Глава 3. Драка, которой не было. 2 страница

- Ну, хотя бы тот, что в палисадник улетел.

- Ты о чем? - выпрямился Петька, став в полтора раза больше.

- У тебя память отшибло? - Я уже не улыбалась. Синица мог соврать, но он не артист, чтобы притворно изобразить на лице такое удивление. - Синицын, у тебя с головой все в порядке? Ты забыл вчерашнюю драку?

- Какую драку? - Петька стал медленно приближаться ко мне.

А вот этого не надо! Вчера не убили, сегодня завершат.

- На детской площадке. Меня кто-то из твоих дружков ножом порезал.

Синицын мельком глянул на мою забинтованную руку и нехорошо усмехнулся.

- Не гони, Гурьева. Если тебе нужно найти крайнего, то поищи в другом месте. Ни в какой драке я вчера не участвовал.

Петька шевельнул подбородком, словно собирался плюнуть, но только окатил меня презрительным взглядом и все также неторопливо направился к лестнице.

- Подожди! - Я до того удивилась, что даже раздеться забыла. - Как не участвовал? Ты же сам требовал, чтобы я тебе дверь открыла. Говорил, что Максу ноги выдернешь. А потом...

- Опять твои глюки? - Синицын остановился, выглядел он угрожающе. - Заболела? Иди, полечись!

Петька ушел, а я какое-то время постояла на лестнице, соображая, что произошло. Почему он ничего не помнит? Может, его так сильно приложили головой, что отшибли память? Она и так у него была неважная, а тут еще шок от поражения...

В классе Петька на меня старательно не смотрел, гнул голову к парте, безостановочно запуская пятерню в ежик волос. Я медленно огляделась. Все занимались своими делами. И все было до того обыденно, что стало страшно.

- Малинина, а как твои дела? - повернулась я к Стешке.

Классная красавица изучала свое лицо в зеркало. Чмокнула губами, размазывая помаду, последний раз глянула в зеркальце, убедилась, что у нее все отлично, и только потом подняла глаза на меня.

- Здоровье в порядке, спасибо зарядке, - сухо произнесла она и кивнула на мою повязку. - А ты с кем ночью воевала?

- На тренировке поцарапалась, - пробормотала я, все больше сомневаясь, что вчерашний вечер вообще был.

Малинина не могла не знать о драке. Если Петька их застал с Максом, то крику для начала было много. А значит, сегодня она должна как минимум держаться от Синицына подальше. Но Стешка ему улыбалась. В лице ни тени испуга. Значит, ничего не было?

Кровь застучала в висках, колючками отдалась в ране.

- Ты вчера говорила с Максом, - жестко произнесла я, наблюдая за Малининой. Если она начнет врать, я замечу. - И вас видел Синицын. Это его разозлило...

- Макс? - Стешка медленно закрыла крышку зеркальца. Щелкнул замочек. - А, ваш красавчик! Он очаровашка. Наверное, говорили. Я уже не помню. - Голос Малининой был полон равнодушия. - А что случилось? Ты решила переключиться на Синицына? Он мой!

Я вернулась на свое место, перебрала выложенные на парту тетрадки.

- Гурьева! - Стешка перегнулась через парту. - Ты спать по ночам не пробовала? Говорят, помогает. Глюки перестанешь ловить. Ты посмотри на себя! Вы же с Маркеловой одного цвета, зеленого.

Я замотала головой. Либо они врут, либо у меня в самом деле что-то с головой. Но так как с головой у меня все в порядке, значит, меня обманывают. Все! Причем очень убедительно.

- Пила бы ты витаминки, Гурьева, - посоветовала сидящая рядом Семенова. - С памятью стало бы получше.

Весь урок я просидела, опустив лицо в ладони.

Голова пылала. Я была близка к помешательству.

- Что у тебя с рукой? - услышала я. Видимо, прозвенел звонок - возле моей парты стояла Лерка, в локоть тыкалась мордочкой любопытная Лариска.

- Поцарапалась на тренировке, - прошептала я, опуская ладони на крысу. Мех у нее был мягкий, в руки мне как будто солнышко ударило, и я стала потихоньку оттаивать.

