Происхождение Авраама. Призвание его Богом. Авраам в Египте. Авраам и Лот. Благословение Мелхиседеком Авраама.

В южной части Месопотамии, в так называемой Халдее, на правом берегу Евфрата, верстах в десяти от него, археологи раскопали остатки древнего города. Город этот, как видно по надписям, был Ур, называвшийся по месту своего положения Халдейским. Отсутствие в Библии каких-либо сведений об этом городе можно восполнить тем, что известно нам из археологии и истории.

Город Ур — столица древнего Шумера, к тому времени существовал уже более тысячи лет. В древности он находился гораздо ближе к берегу Персидского залива, от которого теперь его отделяет большая полоса наносной земли, и вел обширную морскую торговлю. Земля здесь была плодородная, так что окрестности Ура в ту пору походили на цветущий сад. Население, занимавшееся земледелием, скотоводством и различным ремеслом, жило в материальном достатке и стояло на высокой ступени цивилизации. Особенно было развито у них строительное искусство. Остатки больших сооружений и теперь удивляют ученых своей грандиозностью. Необычайная прозрачность воздуха, в которой звезды скорей пылают, чем светят, способствовала раннему наблюдению над небесными светилами. Вместе с астрологией развивалась математика. Письменность здесь уже хорошо была известна, и даже существовали целые библиотеки, хотя вместо книг были глиняные таблички с изображенными на них письменами.

Но, к несчастью, вся эта богатая цивилизация была насквозь пропитана самым грубым идолопоклонством. Вместо жертвенников истинному Богу повсюду возвышались храмы и капища идолам, служение которым часто принимало грубо чувственный и безнравственный характер. Главными божествами считались солнце и луна, за которыми следовали другие, второстепенные божества. Им строились храмы, посвящались города, делались с них изображения, получившие значение домашних богов (терафимы), которым вверялась охрана благосостояния отдельных семейств. В эту-то страну идолопоклонства переселился один из послепотопных патриархов, по имени Фарра. Отдаленным его предком был Евер, который происходил по прямой линии от Сима, сына Ноя. Происходя от такого славного рода и будучи прямым его представителем, Фарра сначала твердо держался отеческих преданий: хранил не только истинную веру в Бога и связанное с нею обетование, но все законы патриарха Ноя. Неизвестно, что именно побудило его переселиться в Халдею; но во всяком случае известно, что он поселился в Уре и жил там значительное время. Здесь у него родилось три сына — Аврам, Нахор и Аран, которые поженились, и у последних двух были дети, а жена Аврама — Сара (сестра ему по отцу, но не по матери) была бесплодна. Положение этого семейства в этой идолопоклоннической стране, несомненно, было тяжелым. Кругом царило самое омерзительное идолослужение.

Сам город Ур Халдейский был даже центром местного идолопоклонства и славился своими храмами идолам, среди которых самым почитаемым была луна. Все это не могло не оказать дурного влияния на благочестивое семейство, так что сам Фарра к концу. своей жизни изменил своей вере и стал идолопоклонником (Нав. 24:2). Но сын его Аврам не последовал примеру своего отца, ничтожность идолов еще больше укрепила в нем веру в истинного Бога. За стойкость в вере и пламенную любовь к единому истинному Богу Господь избирает его носителем и хранителем этой веры.

Чтобы отдалить этого праведника от идолопоклоннической среды, Господь повелевает Авраму переселиться из Халдеи в Ханаанскую землю, которую Бог обещает отдать ему и его потомству на вечные времена. «И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего [и иди] в землю, которую Я укажу тебе; и Я произведу от тебя великий народ и благословлю тебя..., и благословятся в тебе все племена земные» (Быт. 12:1–3). Авраму в это время было 75 лет, он был женатым человеком и хотя не имел детей, все-таки вполне устроился на своей родине, и требовалась большая вера, чтобы оставить все и идти в неизвестную землю. Но у Аврама была крепкая вера, в доме отца своего он боролся с идолопоклонством, и теперь, слыша такое великое обетование, он «Верою повиновался. призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная, куда идет» (Евр. 11:8). Узнав, что его сын Аврам желает переселиться из г. Ура в Ханаанскую землю, Фарра решил не разлучаться со своим старшим сыном и пошел вместе с ним в обетованную землю. Но Господь не допустил идолопоклонника Фарру в обещанную Авраму землю. Фарра умер в Харране, на севере Месопотамии. В этом городе остался жить Нахор, брат Аврама.

Взяв жену, племянника Лота (оставшегося сиротою после смерти своего отца Арана) и всех своих слуг, Аврам с многочисленным скотом вышел из Харрана, переправился на правый берег Евфрата и направился по Сирийской пустыне в Дамаск, где нашел себе верного слугу Елиезера. Затем, перейдя реку Иордан, вошел в землю Ханаанскую и раскинул свой шатер у дубравы Море, близ Сихема, в одном из самых прекрасных мест страны. Там вторично явился Господь Авраму и подтвердил, что отдаст эту землю его потомству. В благодарность Богу Аврам соорудил здесь жертвенник и совершил жертвоприношение. Но вскоре в обетованной земле наступил голод, и Аврам в поисках хороших пастбищ для скота решил без благословения Божия переселиться в Египет — житницу древнего мира.

