Болезненное превращение сокола Ре

 

Гулкий удар пробил восемь раз.

Солнце осветило чистое небо Долины мыслей. Трескучий мороз сковал Кривозеро и канал Аркса, покрыв их толстым слоем льда. И все же это дивное утро не предвещало ничего хорошего.

Мадам Крикен с соколом в руках бросилась из мрачной комнаты, оставленной недавно Ятто фон Цантаром. Все последовали за ней.

– Куда ты? Ведь я могу позаботиться о Ре. – Доктору Бендатову хотелось помочь Марго.

– Я к Джено, – на бегу бросила француженка, ступая на маленький разводной мостик.

– Он с Аноки и Суоми в потайной комнате. Они еще не знают, что произошло. – Доротея, чье лицо было скрыто прекрасными белокурыми волосами, едва держалась на ногах. – У меня разбито сердце. Я хочу умереть вместе с Рене.

Эулалия и Дафна поддерживали Доротею и тщетно пытались утешить ее.

Крикен быстро сбежала по лестнице. Добравшись до второго этажа, она внезапно обернулась и крикнула:

– Не входите в мегасофию без меня. Я приду, как только смогу. Вам следует немедленно отправиться к антеям, пока они не проснулись.

Набир Камбиль ухмыльнулся:

– Не больно‑то обрадуются Агата, Боб и Ламбер, узнав, что теперь ты суммус. Жестоким будет для них пробуждение.

– Именно поэтому надо быть начеку. Они, несомненно, вступят в контакт с псиофами, друзьями Габора, – добавил Стае.

Старая француженка хотела пуститься в дальнейшие объяснения, но нужно было спешить спасать сокола. Нащупав в кармане кусок руны, она громко сказала, обращаясь к Доротее:

– Без паники! Рене жив. Верь мне!

Эулалия содрогнулась. Ее посетило одно из видений: Рене летит, затем его изображение сменилось соколом. Крепко сжав Доротею, она произнесла:

– Крикен, наш суммус сапиенс, права. Мы должны надеяться.

Псиофа посмотрела на Эулалию и ушла в свои мысли, но тут ее отвлек лай маленького Оскара. Взяв щенка на руки, она с нежностью погладила его.

Меж тем мадам Крикен добралась до статуи с красной вазой. Войдя в уффиосерво, она увидела трех распластавшихся на полу антеев. Они так и заснули после долгой дискуссии об оскурабах и фабере. Джено и Аноки рассказали обо всем Суоми, а потом, обессиленные, погрузились в мир снов. Они не слышали ни погрома, ни крика восставших.

– Джено! – Голос мадам Крикен прозвучал так воинственно, что все трое внезапно пробудились.

Юному Астору Венти не терпелось рассказать ей о том, как они спасли Суоми, но тут она положила на пол Ре.

– Что с ним? – обеспокоились антей.

– Я вам потом объясню. А сейчас, Джено, Руа требуется твоя кровь. Совсем немного. Ты уже делал это однажды, помнишь? Когда мы были в деревне сиу во время твоего первого интерканто. – Мадам Крикен была ужасно взволнованна.

– Он умирает, – сказала Суоми. – Я чувствую, как из него уходят силы.

– Да, Суоми, это так. Пережив ужас, ты не потеряла остроты восприятия. Ты ведь тоже понимаешь, что спасти Ре – значит сохранить жизнь Рене? – очень серьезно спросила мадам.

– Моего брата? – Джено уже ничего не понимал.

Без всяких объяснений мадам Крикен открыла ящик номер пятьдесят восемь, отыскала в нем маленький ножичек с зеленой мраморной ручкой и протянула его Джено:

– Ну же! Достаточно крохотной ранки.

– Но это же безумие! – в недоумении воскликнул Красный Волк.

– Молчать! – прервала его мадам Крикен. – Теперь я суммус сапиенс, и мне решать…

– Что? – хором спросили антей. Эта новость потрясла их.

– Когда Ятто бежал в секретные комнаты Аркса, между нами и его сторонниками завязалась война, – сказала Марго и поведала антеям о событиях, которые перевернули Аркс. – Многие псиофы заперлись в мегасофии. Но об этом поговорим позже.

Джено, Аноки и Суоми разинули рты.

– Невероятно! Сбывается все, что говорил оскураб, – воспрянул Джено.

– Довольно слов! У нас мало времени. Давай же, Джено, или я сама сделаю это! – торопила мальчика мадам.

Джено вдруг явственно припомнил, как сокол неоднократно намекал ему на то, что своей кровью он спасет его и Рене. Эта мысль, такая неожиданная, была как озарение. Джено, не колеблясь, взял ножик и кончиком лезвия сделал надрез на коже возле большого пальца левой руки. Кровь капельками сбежала по руке.

