Гора и курган. Смерть как акт созидания 1 страница

Образ и реалии Большого Синташтинского кургана уводят нас к истокам происхождения курганного погребального обряда. Рукотворные горы – курганы над могилами усопших сородичей впервые стали сооружать люди древнеямной культурно-исторической общности где-то во второй половине IV – начале III тысячелетия до н.э. Наиболее ранние проявления черт древнеямной культуры исследователи видят на территории Волго-Уральского междуречья (Мерперт, 1974). В период своего расцвета древнеямная общность охватывала огромные территории – от Днепра до Приуралья. Следы «ямников» фиксируются и далее на восток – в Зауралье, Казахстане, Южной Сибири…

На западе появление курганных захоронений и «культуры боевых топоров» некоторые авторы также связывают с энеолитическими и раннебронзовыми культурами Поволжья и Южнорусских степей. «Ямникам» принадлежит заслуга всеобщего освоения степных просторов Евразии и становления специфической формы степного скотоводства. В их среде складывались крупные патриархальные коллективы, здесь рождалась своеобразная степная психология. «Ямники» заложили древнейшую традицию сооружения курганных насыпей, которая на протяжении целых тысячелетий господствовала в степи.

Традиционно «ямников» считают древнейшими индоевропейцами. Если это так, то появление первых курганов следует связывать со временем оформления индоевропейской мифологии. Утверждение курганных захоронений можно рассматривать как реализацию в обрядовой форме общеиндоевропейских мифологических текстов, сложившихся на общей индоевропейской прародине2.

В целом ряде индоевропейских языков слова со значением «гора» соотносятся со словами, обозначающими душу. Гора-курган является местом хранения души. Слова, обозначащие «гору», могут также соотноситься со словами со значением «смерть» (Маковецкий, 1996. С. 127).

Смерть – это важнейшая тема и ритуал для всех живых. Смерть – это не только разрушение индивидуальности, ее уход в небытие, это и созидание, созидание для живых. С умершим, особенно если он немолод, связывают сбережение традиций. Благодарная память ищет в нем устойчивости среди суеты и хаоса жизни. Добрая память об умершем является примером для воспитания и утверждения незыблемых законов бытия. Молодость склонна к взрывному поведению, к нарушению исконного порядка. Хранителем знаний о законах общества и природы всегда – и раньше, и теперь – является старшее поколение и конечно предки.

Воспитывая молодое поколение через утверждение обычая или обряда, человеческое сообщество тем самым повторяет акт первотворения, заново формирует мировоззрение нового поколения, помещая его в систему традиционного мифа.

Память об ушедших родителях, друзьях и учителях не только основополагающая, но ежедневная опора нашего существования. Их жизненный пример, сконцентрированный в ушедшем времени, очищенный от текущих ежеминутных пристрастий, превращается в эпохальное действо, дарующее жизнь культуре.

Всеобщий миф о постоянно свершающихся актах умирания и актах новых творений восходит вероятно не только к наблюдениям за сменой времен года или каждодневных заходах и восходах солнца, но продиктован и социальным опытом человеческого бытия..

Хорошо известно, что человеческий детеныш не становится человеком, если его с рождения воспитывает животное, например волчица. В истории известны примеры, когда ребенка сразу отрывали от матери, преднамеренно изолировали от людей, от человеческих голосов и человеческого общения. Выкормленные евнухами, выросшие в четырех стенах такие дети в своем поведении не имели ничего, чтобы их можно было назвать людьми.

Очевидно и в древности люди хорошо осознавали важность процесса воспитания. В контексте нашего рассказа воспитание каждого ребенка (не факт его рождения, а воспитание!) является актом первотворения, актом подлинного рождения Человека. Отсюда необычайно высокое значение во всех традиционных культурах имеют инициации – система обычаев, связанная с переводом юношей и девушек в новую возрастную и общественную группу – взрослых и полноправных мужчин и женщин. Обряды инициации, порою очень жестокие, преследовали цель подтвердить наличие необходимых знаний и готовность молодежи к участию в духовной, производственной и брачной жизни общины.