Египет в это время находился уже на высокой ступени цивилизации. На берегах Нила возвышались пирамиды. Неограниченный правитель — фараон — считался прямым потомком богов и принимал от своего народа божеские почести. Науки и искусство процветали, и имелась уже значительная литература по разным отраслям знаний, особенно по анатомии и медицине. В больших, богатых городах возвышались многочисленные храмы и обелиски, повсюду можно было видеть множество сфинксов, всевозможных статуй и идолов — из камня, золота, серебра, бронзы и слоновой кости. Богатейшие, покрытые росписями и скульптурными рельефами гробницы с покоящимися в них набальзамированными телами (мумиями), представляли собой целые «города мертвых». Кругом же кипела самая бойкая, цветущая общественная жизнь. Фараонов дворец в Мемфисе был наполнен всевозможными жрецами и волхвами, состоящими в качестве приближенных советников фараона. Все это, несомненно, должно было поразить Аврама, хотя он и видел нечто подобное на своей родине в Халдее.

Египетские чиновники не препятствовали кочевым племенам пасти свои стада на свободной земле, но за это они брали с них определенную плату. Кроме того, они иногда забирали у кочевников красивых женщин и посылали их в гаремы вельмож или даже самого фараона. Аврам знал об этом. Боясь, чтобы египтяне не убили его из-за Сары, он просил ее, чтобы она в Египте называла себя не женой, а сестрой Аврама. Предосторожность оказалась не напрасной. Красивая Сара понравилась фараону, и он взял ее в свой дом, а своего мнимого шурина наделил богатыми подарками: мелким и крупным скотом и ослами, и рабами, и рабынями, и лошаками, и верблюдами (Быт. 12:16). Но «Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Аврамову» (Быт. 12:17), так что он вынужден был возвратить ее мужу и велел им оставить его страну. Покинув Египет, Аврам поселился в обетованной земле в окрестностях Вефиля.

Между тем стада Аврама и его племянника Лота умножились так, что им стало не хватать пастбищ. Между пастухами Аврама и Лота то и дело происходили споры из-за пастбищ. Авраму надоели эти семейные ссоры, он позвал Лота и сказал: «Да не будет раздора между мною и тобою, и между пастухами моими и пастухами твоими... отделись же от меня: если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево» (Быт. 13:8:9). Аврам великодушно предоставил Лоту право выбора, и тот, не задумываясь, воспользовался им.

Племяннику Аврама приглянулась богатая долина на южном побережье Мертвого моря, где было много хороших пастбищ, и он поселился в Содоме. Сам Аврам, веруя в Божие обетование, остался на скудных пастбищах Вефиля, и за эту веру, соединенную с самоотвержением, Господь наградил его третьим обетованием: «Возведи очи твои, — сказал ему явившийся Господь, — …посмотри к северу и к югу, и к востоку и западу; ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки, и сделаю потомство твое, как песок земной…» (Быт. 13:14–16).

После третьего богоявления Аврам поселился в долине Мамре, близ Хеврона. Там, в тени дубрав он раскинул шатры и воздвиг Господу новый жертвенник. Это было третье место стоянки Аврама в обетованной земле, и оно сделалось там обычным местом его пребывания. Между тем Лот, отделившись от своего дяди Аврама, поселился в нижней части Иорданской долины, на которой в то время были расположены пять богатых городов: Содом, Гоморра, Севоим, Адма и Бела (или Сегор).

Каждый из этих городов имел своего царя, но во главе их стоял царь Содомский. Население этих городов отличалось возмутительным растлением нравов, омерзительными и противоестественными пороками. Правители этих городов были в порабощении у Еламского (месопотамского) царя и двенадцать лет покорно платили ему дань, а на тринадцатый год возмутились. Тогда царь Еламский, заключив союз с тремя другими царями на Евфрате, пошел войной против бунтовщиков и нанес им страшное поражение. Правители Содома и Гоморры погибли в бою, остальные бежали в горы. Победители с огромной добычей и множеством пленных возвращались к себе на родину. В числе других завоеватели взяли в плен и Лота с его семьей и имуществом. Когда до Аврама дошло известие о таком страшном бедствии его племянника, он, не задумываясь, бросился выручать своего родственника. Во главе трехсот восемнадцати вооруженных слуг и дружественных ему соседей он кинулся в погоню за неприятелем, невзирая на его огромное численное превосходство.

Войска месопотамских царей стали лагерем близ местности Дана, у северной границы Ханаана. Опьяненные победой и трофейным вином, солдаты улеглись спать, забыв, вероятно, выставить ночную стражу. Аврам, поделив своих людей на мелкие отряды, напал ночью на лагерь с разных сторон одновременно, застиг неприятеля врасплох и вызвал такую панику, что все обратились в бегство. Патриарх преследовал врага до самого Дамаска, освободив при этом множество пленных, в том числе и племянника Лота.

Новый царь Содомский и цари остальных четырех городов встретили его, как избавителя. Навстречу Авраму с хлебом и вином вышел Мелхиседек, который был в одно и то же время царем Салимским и «священником Бога Всевышнего». Мелхиседек преподнес Авраму хлеб и вино и благословил его именем Божиим, а Аврам, в свою очередь, дал Мелхиседеку десятую часть из всего завоеванного им.