- Ты уверена? - Маркелова присела на стул, и я с удивлением заметила на запястье ее правой руки широкий кожаный браслет. Раньше она его не носила.

- Ты о чем? - Я отодвинулась в сторону.

- Крови было много?

- Много. - Дальше стены двигаться уже некуда.

- Это хорошо. - Лерка как-то странно улыбнулась. - С кровью уходит жизнь. Но зато приходит что-то новое.

Я выхватила из-под парты сумку и побежала на выход. Кажется, перепуганная Лариска свалилась на пол. Все вокруг скакало, в памяти назойливо всплывали заляпанная кровью куртка, Макс, корчившийся на земле...

Похоже на бред. Я стала рвать на себе повязку, но узел развязываться не спешил, поэтому я раздраженно дернула бинт, не обращая внимания на проснувшуюся боль.

- Гурьева, ты чего? - Наверное, впервые Пашка не улыбался. - А я к тебе. Кеды несу. А то еще сколько времени до тренировки. Стащат.

Он замолчал, уставившись на мою руку.

- Где тебя так? - Глаза его нехорошо сузились.

- Паша...

Я была готова разреветься. И вдруг сама не заметила, как все рассказала. Про Макса, про охоту могучей троицы, про драку и про то, что сегодня никто ничего не помнит.

Звонок прозвенел некстати. Пашка сунул мне в руку растрепанный бинт.

- С тренировки теперь без меня не уходишь, - приказал он и убежал в свой класс.

Подождите! А ведь у меня есть еще один человек, который точно скажет, была драка или нет, Макс! Если и он скажет, что вечером сидел дома, смотрел телевизор, то я уже и не знаю, что делать. Да, да, мне надо с ним срочно встретиться! Непременно встретиться.

Встречи с пианистом я боялась, но и очень ждала ее.

Глава 4. ЧУЖАЯ ОХОТА.

 

Дом снова выглядел непривычно нахохлившим­ся, настороженным. Маринки в окне видно не бы­ло. Значит, она опять слегла. «Бедная девочка», ­машинально подумала я и тут же о ней забыла.

- Кис, кис, кис! - раздалось сверху. - Мария, ты моего Барсика не видела?

Черный наглый Барсик достал всех. Суеверных людей в нашем доме было гораздо больше, чем любителей животных, поэтому шныряющего под ногами черного зверя только ленивый не помянул недобрым словом, а эмоциональные бабульки не раз обещали его отравить или оставить на улице в особо сильный мороз. Чье-то проклятие сработа­ло - «плохая примета» исчезла. Вряд ли хозяйка Барсика его теперь докличется.

- Вот зараза! - высказала общее мнение в ад­рес черной бестии хозяйка. - У Люськи тоже кош­ка пропала, - добавила она и в сердцах захлопну­ла балконную дверь.

Кошки, бабушки... Да нет, просто осень. Хо­лодно, все дома сидят.

Дует ветер. Я стою около дома. Около родного дома, ставшего вдруг чужим. Как и весь город. Как и небо над головой. И только звезды были знако­мые. Они смотрели на меня холодными глазами Макса. Глазами, в которых плавилось серебро.

Вечер давил на плечи, и я уже ни о чем не могла думать. День в школе, потом занятия на кур­сах прошли как во сне. Вокруг все что-то говори­ли, но я не понимала ни слова. Мне нужен был Макс. Срочно, сейчас же! Но я не знала, где его найти. А в мастерскую идти не хотелось. Плотные темные шторы на ее низких окнах не пропускали ни света, ни звуков. Я зашла в подъезд. За дверью тоже стояла тишина. Если бы там были люди, че­рез такую тонкую перегородку были бы слышны голоса, работающее радио или телевизор. Человек не может двигаться бесшумно - он задевает сту­лья, шаркает ногами, в конце концов, что-то про­износит.

Я бродила по холлу первого этажа, пока мне не надоело прятаться от входящих и выходящих лю­дей. Тогда я вышла на улицу и поняла, как же здесь холодно. И тревожно. Тревога шла от влаж­ных деревьев, от пахнущей гнилью лавочки, от перепревшей листвы, от трещавшего фонаря, от скри­пящeй подъездной двери и пищащего домофона.