Аноки хранил молчание, а Суоми от испуга крикнула, хотя ничего и не видела. Мадам Крикен взяла Джено за руку и поднесла ее к Ре. Красная струйка потекла на шею и истерзанные лапы бедной птицы.

Как только их кровь смешалась, сокол вздрогнул и открыл клюв. Из клюва появилась желтая светящаяся нить от золотой туники.

Тело Ре стало раздуваться, словно воздушный шар, – казалось, оно вот‑вот лопнет. Лапы у птицы быстро вытянулись, а когти срослись и приобрели форму чудовищной стопы. Крылья удлинялись, вызывая странный хруст костей.

Красный Волк опустился на колени и шепотом стал читать молитву сиу. Суоми не терпелось узнать, что же происходит, но Джено и мадам Крикен хранили молчание, остолбенев и не веря своим глазам.

То, что происходило, было из области магии. Редчайшим и необычайным явлением.

Астор Венти отступил на несколько шагов и повернулся к мадам Крикен, чтобы спросить:

– Со… сокол… это… – но от волнения так и не закончил фразу.

– Да, ты правильно подумал. И все это заслуга сангвис фратернум – братской крови! В ней заключена любовь к жизни.

Эти слова, произнесенные мадам Крикен, привели антеев в замешательство, они все еще не осознавали, что стали свидетелями уникального события.

Своим внешним видом сокол теперь все меньше походил на птицу. Его тело со светящимися перьями и длинным мягким клювом продолжало деформироваться. Лишь глаза янтарного цвета по‑прежнему оставались большими и необычными. А зрачки то расширялись, то сужались, быстро и ритмично.

Ни стона, ни крика.

Птица превращалась в человека. В мальчика. В красивого белокурого мальчика по имени Рене Астор Венти.

Джено почувствовал, что ноги у него подкашиваются. Он весь дрожал.

Крикен обняла его:

– Я уверена, Рене снова станет таким, каким ты его помнишь.

Аноки Кериоки снял с себя талисман и положил его на Рене:

– Он придаст тебе сил. И защитит.

Суоми почувствовала чужую боль, и от этого ей стало не по себе.

– Он выживет? – Она с трудом дышала, словно ей не хватало воздуха. – Он просто обязан выжить!

– Ятто фон Цантар, да будь ты проклят на веки вечные! – во весь голос закричал Джено.

Мальчика переполняла ненависть и жажда мести. Слишком много боли причинил коварный немец его семье. Превратив Рене в сокола, он держал его в подчинении. Все вдруг стало ясно: мальчик в золотой тунике, которого все видели, был лишь ментальной проекцией, созданной фон Цантаром, чтобы обмануть весь Аркс Ментис.

Рене закрыл глаза и, слегка шевельнув крыльями, забылся легким сном. Джено положил руку на его деформированное, покрытое мягкими перьями тело и стал слушать удары его сердца. Они были сильными и учащенными.

– Рене, умоляю, скажи, что ты слышишь меня! – Джено горько заплакал, и его слезы смешались с кровью, все еще стекавшей по руке на тело Рене.

– Ему нужен отдых. Подобная трансформация весьма болезненна. Никто не в состоянии облегчить его страдания. – Мадам Крикен погладила крылья Рене, и в ее усталых глазах показались слезы.

То, что произошло в уффиосерво, было феноменом. Никто в Арксе Ментисе не помнил ничего похожего. В некоторых древних книгах описывались подобные случаи, но никогда прежде ни псиофы, ни сапиенсы не присутствовали при мутации такого масштаба.

Мадам попросила Красного Волка и Суоми пойти с ней: ей нужна поддержка, чтобы противостоять повстанцам. Погладив Джено по голове, она с нежностью сказала:

– Ты оставайся здесь. Он нуждается в тебе. Я пришлю доктора Бендатова, чтобы он проконтролировал его самочувствие.

Мальчик присел на корточки и смотрел на деформированное тело, не испытывая к нему ни страха, ни отвращения. Это был сокол, который помогал ему. Это был его брат, которого он ни разу за всю свою жизнь не обнял.

Суоми и Аноки молча последовали за Крикен. Мадам активировала головокружитель, чтобы сообщить всем о необычайном явлении, происшедшем в служебкабио, но тут ее внимание привлек звон кастрюль и тарелок. Она быстро спустилась на первый этаж.

– Не отставайте, – подгоняла она Суоми и Аноки. – Мне не хотелось бы, чтобы кто‑то из мятежников напал на вас.

В аудитории возвышенной пищи Эулалия и Дафна были завалены работой, а Доротея сидела на стуле, сжимая золотую тунику. У ее ног вертелся маленький Оскар.

– Что тут происходит? – спросила Крикен, глядя на погром, учиненный на ее кухне.

– Повстанцы запаслись метафизической пищей и перенесли ее в мегасофию. Они закрылись там и создали энергетический барьер. Никто из нас не может туда войти. – Дафна была в бешенстве.