Неожиданное появление и исчезновение Мелхиседека окружает его личность необычайною таинственностью. По мнению ап. Павла, первосвященник и царь Мелхиседек был прообразом Христа Спасителя — Первосвященника и Царя мира (Евр. 7). Хлеб и вино, которые Мелхиседек преподнес Авраму, по мнению отцов Церкви, прообразовали Тело и Кровь Иисуса Христа.

В.33. История Валаама (Числ.22- 24).

Валаам прорицатель. Валаам принадлежит к числу самых загадочных лиц Священной Истории. Он жил, по свидетельству Кн. Числ. 22 — 24 и 31, 8, 16, в эпоху исхода евреев из Египта, т. е., в XV столетии до Р. X. В истории избранного народа он проявил себя преступными попытками защитить моавитян от евреев, сначала посредством ослабления мужества последних силою своего магического воздействия, (Числ. 22. Втрз. 13:4–5), а затем чрез сближение их с моавитянами посредством обольстительного распутного культа в честь моавитского идола Ваал-Фегора (Числ. 25:1–8 и 31:16).

Случилось это так. Когда евреи по Божию повелению (Быт. 17, 8; Числ. 14, 23: Втрз. 1, 3 — 4; 2, 7 — 9, 14, 18 — 19; Числ. 20:14–21) подошли к восточной границе земли обетованной, им пришлось для обеспечения себя с фланга и тыла вступить в победоносную борьбу с аморрейским и васанским царями (Числ. 21) и таким образом на несколько месяцев остановиться по соседству с моавитянами и мадианитянами на так называемых «Равнинах Моавитских», близ Иордана, против Иерихона (Числ. 22, 1). Между тем моавитяне и мадианитяне, видя, что евреи в это время занялись завоеванием царств аморрейского и васанского, прониклись мучительным опасением за свою участь и, после неудачной попытки прогнать часть евреев от своих границ вооружённою рукою, решились прибегнуть, по обычаю того времени, к губительной силе магических проклятий, т. е., волшебных вредоносных наговоров.

В то время магия, представлявшая в своих редких действительных фактах не что иное, как сильные гипнотические явления, практиковалась в широких размерах особенно в Халдее среди её первобытных обитателей аккадов. По имеющимся ныне сведениям, халдейская магия, представлявшая сначала ряд оставшихся в памяти народа загадочных фактов волевого целительного, или вредоносного воздействия, потом превратилась в искусство заклинания (благословения) и проклятия и нашла себе выражение в особых письменных произведениях, трактующих целительные явления магии под именем белой, а вредоносные и разрушительные под именем чёрной магии. Со временем уверенность в действительности и пользе магических действий из Халдеи проникла и к окружающим Месопотамию племенам и в том числе к моавитянам и мадианитянам. Поэтому, как только для этих племён стало ясным, что они не могут вооружённой рукой прогнать евреев от своих границ, они нашли нужным обратиться к магической защите известного в это время мага Валаама, сына Веорова из Пефора Арамейского (Месопотамского).

Касательно жизни и общественной деятельности этого мага до приглашения его моавитянами не имеется прямых исторических сведений. Известный еврейский писатель Филон в своём жизнеописании Боговидца Моисея на основании предания сообщает только, что Валаам славился своим искусством прорицателя, т. е., предсказания обращающимся к нему людям интересующих их событий из жизни природы и человеческой судьбы. Но так как моавитяне обращались к Валааму с просьбою проклясть евреев (Числ. 22, 6), а не разгадать будущее, то отсюда следует, что Валаам был известен, может быть, гораздо более своею дивною способностью производить желательные ему изменения в жизнедеятельности предметов его магического воздействия посредством произнесения известных слов (магического внушения нужных мыслей и чувств).

По происхождению Валаам был несомненно семит и принадлежал, по всей вероятности, к сирийской ветви, т. е., отдалённым потомкам младшего сына Симова Арама (Быт. 10, 22; 1Пар. 1, 17). О сущности его занятий и природных дарованиях можно составить понятие отчасти из факта приглашения его моавитянами проклясть евреев, отчасти из наименования его в кн. Иис. Нав. 13, 22словом косем (קזסם). Слово косем по новейшим исследованиям есть изменённое в устах евреев халдейскоф (аккадское) какама или какам и означает не только волхва в смысле прозорливца, обладающего даром предсказания будущего, но и в смысле чародея-заклинателя. Отсюда можно заключать, что маг Валаам был не только прорицатель-прозорливец, но и заклинатель и таким образом представлял в своей особе редкое соединение магической способности в полном и совершенном виде, именно обладал могучей волей заклинателя и чуткой проницательностью прозорливца. Намёк на эти свойства приглашённого моавитянами месопотамского мага, по-видимому, заключается и в его имени (прозвище) Валаам, представляющем изменение ассирийского (арамейского) Вilamat «господин слова и дела», т. е., сильный в слове и деле.