Когда дверь открывалась, мне очень хотелось вбежать в желтый уют подъезда, погреть руки о ба­тарею, дать глазам насладиться цветом, которого в осенних сумерках осталось немного.

Но я упрямо сжимала губы и продолжала си­деть на лавочке. Рано или поздно Макс должен вернуться домой. Не ночевать же ему на улице? Все нормальные люди вечером приходят домой.

Этими мыслями я себя и утешала, пока от уста­лости или волнений мне не показалось, что я слы­шу какую-то песню. Привычные звуки улицы ис­чезли - не шумел ветер, не шелестела опадающая листва, не скрипели деревья, не тарахтели далекие машины. Только было слышно песню, негромкую, заунывную, как колыбельная.

Я тряхнула головой, понимая, что засыпаю.

И увидела собаку. Большую. Черную. Лохматую.

Я подобрала ноги, готовая вскочить. Мне толь­ко встречи с бешеной собакой не хватает! Пореза­ли, сейчас еще и покусают.

Собака внимательно следила за мной, словно решая, съесть меня сейчас или оставить на потом. Здоровенная. Если положит лапы на плечи, то бу­дет на голову выше.

Я шевельнулась. Собака зарычала.

- Шла бы ты... - прошептала я, понимая, что это не сон, что собака действительно примеряется отведать, какая я на вкус.

Собака зевнула, демонстрируя белоснежные зу­бы. Глаза ее блеснули неприятной чернотой. Где-то я уже видела такие же темные глаза...

- Кыш отсюда! - растерянно махнула я пере­вязанной рукой. И как в дурном сне собака повела носом следом за моим движением. - Чего привя­залась?

В горле мгновенно пересохло. Надо было бе­жать, однако ноги не слушались.

Собака зарычала, а потом громко залаяла. Ей отозвалось еще несколько собачьих голосов. И вот из темноты огромными прыжками вылетели две здоровенные псины.

Собака скакнула в сторону, освобождая мне до­рогу к отступлению. Я пулей пронеслась через двор.

За спиной поднялся лай. Черная собака рычала, не давая двум прибежавшим приблизиться. Неуже­ли они сейчас подерутся?

От волнения пальцы никак не могли набрать номер кода. Я пару раз ошиблась, в отчаянии гото­вая стукнуть кулаком по упрямым цифрам, выда­вавшим мне «error».

Рядом раздалось жуткое рычание. Я вся похоло­дела, чувствуя, как мои колени медленно подгиба­ются.

Черный зверь стоял около меня, я видела вздыб­ленную шерсть на его спине. Он ожесточенно пе­реругивался с приближающимися псинами.

Это было невозможно. Это было страшно. Чер­ная собака защищала меня от вновь пришедших! Мамочка, кажется, я сейчас грохнусь в обморок...

Псина крутанулась на месте, яростно на меня залаяв. Я подпрыгнула, дернула на себя дверь, от усердия чуть не свалившись на землю.

Подъезд открылся. Я вбежала в знакомую гулкую желтизну холла, двумя руками цепляясь за ручку.

Дверь захлопнулась, отсекая от меня темноту и собак.

- Подождите! - всхлипнула я. - Т-там... Рядом никого не было. Кто же тогда открыл дверь? Или она открылась сама?

На нетвердых ногах я поднялась на один про­лет, припала горячим лбом к оконному стеклу.

Наверное, от всех переживаний у меня что-то случилось со зрением. Того, что я увидела, не мог­ло быть.

На улице на небольшом пятачке между машина­ми стояли люди. Человек десять. В шахматном по­рядке. И не шевелились. Их неподвижные темные фигуры казались статуями. И все они смотрели на дом. Вернее на окно, около которого я стояла.

Жуткое зрелище! От одного его вида у меня ди­ко заболела голова. Захотелось поскорее попасть домой, закрыться в своей комнате, закопаться в одеяло и никогда в жизни никуда не ходить. Но была и еще какая-то сила, тянущая меня на улицу, к тем самым людям. Я почему-то была убеждена, что стоят они там из-за меня. Ждут. И я должна выйти к ним.