Еще раз отметим главное. Смерть – это не только горечь утраты. Она используется живыми через обряд и ритуал как акт созидания в сохранении законов бытия, а в мифе – как торжество вселенского космического порядка над губительным хаосом.

Главная мысль – преодолеть смерть, хаос, физический распад через утверждение космического закона, обеспечивающего жизнь. Вероятно, это последнее и выражено в сооружении горы (кургана) над могилой умершего и помещении умершего внутри горы как гаранта незыблемости вселенского порядка.

В индоевропейской мифологии (а за мифом стоят и мировоззрение, и действа, и вещи, и быт древнего человека) в повествовательных текстах связь человек–гора– космический закон выражена особенно ярко в «Ригведе» в цикле об Индре – величайшем из богов.

 

Гора в мифах об Индре

Гора, стоящая твердо, – символ устойчивого космического порядка. Некое змеиноподобное существо Вритра – демон с огненной пастью заполз на изначальную Гору, окрутив ее в 90 колец, и преградил путь всем ручьям и рекам. Индра убивает демона и рассекает Гору своим непобедимым оружием ваджрой (Ваджра – булава, или «громовая стрела»). Он освобождает воды и все элементы мироздания, тем самым восстанавливая порядок в мире.

«Ты велик, о, Индра… Ты убил Вритру силой. Ты пустил течь реки, поглощенные силой… Он сделал набухшими юных жен, знающих закон… Он наполнил (влагой) жаждущие пустыни и поля» (Ригведа. Мандала IV; 17,1; 19,7).

Идеей восстановления мирового космического порядка пронизан и другой сюжет об Индре, связанный с первородным холмом и демоном Валой. Вала сторожит небесных коров, которых похитили свирепые существа пани и заточили в пещере – в скалах Горы. Коровы – это солнечные лучи и зори. Солнце не может подняться без них в небо. На Земле царят мрак и холод. Индра убивает Валу, освобождает зори, они взмывают в небо, а вслед за ними поднимается над землей и солнечная колесница.

Для нашего повествования важно, что с горой, с первородным холмом связан космический порядок. Внутри горы содержатся некие сокровища, некие жизненные силы, это могут быть воды, вымя (вымя горы), материнское лоно.

«Он (Индра) отсек вершины гор

Словно женщины (в родах) они раскрыли (свою) утробу…» (Ригведа. Мандала IV; 19,4,5). Коровы, спрятанные в скале, олицетворяют все блага жизни.

Курган, содержащий могилу предков, безусловно, олицетворял и некое человеческое начало. Жители «Страны городов» не только возводили насыпи, но и тщательно готовили подкурганные площадки, совершали на них какие-то обряды, посвященные предкам. В специальных местах для жертвоприношений размещали убитых лошадей, коров, баранов, разводили погребальные костры и ставили сосуды с жертвенной пищей.

Гора в «Ригведе» иногда также приобретает одушевленные человеческие черты. За термином «гора» могут стоять такие понятия, как «сочленение», «сустав» (обратим внимание: слово «Аркаим» переводится как «хребет», «основа», «спина» (якобы, тюркское), «отрезок времени». Индра раскалывает гору на куски – «по суставам» (Елизаренкова, 1999. С. 185).

Как уже отмечалось, при описании внутреннего содержания горы могут упоминаться названия частей человеческого тела, вводятся различные анатомические обозначения, например, «нижняя часть живота». К горе, как и к кургану, свозятся жертвоприношения: «О Индра-и-Парвата, на высокой колеснице привезите ценные жертвенные подкрепления…» (Ригведа. Мандала III; 53,1).

Обращения к горе можно напрямую соотнести с возможными обращениями-просьбами древнего человека к погребальному холму: «Да будут горы (благожелательны) к укоренению нашего потомства!», «Да помогут мне твердые горы», «Способность видеть (пусть даст) нам так же Парвата (гора)».

В заключение отметим, что образ горы в «Стране городов» имеет большую смысловую нагрузку. Как и в древних текстах, этот образ в обрядовых вариантах восходит к самым глубинным мировоззренческим пластам, неким архетипам, которые определяли всю материальную и духовную жизнь древнего человека, создавали устойчивые координаты культурного и природного ландшафта.