При таких дарованиях Валаам, подобно всем выдающимся халдейским магам, употреблял свою дивную могучую силу воли в форме проклятия для (мнимого, или действительного) отвращения губительного влияния злых духов, колдунов и устранения других несчастных случаев, которым подвергаются люди. В форме заклинания или «божественной» защиты он мог употреблять магическую силу (гипнотическую) своей воли для ограждения людей от всякого зла, напастей и болезней, для призывания на них защищающей от зла и поспешествующей во благо божественной воли. Вместе с тем, при способности схватывать вещим своим сердцем сокровенную связь мирового процесса во сне (Числ. 22, 8, 19) и в знаменательных явлениях (по особому цвету облаков, блеску молнии, телодвижениям животных) окружающего мира (Числ. 24, 1), Валаам, вероятно, занимался гаданием касательно намерений и судеб отдельных лиц и целых народов и на основании такого гадания давал более или менее полезные советы для выхода из затруднительных обстоятельств. На действительность магических заклинаний и предсказаний Валаама в прошлом, до приглашения его моавитянами, указывает и. безоговорочное изложение св. писателем веры моавитян в силу проклятий этого мага (Числ 22, 6) и признание св. писателем за благодеяние избавления евреев от его проклятий (Втрз. 23, 5 и Иис. Нав. 24, 10).

По религиозным убеждениям Валаам, подобно Праведному Иову и его друзьям, был поклонником истинного Бога, Которого и признавал Виновником своей способности прозревать будущее, произносить спасительные заклинания и губительные проклятия (Числ. 22:8–12, 18–19; 23, 3, 26 и друг.).

Таково общее представление о маге Валааме. Более частные черты его профессии и характера выясняются из его поступков, описанных в 22 — 25 гл. Кн. Числ. Именно, когда моавитский царь Валак приглашал его через своих послов прийти в Моавию и оттуда посредством изречения проклятия на евреев ослабить их (Числ. 22:5–7), Валаам, хотя и получил во сне воспрещение идти с моавитянами для проклятия евреев, однако исполнил это не вполне искренно и дал понять моавитянам, что сочувствует им в их затруднительном положении. Когда же Валак прислал другое посольство с усиленной просьбою прийти и проклясть евреев, и послы рассказали ему о тягостном положении их племени подле воинствующих тогда евреев и передали приглашение их царя с обещанием почестей и золота, Валаам опять настойчиво испрашивал у Бога разрешения пойти и проклясть евреев (Числ. 22, 18, 19) и, наконец, получил позволение идти с послами моавитскими, впрочем делать лишь то, что Господь ему откроет при вступлении в землю Моавитскую (Числ. 22:20). Однако дорогою Валаам не переставал думать и настойчиво просить Божия соизволения ослабить евреев своим сокрушительным проклятием и этим неправедным желанием раздражил Господа, и воспылал гнев Божий за то, что он пошёл с упорным намерениемпроклясть евреев, и стал Ангел Господен на дороге, чтобы воспрепятствовать ему (Числ. 22:22), и заставил ослицу, на которой ехал Валаам, свернуть с дороги и пойти в сторону, противоположную от каравана моавитских послов, сопровождавших Валаама. Поглощённый тревожными думами о том, позволит ли Бог проклясть евреев, Валаам сначала не заметил этого Божественного посланника, но странные, показавшиеся знаменательными его магической прозорливости, уклонения ослицы, на которой он ехал, и, наконец, её неожиданный разговор с ним открыли ему его духовное око, и он «увидел Ангела Господня, стоящего на дороге с обнажённым мечем в руке, и преклонился, и пал на лице свое. (Числ. 22:23–31). И сказал ему Ангел Господень: за что ты бил ослицу твою вот уже три раза? Я вышел, чтобы воспрепятствовать тебе, потому что путь твой неправ предо Мною. И ослица, увидевши Меня, своротила от Меня вот уже три раза; если бы она не своротила от Меня, то я убил бы тебя, а её оставил бы живою. И сказал Валаам Ангелу Господню: согрешил я, ибо не знал, что Ты стоишь против меня на дороге, итак, если это неприятно в очах твоих, то я возвращусь. И сказал Ангел Господень Валааму: пойди с людьми сими, только говори то, что я буду говорить тебе (Числ. 22:32–35). Этим видение кончилось. Валаам присоединился опять к каравану моавитских послов и скоро достиг земли Моава.

Но теперь настроение Валаама было весьма не похоже на то, с каким он шёл до видения. Тогда он ещё утешался время от времени надеждою на соизволение Господа, сильно желал удовлетворить просьбу моавитян и с удовольствием воображал щедрые дары и славное возвращение в отечество. Теперь он чувствовал себя невольным исполнителем чуждых ему планов Вседержителя, и с досадою представлял недовольство моавитян на нежелательные последствия его приглашения. Тогда он горел ожиданием и сомнением, теперь он чувствовал тяжёлое утомление. До видения он ощущал свою силу и веровал в неё, теперь ему казалось будто дивная магическая сила оставила его…

Поэтому, когда моавитский царь, услышав о приближении Валаама к границам своей земли, вышел к нему на встречу, Валаам с грустью сказал ему: «вот я и пришёл к тебе, но могу ли я что от себя сказать: Что вложит Бог в уста мои, то и буду говорить.... (Числ. 22:38).