Пальцы коснулись ледяного металла двери, и я пришла в себя.

Я успела спуститься вниз? Когда?

Запищал, отключаясь, замок. С улицы в приот­крытую дверь дохнуло холодом и тревогой.

- Маша?

От неожиданности я потянула на себя дверь, закрывая ее.

- Максим!

Он стоял на ступеньках. Спускается? Откуда?

- Макс, - мягко поправил он. - Спасибо, что вернула платок. - Пианист коснулся груди, того места, где на его куртке был карман. Видимо, там лежал платок.

- Макс! - одним прыжком я перемахнула не­сколько ступенек. Хотелось кинуться ему на шею, но он вдруг попятился, возвращая между нами дис­танцию в лестничный пролет.

- Как рука? - Макс выглядел настороженным.

Казалось, он к чему-то прислушивался.

- Ты давно здесь? Я ждала тебя на улице! Ничего не понимаю. Почему он идет сверху?

Его мастерская на первом этаже!

- Я гулял, - взгляд Макса стал отрешен­ным. - Не ходи пока на улицу. Не надо. Там сей­час... не очень хорошо. И завтра тоже.

- Собаки! Ты видел? - Я машинально подня­лась на несколько ступенек. Хотелось быть ближе к нему, хотелось уничтожить дистанцию между нами.

Я не поняла, как это произошло, но в следующее мгновение Макс уже стоял на другой площад­ке. ОН не подпускал меня к себе близко!

- Я видел... - Макс тревожно оглянулся. ­- Нет, слышал. Пойдем, я провожу тебя до квартиры.

Он повернулся и стал подниматься.

- Подожди! - Я хваталась за перила, чтобы не свалиться. От всего произошедшего снова кружи­лась голова. Я поспешила за ним, но догнать не могла, он все время оказывался впереди.

- Извини, если тебе мое поведение кажется странным. - Макс на секунду остановился, посмот­рел себе под ноги и снова пошел вверх. - Мне не хотелось бы тебя напугать.

Он исчез за поворотом лестницы.

- Макс! - Я боялась, что он сейчас совсем пропадет. - Почему Синицын не помнит о вче­рашней драке?

- Синицын? - Макс выглянул из-за перил.

Я остановилась. Если и он начнет все отри­цать...

- Была драка. - Я стала медленно засучивать рукав куртки. - Меня еще порезали.

Макс кашлянул и снова исчез.

- Конечно! - Голос его звучал глухо, словно он уже добежал до двенадцатого этажа. - Неудач­но получилось. Не помнят? Так бывает. Столько времени прошло.

- Сколько? - Я больше не могла идти и села прямо на грязную ступеньку.

- Наверное, они просто испугались. - Макс стоял где-то у меня над головой, но я уже не удив­лялась. - Такое бывает. В экстремальных ситуаци­ях человек теряет память.

- Все теряют память? - С каким бы удоволь­ствием я тоже все забыла...

Внизу хлопнула подъездная дверь. Вошедшие люди громко разговаривали, и недовольный голос позвал:

- Макс!

- Не все, но это не страшно.          

Он перегнулся через перила, вслушиваясь в быструю речь людей на первом этаже, затем повернулся ко мне.

- Я не знал, что ты там появишься. Извини, что немного опоздал...

И он пронесся вниз. На меня дохнуло холодом, словно распахнули дверь в зиму. Шагов его я не слышала, но поняла, что Макс уже на первом этаже.    

-Qretin! Qи'est се que tu gais? - взлетел возму­щенный крик.

В ответ Макс засмеялся. Я вскочила на ноги и побежала наверх. Мне хотелось поскорее оказаться дома и закрыть за собой дверь.

В прихожей я скинула куртку, ботинки и сразу шагнула в комнату, чтобы не встречаться с мамой и не отвечать на ее бесконечные «как дела?» и «что хорошего в школе?».

Шагнула. И застыла на пороге. В комнате кто-то побывал.