Недавние скептические оценки о возможности некоторого совмещения древних текстов с данными археологии Южного Зауралья сегодня утрачивают свой смысл. Это становится особенно очевидным по мере углубления изученности поселенческих и погребальных комплексов синташтинско-аркаимской культуры.

Вероятно, рубеж III–II тыс. до н.э. был временем завершения оформления всей системы мифологических представлений и утверждения всех ее ключевых понятий. Люди Аркаима и Синташты буквально помещают себя во весь «объем» индоевропейской мифологии. Это касается и «развития» планировочных решений укрепленных центров и соотношения мужского и женского начал, противопоставлений лево–право, верх–низ, и многого другого.

В задачу настоящей статьи не входит освещение этой темы. Однако еще раз отметим, что южноуральская археология может служить некоторым критерием для реконструкции мифологических сюжетов, обрядов и культов.

Очень важно соотнесение археологических и лингвистических данных. Даже в небольшом, приведенном выше сюжете об Индре читатель наверняка ощутил многоплановость языка «Ригведы». Переводить такие тексты на современный язык чрезвычайно трудно. Можно привести сотни примеров, подтверждающих многозначность слов. Например, слово «вриджана» в разных падежных формах встречается в «Ригведе» более пятидесяти раз – в поздних мандалах, но особенно часто в мандалах ранних. Это слово можно переводить по-разному: «огороженное место», «жилище», «несколько жилищ», «загон для скота», «все люди, живущие в данном месте», «армия» или «сражение». Можно трактовать слово «вриджана» и в значении «деревня» (Шарма, 1987. С. 61).

Большое количество слов в «Ригведе» обозначает различные родовые объединения: «джана», «виш», «гана», «грама», «гриха» и т.д. (Шарма, 1987. С. 84). Более десяти слов передают понятие «дом», пять слов – понятие «гора–скала–камень» (Елизаренкова, 1999. С. 19, 170).

Многозначность слов в «Ригведе» осложняется тем, что в поэтических текстах широко используется метафорическое и символическое употребление слов. И все же можно не сомневаться, что за каждым словом стоит какой-то конкретный, только ему присущий в данном контексте повествования смысл. Как уяснить этот смысл, как адекватно перевести слово, чтобы понять характер поселения индоариев, уровень общественного развития, или просто представить себе их жилище?

Открытие Аркаима и Синташты позволяет конкретизировать эти поиски (Стеблин-Каменский, 1995. С. 166–167; Иванов, 1999. С. 45–47; Елизаренкова, 1999. С. 226–228.

Следующая яркая страница в изучении текстов «Ригведы» и «Авесты», а также материальной и духовной истории древнейших индоиранских племен в их языковом и историко-культурном арийском единстве, лежит на стыке языкознания и археологии. Это будет увлекательная страница. Она уже сейчас завораживает своими возможностями, где взаимопересекаются жесткие археологические артефакты с живым языком божественных гимнов, восходящих еще к общеиндоевропейскому прошлому.

 

Литература

Баюн Л.С., 1988. Древняя Европа и индоевропейская проблема // История Европы. Т.1. Древняя Европа. М.

Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В., 1992. Синташта. Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Челябинск.

Голан А., 1994. Миф и символ. М.

Елизаренкова Т.Я., 1999. Слова и вещи в Ригведе. М.

Иванов Вяч. Вс., 1999. К вопросу о возможной лингвистической интерпретации открытия Аркаима и Синташты // Комплексные общества Центральной Евразии в III–I тыс. до н.э. Челябинск-Аркаим.

Маковецкий М.М., 1996. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.

Мерперт Н.Я., 1974. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М.

Стеблин-Каменский И.М., 1995. Арийско-уральские связи мифа об Йиме // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Материалы конференции. Часть V, книга 1. Челябинск.

Шарма Р.Ш., 1987. Древнеиндийское общество. М.

 

 

И.М. Батанина, Н.В. Левит

 

Новое на карте «Страны городов»

 

Важнейшим научным событием конца ХХ столетия стало открытие на Южном Урале «Страны городов» – исторической территории, на которой компактно размещались укрепленные поселения эпохи бронзы, в том числе наиболее исследованный сегодня – Аркаим.