Однако Валак, при своём языческом воззрении, не понял смысла этих слов. Он понимал под благословением и проклятием те заклинания и проклятия, которыми славились халдейские маги и в числе их Валаам. Эти заклинания и проклятия, по тогдашнему верованию производили, независимо от согласия или несогласия действий мага с законом Божиим и вообще волею Божества, желательное влияние не только на ход стихий природы, но и на деятельность бесплотных могущественных духов. Благословение св. патриархов и пророков, в смысле некоторого (религиозного) действия, означает испрашивание у Вседержителя благословляемым всякого добра, а как результат такого действия — означает всякий дар, ниспосылаемый человеку от Бога или данный богатым человеком неимущему (ср. 2Кор. 9:5). Напротив, магическое заклинание, по аккадски (халдейски) еп, т. е., «Божия защита», представляет только условие (орудие) привлечения высшей силы для устранения временного случившегося или приближающегося бедствия. Благословение было живым, исшедшим из уст одного какого либо святого мужа (пророка) изречением или предсказанием милости Божией, или обещанием награды за благочестие; заклинание (магическое благословение), напротив, представляло неизменную, раз навсегда сложенную песнь (заповедное слово), заключающую настойчивое требование высшей помощи на случай какого-либо несчастия независимо от того, существует или нет в данную минуту опасность и страдание; заклинание, напротив, обусловливалось временными, частными проявлениями зла, в виде нападения врагов, бездождия, моровой язвы, болезней. Благословение изрекалось во имя Единого Истинного Бога, по Его внушению: заклинание, напротив, произносилось во имя богов ложных в надежде на силу заклинательной формулы, ради корыстных соображений магов в исполнение заявленного со стороны кого-либо суеверного желания спастись заклинанием от какой-либо беды. Точно также и проклятие св. патриархов и пророков отличается от магического. Св. мужи церкви Божией проклинали кого-либо. будет ли это отдельное лицо, семья, или целый парод, силою Божиею за преступление Божественного закона; у язычников проклятия, или вредоносные наговоры произносились только злыми колдунами, чародеями по злобе и зависти или скверного ради прибытка: Св. патриархи и пророки исполнение своего проклятия предавали на волю Господа Вседержителя. а злые чародеи — шептуны (Ис. 8:19; Второз. 18:10) ожидали нужных последствий от силы своего чародейственного наговора, способного якобы принуждать божественную или нечистую силу к совершению того или другого желательного действия.

В силу такого воззрения на условия магических заклинаний и проклятий, Валак, несмотря на заявление Валаама, что он не может от себя произнести проклятия на ненавистных моавитянам евреев, — трижды пытался возводить месопотамского мага на вертины гор, трижды устроял там жертвенники в честь Бога Валаамова (Иеговы), однако, устрашённый грозным предостережением ангела, Валаам всякий раз произносил, вместо проклятий на евреев, вдохновенные ему свыше притчи — благословения. Называя благословения мага Валаама притчами, св. писатель, по-видимому, хотел этим показать, что каждое из этих благословений, представляя по своей сущности и форме небольшую по объёму пророческую речь, содержит указание на общие постоянные и неизменные законы, условия и фазисы существования избранного народа. При этом в первых четырёх притчах своих Валаам говорит исключительно об избранном народе в его отношениях к родственным племенам, а последние три содержат пророчество о судьбах народов иноплеменных, имевших лишь временное наиболее важное соприкосновение с народом израильским.

В первый раз Валак возвёл Валаама на Бамот Ваал, или высоты Вааловы (Числ. 22:41), откуда виднелся вдали стан израильский. По мнению древних, это нужно было, во-первых, для того, чтобы предмет заклинания был доступен чувствам заклинателя (подобно тому, как гипнотизируемый: должен быть виден гипнотизёром), и, во-вторых, для того, чтобы быть ближе к наитию Божественной силы, которая, по древнему поверию, охотнее всего открывала себя на высотах. В данном случае Вседержитель благоволил оправдать это поверие. Ибо, когда Валаам, по принесении жертвы из семи тельцов и овнов (по арамейскому обычаю, см. Иов. 42, 8), отступил на некоторое расстояние от Валака и его свиты, чтобы отгадать волю Божества в знаменательных с точки зрения халдейской мантики (гаданий) явлениях природы (цвет облаков, полет птиц, движение змей и т. п.) и прислушаться своим чутким сердцем к мановениям Божественного мироправления, Бог встретился с ним, явил ему Своё присутствие и вложил слово в уста его и сказал ему: возвратись к Валаку и так говори (Числ. 23:2–5). И Валаам вместо проклятия произнёс благословение на избранный народ, засвидетельствовав его вечную многочисленность и благополучное существование (Числ. 23:7–10). Валак остался очень недоволен этою нежелательною магическою речью Валаама (23, 11), но объяснил её отчасти, может быть, неугодностью этой высоты Божеству, отчасти отдалённостью её от стана евреев, вследствие чего последний был виден лишь в слабых и неясных очертаниях и не мог, по мнению моавитского царя, произвести соответствующего на мага впечатления. Поэтому он предложил Валааму пойти с ним на другую более близкую к стану евреев гору — именно на вершину Фасги, именуемую «полем стражей». Валаам исполнил желание главы моавитян, взошёл с ним на вершину Фасги, откуда отчётливо виднелся стан евреев (23, 12–14) но и здесь, несмотря на новые жертвы и молитвы, Господь снова внушил Валааму произнести новое благословение на израильтян. В этой второй притче Валаам опровергает надежды Валака на их ослабление и поражение указанием, что среди евреев нет несправедливости и болезней, Господь хранит их Своим присутствием и явлением Своего покровительства в подвигах их вождей, открывает им своевременно Свои определения устами пророков и делает их такими же страшными для врагов, какими являются лев и львица для скотов и зверей (Числ. 23:21–24).