Распахнутая штора, открытая форточка, знако­мая прохлада. Вроде бы все на месте, но что-то не так. Ощущение было настолько сильное, что я за­крыла глаза и принюхалась. Еле уловимый сладко­ватый запах. Могло и показаться. В открытое окно от соседей налетают какие угодно запахи.

Я прошла вдоль стеллажа, трогая стоящие на полках вещи, как бы напоминая им, кто здесь хо­зяин. Все на месте. Мне только показалось. Что там говорил врач? Осенью могут быть осложнения? Вот они и начались.

Я медленно выложила учебники из сумки. Ин­тересно, что бы сказала про нас с Максом Марке­лова? А Малинина? Или молодые люди всегда так странно себя ведут?

Тишина комнаты ударила по ушам, и я по­спешно втопила клавишу музыкального центра. Заиграло радио. Я уже протянула руку, чтобы пере­ключить на диск, когда вырвавшиеся вдруг из му­зыки слова заставили меня остановиться:

Не стой на пути у высоких чувств, А если ты встал - отойди.

Это сказано в классике,

Это сказано в календарях.

Об этом знает любая собака:

Не плюй против ветра, не стой на пути

Гребенщикова я не очень любила, но эти его слова сейчас удачно легли мне на душу. А когда он сказал про собаку, я вздрогнула, и палец непроиз­вольно нажал на кнопку, меняющую частоту. Ком­нату наполнил мощный голос Сьюзи. Он рвал душу­, вколачивая гвозди в мозг.

Я больше не могла обо всем этом думать. Я ни­чего не понимала и до того устала, что уже и не хотела ничего понимать. Впереди были выходные. Наверное, самые унылые выходные, которые ко­гда-либо меня ждали.

Утром я чувствовала себя разбитой. Погода за окном была под стать моему настроению - серень­кая и невзрачная. Тенью проплыла мысль о том, что Макс просил никуда не ходить. Почему? Что страшного могло быть на улице? Или он не хотел, чтобы я видела, как они уезжают?

Я подошла к окну. Двор был пуст. Очень хорошо. Но количество тайн увеличилось.

Хлопнула входная дверь. Мама ушла в спортзал.

- Папка! - упала я рядом с отцом на диван.

- Ничего, ничего, - похлопал он меня по плечу. - Все будет нормально.

С отцом мне всегда хорошо. Выходные он про­водил дома, порой полдня ходил в пижаме, завтра­кал всегда перед телевизором, а днем любил по­спать. Я всегда удивлялась, почему мои родители вместе. Они такие разные, такие непохожие! Дело­вая активная мама и погруженный в себя папа. Но между ними даже ссор не было, и спят они до сих пор вместе, иногда о чем-то полночи шепчутся. Странно. Я свою семейную жизнь представляю по-другому. Вряд ли Максу понравится все выходные смотреть телевизор.

Что за чушь?

Я подскочила как ужаленная. Пожалуй, пора чем-нибудь заняться, а то я дофантазируюсь до черт знает чего!

Всю субботу я честно пыталась не думать ни о чем плохом. Просто ждала воскресенья, когда мож­но будет поехать на мою любимую конюшню. Слу­шала музыку, прибиралась в комнате, читала, писа­ла конспекты для курсов, пыталась разобраться в алгебре, как и раньше, ничего в ней не понимая. Время от времени ловила себя на том, что смотрю в окно, словно на улице появится что-то новое.

Ничего. Все та же хмарь, все те же облака. Но где-то там ходил Макс... Я не могла о нем не ду­мать. Не вспоминать его глаза, его улыбку, его на­стороженный взгляд. К вечеру стало понятно, что я влюбилась. Влюбилась окончательно и бесповорот­но. Мне уже не нужны были объяснения ни его непонятных исчезновений, ни фантастических бой­цoвcкиx талантов. И даже перчатки на руках меня не удивляли. У каждого человека есть своя тайна.

И еще мне казалось, что я ему тоже небезраз­лична. Даже если на детской площадке мы столк­нулись случайно, то вчера он пришел специально. Пришел предупредить, чтобы я не ходила на улицу. Зачем? Почему? Не важно. Главное, он пришел ко мне!

