Что, черт возьми, мнит о себе этот Ричард Брэнсон?

 

 

Август‑октябрь 1990

 

Я проснулся от сильного удара ногой в спину. Всю ночь меня колотили и толкали. Поскольку было уже 5.30 утра, я выскользнул из постели и надел домашний халат. Я видел, что Сэм уютно устроился в теплом углублении моей подушки, которое на протяжении ночи он всеми силами стремился занять. Он и Холли иногда еще спали вместе с нами. Я включил Си‑Эн‑Эн и склонился поближе к экрану телевизора, чтобы послушать новости. Мне не нужно было увеличивать громкость, чтобы понять, что ситуация не изменилась к лучшему. На предыдущей неделе Ирак напал на Кувейт, и мир пребывал в замешательстве. Цена на сырую нефть, которая до вторжения составляла $19 за баррель, возросла до $36. Цена на авиационное топливо с 75 центов за галлон взвинтилась до полутора долларов, что было даже более резким повышением по сравнению сценами на сырую нефть. Это объяснялось тем, что коалиционные силы начали создавать резервы авиационного топлива, готовясь к воздушно‑десантной атаке на Ирак.

Две основные составляющие прибыльности любой авиакомпании – это количество перевозимых пассажиров и стоимость авиационного топлива. Независимые авиакомпании оказались в тяжелом положении: мы должны были осуществлять полеты, в то время как цена на топливо – что составляет 20% общих непроизводственных издержек – увеличилась более чем в два раза, а количество пассажиров сократилось. В первую неделю после вторжения Ирака авиакомпания Virgin Atlantic получила 3 тысячи аннулированных заказов. Банк Lloyds предоставил нам кредит по текущему счету на £25 млн., и срок оплаты только что истек. Интересно, сколько еще пройдет времени, пока Lloyds предложит нам как‑то решить проблему. Я постарался прогнать эту мысль.

Подумал о том, сколько еще пассажиров откажутся сегодня лететь нашими самолетами. Принадлежавшие государству большие авиакомпании несли еще большие убытки, поскольку никто не хотел рисковать и пользоваться услугами официального авиаперевозчика из‑за угрозы терактов. С тех пор, как миссис Тэтчер дала разрешение на заправку американских самолетов в Великобритании для обеспечения их полетов в Ливню, компании, солидаризирующиеся с правительством, воспринимались как уязвимые для террористов. Бомба на борту самолета авиакомпании Pan Am, взорвавшаяся над Локерби, продемонстрировала, насколько страшным может быть возмездие. Несмотря на то, что British Airways была обычной акционерной компанией, она провозгласила себя главным британским авиаперевозчиком, и сейчас был первый случай, когда это было нам на руку. После недели порожних рейсов у меня появился луч надежды, что пассажиры начнут осторожно возвращаться к нам: мы заметили небольшое предпочтение, которое они отдавали Virgin Atlantic в сравнении с любой американской авиакомпанией или British Airways.

Летом 1990 года Virgin Atlantic все еще была маленькой авиакомпанией. Наши самолеты летали всего в две страны к четырем пунктам назначения. Каждый день мы внимательно следили за количеством проданных билетов по этим четырем направлениям, чтобы найти хоть малейшее подтверждение, что люди возвращаются к нам. Хуже всего обстояло дело с рейсами на Токио. Нам было разрешено летать только четыре раза в неделю, исключая воскресенье, а именно в этот день бизнесмены предпочитают совершать свои перелеты, поэтому на токийском направлении мы терпели убытки еще до оккупации Кувейта Ираком. В течение лета мы предпринимали необходимые в таких случаях шаги, чтобы заполучить два дополнительных рейса в Токио, которые вот‑вот могли освободиться, но, как всегда, возникли проблемы с British Airways. Наши полеты на Ньюарк и Лос‑Анджелес с первой недели после вторжения проходили при недостаточной заполненности самолетов, но сейчас пассажиры стали склоняться в сторону Virgin, отдавая предпочтение ей, а не американским авиаперевозчикам. Самой лучшей новостью было то, что, похоже, наши рейсы в Майами и Орландо мало пострадали.

В прошлом месяце мы отпраздновали мое сорокалетие, и хотя Джоан организовала чудесную вечеринку на острове Некер, я был подавлен, что для меня не характерно. Саймон потерял интерес к Virgin Music, и я сочувствовал ему. Каждый контракт требовал больших усилий при переговорах, и иногда было скучно снова и снова обсуждать одни и те же пункты. Несмотря на то, что Virgin Music стала одной из крупнейших независимых фирм звукозаписи, все благосостояние Саймона было заключено в этой единственной компании, и я знал, что он обеспокоен тем, что я могу поставить ее под удар, втянув в какое‑нибудь рискованное предприятие. Ему не были интересны другие проекты, а к Virgin Atlantic он всегда относился как к огромной обузе, которую несут все остальные компании, входящие в состав Virgin Group. Он считал это бизнесом, который в любой момент может быть поставлен в безвыходное положение British Airways или еще чем‑нибудь совершенно непредвиденным, вроде войны в Персидском заливе.

