невинна. Ее душа вознеслась. Не думай, что я не знаю, как далеко ты можешь зайти в своих фальсификациях, Кихирин!
Катрине оставалось только в ужасе взирать на происходящее. Неужели она в самом деле видит перед собой душу? Но она представляла ее совсем другой. Светящийся шар на ладони демона был довольно‑таки мал и с виду вполне обычный. Он казался таким горестным и ранимым.
– После всех пыток она уже не столь чиста. Могу понять, отчего ты хотел ее себе, – проговорил Кихирин и снова расхохотался, – почему скрыл от отца. Тебе всегда было сложно повиноваться без достаточной личной заинтересованности. Когда ты вернулся после неудачной попытки… ты, лорд‑генерал… – Кихирин поцокап языком и покачал головой, затем протянул светящийся шарик Кайлу. – Все это время я хранил ее для тебя, чтобы в тот миг, когда ты одумаешься и вспомнишь о долге, смог бы передать ее отцу и вернуть себе все. Уверяю, это именно ее душа!
