Глава 7 Крещенское сбылось

«Я хочу, чтоб ты стала моей женой…»

19 мая 1972 года – конец платоническим взаимоотношениям. Мне всегда была противна роль любовницы, и я ею стала!

И все‑таки – счастье! Крещенское – сбылось. 18 мая 1972 года у Лени появились ключи от общежития на Красносельской, о чем он сообщил мне в театре. Завтра! 19 мая 1972 года. Удивительный солнечный день. Встретились недалеко от метро. Дорога кажется долгой. Идем, говорим о чем‑то… Я ощущаю неловкость, вроде как меня ведут на заклание. И вот дом, дверь… ключ в замке… мы переступили порог…

* * *

Счастье абсолютно, когда люди – свободны. Мозг несвоевременно давил на душу: как теперь быть? Мы не свободны, – что делать? Честнее – уйти из семей. Но легко сказать, а сделать – причинить боль близким людям, а в Лёнином случае было еще сложнее: она по некоторым причинам могла потерять работу. И Лёня всегда будет иметь это в виду, а я, несмотря ни на что, буду ценить в нем это качество – чувство долга, чувство ответственности за своих близких. И потом он еще плохо меня знал, не совсем понимал: я в общем‑то для всех была закрыта, себя – настоящую – я запрятала очень глубоко, и только с очень близкими людьми я становилась сама собой, и только они знали все про мою, мягко скажем, непростую жизнь, про мои радости, а главное – про мои душевные страдания. Думаю, на этом этапе Лёня не совсем доверял мне, т. е. не готов был доверить мне свою жизнь. Позже я от него узнала, что и его друзья хором отговаривали от серьезных со мной отношений, говоря что‑то про сухари: то ли он будет сидеть со мной на сухарях, то ли они будут ему их таскать… Такое, значит, я производила на людей впечатление: улыбающийся, легкий человек – человек несерьезный. А когда мы стали жить вместе как законные муж и жена, я его пытала: «Ведь ты тогда совсем не думал о нас с тобой в браке?» На что Лёня возражал, говорил, что думал серьезно, чему я не верила и начинала объяснять – почему, объяснять возможные внутренние его аргументы «против» на тот момент. Ему интересно было меня выслушать, но под конец все‑таки настаивал на своем: думал серьезно. Усмехаясь, я переводила разговор на другую тему.

А сейчас на дворе 19 мая 1972 года с обалдевшим от счастья солнцем и мы, полупьяные, полудохлые и с уже тревожными мыслями, – что же дальше? – кроссворд. Как определятся наши взаимоотношения? У меня в ушах шепот Лёни – «я хочу, чтобы ты стала моей женой».