Сорокалетие заставило меня задуматься о дальнейшей жизни. После всплеска активности, связанного с открытием Virgin Atlantic, я понимал, что трудно развивать авиакомпанию так быстро, как хотелось. Хотя год выдался удачным, и мы были названы «лучшей авиакомпанией в бизнес‑классе», в нашем распоряжении по‑прежнему был только аэропорт Гэтвик. Наличие единственной короткой взлетно‑посадочной полосы и отсутствие стыкующихся рейсов делали этот аэропорт менее прибыльным в плане перевозок как пассажиров, так и грузов, чем аэропорт Хитроу. Деньги доставались тяжело. Помимо всего прочего, мы ввязались в спор с British Airways no вопросам технического обслуживания, и это грозило стать яблоком раздора.

Учитывая постепенное снижение делового интереса Саймона и наши бесконечные попытки свести концы с концами в Virgin Atlantic, я начал задаваться вопросом, не следует ли заняться чем‑нибудь совершенно другим. Я даже подумал, не поступить ли в университет и не заняться ли изучением истории: было бы хорошо иметь время для чтения. Когда я заикнулся об этом, Джоан сказала напрямик, что это действительно прекрасный предлог, чтобы встречаться со множеством красивых девушек вдали от дома. Была идея участия в политической кампании. Думал, не изучить ли мне некоторые из основных социальных проблем, например, здравоохранение и бездомность, ведь я мог понять, как лучше решить эти проблемы, а затем добиваться политических решений для претворения моих идей в жизнь.

Но все эти планы были разом сметены Саддамом Хусейном, напавшим на Кувейт. Авиакомпания находилась на пике кризиса, и я обнаружил, что война в Персидском заливе задевает меня лично.

– Папочка, пожалуйста, можешь мне помочь найти туфли?

Это была Холли.

– Какие?

– Ты знаешь, мои новые кроссовки.

На экране телевизора показывали, как мир готовился к войне, а наш 747 Maiden Voyager полупустым летел через Атлантический океан, взяв курс на Гэтвик и рассвет. В это время моя семья собралась позавтракать в постели. Джоан принесла огромный поднос с жереными яйцами, жареным хлебом, беконом и печеными бобами. Пока мы ели, вошли несколько человек из персонала Virgin. Я слышал, как Пенни запустила фотокопировальный аппарат на первом этаже. Наш новый пресс‑атташе Уилл Вайтхорн поднимался вверх по лестнице в свой офис. Неисчерпаемый источник живой энергии, Уилл уже проявил себя в этом качестве.

Сборы Холли и Сэма в школу всегда напоминали что‑то вроде безумного теста на нестандартность мышления. Туфли, носки, жилеты, рубашки, блейзеры и береты должны были быть найдены, где бы они ни спрятались за ночь. Их можно было заставить появиться, как по волшебству, только благодаря самому всестороннему подходу к вопросу.

– Вот они где! – Джоан каким‑то образом догадалась поискать туфли Холли внутри большого кукольного дома, которым, насколько я мог припомнить, давно никто не пользовался.

– Что они там делали? – поинтересовался я.

– Понятия не имею, – ответила Холли и положила их в школьный рюкзак.

– Сэм, мы выходим через две минуты, – пригрозила Джоан.

Сэм начал снова собирать гоночную машину Scalextric.

Как только они, наконец, подобрали все свои мелочи и направились к дверям, зазвонил телефон. Это была королева Hyp из Иордании.

Дружба с королевой Hyp явилась одним из неправдоподобных следствий нашего с Пером перелета через Атлантику. Королева Hyp считалась иорданской Грейс Келли. Она была американкой и когда‑то даже работала стюардессой. Высокая блондинка, совершенно очаровательная, сейчас она жила в обнесенном стеной и усиленно охраняемом дворце в Аммане. Королева Hyp услышала о нашем полете и позвонила, чтобы узнать, не возьмусь ли я обучить ее и ее семью полетам на воздушном шаре. Я отправился в Иорданию с Томом Бэрроу и провел неделю во дворце короля Хусейна, обучая королевскую семью, как управляться с воздушным шаром на горячем воздухе.