Но и вторичное превращение проклятия в неприятное моавитскому царю благословение не погасило в последнем надежды на возможность услышать проклятие на ненавистных ему евреев из уст месопотамского мага. «И сказал Валак Валааму пойди, я возьму тебя на другое место; может быть угодно будет Богу и оттуда проклясть мне его (Израиля). И взял Валак Валаама на верх Фегора, обращённого к пустыне» (Числ. 23:27–28), точнее к той незаселённой части Иорданской долины, где располагался станом готовый к переходу в Ханаан народ еврейский (ср. Числ. 23:48; Второз. 3, 29).

Однако на эту возвышенность Валам вступил уже более по настоянию Валака, чем по собственному желанию. Он уже чувствовал себя утомлённым и не имел твёрдого намерения умолять Божество о позволении проклясть загадочный для него народ, вышедший из Египта. В его духе быстро пронеслись события, случившиеся во время его сборов в Моавию и на пути к границам этой земли. С невольным страхом он вспомнил, как свойственное ему бурное тёмное и грозное настроение мага превращалось в тихий согревающий свет пророческого озарения. Ему все более и более становилось ясно, что Иегова неизменно благоволит шатрам Израиля и дышит на них обилием блага и милости. Поэтому, когда на вершине Фегора были принесены установленные жертвы (Числ. 23:29–30), Валаам мысленно увидел, что Господу угодно только благословлять Израиля, и не пошёл уже, как прежде, на высоты Ваала и Фасги, для волхвования, т. е., высматривания повелений Божества в знаменательных (по учению халдейской астрологии) явлениях окружающей природы, но обратился лицом своим к пустыне (равнине) и увидел Израиля, стоявшего по коленам своим, и был на нем Дух Божий (24, 2). На этот раз месонотамский маг приведён был силою Божиею в состояние высшего духовного (психофизического) возбуждения, неудержимого позыва выразить открытое ему пророчественное созерцание в форме пророческой притчи-песни. По своим внешним обнаружениям это возбуждение у Валаама, как прорицателя вообще, по-видимому, сопровождалось судорогами, трепетанием членов, закатыванием глаз, дрожанием губ, колебанием груди, а с внутренней ощущалась, как тяжкая дремота, соединённая с ужасом, при которой самосознание то потухает, то вспыхивает, а сила самообладания и способность управлять ходом представлений ослабляются, и вообще наступает потемнение сознания внешнего мира вследствие всецелого устремления ума на предмет созерцания. По прекращении этого возбуждения, обусловленного увлечением уже предметом созерцания, наступает второе, полное потемнение сознания, от которого созерцатель как-бы пробуждается, т. е., приходит в обычное состояние (подобное состояние отчасти переживали и св. пророки (см. Быт. 2, 21; 15, 12.; Иов. 4:13–14.; Ев. Лук. 9, 32, 33.; Деян. 10, 10; 22, 17; 2Кор. 12, 2, 3.).

В силу такого характера (отчасти замеченного и у св. пророков) вдохновенного состояния Валаам должен был под наплывом нисшедшего на него действительного Божественного вдохновения чувствовать истеричную подавленность, так сказать, выйти из себя и в тяжёлом полусне упасть на землю (ср. Числ. 22и 24:4). И вот в этом состоянии оцепенения и самозабвения в духе Валаама раскрывается радующее видение идеального состояния Израиля — его святости, духовной мощи и мира (полного довольства). Может быть, смутно сознавая то, что говорил его язык, он невольно рисует своё необычайное, полное контраста между состоянием духа и тела, настроение. По его свидетельству, на него, знаменитого сына Веорова. нашло небывалое, неизведанное им доселе вдохновение. Он изрекает небесное с закрытыми глазами. Он отрешился от ощущения чувственности, ничего земного не видит, не слышит и не осязает. В лице его вещает внимающий (теперь) глаголам Крепкого, пророчествует созерцающий видения Всемогущего; Божественный дух поверг его (Валаама) в состояние таинственного полусна, крепкого экстаза; он весь погрузился в глубину своего «внутреннего человека»; в отягчающей дремоте он упал и лежит на земле, но его духовные очи отверсты, как будто бельмо с них спало (Числ. 24:3–4). В этом состоянии настоящее созерцается без оболочки, и долженствующее прийти в будущем становится пред духом как бы в осязаемых чертах и образах. С поразительной ясностью усматривает теперь прозорливец красоту жилищ, т. е., граждански-теократитеских порядков израильского быта (ср. Иезек. 31:3–9), и будущее политическое усиление среди народов силою грядущего Вождя. Валаам видит, как Всемогущий победоносно освободил евреев от тягостного подчинения непобедимому доселе Египту и составляет для евреев великолепное и страшное украшение — несокрушимую силу единорога; как грозный лев Израиль уничтожает враждебные ему народы, раздробляет кости их, в качестве военной добычи отнимает все средства к ожирению и в знак полной победы и наступления ненарушимого мира сокрушает своё оружие, свои стрелы (Числ. 24:5–9).