– Барьер? Пойду посмотрю. – Мадам сняла шляпку и поправила волосы.

– Сокол мертв? – с опаской спросила Доротея и встала. – А Рене, что известно о нем?

Старая француженка широко улыбнулась и сообщила потрясающую новость. Эулалия завертела глазами, задергала головой и задвигала ногами, словно встала на коньки. Дафна взяла чашку и налила себе Декартианского ликера, чтобы прийти в себя. Доротея побежала в служебкабио, чтобы увидеть то существо, которое превращалось в Рене. Оскар, тряся длинными ушами, последовал за ней.

– Значит, мои видения не обманули меня. Я должна изучить белую руну. Это необычайно важно для моих исследований в магии и ретроведении! – воскликнула гречанка.

– Не сейчас. Нужно найти вторую половинку. Я очень надеюсь, что сангвис фратернум подействует. Жизнь Рене теперь зависит от его брата. – Крикен развела руками, показывая, что им остается только ждать.

И тут в кухню ворвалась разъяренная Агата. Она была голодна.

– Никакого тебе завтрака! – возмущалась она. – Но где же мисс О'Коннор? Я отправила ей две парасферы, а она так и не ответила.

Вслед за Агатой появились Боб и Ламбер, тоже явно раздраженные.

– Протесты не принимаются! Лучше поприветствуйте нового суммуса сапиенса, – сказала Эулалия и показала на мадам Крикен.

Агата вытаращила глаза, Боб прислонился к стене, а Ламбер попытался удрать, но Дафна поймала его за ухо.

– Вы что‑то имеете против? – Марго подошла к Агате.

– Вы убили Ятто? – спросила полька, не отдавая себе отчета в словах.

Мадам Крикен сняла очки.

– Я не убийца. В отличие от него. У фон Цантара нет сердца. Мне хорошо известно, что ты, маленькая ведьма, меня на дух не выносишь. Но теперь я суммус, а потому следи за тем, что говоришь. – Мадам повернулась к ее дружкам и тем же тоном призвала их к порядку.

У Ламбера не хватило храбрости взглянуть ей в лицо.

– Ты меня сильно разочаровал. Яда в тебе, мой племянничек, больше, чем в змее. Тебе придется немало потрудиться, чтобы преодолеть первый уровень. Если не выдержишь интерканто, вернешься домой и можешь забыть про магипсию. – Слова Марго были подобны стрелам, и антей сник.

– А у меня опять сорвется Контра Унико? – нагло спросил Боб Липман. Самым важным для него было преодолеть третий уровень и стать псиофом.

– Нет, Контра Унико не отменяется. Ты и Аноки будете его сдавать. Кодексы следует уважать при любых обстоятельствах, даже во время неразберихи, – твердо сказала Крикен.

Красный Волк оживился и официально попросил разрешения у нового суммуса отправиться на Туманный луг. Получив ее согласие, он обратился к Бобу Липману:

– Почему бы нам прямо сейчас не испытать быстронити, Боб? – Американец повернулся к Аноки спиной. Но тот не сдавался: – Вот увидишь, я одержу над тобой верх.

Дав согласие, мадам Крикен велела позвать Камбиля, чтобы тот проследил за этим испытанием.

– Хотя бы один из сапиенсов должен присутствовать при полете спиккафило, – сказала она. – Это, как вам известно, небезопасно.

– Выходит, и я должен проводить испытания с Набиром Камбилем? Он новый церемониймейстер? – спросил у нее Боб Липман.

Мадам колебалась лишь мгновение: она конечно же еще не успела составить новую программу.

– Да, на данный момент это Набир Камбиль, – сказала она и заторопилась к Стасу Бендатову, в его Клинику неопределенности. Ей совсем не хотелось выслушивать резкую критику из‑за сорванных лекций.

Эулалия увязалась за ней.

– И как же будут распределены магопсихические испытания? – приставала она на ходу к мадам Крикен. – Мы не можем заниматься всем одновременно!

– Сегодня вечером я решу, что делать, – ответила Марго устало.

Трое антеев, враги Джено, направились в комнату единения. Теперь это было единственное место, где они могли замышлять обман и план мести. Агата предложила отправиться всем в мегасофию, но мальчики были слишком напуганы. Несмотря на нежелание следовать приказам мадам, они опасались реакции повстанцев.

Пока Эулалия, Дафна и Суоми пытались использовать по назначению плиты и кастрюли, чтобы хоть что‑нибудь приготовить, Марго поведала Стасу о невероятных метаморфозах золотого кречета.

Доктор Бендатов не мог этому поверить. От изумления он уронил на пол склянку с вонючей мазью, которой растирал Тоама и Юди, чтобы разъединить их.

– Дорогая суммус сапиенс, этого не может быть! Даже Ятто не способен на подобную гнусность! – возмущался он.