За относительно короткий срок – с 1986 по 2000 годы было открыто и обследовано 19 культурно-исторических комплексов, включающих в себя укрепленные поселения эпохи средней бронзы и относящиеся к ним некрополи (рис.1). В значительной степени это стало возможным благодаря использованию аэрометода. На пяти комплексах были произведены небольшие по площади археологические раскопки. Наиболее подробно изучено укрепленное поселение Аркаим, где вскрыто более 50% площади памятника. Археологические раскопки на поселении Синташтинском и на Аркаиме, зафиксировавшие сложную систему фортификации и необычную архитектуру, позволяют применять к укрепленным поселениям такой термин, как «протогород», а к «Стране городов» в целом – «ранняя государственность» и «протоцивилизация» (Зданович, 1989; 1995; 1997; 2002).

В апреле 1991 года Совет Министров РСФСР принял решение о создании музея-заповедника Аркаим как филиала Ильменского государственного заповедника. С этого времени на базе музея-заповедника разворачиваются широкие комплексные археологические и природоведческие исследования, в которых принимают участие, наряду с историками и археологами, специалисты естественных наук. Среди них геологи Ю.А. Лаврушин (Геологический институт РАН), В.В. Зайков (Институт минералогии УрО РАН), палинолог Е.А. Спиридонова (Институт истории и археологии РАН), почвовед И.В. Иванов (Институт почвоведения и фотосинтеза РАН, г. Пущино), антрополог Р. Линдстром (Чикагский университет, США) и многие другие учёные – представители университетской науки России и стран СНГ.

Комплексные естественнонаучные исследования позволили выявить динамику климатических колебаний за последние 10000 лет, получить сведения о палеогеографии района. Была изучена минерально-сырьевая база древних обществ Южного Зауралья, получены важные сведения о системах природопользования, которые функционировали в регионе в разные исторические эпохи.

Стало очевидным, что территория, на которой в эпоху бронзы компактно располагались укрепленные поселения, обладает определенными природными особенностями, обусловившими появление здесь древнейших поселений скотоводов и металлургов. Исследования почвоведов и ботаников, подкрепленные анализом космических снимков, показали, что современные степные пространства Южного Зауралья в более отдаленные эпохи были лесостепью. Лесостепь – это не только прекрасные пастбища, но и древесина для строительства жилья, и топливо, и древесный уголь для металлургии. Недра Южного Урала предоставляли качественные природно-легированные медные руды.

«Страна городов» – это территория, ограниченная с севера долиной реки Уй (граница степи и лесостепи – Макунина, 1974, Прокаев, 1983), с юга – засушливыми степями Оренбуржья, с запада – предгорьями Уральского хребта, а с востока – болотистыми равнинами Западной Сибири.

Для всестороннего изучения феномена «Страны городов» в феврале 1994 года решением администрации Челябинской области был создан Специализированный историко-археологический и природно-ландшафтный центр «Аркаим». Начиная с этого времени, коллективом Центра совместно с научно-образовательным комплексом изучения проблем Природы и Человека (НОК) Челябинского государственного университета в рамках программы исследования «Страны городов» проводится ряд экспериментальных работ по сплошному археологическому обследованию степной и лесостепной зоны Челябинской области с широким применением аэрометода. Опытным полигоном была выбрана территория Кизильского района, которая характеризуется большим разнообразием ландшафтов – от предгорного уральского мелкосопочника на западе до плоских равнин Зауральского пенеплена на востоке. Впервые на большой площади (около 4000 кв. км) было проведено сплошное археологическое обследование. Работа проводилась авторами данной статьи под руководством доктора исторических наук, директора НОК Г.Б. Здановича. Исследованиями были охвачены не только долины рек, но и междуречные пространства. Кроме того, были учтены все археологические памятники, открытые ранее. В результате в пределах Кизильского района было выявлено 789 археологических объектов разных исторических эпох – от каменного века до средневековья. По берегам рек Урал, Зингейка, Большая Караганка зафиксировано более 50 стоянок каменного века, в том числе стоянка Богдановка, возраст которой 35–40 тысяч лет. Археологом В.А. Широковым, открывшим этот памятник в 1989 году, в культурном слое стоянки было обнаружено 1500 каменных изделий из яшмы и кремнистого сланца, скопления костей животных эпохи плейстоцена – мамонта, носорога, бизона, большого пещерного медведя и других (Широков, 1991).