Мы летели над Амманом, паря над крышами домов и глядя вниз на средневековый город с его минаретами, побеленными стенами и выцветшими оранжевыми черепичными крышами. Никто в Аммане раньше не видел воздушного шара, и люди смотрели в изумлении, как мы проплывали над их головами. Когда понимали, что в корзине, сплетенной из ивовых прутьев, стоят их король и королева, они в знак приветствия радостно кричали, бежали и махали руками. Когда мы включили газовую горелку, все собаки в городе принялись лаять. С лаем собак, радостными возгласами людей и криками муэдзинов город превратился в совершеннейший ад. Король Хусейн, королева Hyp и принцессы махали людям, пока воздушный шар пролетал в трех футах от крыш домов. Я думаю, что единственными, кто не наслаждался полетом, были телохранители короля, которые успешно отразили девять попыток вероломно убить его, прикрыв щитами, но сейчас они ничего не смогли бы сделать, чтобы защитить его, поскольку ивовая корзина постоянно перемещалась.

Когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, король Иордании Хусейн оказался среди немногих мировых лидеров, отказавшихся разорвать отношения с Ираком. Король Хусейн обращал внимание на тот факт, что Кувейт обещал Ираку нефтяные скважины как часть компенсации за долгую войну против Ирана. До сих пор Кувейт не сдержал своего слова, он также не соблюдал квоты на добычу нефти, установленные OPEC.

Среди всеобщего хаоса, вызванного вторжением, огромное число иностранных рабочих бежали из Ирака в Иорданию. Около 150 тысяч беженцев собрались в стихийном лагере, не имея ни воды, ни одеял. Днем стояла ужасная жара, и беженцам негде было укрыться, ночью же они замерзали от холода, и им нечем было согреться. Услышав об этих проблемах, я связался с королем Хусейном и королевой Hyp, предлагая сделать все возможное, чтобы помочь. Сейчас королева Hyp звонила, чтобы сообщить, что, хотя Красный Крест и помогает в налаживании системы водоснабжения, существует другая проблема, требующая решения, нужно найти 100 тысяч одеял.

– Несколько очень маленьких детей уже умерли, – сказала королева Hyp, – но это еще не превратилось в широкомасштабную катастрофу. Я думаю, у нас в распоряжении только два или три дня до того, как мы начнем терять беженцев сотнями.

Я поехал на машине в Кроли и поговорил с некоторыми служащими Virgin Atlantic. Меня интересовало, поддерживают ли они мою идею поиска и транспортировки в Амман 100 тысяч одеял. Все в Virgin Atlantic были солидарны со мной. В течение дня мы позвонили в Красный Крест, Уильяму Волдегрейву в Министерство иностранных дел и Линде Чокер в Представительство по иностранному развитию, и нам удалось получить 30 тысяч одеял и обещание, что остальные прибудут по линии UNICEF из Копенгагена. Поскольку мы предложили свой самолет, Красный Крест выступил по национальному радио с призывом присоединиться к благотворительной акции, и с этого вечера складское помещение в аэропорту Гэтвик стало заполняться одеялами. Кроме этого, Дэвид Саинсбери пообещал, что поставит несколько тонн риса.

Через два дня все сиденья в одном из наших «747» самолетов были убраны, и на их месте разместилось более 40 тысяч одеял, несколько тони риса и медицинские принадлежности. Самолет вылетел в Амман. Одеяла были выгружены на грузовики, которые ждали у аэропорта, вытянувшись в линию, и мы полетели назад, взяв на борг нескольких соотечественников, оставшихся в Иордании без денег и пожелавших вернуться домой.

Когда я прибыл в Великобританию, Уильям Волдегрейв сообщил, что он говорил по телефону с лордом Кингом, председателем правления British Airways, который был удивлен, увидев в программе десятичасовых новостей сюжет про наш полет в Иорданию.

– Это должны были сделать мы, – сказал лорд Кинг Волдегрейву.

Волдегрейв объяснил лорду Кингу, что я просто предложил помочь, а в Virgin Atlantic оказался в наличии самолет, позволявший выполнить такой полет. На следующей неделе самолет British Airways вылетел в Иорданию, чтобы доставить какое‑то оборудование, и привез назад еще нескольких соотечественников. Представители благотворительного фонда «Христианская помощь» сказали мне, что были просто поражены: многие годы они безуспешно обращались к руководству British Airways с просьбой помочь, но с тех самых пор, как Virgin Atlantic совершила свой полет в Амман, ВА практически забросала их предложениями о предоставлении помощи. Здоровая конкуренция иногда идет на пользу благотворительности.