– Но это так, Набир, поверь! И сейчас ты там необходим. Идем, нельзя терять время! – Мадам была очень настойчива, и врач, не посмев ослушаться ее, оставил двух антеев лежащими на столе.

Юди прекрасно понял, что при Крикен многое изменится. Разволновавшись, он стал дергаться, да так сильно, что Тоам закричал, чтобы тот прекратил. И только Ранья Мохатдина блаженно спала, благодаря массированным дозам снотворного.

Выходя из Клиники неопределенности, Бендатов прихватил с собой кое‑какие магопсихические инструменты, относящиеся к целительству, и стеклянный флакончик, содержащий раскрепостиффио – особую фиолетовую жидкость.

Появление Стаса в служебкабио было встречено Джено и Доротеей с воодушевлением.

– Он безобразен! Посмотрите! Это чудовище, а не человек. И все же я люблю в нем даже самое маленькое перышко. Это Рене, мой мальчик. Это вся моя жизнь. – У Доротеи уже не было слез, отчаяние оставило след на юном лице псиофы.

Бассет долго потягивал носом воздух, пропитанный незнакомым запахом, исходившим от птицы, потом свернулся калачиком и закрыл нос ушами.

Джено схватил Стаса за руки, испачканные мазью:

– Вы столько раз лечили меня. Творили чудеса. Прошу вас, спасите жизнь моему брату!

Врач вытер руки о белый халат и положил на пол флакончик с раскрепостиффио. Он обошел вокруг создания, потом извлек из кармана волномию, черный железный инструмент в виде полоски для исследования внутренних органов, провел им вдоль деформированного тела, и волномия несколько раз поменяла цвет: из красной она сделалась вдруг синей, потом черной, белой и голубой. Избегая каких‑либо комментариев, Стае осмотрел большие глаза существа. Потом потрогал то, что некогда было клювом – он стал мягким. Наконец осмотрел лапы, похожие теперь на ноги с когтями.

– Ну что? – спросила нетерпеливо Крикен. – Он станет, каким был прежде?

Доротея и Джено затаили дыхание. Удручающий вид доктора не внушал особых надежд.

– Нет, нет и нет! – произнес он с грустью. – Я не могу гарантировать, что это создание выживет. Его органы в критическом состоянии. Я отчетливо слышу только его сердце. Но голова… она чудовищна. Вы и сами все видите. А еще эти крылья… К тому же у него нет рук. – Доктор Аркса был пессимистом.

Доротея взорвалась от гнева:

– Фон Цантар знает свое дело. Мы во что бы то ни стало должны схватить его, в каких бы секретных местах он ни прятался!

– Оскураб сказал, что у Рене будут крылья. Возможно, он таким и останется. Увы! – с отчаянием в голосе сказал Джено. Мальчик, похоже, смирился с судьбой. – Я уже и не верю, что мне когда‑либо удастся спасти своих родителей. Все кончено, все потеряно.

И тут Марго Крикен воскликнула:

– Белая руна! Смотри, Джено, это именно та, с рисунком. – И она показала на руну, потерянную соколом. – Возможно, она служит не только для приготовления клонафорта.

Астор Венти взял руну: это была половинка от его руны. Подойдя к существу, он положил кусок камня на золотое оперение:

– Просыпайся же! Ну, скажи мне что‑нибудь. Поговори со мной. Ты должен жить. Не оставляй меня одного!

Из куска камня сверкнула искра, и большие янтарные глаза существа вдруг открылись, а мягкий клюв задвигался. Раздался пронзительный крик, от которого все задрожали.

– Вот. Она действует! – Мадам была полна надежд.

Голова существа начала меняться, перья с крыльев облетали, как лепестки, кожа растягивалась, прорезывались уши, а глаза уменьшались. Постепенно сформировалось человеческое лицо. Мягкий клюв сжался, превратившись в рот и нос. Крылья забились, подняв облако пыли. Обозначились руки, но пока без кистей. Стопы приобрели овальную форму, но из них все еще торчали длинные синеватые когти.

Зрелище было завораживающим.

– Великая магия! – воскликнул Бендатов.

Джено, не в силах скрыть радости, закричал:

– Рене, я очень тебя люблю!

Лишь Доротея не двинулась с места и наблюдала.

С адскими усилиями существо продолжало меняться. Сияние, исходившее от руны, обволокло его, и через несколько мгновений это был уже почти человек. Белокурый мальчик с блестящими крыльями и руками, лежавший на куче перьев в центре уффиосерво. Золотой кречет становился человеком. Рене Астор Венти возрождался к жизни.

Доротея вслед за Джено попыталась обнять его, но Стае остановил ее:

– Пусть сначала братья обменяются жизненной энергией.

Мадам взяла из рук псиофы золотую тунику и покрыла ею дрожащее тело Рене. Мальчик то и дело вытягивал руки и бил крыльями и издавал неслыханные звуки.