Глава 8 Встречи у подруг

Мы оставляли за порогом страх

Какое‑то время нам негде было с Лёней встречаться, и это было мучительно. Потом с помощью моих друзей – Лены Виноградовой и Лены Герсони мы наконец‑то обрели место, где могли уединяться и быть хоть несколько часов вместе. Они, мои подруги, приютили нас в своих квартирах. Как мы были им благодарны! У нас с Лёней с некоторых пор стало традицией встречать старый Новый год у Лены Виноградовой, и мы этой традиции никогда не изменяли. Войдя в квартиру, нас покидал страх, преследующий каждый раз на улице, – вдруг кто‑то из знакомых увидит, – не дай бог, – а потом может быть все, что угодно… Конечно, было неспокойно. И все‑таки мы были в какой‑то степени беспечны, и эта беспечность однажды чуть не довела нас до инфаркта. В какой‑то из новогодних дней мы решили встретиться утром у Лены Герсони. Лена работала в МИДе, и я должна была приехать к ней на работу за ключами от ее квартиры. Мороз. Дотопала до МИДа, звоню по внутреннему телефону, вызываю подругу. Спускается улыбающаяся Ленка, протягивает ключи с каким‑то важным напутствием. Я хватаю ключи, естественно, слышу плохо, потому что опаздываю на встречу, и слова «спасибо, спасибо» произношу на бегу, почти на улице. Прибегаю в Нижне‑Кисловский к заветному подъезду, где уже топчется мой возлюбленный. Как два заговорщика входим в подъезд. И мне вдруг стало тревожно. Мама Лены давно должна была уйти на работу. Мы уже в подъезде, заходим в лифт, нажимаем кнопку нужного этажа, едем, – приехали. Подходим к двери, я вставляю в замок ключ, и вдруг мы слышим, как кто‑то внизу вызывает лифт. «Лёнька! А вдруг это Ленина мама?» – смеюсь я. Но смех смехом, а чувство тревоги меня не покидает. Лёня смотрит на меня в растерянности, не зная, что делать. Мы прислушиваемся к движению лифта, который и не думает останавливаться и почти доезжает до последнего этажа, где стояли мы – два уже не на шутку перепуганных человека. Мгновенно осознав, какая опасность нас может здесь ожидать, мы, не договариваясь, опрометью бросились вниз по лестнице. Успели пробежать один лестничный пролет, спрятались. Вытаращив глаза и навострив уши, в ужасе наблюдаем, как открываются двери лифта и оттуда выходит – слава тебе, Господи, что мы вовремя сбежали, – мама Лены, которая, как позже мы узнали от Лены, что‑то в то утро забыла дома. Через пять минут лифт отвез ее на первый этаж, а мы, очумелые от ужаса, еще несколько минут стояли, не шевелясь, трудно отходя от шока, и только глядя друг на друга, беззвучно, придурковато хихикали, и уши‑локаторы – к лифту: а вдруг опять это повторится, и мама опять вернется за чем‑нибудь забытым. Но лифт молчал, и мы, не выходя еще из шока, медленно, все еще прислушиваясь к нему, стали носками ног неуверенно отсчитывать ступеньки вверх. Открыв дверь, быстро вбежали в квартиру. Наверное, если бы вдруг вернулась за чем‑нибудь мама, мы бы ей ни за что не открыли. Ну, слава богу, сейчас мы вне опасности. Мы наконец‑то в квартире, и нас никто не достанет! С поцелуями ушел страх. Какое счастье – мы вместе! Вошли в комнату и обомлели. Какой сюрприз нам приготовила наша подруга! Елка, украшенная игрушками, сияла разноцветными лампочками. Это утро мы с Лёней запомнили надолго и очень часто вспоминали, не забывая при этом так же, как тогда, хихикать.

Но однажды днем, при следующей встрече, когда мы с Лёней уже собирались уходить, мама все‑таки пришла пораньше и все‑таки застала нас – слава богу! – за кофепитием. Если бы она пришла на полчаса раньше… – даже страшно подумать… Сердце екнуло, когда вдруг услышали, как поворачивается дверной ключ в замке… Дверь открылась, и вошла мама. Мы мирно сидели за столом, румяные, как только что с мороза. Поздоровались. Она нам была очень рада. Будучи человеком простодушным и доверчивым, она поверила моему объяснению, почему мы находимся здесь с Лёней: «Очень нужно было кое‑что прочитать из вашей библиотеки, порепетировать…» – в общем, я несла несусветную чушь, и, поблагодарив за приглашение еще на какое‑то время остаться, мы быстро оделись и, как воришки, убежали под барабанный стук сердца. Такой нервотрепки было еще очень много.

Проходили дни. Встречи, звонки. Каждая встреча – чудесное мгновение… Темные дворики, переулки, которых, оказывается, так много рядом с моим домом на Рогожском Валу. Сумерки. Таинственные столбики деревьев с их нежным шепотом, сквозь которые, как в «пряталки», играют желтые огоньки окошек, скрываясь и вновь возникая. В этом ритме живет мое сердце – чередование радости и печали.

Нас прятала ночь. Расставание мучительно. Снова и снова бросались друг к другу, как если бы это была последняя встреча. Наконец дворик терял нас, оставляя себе на память недокуренные бычки сигарет и вопросы без ответов.

«Родная моя!

Будь умницей. Не думай ни о чем плохом. Если тебе будет грустно, то и мне тоже. Так что гони от себя всякие плохие мысли.

Целую тебя крепко, моя любимая девочка. Веди себя хорошо. И я тоже буду вести себя как следует. Ладно?»