Поскольку дошли сведения, что некоторая часть нашего первого груза не дошла до лагерей беженцев, я решил отправиться в Амман и остаться там на несколько дней – проконтролировать последующие поставки с тем, чтобы груз, наконец, дошел до адресата. И снова я остановился во дворце у короля Хусейна и королевы Hyp. Я яростно доказывал министру внутренних дел необходимость строгого учета всех получаемых грузов, чтобы люди, пославшие их, могли быть уверены, что они дошли до лагерей беженцев. Я вел долгие беседы с королем Хусейном о кризисе в Персидском заливе. Король был уверен, что войну можно было предотвратить, но его беспокоило, что Запад оказался заинтересован в провале дипломатии и в возможности оказать поддержку Кувейту, дабы защитить свои поставки нефти. К моменту моего возвращения домой стало ясно, что кризис в ситуации с беженцами в Иордан ни миновал. Королева Hyp сказала мне, что больше не было смертей от дизентерии или обезвоживания. Впоследствии 150 тысяч беженцев постепенно разошлись.

Несколькими днями позже в теленовостях я увидел редкие документальные кадры: Саддам Хусейн в окружении моих соотечественников, взятых под стражу в Багдаде. В одной из самых страшных сцен, которые я когда‑либо видел на телевидении, он сел и жестом подозвал к себе маленького мальчика, показав, чтобы тот встал рядом. Он положил свою руку на голову мальчика, и, продолжая работать на камеру, начал нежно похлопывать ребенка по плечику. Мальчик был примерно того же возраста, что и Сэм. Я знал, что должен что‑нибудь сделать, чтобы помочь этим людям. Если бы этот мальчик был моим сыном, я бы горы свернул, чтобы вызволить его. Репортеры полагали, что заложники будут использованы в качестве «живого щита» и размещены внутри главных целей союзнических сил.

Я понятия не имел, как подступиться к оказанию помощи этим людям и вернуть их домой, но в распоряжении Virgin Atlantic есть самолет, и, если нам каким‑нибудь образом удастся получить разрешение на полет в Багдад, мы смогли бы забрать оттуда тех заложников, которых Саддам Хусейн согласится освободить. Меня поразила мысль, что так же, как я смог предотвратить кризис с беженцами в Иордании, можно было предоставить транспортное средство и для освобождения заложников в Ираке.

На следующий день мне позвонил Фрэнк Хесси. Его сестра Морин и зять Тони оказались в числе заложников в Багдаде. Тони страдал раком легких и нуждался в срочном лечении. Фрэнк обзвонил все отделы Министерства иностранных дел, иракские посольства в Европе и даже иракское правительство в Багдаде, но, похоже, никто был не в состоянии что‑нибудь сделать. Фрэнк попросил меня о помощи.

С одной стороны, полет с одеялами в Иорданию позволил мне наладить контакты с Министерством иностранных дел, с другой, я был дружен с королем Хусейном и королевой Hyp. Король Хусейн был одним из немногих каналов выхода на Ирак для любого правительства на Западе. Я слышал, что Ирак испытывает нехватку товаров медицинского назначения, и задался вопросом, не может ли это стать основанием для нашей сделки: если мы завозим самолетом необходимые медикаменты, не освободят ли за это нескольких иностранных заложников. Я позвонил королеве Hyp и спросил, может ли она помочь. Когда я изложил суть дела, она предложила мне снова прилететь в Амман и обсудить все с королем Хусейном.

За следующие три дня в Аммане с королевской четой я понял, как бизнесмен может помочь в кризисной ситуации. На первый взгляд, все, что могло служить мне рекомендацией в глазах Саддама Хусейна, – однажды я взял короля Хусейна и королеву Hyp в полет на воздушном шаре и владел маленькой авиакомпанией, в распоряжении которой находилось всего четыре самолета Boeing 747. С другой стороны, хотя многие бизнесмены владеют большим количеством самолетов, только мне довелось летать на воздушном шаре с королем Хусейном. Сложилась уникальная ситуация: я был единственным из европейцев, кому король Хусейн готов был доверять, и, следовательно, через него я фактически имел прямой доступ к Саддаму Хусейну.

Я начал набрасывать черновик письма Саддаму Хусейну. Написал, что нахожусь в Аммане, помогая решить проблему репатриации иммигрантов и организуя поставки продовольствия и медикаментов. Спросил, не считает ли он возможным освободить любых иностранцев, задержанных в Багдаде, особенно женщин, детей и больных. В качестве акта доброй воли я предлагал доставить в Ирак самолетом товары медицинского назначения, которых там не было. Я упомянул зятя Фрэнка Хесси, у которого был рак легких. Подписал письмо: «Искрение Ваш Ричард Брэнсон».