От ужаса доктор Бендатов позеленел. Никогда прежде сапиенсу не приходилось видеть подобное.

– Любовь моя! Ты вернулся! Ты жив! – радостно кричала псиофа.

– Доротея…

Это было первое слово, произнесенное белокурым мальчиком.

– Я хотела умереть. Я не могу без тебя. – Доротея, вся в слезах, примостилась на корточках рядом с Рене и слегка коснулась его крыльев. – Ты таким и останешься? – с грустью в голосе спросила она.

– Не знаю, – ответил он, неловко шевельнув крыльями.

Джено посмотрел на Рене, и впервые в жизни руки братьев сплелись. Черные глаза Джено встретились с глазами Рене.

– Сангвис фратернум соединила нас навсегда. – Рене с трудом выговорил эти слова – его страдания от трансформации были невыносимыми.

Джено крепко обнял Рене и заплакал, судорожно сжимая в руке кусок руны.

Вместе. Впервые после одиннадцати лет разлуки братья Астор Венти вместе. Им не нужны слова, чтобы выразить свои чувства, даже их сердца звучат в унисон.

– Не напрягайся. Ты еще слаб. У нас будет много времени, чтобы наговориться, – сказал Джено.

– Я горжусь тобой. И родители наши тоже. Скоро мы их увидим и сможем обнять. – Рене говорил отрывисто, вскрикивая от боли.

– Ты знаешь, где они? С ними все в порядке? Ты их видел? – взволнованно спросил Джено под пристальными взглядами Крикен и Стаса.

– Они в золотом куполе. Им известно о твоем пребывании здесь. Они никогда о тебе не забывали. И я тоже. Ты всегда был с нами. – Рене перевел дух. – Фон Цантар меня шантажировал, говорил, что убьет их, если я не буду исполнять его приказы. А когда ты прибыл в Аркс, я попытался связаться с тобой, 390 но он… – Рот Рене, еще не успевший до конца оформиться, не повиновался ему. Слова давались мальчику с трудом.

Доктор Бендатов погладил его по голове.

– Как Ятто тебя наказал? – Джено не терпелось все выведать.

– Он превратил меня в сокола, создав проекцию, точную копию меня. – Рене заплакал.

Крикен опустилась на колени рядом с белокурым мальчиком.

– Теперь я суммус сапиенс, и тебе нечего бояться. Прости меня, если можешь. Да, это я похитила тебя, Коринну и Пьера. Но я была убеждена, что клонафорт… – Мадам не закончила фразу. Рене забил крыльями, и перья полетели вверх.

– Я знаю, что вы действовали во благо Аркса и магипсии. За эти годы я многое понял. И хоть вы отошли от Ятто, я не был уверен, можно ли вам доверять, – искренне сказал он.

– Понимаю. И не осуждаю тебя, – ответила мадам удрученно.

– Я рад, что вы получили эту должность. Вы ее достойны. – Рене пошевелил руками, попробовал согнуть ноги и наконец сел, сложив на спине крылья.

Он казался ангелом, упавшим с небес. Рене прикрыл себя туникой, чтобы спрятать наготу, и впервые улыбнулся.

– Надо проделать в этой тунике прорези, иначе крылья не пройдут, – сказал он, глядя на Доротею.

– Ты красивее всех, – сказала псиофа.

– Где же ты раздобыл этот кусок руны? И для чего она служит? Для создания клонафорта? Или для чего‑то еще? – поинтересовался Джено.

– Мама отдала мне этот осколок камня, когда я был еще соколом. Не знаю, для чего он служит, но с детства помню, как ревностно они его охраняли. – У Рене пересохло в горле, и доктор Бендатов дал ему немного раскрепостиффио.

– Необходимо выяснить правду и об этой руне, – сказала мадам, желавшая как можно скорее найти решение загадки. – У нас есть пергаменты с формулой, и мы знаем, где взять растения из гербария.

– Будучи соколом, я все выяснил, – сказал Рене. Силы начинали возвращаться к нему, хотя трансформация не закончилась, и ступни еще не сформировались.

– Я ходил в Домус Эрметика и говорил с оскурабом, – с гордостью сообщил ему Джено.

– Фантастика! Да ты просто уникум! – похвалил его Рене.

– Но пора освободить наших родителей. – Джено не терпелось поскорее начать действовать.

– Я потерял перстень, – признался Рене. – Должно быть, он упал в канал. Только с его помощью открывается белая дверь, чтобы подняться в золотой купол. – Он хорошо знал, как попасть в тюрьму, где томились Пьер и Коринна.

– Ага, перстень сокола! Тогда необходимо его найти. – Антей повернулся к Стасу: – Мы можем использовать субкандов и отправиться на них под воду.