Звонил Пашка, предлагал пойти погулять. Мар­келова звала смотреть новый фильм - что-то про вампиров. Я всем отказала. Макс велел не выхо­дить, и я буду дома. Может быть, таким образом он намекнул, что зайдет ко мне?

День тянулся бесконечно, но вот и он закон­чился. Спать не хотелось, но надо было лечь, ина­че я всю ночь пробегаю из угла в угол.

Макс, драка, собаки... Я прокручивала в голове одни и те же доказательства его интереса ко мне и довела себя до того, что убедила в обратном. Если бы я была ему интересна, он бы как-нибудь про­явился. Раздобыл бы телефон, любым другим спо­собом дал о себе знать. Но он молчит. Или он зво­нил, когда я болтала с Леркой?

Спросонья натыкаясь на стены, я в который раз отправилась проверять аппарат. Телефонный гудок был неприятен, от него становилось холодно. Я положила трубку и побрела обратно. Странно, но мне не было страшно, хоть квартира и тонула в темноте. Мне было обидно, что время идет, а я так и не знаю - любят ли меня.

В воскресенье утром я встала с мыслью о том, что много думать вредно. Ничего, кроме больной головы, это не дает. Нет никакой любви, со сторо­ны Макса нет никакого интереса ко мне. Есть про­сто странный парень. Холодный, отстраненный. И больше ничего. Он так же холоден ко мне, как и ко всем остальным. Со всеми галантен и всех дер­жит на расстоянии. Готов спасти каждого, кто су­нется в пасть к дзюдоистам. Мне помог, а Малини­ну бы бросил? Помог бы тоже. Какая любовь осе­нью? Больной осенью, в сумрачное время жизни...

А что, если они и правда уехали? Кому понра­вится драка, вот они и перебрались в другое место. Взяли свое пианино под мышку и ушли. Или при­вязали к пианино веревочку и покатили его по улице. На ухабах инструмент позвякивал, выдавая жалобное «до». Или «соль». Какая там из нот самая печальная?

Эта мысль развеселила меня, и на конюшню я приехала в хорошем настроении. Полчаса на элек­тричке, двадцать минут на автобусе, и в любую по­году я здесь.

От дверей конюшни тянет знакомым тяжелым запахом навоза. Лошади фырчат и тянут морды за угощением.

Крайний от двери денник - там стоит Мамай, низенький конек-горбунок с коротко стриженой гривой. Пока его не позовешь, будет демонстратив­но поворачиваться к тебе задом. В следующем ден­нике высоченный рысак Ося. Завидев меня, при­нимается бить передней ногой в дверь, требуя са­хара. Он местный любимец, поэтому все угощение в основном достается ему. Командор делает вид, что равнодушен к вошедшему. Косится большим темным глазом. Кажется, вот-вот заснет. Но только до тех пор, пока его не выведут на улицу. Почуяв свежий воздух, он преображается. Начинает весело взбрыкивать, грызет удила, вертится, не дает нормально сесть. Знак отличия на конюшне - сва­литься с Командора. Несложный трюк - он обо­жает хулиганить, ссаживая седока на землю.

Я тоже падала. На моем счету три полета. Спе­циалисты утверждают - чтобы стать профессиона­лом, надо упасть десять раз. Честно говоря, снова падать не хочется, для моего опыта и трех раз дос­таточно.

Следующий денник, там рыжий Гриша, терпе­ливый и послушный. Не любит он только машины. Пока с ним доберешься до леса, намучаешься, сно­ся все его скачки и взбрыкивания при виде желез­ных монстров.

И, наконец, Вердер. Высокий белый рысак в се­рую гречку. Самый быстрый конь на конюшне. И мой любимец. Когда на нем летишь галопом, сердце готово выскочить из груди от восторга - такую скорость он развивает.

Я потянула на себя дверь конюшни, готовая принять знакомые звуки и запахи, но уже с порога поняла: творится что-то неладное.

Все пять лошадей метались по своим загончи­кам, тревожно вскрикивая и взбрыкивая. Над ден­никами носились крики девчонок, пытающихся привести коней в нормальное состояние.