«И воспламенился гнев Валака на Валаама и всплеснул он руками своими, и сказал Валааму: я призвал тебя проклясть врагов моих, а ты благословляешь их вот уже третий раз. И так беги в своё место; я хотел почтить тебя, по вот Господь лишает тебя чести (Числ. 24:10–11). Но это не прекращает нашедшего на Валаама вдохновенного созерцания, и он, движимый этим пламенем, возвещает Валаку в качестве предостерегающего совета будущие судьбы моавитского народа, имеющие наступить при конце дней (Числ. 24:12–13). По свидетельству Валаама, пред его духовным взором развёртывается беспредельная сцена мировой жизни народов. На горизонте этой сцены, со стороны шатров Израиля, как-бы в туманной дали, месопотамский прозорливец видит появление Грядущего, этого идеального Давида (Иез. 34:23–24) в образе звезды, как эмблемы Божественного достоинства (халдеи представляли Божество в форме лучезарной звезды, понятие Бог они изображали знаком звезды). При некотором приближении эта звезда видится духовному оку прозорливца как подобие человека, облечённого в лучезарное сияние небесного светила. И вот этот Прообраз Давида (ср. 2 Ц. 21, 17), этот таинственный Бог в человеческом образе (ср. Ап. 22, 16) сокрушает князей Моава и сковывает разрушительные порывы буйных сынов злого человекоубийцы (бога войны, по верованию египтян) Сета (2 Ц. 8). К числу их принадлежит племя идумеев. В лице амаликитян они первые причинили злоИзраилю (Исх. 17) и Второз. 25:17–19). И вот этот враждебный Израилю и его идеальному Владыке Эдом будет в наказание за эту свою вражду навсегда во владении других народов, а Израиль, в лице грядущего звездообразного Вождя, явит несокрушимую далеко влияющую силу. В определённый час этот лучезарный Победитель, потомок Иакова, восстанет из своего как бы покоящегося существования и предаст пагубе все то, что помышляло спастись от Его праведного мщения бегством из разрушенного города, т е., из развалин богопротивной гражданственности (Числ. 24:14–19).

Но этим не кончилось пророческое предсказание месопотамского мага царю моавитскому. Валаам ещё не пришёл в обычное своё душевное настроение. Подобно медленно погасающему сиянию лучей заходящего солнца, божественное вдохновение, озарившее душу Валаама, погасло не вдруг, а постепенно. Подобно вспышкам вечерней зарницы, оно вспыхнуло ещё раза три в душе Валаама, и в лучах его он прозрел судьбы известных ему, соприкосновенных с Израилем, Моавом и Эдомом, народов — амаликитян, кенеев, ассириян и скифов. Погибнут подавшие худой пример ненависти к Израилю амаликитяне, не останутся безнаказанными пользующиеся покровительством евреев неблагодарные кенеи. Грозные ассирияне, по своему обычаю переселять пленных в свою страну, уведут это коварное племя за Ефрат, и оно исчезнет там в разноплемённо волнах могучего Ассирийского государства. Но такова же судьба и грозной Ассирии и родного Валааму Арама. Вот во мгле северных туманов к северо-западу от Киттима (царства хеттеев) мелькают перед озарённым свыше оком Валаама необозримые полчища народов Гога — скифов, Вседержитель выведет их от краёв севера (см. Иез. 38 и 39), и они поразят и смирят гордую крепость высокомерных ассириян и подобных им разорителей и грабителей потомков Евера (Иактана), населяющих родной Валааму Арам и Аравию. Но вместе с ними при конце дней всемирной истории погибнут и Гог, и все его полчища (Числ. 24:20–24).

Таково содержание притч Валаамовых, представляющих как-бы абрис исторических судеб народов, представляющих из себя типы такого или иного отношения к избранному Богом народу. С точки зрения указанных в них знаменательных фактов следовало бы отвести Валааму почтенное место среди провозвестников истины, поставить его в число светильников земли. Однако его последующее поведение заставляет думать о нем не так, как бы желалось. В Числ. 31, 16 писатель Пятокнижия передаёт, что «по совету Валаама Мадианитские женщины были для Израильтян поводом к отступлению от Господа в угождение Фегору, за что и поражение было в обществе Господнем», а в Числ. 25 эта преступная и злополучная история изображается подробно. Как же могло это случиться, каким образом Валаам оказался виновником нечестия и погибели некоторых сынов Израиля?

В силу такого характера (отчасти замеченного и у св. пророков) вдохновенного состояния Валаам должен был под наплывом нисшедшего на него действительного Божественного вдохновения чувствовать истеричную подавленность, так сказать, выйти из себя и в тяжёлом полусне упасть на землю (ср. Числ. 22, 31 и 24, 4). И вот в этом состоянии оцепенения и самозабвения в духе Валаама раскрывается радующее видение идеального состояния Израиля — его святости, духовной мощи и мира (полного довольства). Последствием такой разгульной жизни была моровая язва, смерть 24,000 израильтян, прекращение дружественных отношений с обольстителями, избиение по повелению Моисея мадианитян, как главных виновников сего печального события, и убиение среди них самого Валаама (Числ. 31:2–8). Это предложение Валаама с магическою силою объединило моавитян и мадианитян в неодолимом влечении заманить евреев на празднества и поставить им сеть в очаровательном сладострастии их женщин. С другой стороны, и для самих евреев в лице их худших членов слово Валаама оказалось как-бы волшебным приворотом. Через несколько дней по исполнении церемоний приглашения избранный народ «блудодействовал с дочерьми Моава и кланялся богам их и прилепился к Ваал Фегору (Числ. 25:1–3). Таким образом из предыдущего явствует, что Валаам с одной стороны был глубоко верующий человек, а с другой — корыстолюбивый, упорный ослушник Божественных велений. Что же он такое и кому уподобить его?