– Сейчас это невозможно, – сказал доктор. – Канал обледенел. Мы сделаем это, как только потеплеет. – Бендатов был прав, и мадам Крикен согласилась с ним: – Надеюсь, что за это время фон Цантар не причинит зла вашим родителям.

– А если он их убьет? – горестно спросил Рене, глядя на еще неоформившиеся ноги.

– Нет, они ему нужны для создания клонафорта. И все же при первой возможности мы начнем действовать. Я обещаю, – сказала мадам, вставая и направляясь к выходу.

– Рене, будь спокоен и отдыхай! – сказала Доротея и поцеловала его на прощание в уже порозовевшие губы.

– Скоро увидимся, брат. – Джено погладил Рене по золотым крыльям.

Все ушли, оставив светловолосого мальчика в служебкабио. Он лежал, свернувшись калачиком, глядя на люстру в форме солнца, пока не заснул.

Когда мадам Крикен сообщила Дафне, Эулалии, Набиру Камбилю, Суоми и Красному Волку, что Рене уже ничто не угрожает, их радости не было предела.

Зато ситуация в мегасофии оставляла желать лучшего. Мятежные псиофы, возглавляемые Табором Гаагом, конечно же не утихомирились.

Мадам Крикен вдруг ощутила на своих плечах весь груз правления Арксом Ментисом. И хотя пребывание на посту суммуса сапиенса наполняло ее гордостью – ведь именно этого она хотела, – она прекрасно понимала, что найти решение для восстановления равновесия будет непросто. Ей придется в одиночку противостоять восставшим псиофам и преодолеть энергетический барьер, который они создали. Это ее долг. Правила следовало уважать, и только она могла изменить кодексы и обновить Программу месяца.

Из‑за отсутствия Ятто, Баттерфляй и Пило многие предметы были отменены, к тому же Ранья Мохатдина все еще была объята безумием, и заниматься метафизической кухней было некому.

«Я превосходно смогу преподавать такие дисциплины, как материализация и биосмия. И потом, как суммус, я впредь не должна возиться с метафизическими кушаньями и напитками, – рассуждала старая француженка, которая к тому же боялась утратить контроль над антеями, врагами Джено. – Аркс непременно должен работать, даже при отсутствии четырех сапиенсов».

Она молча поднялась на четвертый этаж, прошла маленький разводной мостик, где последствия восстания были очевидны. Жаровня была перевернута, и только несколько факелов, прикрепленных к стенам, освещали комнату видений. Волшебная мозаика снова изменилась. Изображение сокола на ней исчезло, а на переднем плане появился портрет Рене. Лицо Раньи Мохатдины было стерто – знак ее безумия. Однако фигуры фон Цантара, мисс О'Коннор и Пило были неизменны. Это означало, что они сохранили силу и прекрасно себя чувствуют. К тому же изображение Ятто осталось на прежнем месте, именно там, где подобает быть суммусу сапиенсу.

Мадам глубоко вздохнула. Ее назначение произошло слишком поспешно, к тому же не было легальным, поэтому мозаика Аркса и не приняла это в расчет. Мадам знала об этом, да и оскураб подтвердил, что она займет профессорское кресло незаконно. Вот почему ее портрет находился на своем обычном месте.

Да, мадам Марго Крикен хоть и стала новым суммусом Аркса Ментиса, но должна была ждать капитуляции Ятто, чтобы быть провозглашенной законно.

Закрывшись в комнате, пропахшей ладаном и дымом сигахром, француженка сконцентрировалась. Она оглядела белую дверь, которую нельзя было открыть без золотого перстня с красной эмалью. Изможденная, она тяжело опустилась на шелковые подушки. Мадам никак не могла решить, какую же магопсихическую технику применить, чтобы поддержать гармонию, и как противостоять Габору Гаагу.

Ночью, пока Джено и Рене спали в уффиосерво, случилось нечто непредвиденное. Ворота мегасофии, заблокированные энергетическим барьером, распахнулись, сведя на нет действие магии. Оттуда в спешке вышли восемнадцать псиофов.

Дафна, которая сладко посапывала в аудитории возвышенной пищи, ничего не заметила, как, впрочем, и шаманы, волшебники и алхимики, впавшие в аудитории забвения в коллективную медитацию под руководством Набира Камбиля. Никто из них не мог видеть, что там происходило в это время.

– В вас нет мужества. Вы трусы! Вы еще раскаетесь. – Человек, который бросал эти обвинения, был не кто иной, как Габор Гааг. Он сидел в кресле мегасофии и жестко излагал свою стратегию.

Восемнадцать псиофов не разделяли его безумной идеи оккупировать Аркс Ментис и убить Крикен и ее друзей, чтобы вернуть фон Цантару власть, принадлежавшую ему по праву. Они с легкостью опровергли доводы Габора и удалились под проклятия оставшихся пятнадцати человек.