Затем я спустился с гостиную, и король Хусейн около часа говорил о проблемах на Ближнем Востоке. Сидя и слушая, я огляделся вокруг и увидел подписанную фотографию, на которой была запечатлена Маргарет Тэтчер, стоявшая рядом с Саддамом Хусейном. Король Хусейн объяснял мне, почему он автоматически не поддержал позицию Кувейта против Ирака:

– Тех, кто живете Кувейте, можно разделить на три категории, – сказал он.

– Там есть 400 тысяч человек, которые либо очень богаты, либо очень‑очень богаты, и есть 2 миллиона доведенных до нищеты рабочих‑иммигрантов, обслуживающих их.

Он отметил, что в Кувейте нет свободной прессы, равно как и свободных выборов: вряд ли там существовала та «демократия», которую Запад собирался защищать.

– Жители Кувейта ничего не делают для арабского мира, – продолжал он.

– Все их деньги – на счетах швейцарских банков, а не на Аравийском полуострове. Я задавал вопрос многим мировым лидерам, придут ли они на помощь Иордании – стране, у которой нет нефти, – в случае, если на нее нападет Ирак.

Каждый раз ответом мне было молчание. Лично я сомневаюсь в их помощи.

Тут он засмеялся.

– Впрочем, я знаю, что на помощь придешь ты. Да, ты явишься, выплывая из‑за горизонта на своем воздушном шаре, в сопровождении самолетов авиакомпании Virgin!

– Нет, серьезно, – сказал он, – есть возможность решить всю ближневосточную проблему. Правительство Кувейта обещало Саддаму Хусейну компенсировать его долю затрат в войне против Ирана, которую Ирак вел от имени Кувейта. Оно не сдержало своего обещания. Первоначально Саддам планировал забрать только спорные месторождения нефти, которые считал принадлежавшими ему по праву. Он оккупировал всю страну лишь потому, что услышал: жители Кувейта готовят взлетно‑посадочные полосы, чтобы позволить американским самолетам прилететь и защитить их. Он, разумеется, не заинтересован в оккупации Саудовской Аравии.

Мирный план урегулирования короля Хусейна заключался в отведении войск Ирака к границе, но при этом за Ираком сохранялась спорная полоса земли, которую, как там полагали, Кувейт ему должен. Через три года в Кувейте должен был быть проведен референдум, чтобы выяснить, хотят ли люди, живущие на спорной территории, быть частью Кувейта или Ирака. Король Хусейн сказал, что на Западе мало знают о переговорах, которые месяцами велись между Ираком и Кувейтом, и о том, что Кувейт постоянно нарушал свои обязательства. Кроме того, Кувейт не отказался от долга, в который влез Ирак из‑за войны с Ираном, и продолжал вести нечестную игру с арабскими странами, добывая слишком много нефти и продавая ее слишком дешево.

В конце ужина король Хусейн забрал мое письмо в кабинет и перевел его на арабский язык. Он написал Саддаму Хусейну и отослал оба письма в Багдад специальным курьером. Перед тем, как лечь спать, он процитировал слова своего брата: «Почему колокольчики на шеях овец с Фолклендских островов звучат громче, чем церковные колокола Иерусалима?»

Вернувшись в Лондон, я начал вести переговоры с Министерством иностранных дел. Я старался получить сведения о состоянии здоровья тех людей, которые были в заложниках в Багдаде, чтобы можно было доказать, что они больны. Затем я обзвонил все иностранные посольства, предупредив их сотрудников о том, что, возможно, будет организован спасательный вылет в Багдад, и они должны, пользуясь этим, попытаться вытащить хоть кого‑нибудь из своих соотечественников, подготовив доказательства их болезни.

Через два дня после моего возвращения в Англию мы получили ответ от Саддама Хусейна. Он обещал, что освободит женщин, детей и больных заложников, но хочет, чтобы прибыл кто‑нибудь из высокопоставленных лиц и публично попросил его об этом. Я позвонил Эдварду Хиту, экс‑премьер‑министру от консервативной партии, и спросил, не сделает ли он это. Тот согласился. Король Хусейн связался с Саддамом Хусейном и предложил кандидатуру Хита. Саддам одобрил ее. На другой день мы обеспечили вылет самолета с Эдвардом Хитом в Амман, откуда король Хусейн взялся переправить его в Багдад.

На следующий день король Хусейн позвонил:

– У меня есть для вас хорошие новости, сэр, – сказал он. Он был безупречно вежлив и всегда, обращаясь к людям, говорил «сэр» и «мадам», впрочем, как и его дети. – Вы можете вылетать в Багдад. Саддам дал мне слово, что с вами все будет в порядке.