 На территории Кизильского района находятся три укрепленных поселения эпохи средней бронзы, относящиеся к кругу памятников «Страны городов» – Куйсак (рис. 2), Сарым-Саклы (рис. 3) и Кизильское. По долинам рек во множестве встречаются поселения и некрополи, которые датируются в широком диапазоне бронзового века (рис. 4). Следы пребывания кочевого населения раннего железа и эпохи средневековья фиксируются на междуречных пространствах. Это многочисленные каменные курганы на вершинах сопок, курганы «с усами» (рис.6), жертвенно-поминальные, погребальные и культовые сооружения – «святилища».

 Не менее значимым результатом стал приобретенный самими исследователями опыт комплексного подхода к решению задач археологического картирования. В первую очередь это относится к разработке методик дешифрирования памятников разных типов. Кроме таких ярких и масштабных памятников, как укрепленные поселения, были определены дешифровочные признаки неукрепленных поселений (селищ), погребальных памятников и жертвенно-поминальных комплексов эпохи бронзы, раннего железа и средневековья. Некоторые типы памятников ранее не были известны в пределах юга области, поскольку они локализуются на междуречьях и часто бывают распаханы. К ним относятся такие оригинальные сооружения, как курганы «с усами», грунтовые жертвенно- поминальные комплексы с гантелевидными и валообразными курганами и «святилищами» (рис. 7), многочисленные «оградки» и каменные выкладки тюркского времени. Работа с массовым археологическим материалом в комплексе с анализом природных особенностей региона помогла установить закономерности размещения археологических памятников разных эпох в определенных ландшафтных зонах и сделать предварительные выводы о способах хозяйствования древнего населения. На материалах этих исследований были заложены основы ретроспективного мониторинга археологических памятников, суть которого заключается в дешифрировании памятников по аэрофотоснимкам прежних лет в сочетании с современным наземным обследованием. При этом выявляется динамика и причины разрушения памятника.

Полученные результаты легли в основу «Атласа археологических памятников Челябинской области», первый выпуск которого состоялся в 2002 году. В данном издании отражены результаты сплошного археологического обследования территории Кизильского района. «Атлас» сопровождается археологической картой, планами и фотографиями памятников на местности, а также объяснительной запиской, в которой представлены приемы и методика картирования с помощью аэрометода, дано описание палеогеографии и современных ландшафтов и краткий очерк древней истории района.

Исследование такой уникального по своим масштабам и научной значимости группы памятников, как «Страна городов», требует больших финансовых и интеллектуальных затрат, не говоря уже о времени для осмысления всё новых и новых фактов и возникающих при этом новых научных проблем. Так, нам до сих пор не ясно существование на территории «Страны городов» «белого пятна» от широты реки Уй до долины реки Зингейка. Самым действенным методом для решения этой проблемы является археологическое картирование с широким применением аэрометода и с наиболее полным учётом природных условий для тех или иных исторических эпох. Это с большой убедительностью показали работы по составлению «Атласа» на территории Нагайбакского района, начатые в 2000 году. Нагайбакский район расположен к северу от долины реки Зингейка, примерно на широте города Магнитогорска. Площадь района около 3000 квадратных километров. В меридиональном направлении его пересекает долина реки Гумбейкап с притоками Нижняя Солодянка, Кизил-Чилик, Темир-Зингейка и Бахта.

Природа района в полной мере испытала влияние крупного промышленного центра. На его территории проводились интенсивные геолого-поисковые работы и сегодня расположены предприятия по добыче полезных ископаемых с действующими открытыми карьерами. Степные пространства практически полностью распаханы. Казалось, археологические памятники в таком освоенном районе вряд ли могут сохраниться.

Однако, за два года исследований с применением аэрометода (2000–2001 гг.) на территории центральной и западной части района на площади около 2000 кв. км было выявлено 196 археологических памятников. За два полевых сезона 51 памятник был обследован на местности.