Группа не могла воспользоваться бифлэпами, припаркованными под Скалой Разума, и выйти за ворота Аркса, иначе Строгие часы разбудили бы Крикен и всех остальных. Тогда они решили взять ипповоло и добраться до своих черных печатей на них. Так они и поступили. Крылатые кони взмыли в звездное небо, быстро удаляясь.

Только на следующее утро Аноки Кериоки заметил, что из конюшни пропали все, за исключением двух, ипповоло. Он забил тревогу, и Стае с Камбилем поспешили доложить об этом француженке. Но она, как ни странно, была совершенно спокойна.

– Ипповоло вернутся, я в этом уверена. Как бы там ни было, это даже к лучшему. Их бегство означает, что среди повстанцев раскол. А это нам на руку, – прокомментировала ситуацию новая суммус сапиенс.

– Нет новостей о Ятто фон Цантаре? – спросил ее тибетский святой.

– Нет. Не знаю, что и думать. – Мадам Крикен посмотрела на белую дверь и потерла руки. – Он, Баттерфляй и Пило явно что‑то замышляют. Не сомневаюсь, что мы еще встретимся с ними.

В этот миг прибыла парасфера. Мадам открыла ее, сразу поняв, что она пришла из мегасофии. Вот что в ней было написано:

 

Мы не признаем твоего избрания.

Единственный Великий мудрец Аркса Ментиса – это Ятто фон Цантар.

Покинь свою комнату и освободи четвертый этаж, иначе наши действия будут самыми жестокими. Мы не боимся смерти. У нас есть метафизическая пища, по крайней мере на две недели нам ее хватит, и мы готовы к войне.

Если хочешь спасти своих союзников, сдавайся.

Да здравствует фон Цантар!!!

Габор Гааг,

псиоф из Секты Повстанцев

 

– Сумасшедшие! – закричала Марго. – Я никогда не сложу оружия!

– Да здравствует Новый Союз! – хором поддержали ее все остальные.

Крикен отдала первые распоряжения, заявив, что в течение нескольких дней будет вновь сформулирована программа и внесены изменения в правила Аркса.

– О конкретных изменениях в кодексах я объявлю в начале следующего цикла. Сейчас первоочередная задача – найти родителей Джено и Рене и навсегда исключить из наших рядов Ятто, Баттерфляй и Пило. Будем готовы отразить любую атаку, и пусть каждый из нас максимально использует свои магопсихические способности. Наши друзья псиофы могут беспрепятственно воспользоваться любыми аудиториями. Я доверяю им. Лишь антей должны спрашивать разрешения у меня. При первой же возможности я созову ассамблею. – Мадам Крикен была настроена по‑боевому. Решительная и уверенная в себе, она отправляла телемпические послания и парасферы.

В Салоне фламинго, где собрались алхимики, волшебники, шаманы и медиумы, шли оживленные дебаты. Там уже мечтали о новой магопсихической эре. Кое‑кто даже готов был внести в сотрудничество свой посильный вклад. «Борьба против повстанцев до конца!» – таков был лозунг дня. При этом должны были использоваться волшебство, чары, заклятия, сила разума и колдовские амулеты.

Дни проходили в бешеном ритме, а из мегасофии больше не поступило ни одного угрожающего послания от Габора, и это настораживало. Между мятежниками и фон Цантаром существовал постоянный контакт с помощью головокружителей и телепатии.

Суммус дал точные распоряжения Габору Гаагу, а также Агате, Бобу и Ламберу, своим приверженцам среди антеев. Находясь в золотом куполе, он заставил засверкать их головокружители: «Ведите себя спокойно. Не вызывайте подозрений. Очень скоро вам предстоит действовать: Контра Унико близится».

Боб Липман почувствовал в себе силу льва, когда узнал, что фон Цантар решил атаковать Аркс в день его выпускного экзамена. Гордость переполняла Липмана.

С минуты на минуту Крикен ожидала начала решительных действий со стороны бывшего суммуса и повстанцев и поэтому была к ним готова и не теряла бдительности. Она незримо контролировала действия враждебных ей антеев, хотя и не думала, что они могут представлять для нее какую‑либо серьезную угрозу.

Братья Астор Венти ночи напролет проводили за разговорами в служебкабио, а Суоми и Доротея зачарованно слушали их. Красный Волк понимал, что вскоре им предстоит действовать, чтобы освободить Коринну и Пьера.

Рене хотелось больше узнать о своем дяде Флебо и об аптеке в Нижнем Колоколе, и Джено с грустью думал о том, что жизнь брата в Арксе была незавидной, несмотря на то что время от времени он мог навещать своих родителей. Детство братьев прошло вдалеке друг от друга, и никакая магия не могла повернуть время вспять.

Белокурый мальчик подошел к Доротее и, погладив ее по щеке, спросил:

– Какой завтра день?