Последние дни мы провели в подготовке к полету и сформировали экипаж из мужественных добровольцев, которых я бы хотел назвать поименно: Лес Милгейт, Джеоф Ныо, Пол Грин, Рей Мейдмент, Питер Джонсон, Джейн‑Энн Райли, Сэм Рэшид, Анита Синклер, Каролайн Спенсер, Ральф Маттен, Питер Марник, Пол Кейтли, Хелен Берн, Никола Коллинз, Джэнии Свифт и Стефен Лейтч. Пассажиров предупредили, что могут быть задержки рейсов Virgin Atlantic, и что нам, возможно, придется передать их другой авиакомпании.

Когда я сообщил своим коллегам, директорам авиакомпании, что есть разрешение на полет, они, понятно, были обеспокоены. Ведь если самолет задержится в Багдаде более чем на несколько дней, мы можем обанкротиться.

– Правительство подтвердило, что поддержит нашу страховую компанию, если самолету будет нанесен материальный ущерб, – сказал Найджел Примроуз, финансовый директор Virgin Atlantic. – Но кто застрахует нас от потери бизнеса, если самолет будет угнан и его будут удерживать в Багдаде. Вспомните, что British Airways уже потеряла в Кувейте один Boeing 747.

Все молча обдумывали услышанное.

– Но в этом есть и положительный момент, – сказал Дэвид Тейт с серьезным выражением лица. – Вместе с самолетом они захватят и Ричарда и избавят нас от других его безрассудных проектов! Все засмеялись.

Несмотря на то, что этим полетом я рискую всем, сейчас я также знал и другое – назад дороги нет.

Мы вылетели из аэропорта Гэтвик 23 октября 1990 года в 11 утра и взяли курс на восток. Все сбились в переднем салоне самолета: такое странное смешение родственников заложников, врачей, медсестер, стюардесс Virgin и одного журналиста. Оставшиеся позади нас 400 мест были пусты. Это выглядело довольно зловеще. После двух часов полета мы все стали ходить взад и вперед по проходам, чтобы немного размяться.

Дневной свет за бортом быстро угас, и к тому времени, когда мы вошли в воздушное пространство Ирака, было уже темно. Я смотрел из иллюминатора в ночь и пытался представить, где сейчас находится иракская армия. Я представлял, как отслеживается на радаре наше продвижение к Багдаду. Мы выглядим одинокой светящейся зеленой точкой, медленно движущейся поперек темных экранов. Я бы не удивился, увидев парочку истребителей, подлетевших и сопровождающих нас, но все было напряженно тихо. Самолет, подрагивая и издавая приглушенный шум, прокладывал свой путь к Багдаду, – это был первый самолет за двенадцать месяцев, который проделывал это. Все перестали разговаривать. Мы входили в самое опасное воздушное пространство в мире, это была территория, которая являлась целью концентрированного планового удара союзнических сил. Интересно было бы знать, когда начнется атака.

Я позволил себе войти в кабину пилотов и сел позади капитана Леса Милгейта и двоих старших помощников – Джеффа Нью и Пола Грина. Они разговаривали по радио с воздушными диспетчерами, но это было единственным признаком того, что Багдад находится где‑то там за бортом. Через ветровое стекло не было видно ничего. В Ираке было полностью отключено освещение. Я подумал, что те, кто живет внизу, могли слышать нас, летевших над их головами; не сочли ли они, что это первый бомбардировщик союзнических сил. Казалось, наш самолет был единственным в небе. – Мы приближаемся к городу, – сказал Милгейт.

Я наблюдал, как падают показания высотомера по мере снижения. Когда рейс длинный, ощущения очень обманчивы. Большую часть времени в воздухе ты находишься над облаками, в том волшебном мире струйных течений, когда с трудом отдаешь себе отчет в том, что движешься. Затем, когда самолет начинает снижаться, ты неожиданно понимаешь, что летишь в увесистом куске металла со скоростью, превышающей 400 миль в час, и его надо довести до остановки. Мы снизились еще больше, и самолет со свистом несся в темноте.

Обычно аэропорт залит оранжевыми и серебристыми огнями, и бывает трудно различить огни посадочной полосы. Взлетно‑посадочные полосы, бетонированные площадки перед терминалами, самолеты и диспетчерские вышки – все сияет флуоресцентными и галогеновыми лампами. Но сейчас мы впервые летели над землей, которая была настолько замаскирована, что можно было подумать, что мы летим над морем.

Джефф Нью подчинялся указаниям багдадского диспетчера по заходу. Он выпустил закрылки и шасси. Я наблюдал, как мы все больше сбавляли высоту. Сейчас от земли нас отделяло лишь 180 метров, через мгновение – 150. Диспетчер по заходу начал отсчет нашей высоты. Внезапно две линии посадочных огней зажглись в темноте под нами. Мы нацелились точно посередине, самолет коснулся земли и погнал по дорожке. Еще несколько огней появились, чтобы указать нам путь, и мы вырулили к грузовому выходу. Я мог смутно различить людей с автоматами, стоявших вдоль лестничного пролета. Джейн‑Энн Райли, наш бортовой контролер, дала сигнал, что дверь можно открывать, и я выглянул наружу. Было очень холодно.