В 2004 году предстоят еще камеральный и полевой сезоны, но уже сейчас становится ясным, что «белое пятно» на территории «Страны городов» постепенно будет закрыто. В результате дешифрирования аэрофотоснимков, выполненных в 1956, 1978, 1980 и 1999 годах, на небольших притоках реки Гумбейка было обнаружено три укрепленных поселения, которые по дешифровочным признакам можно уверенно отнести к кругу памятников аркаимско-синташтинской культуры. К таким признакам относятся замкнутые структуры фотоизображения, обусловленные развалами стен фортификационных сооружений. Диаметр этих структур варьирует в пределах от 110 до 200 м. Для их внутреннего устройства характерны правильные фоторисунки – линейные, радиальные или сетчатые, обусловленные жилищными впадинами, расположение которых контролируется формой фортификационных сооружений. При изучении аэрофотоснимков под стереоскопом обычно хорошо проявляется микрорельеф памятников – валы фортификаций и углубления обводных рвов и жилищных впадин.

Два поселения, открытые на территории Нагайбакского района на реках Бахта и Нижняя Солодянка, сильно разрушены антропогенным воздействием, так что их можно обнаружить только по аэрофотоснимкам. Третье расположено на реке Кизил-Чилик на целинном участке надпойменной террасы и относительно хорошо сохранилось.

Укрепленное поселение Бахта находится за южной границей Нагайбакского района, в устье реки Бахта, левого притока Гумбейки, на первой надпойменной террасе. Площадка памятника ежегодно распахивается и используется под посевные культуры. Все элементы архитектуры снивелированы, и без помощи аэрофотоснимка обнаружить памятник на местности невозможно. На аэрофотоснимке 1956 года на фоне темно-серой, почти черной пашни отчетливо виден более светлый прямоугольник развалин оборонительной стены (рис. 8). Размеры прямоугольника 110х165 м. Под стереоскопом слабо просматривается рельеф валов, и при внимательном рассмотрении на местности со снимком в руках можно установить их фрагменты. На стереомодели видно, что система фортификации состояла из двух параллельных между собой стен. Они были разделены рвом, который на аэрофотоснимке выглядит как узкая канавка темного фототона. Внутри прямоугольника дешифрируются четыре плотных ряда овальных жилищных впадин. Два ряда примкнуты вплотную к оборонительным стенам, остальные два идут параллельно им по центру поселка. Размер этих впадин около 7х14 м. В северной части поселения просматриваются более крупные, до 20 м в диаметре, поздние впадины округлой формы, которые расположены беспорядочно, разрезают овальные впадины и частично нарушают рельеф оборонительных стен. В подъемных сборах на площадке памятника собрана коллекция фрагментов орнаментированной керамики, относящейся, по предварительным определениям, к синташтинской и алакульской культурам.

Поселение на левом берегу реки Нижняя Солодянка названо Шикуртау по наименованию горы, у подножия которой оно находится. Поселение расположено на ровной площадке первой надпойменной террасы, на высоте 2,5 м над урезом воды. Узкая полоска целины традиционно служит пастбищем, и это является основным разрушающим фактором для памятника. На аэрофотоснимках 1956 года поселение дешифрируется как овальная структура, вытянутая параллельно руслу реки (рис. 9). Размер овала 112х200 м. Структура образована двумя вписанными друг в друга валами, которые читаются на снимке благодаря светлому фототону на фоне более темной террасы. Сохранность валов не везде одинакова. Наиболее хорошо они сохранились в северной части поселка. В южной и восточной частях они разрушены и реконструируются по отдельным фрагментам. Внутреннее жилое пространство поселения устроено очень сложно и из-за сильной разрушенности памятника реконструируется фрагментарно. Относительно хорошо читаются восемь овальных жилищных впадин, сомкнутых длинными сторонами между собой и примыкающих торцами к внутреннему периметру северной оборонительной стены. Размеры их 5–6х10–12 м, глубина 10–20 см. По внешнему виду и планиграфии можно предположить, что это ранние впадины, возможно, относящиеся к синташтинской культуре. Для более убедительного определения культурной принадлежности этой серии впадин необходимы археологические раскопки. Наиболее ярко на фоне светлого зольника в пределах жилой площадки читаются поздние впадины, нарушающие ранний рельеф памятника и пересекающие и овальные впадины, и валы оборонительных сооружений. Форма этих впадин округлая, иногда неправильная (из-за сильной разрушенности), размеры от 10х10 до 12х18 м, глубина 50–70 см. На площадке поселения была собрана значительная коллекция фрагментов керамики, которая, по предварительным определениям, относится к археологическим культурам середины и конца эпохи бронзы.