- Чего это с ними? - выудила я из денника с Мамаем старшую по конюшне Оксану.

- А кто их знает? - Взгляд Оксаны был устав­шим. - Меня ночью сюда вызвали. Сторож позво­нил, сказал, что лошади бунт подняли. Командор с Осей через решетку сцепились. У одного спина прокушена, у другого ноги сбиты. У Мамая цара­пина на крупе. И у всех вид, будто к ним сюда волки заглянули.

Как сюда мог кто-либо попасть? Тяжелая ме­таллическая дверь, забранные решетками неболь­шие окна. Только если с чердака... Но кроме мы­шей, оттуда пробираться некому. А к мышам наши коняшки равнодушны...

Лошади продолжали тревожно ржать. Я посмот­рела в перепуганные глаза Мамая и поежилась. Что могло так напугать лошадей?

- Седлай Вердера и уходи одна. - Оксана с тревогой прислушивалась к продолжавшейся пере­бранке между Командором и Осей. - Может, хотя бы в лесу он успокоится.

Я прошла мимо беснующихся лошадей и оста­новилась около крайнего денника. Вердер недо­вольно покосился на меня и поджал уши. Запор под моей рукой неприятно лязгнул, отчего конь попятился, приседая на задние ноги.

- Ну, ну, - похлопала я по лошадиной шее,- ­все хорошо. Не бойся.

Мои слова Вердера не успокоили, он стал тес­нить меня крупом, прижимая к стенке денника.

- Хорош! - Удар получился хлесткий. Вердер замер, приподняв заднюю ногу.

- Справишься? - за решеткой показалось встре­воженное лицо Оксаны.

- Справлюсь, - пообещала я сквозь сжатые зу­бы. Чтобы я да не оседлала лошадь? В жизни тако­го не было!

Я сняла с крючка недоуздок и пошла к Верде­ру. Сначала его надо было почистить.

Сложнее всего оказалось надеть уздечку. Белый великан еще больше задирал морду, норовя уку­сить меня. Я всю руку отбила о его упрямую морду, и когда наконец вывела на улицу, чувствовала себя притомившейся.

- Давай на часик, не больше. А мы тут попро­буем порядок навести, - выскочила проводить ме­ня Оксана.

Поначалу Вердер упирался, каждый шаг вос­принимая как личный подвиг, но в лесу осмелел, перешел на размашистую рысь, и я довольно за­улыбалась.

Ничто не может сравниться с верховой ездой.

Шаг коня плавен, копыта бесшумно ступают по опавшей листве. Лес полон сырости и запахов...

Вердер успокоился, перестал жать уши и дер­гать мордой, вытягивая у меня из рук повод. Бие­ние сердца подстроилось к лошадиному шагу, и я тоже начала успокаиваться.

Все хо-ро-шо, все хо-ро-шо, все хо-ро-шо... Тропинка пробежит немного вперед, нырнет в ложбинку, вильнет в сторону, и от поворота можно будет пустить Вердера галопом. В конце дорожки лежит дерево, его мы перепрыгнем, не останавли­ваясь, и спустимся вниз. А около болота надо бу­дет затормозить, рысью пройти чавкающую трясин­ку, выбраться наверх, попетлять между деревьями, и на просеке конь сам перестроится в летящий галоп.

Мысленно я уже проделала весь маршрут, но что-то мне в нем не нравилось. В душе поскреб­лось колючкой неудовольствие. Нельзя ничего зага­дывать на будущее! Когда кажется, что все будет как-то конкретно, обязательно что-нибудь не полу­чается.

Мы выбрались из ложбинки, перед поворотом Вердер собрался, готовый в любую секунду по мо­ему посылу перейти в звонкий галоп. Шаг его стал напряженным, уши встали торчком. Еще не завер­шив поворот, он прыгнул вперед.