Для нравственной оценки с точки зрения откровения должно принимать во внимание не весь путь земной жизни, не дела вообще, а только дела последних дней земной жизни, состояния, предшествующие непосредственно отрешению человека от телесной оболочки (Иезек. 18:24; 2Цар. 11 и 24 гл. Ев. Марка 12, 36). Между тем Валаам в последние дни своей жизни поступал беззаконно (2 Ц. 11, 16), заявил сознательно своё непослушание Вседержителю в отношении к израильтянам, научил мадианитян и моавитян ввести их в соблазн преступным служением Фегору (Числ. 31, 16, 25; Апок. 2, 14. 15), а непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление тоже, что идолопоклонство (1Цар. 15, 23). В деле приглашения Валаама моавитянами проклясть евреев Господь положил пред Валаамом преткновение, и он отступил от правды своей, сделал беззаконие и нераскаянно в нем умер (Числ. 31, 8; Иезек. 18, 24. 26), ибо Господь вразумлял его словами и видениями, чудесной речью ослицы и страшным явлением Ангела с обнажённым мечем (Числ. 24, 4. 16; 22, 22–35). Господь поразил Валаама мечем евреев (Числ. 31:8; Иис. Нав. 13:22), потому что сей богато одарённый Богом маг забыл, что принял и слышал, не хранил сего и не покаялся (Апок. 3:3). Поэтому, несмотря на своё пророчество о пришествии Христа Искупителя (Числ. 24:17), Валаам не удостоился не только названия пророка, но и человека Божия (ср. 1Цар. 2:27–36; 3Цар. 13:1–10), а назван общим всем языческим магам словом прорицатель (Иис. Нав. 13:22).

Но за всем тем может возникнуть вопрос, каким образом он послужил органом откровения о пришествии Избавителя, и есть ли аналогичные ему личности среди избранного народа?

На эти вопросы возможен лишь такой ответ. Как для произрастания, т. е., обнаружения слова Божия пригодна не всякая земля, а только добрая, так и для полного восприятия и яркого выражения даров и откровения Св. Духа годен не всякий верующий, а лишь верующий с особым качеством своего темперамента. Изучение состояний пророков в момент восприятия ими откровения и самой формы выражения ими воспринятых Божественных речей и видений даёт основание думать, что св. пророки по особому Божию смотрению (1Кор.12, 10. 29) от прочих святых учителей, также снедаемых ревностью по Боге, отличались пламенным темпераментом и природным поэтическим даром (чуткости и красноречия), который давал им возможность вполне ясно воспринимать глаголы и явления Господа и воспринятое сообщать своим верующим братьям не в форме спокойного, хотя и глубоко назидательного повествования или рассуждения, а в виде увлекающей, яркой, картинной, мерной речи. И вот эти-то два, присущие святым пророкам свойства, т. е., пламенный характер и поэтическое дарование и есть, думается, то общее (у Валаама с пророками) условие, благодаря которому обладающий этими свойствами Валаам, несмотря на своё преступное корыстолюбие и упорное непослушание Богу, оказался способным восприять и выразить Божественное откровение касательно судеб Св. Церкви. Поэтому нужны были только особенные обстоятельства жизни, в роде изображённых в Числ. 22–24 гл., и Валаам при его правоверии и поэтическом чувстве «слышит слова Божии, ощущает в себе ведение Всевышнего, видит видения Всемогущего» (Числ. 24, 4. 16).

И за всем тем Валаам не представляет из себя нечто вполне исключительное в истории Церкви. Напротив, по своим чрезвычайным дарованиям, по особому благословению Господа и по особой превратности судьбы он весьма походит на двух странных еврейских мужей: судию Сампсона и царя Саула. Оба эти мужа были назначены Господом для прославления Господа посредством спасения Его народа (Суд. 13, 5. 25: 1Цар. 9, 16. 17); оба отличались особенным телесным превосходством (Суд. 16, 3; 1Цар. 10, 24); оба были способны к пророческому восприятию Духа силы (Суд. 13, 25; 14, 6. 19.; 15, 14; 1 Ц. 10, 10; 11. 6; 19, 23); оба, как бы совсем забывая веления Господа, без всякой внутренней борьбы увлекались своеволием, сообразно отличительным свойствам своей природы: Сампсон — неумеренным половым влечением (Суд. 14, 1 — 3; 16, 4 — 17), Саул — упорным своенравием и самонадеянностью (1 Ц. 11, 5. 7. 13; 13, 8. 9. 11; 14, 44; 15, 9. 24), и по сему оба закончили заключительную половину своей жизни тоскливым, мучительным сознанием явного Божественного отвержения (Суд. 16, 17; 1 Ц. 16, 14; 18, 10 и др.) и крайне трагическим концом — самоубийством (Суд. 16, 28 — 30; 1Цар. 31, 4 — 6). И как странная (сама по себе преступная), исключительная страсть Сампсона к дочерям (женщинам) филистимлян (Суд. 14, 1 — 3 и 15, 1. 4) по устроению Господа послужила для Сампсона поводом к наказанию филистимлян за господство их над евреями (ст. 4), так и в данном случае — корыстолюбие и честолюбие Валаама послужили поводом к тому, чтобы он «свой дивный магический дар прорицания употребил на благословение духовных потомков Израиля и посредством своего пророческого дарования (но не призвания) прославил имя Вседержителя пред лицом народов.