Поселение на правом берегу реки Кизил-Чилик открыто в камеральный период 2004 года по аэрофотоснимкам 1999 года и на местности еще не обследовалось. Оно получило название «Париж» по наименованию близлежащего посёлка. Памятник обладает настолько яркими признаками укрепленного поселения, что у нас не возникает ни малейшего сомнения в том, что полевое обследование подтвердит наши предположения о его принадлежности к кругу памятников аркаимско-синташтинской культуры. Судя по аэрофотоснимку, укрепленное поселение расположено на первой надпойменной террасе реки, на берегу старицы и имеет хорошую сохранность. Под стереоскопом четко просматривается рельеф валов – остатков фортификационной системы, и сомкнутые ряды жилищных впадин, расположенных вплотную к оборонительным стенам (рис. 10). Поселение имеет прямоугольную форму с закругленными углами. Размеры по краю оборонительных стен 160х125 м. Поселок ориентирован длинной стороной вдоль края террасы. На аэрофотоснимке в центре поселения четко выделяется квадратная структура размерами около 50х50 м, образованная невысокими валами, которую предварительно можно интерпретировать как центральную площадь.

В районе установлено 44 неукрепленные поселения эпохи бронзы. Большая часть их локализуется в долине реки Гумбейка. Как правило, они занимают выровненные площадки на первой надпойменной террасе реки. На расширенных участках долины Гумбейки, где ширина террасы достигает 1–2 км, планировка поселений неупорядоченная. На узких полосках речной террасы жилищные впадины вытянуты в 1–2 ряда параллельно берегу реки. На площадках неукрепленных поселений собрана коллекция керамики, относящаяся, по предварительному заключению, к средней и поздней бронзе, а также литейные формы из талькового камня (рис. 14) и изделия из камня и керамики.

Вблизи поселений бронзового века на ровных площадках речных террас и пологих склонах долин располагаются многочисленные некрополи, которые мы относим к эпохе бронзы. Как правило, они представлены группами курганов, составляющих неровные цепочки или компактные скопления, содержащие от трёх до 25 и более грунтовых насыпей. За три–четыре тысячи лет курганы стали плоскими, почти незаметными, но на аэрофотоснимках отчетливо читаются округлые светлые пятна насыпей, особенно четко выделяющиеся на распаханной поверхности (рис. 5). Курганы позднего времени (эпоха раннего железа) располагаются на вершинах возвышенностей и имеют каменные панцири, благодаря чему они сохраняются намного лучше, чем грунтовые курганы бронзового века. К числу наиболее хорошо сохранившихся курганов раннего железного века относится курган Шихан, расположенный в междуречье Гумбейки и Нижней Солодянки вблизи поселка Курганный. Каменно-грунтовая насыпь кургана имеет диаметр 57 м и поднимается над окружающей пашней на высоту 6 м (рис. 12).

В Нагайбакском районе обнаружены оригинальные памятники раннего средневековья – так называемые курганы «с усами». Эти сооружения представляют собой сложный архитектурный комплекс, состоящий из головного кургана и отходящих на восток двух дугообразно изогнутых каменных или грунтовых дорожек с круглыми площадками на концах.

В степных районах Южного Урала часто встречаются менгиры (отдельно стоящие крупные камни со следами обработки), «Аллеи менгиров» и комплексы камней, установленных в определенном порядке. Их функциональное назначение связано с культовыми площадками, местами жертвоприношений и молений. Считается, что эти памятники возводились во все времена – с эпохи неолита по сей день.