Серая тень вынырнула из придорожной канавки и с легкостью взяла наш темп. Вердер взбрыкнул всеми четырьмя ногами, дернулся в сторону, заста­вив меня взлететь над седлом. Не успела я испугаться, как меня мотнуло обратно. Конь пустился по тропинке пружинистым Kapbrepo. Ветер бро­сился в лицо, заставляя закрыть глаза. Гулкий топот копыт болью колотился в висках.

Держаться! Не падать!

Я откинулась назад, повиснув на поводе. Вер­дер подобрался, еще больше увеличивая скорость. Моих команд он больше не слышал.

- Стой! - заорала я, стараясь докричаться до испуганного животного. Если мы не затормозим до болота, то потом мои останки будут соскребать со всех встречных деревьев.

Вердер истерично заржал, вскинул задними но­гами, чуть не выбив меня из седла. Я невольно обернулась.

За нами мчались собаки. Большие, серые, они стелились по земле, распушив хвосты, легко нас догоняя. Треугольные морды, густая шерсть с бе­лыми подпалинами. За секунду я успела заметить все, даже ледяную прорезь звериных глаз.

Что-то в последнее время вокруг меня много собак...

Страх заставил меня упасть на шею коню. Вер­дер замотал головой, с морды сорвались клочья пе­ны. Если он сейчас споткнется...

-Хей! - заорала я в ошалевшие глаза лошади, впечатывая пятки в бока. Вердера и не надо было подгонять. Полным ходом он нес меня к гибели.

Конюшня... Кто-то напугал лошадей, так что в панике они начали кидаться друг на друга...

Ой, мамочки! Никакие это не собаки!

Черный зверь вырос перед нами, и Вердер взметнулся на дыбы. Меня мотнуло вперед, я боль­но ударилась грудью о переднюю луку седла. Пра­вая нога выскочила из стремени, и я начала зава­ливаться на бок.

Конь ржал на одной тонкой пронзительной но­те, совершая невероятные прыжки из стороны в сторону. Он сошел с дорожки и теперь плясал ме­жду деревьями, шарахаясь от каждого куста. Я из последних сил цеплялась за седло в надежде удер­жаться. Где-то там внизу были волки, и мне не хоте­лось оказаться у них в пасти.

- Держаться! - рявкнули мне на ухо.

- Наш - раздался гортанный приказ, и Вердер пере­стал прыгать.

Прямо перед собой я увидела широко распахну­тые глаза и напряженное лицо Макса. Двумя рука­ми он держал коня за трензельные кольца и при­стально смотрел в глаза ошалевшего животного. Вердер храпел, дергался, собираясь повторить фокус с подъемом на дыбы, но смог только пригнуть го­лову, подчиняясь сильной руке.

Раздался звук, похожий на выстрел, - порвался стременной ремень, и я съехала на землю. Конь попытался отпрыгнуть от меня в сторону, но ему не дали это сделать.

- Жива?

Я подхватила выпавшее из путлища стремя и быстро оглянулась.

- Где они? - Я вертелась на месте, не в силах сообразить, откуда мы сюда прискакали, откуда ждать опасности. - Ушли, да? Ушли?

- Кто? - Макс развернул Вердера так, чтобы видеть меня. Лицо его было одного цвета с белой шерстью лошади.

- Волки! Ты видел? Они за нами гнались! Глаза Макса расширились, губы тронула улыбка. - Не было никого.

Стремя выпало у меня из руки.

- Они были. - Деревья у меня перед глазами поплыли по кругу.

- Здесь кто-нибудь был? - Макс притянул к себе ошалело поводящего глазами коня, и тот за­мотал головой, стараясь отстраниться. - Он тоже никого не видел.

Чтобы окончательно меня убедить, Макс посмотрел вокруг. Я проследила за его взглядом. Ни­кого. Лес пуст.

Вердер недовольно всхрапнул, попятился. Макс двумя руками закрыл коню глаза, и тот вдруг успо­коился, опустил морду.

Перчатки! Он снова был в перчатках!

- Как же не видел? Они были! Совсем близ­ко! - не сдавалась я.

Я подобрала стремя, ощутила у себя в руке его холодную тяжесть. Вот только не надо говорить, что мне снова показалось. От моих фантазий лошади еще никогда не пытались втоптать меня в землю.