По направлению к нам везли трап. Я спустился на иракскую взлетно‑посадочную полосу. Две шеренги солдат развернулись веером вокруг нас. Двое правительственных чиновников высокого ранга, одетых в коричневые пальто из верблюжьей шерсти, приветствовали нас и показали жестом, что родственникам следует остаться на борту. Багдадский аэропорт по размерам оказался больше аэропорта Хитроу, но был абсолютно пуст: наш самолет был единственным. Я оглянулся: стюардессы Virgin в своих красных мини‑юбках и красных туфлях на шпильках проходили мимо группы иракских солдат, и это казалось неуместным в этом огромном пустом аэропорту. Стук каблучков гулко раздавался в тишине. Мы все улыбались. Сначала солдаты были немного смущены, но затем стали улыбаться в ответ. Наш самолет выглядел неестественно большим, поскольку других на взлетно‑посадочной полосе не было.

Нас провели в пустой зал отправления, где все оборудование – компьютерные терминалы, телефоны и даже осветительная аппаратура – было демонтировано. Поскольку демонтаж должен был занять некоторое время, он указывал на то, что иракцы были полностью готовы к бомбовому удару и уже вывезли из аэропорта все, что считали нужным спасти. Мы раздали подарки, которые захватили с собой: коробки с шоколадом для офицеров и множество сладких наборов, которые дают детям во время полета на самолетах Virgin. Они предназначались для солдат, которые могли отправить их своим семьям. Затем я услышал шум снаружи, и через стеклянные двери вошел Тед Хит во главе большой группы мужчин, женщин и детей. Они выглядели бледными в лучах ламп дневного света. Едва увидев нас, они закричали от радости и побежали навстречу, чтобы обнять. Тед улыбался, смеялся и всем пожимал руки.

Вскоре я понял, что не все эти люди улетят с нами. Они смеялись и обнимали друг друга, слезы катились по их лицам. Снаружи солдаты разгружали упаковки с медикаментами, которые мы привезли с собой. Мы открыли бутылки с шампанским и пили друг за друга и за тех, кто вынужден остаться. Я нашел зятя Фрэнка Хесси, и мы обнялись. Беременная филиппинская женщина, которая должна была расстаться с мужем, подошла ко мне. Она плакала. Другому мужчине пришлось передать свою трехлетнюю дочку няне и попрощаться с ней. Я просто обнял его. Я не мог больше ничего сделать. У нас обоих в глазах стояли слезы. У меня тоже есть дети.

Спустя час иракцы сказали, что нам пора возвращаться в самолет. Пока мы шли через замерзшие бетонированные площадки, я пожимал солдатам руки и раздал еще подарки для их детей. Мы пожелали друг другу всего хорошего. Очень расстраивала мысль, что когда мы улетим, эти хрупкие на вид и напуганные солдаты в неудобных ботинках и защитного цвета брюках по‑прежнему будут сжимать свои ружья и продолжать охранять то, что, по всей вероятности, обречено быть первой мишенью для полного уничтожения при ракетно‑бомбовом ударе.

Большинство заложников шли по взлетно‑посадочной полосе рука об руку. Это давало ощущение тепла и поддержки. Они походили на привидения. Все огни снова были погашены, не считая тех, что подсвечивали ступеньки. Я поднялся наверх и повернулся, чтобы помахать на прощанье.

– Ты всегда опаздываешь! – произнес хриплый голос. Это был Фрэнк Хесси. Он остался на борту, чтобы удивить своих сестру и зятя. Увидев друг друга, они заплакали и обнялись.

Я кинул последний взгляд на иракских солдат. Они собрались вместе и начали открывать подаренные красные упаковки Virgin. Скорей всего, мы были первыми европейцами, которых они когда‑либо встречали. Они знали, что скоро прибудут другие, ревя над головами и пуская ракеты. Уилл Уайтхорн проверял багаж, принесенный беженцами на борт. В последнюю минуту он обнаружил сумку с транзисторным радиоприемником, в котором никто не признавал свою вещь. Перед самым закрытием двери самолета он подбежал к ней и выбросил сумку на бетонное покрытие. Солдаты были слишком напутаны, чтобы что‑нибудь предпринять. Сумка оставалась лежать там, когда двери закрылись, и самолет откатился от стояночных колодок.