– Восемнадцатое февраля, – ответила псиофа. – А что?

– Завтра мне исполнится пятнадцать. Во семнадцатого февраля – мой день рождения, – сказал Рене. – Спасибо тебе за тунику, Доротея. В эти отверстия на спине теперь можно просунуть крылья. – И Рене продемонстрировал, как легко у него это получается.

– Вот здорово! Мы закатим грандиозную вечеринку, ведь второго марта мне исполнится двенадцать лет! – Джено ликовал. После стольких лет он мог отпраздновать свой день рождения вместе с братом.

– То, что мы здесь все вместе, – лучший для меня подарок, – сказал Рене. – Хотя жаль, что с нами нет родителей. Кто знает, что сейчас с ними? – грустно произнес мальчик.

Рене еще не совсем оправился, его метаморфозы не закончились.

Синюшные ногти на ногах напоминали когти птицы, и мальчику при ходьбе никак не удавалось выпрямиться в полный рост. Его не оставляло желание летать, но мадам Крикен очень определенно дала понять, что он выйдет из уффиосерво, только когда наступит время.

И хотя Рене чувствовал себя вполне здоровым, временами он жаловался на боли в мышцах. И это очень беспокоило Стаса Бендатова.

– В нем все еще живет сокол, – говорил доктор Джено наедине. – Рене будет непросто снова стать обыкновенным мальчиком.

И вот наступило восемнадцатое февраля. В девять утра в служебкабио начиналось празднование дня рождения Рене.

Он выглядел довольно странным, сильно нервничал и был слаб.

К вечеру Рене стал свистеть и клекотать, не смог произнести ни слова, лишь исторгал нечеловеческие звуки. К ужасу Доротеи и Джено, он снова превращался в сокола.

На его лице вновь прорезался клюв, а тело уменьшилось и покрылось перьями. Янтарные очи безутешно смотрели в черные глаза Джено.

Руа золотой кречет вновь возобладал над Рене.

Именно в этот миг в золотом куполе Коринна и Пьер зажгли на большом торте пятнадцать свечей. Так они и сидели при свечах. Что им еще оставалось?! Это была их единственная радость. Находясь в изоляции, постоянно подвергаясь угрозам и оскорблениям Ятто, они уже и не верили, что когда‑нибудь вновь увидят своих сыновей.

Пьер и Коринна ничего не знали о метаморфозах сокола и о том, какие адские боли претерпевает их сын. Они лишь молились и надеялись.

Но от них не укрылось, что фон Цантар вместе с Баттерфляй и Пило в последнее время проводят много времени в архиве идей, занимаясь клонафортом. Как ни хотелось им узнать об этом, задавать вопросы им было запрещено. Коринна взяла календарь и над уже подчеркнутой датой «18 февраля» написала: «Рене, мы тебя очень любим».

Но в день своего рождения Рене умирал и возрождался.

Бендатов, Крикен и Эулалия не знали, что делать. Они уже решили, что, наверное, сангвис фратернум не подействовала: уж слишком сильным было магопсихическое колдовство фон Цантара. Однако они ошибались.

Ре был соколом, пока длилась ночь, а днем снова превращался в Рене.

Видно, белокурому мальчику суждено было жить двумя жизнями. При солнце и при луне. Ангел, который летал до захода солнца, с сумерками принимал облик кречета.

Джено Астор Венти всегда был рядом с Рене, ни на мгновение не оставлял его. Когда Рене становился мальчиком, они говорили о будущем, строили планы освобождения своих родителей.

Однажды Джено рассказал брату свой сон:

– Мы вместе скакали на ипповоло. Там было высочайшее пламя, и ты призывал меня пуститься в галоп.

И Рене, слушая, зримо представлял эту сцену.

– Так оно и будет, вот увидишь, – сказал он, накрываясь крыльями. – Мы расправимся с Ятто. Ведь мы братья Астор Венти, и в нашей крови бурлит клонафорт. Не забывай об этом!

– Возможно, мы расплачиваемся за то, что было совершено много веков назад одним из наших предков. Когда мы узнаем, кем он был, я уверен, выяснится и правда о клонафорте.

Подобная мысль приходила и Рене.

– Да, все станет яснее ясного, когда найдется другая половина белой руны. – Белокурому мальчику было уже невмоготу оставаться взаперти в уффиосерво. Принять тот факт, что у тебя две жизни и два тела, не так‑то просто.

Доротею не покидала тревога, она поклялась вечно любить Ре‑Рене. Девочка еще не знала, что преподнесет ей судьба.

Оскураб Илиас Букар уже предсказал: Рене очень скоро придется жить в Домус Эрметика.

Но Джено, только что обретший брата, не готов был вновь его потерять. Он все еще надеялся, что не далек тот день, когда они обнимут своих родителей. Он пойдет на все, лишь бы их семья воссоединилась.

 

Глава одиннадцатая