Внутри самолета царило великое веселье, родственники толпились в проходах, обнимая друг друга. Мы пристегнули ремни безопасности, чтобы взлететь, но как только самолет набрал высоту, началась вечеринка. Мы выбрались. Все стояли с бокалами шампанского, делясь впечатлениями, когда командир корабля объявил, что мы покинули воздушное пространство Ирака. Раздались аплодисменты.

Я схватил микрофон и, потянув Теда Хита за ногу, объявил: «А мне только что сообщили, что миссис Тэтчер в полном восторге, что Тед сумел вернуться невредимым!» Тед, предмет ее наивысшей ненависти, был на пути к дому.

Фрэнк Хесси, его сестра Морин и зять Тони не могли разъединить рук: они все еще не верили, что вместе и покинули Багдад. Другие плакали, они были счастливы быть на свободе, но сказывалось напряжение от пережитого. Через два месяца Тони было суждено умереть от рака легких, а от аэропорта в Багдаде камня на камне не осталось после мощнейшей массированной огневой атаки из когда‑либо предпринятых военными силами. Я надеюсь, что иракские солдаты и своих плохо сшитых униформах как‑нибудь смогли избежать смерти.

– Что, черт возьми, мнит о себе этот Ричард Брэнсон? – возмущался лорд Кинг во время своего второго звонка Уильяму Волдегрейву. – Он что, часть этого чертова Министерства иностранных дел?

Негодование лорда Кинга как эхо разнесли некоторые газеты, предположившие, что я делал все исключительно ради личной славы. Испытывая горечь от критики, находясь у короля Хусейна, я пытался в дневнике разобраться в собственных мотивах: «Чувствую себя совершенно разбитым. Ощущение свечи, подожженной с двух концов. Во время интервью ITN о людях, которых я видел, я не мог говорить. Рассказывая об отце‑англичанине, вынужденном передать няне свою трехлетнюю дочку в аэропорту Багдада, чтобы та могла вывезти ее из страны, или о женщине с Филиппин, которая в тот день покинула страну, чтобы родить второго ребенка, я не мог и половины рассказать об этом.

Каковы мотивы для совершения поступков? Месяц назад я давал интервью Vanity Fair и постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Казалось, что смысла жизни, который у меня был, больше нет. Я утвердился в собственных глазах во многих областях. Мне только что исполнилось сорок лет. Я искал новую сложную задачу. Даже думал над тем, не распродать ли мне все, кроме авиакомпании. Чтобы не разбрасываться и быть в состоянии сконцентрировать свои усилия на том направлении в бизнесе, которое я особенно любил. Но я хотел бы еще иметь время, чтобы попытаться использовать свои деловые навыки и энергично взяться за проблемы, в решении которых мог бы помочь: борьба с сигаретными компаниями, раком и так далее.

Я чувствовал, что получил бы больше удовлетворения, если бы жил именно так и не тратил последующие сорок лет жизни на повторение того, что делал в предыдущие, просто управляя компаниями и заботясь об их росте.

Нуждаюсь ли я в признании? Нет, не думаю. Но при проведении кампаний для решения многих проблем необходимо личное участие, чтобы дело пошло.

Телевидение – очень действенное средство массовой информации. Благодаря моему выступлению на телевидении тонны медикаментов, продуктов питания, одеял и палаток были доставлены беженцам. Были получены £2 млн. от правительства миссис Тэтчер. Было проведено экстренное собрание представителей пяти основных благотворительных организаций. Бесплатные рекламные объявления должны были появиться на ВВС и ITV. Я верю, что в данном случае благодаря решительным действиям удалось предотвратить большую беду. Но не скажи мы о ней во всеуслышанье, ничего бы не произошло.

Проблема в том, как часто можно в подобных целях пользоваться прессой в такой маленькой стране, как Англия, чтобы рассчитывать на отклик общественности. Если здесь оказался бы хоть намек на то, что я делаю это ради личной славы, я не мог бы этого сделать совсем».

Совершив полет в Багдад и вызволив из плена заложников, Virgin снова перехватила инициативу у British Airways. В тот момент я понятия не имел, что полет самолета Virgin в Багдад вызовет такое сильное раздражение лорда Кинга. Я пытался выручить людей. В моем распоряжении был самолет, и я мог действовать быстро. И хотя этот самолет был лишь одним из четырех, имевшихся в наличии у Virgin Atlantic, внезапно создалось впечатление, что наша компания стала более значимой в глазах людей. Мы успешно договорились с Саддамом Хусейном, завезли медикаменты; и мы вернули заложников. Только позже я обнаружил, что негодование лорда Кинга положило начало полномасштабной кампании British Airways, целью которой было разорить Virgin Atlantic.