Образование и разбитие СССР 11 страница

Большой проблемой оказалось освоение новых предприятий. пятилетку численность рабочих в стране более чем удвоилась (в 192 в промышленности, строительстве и на транспорте было 4,6 млн ра­бочих, в 1932 г. — 10), но многим из них катастрофически не хватали квалификации: вчерашние строители и землепашцы с трудом осваи­вались с непривычной заводской техникой. Запускать новые предпри-

218

ития помогали специалисты из других стран. Не был предан забвению и нэп. Когда в 1930 г. обозначилась явная угроза срыва нереальных плановых заданий, советские руководители вспомнили о материаль­ных стимулах. Использовались индивидуально-целевая оплата труда, премии за сэкономленное сырье, материалы, инструменты. В последу­ющем возобновилось движение хозрасчетных бригад, поощрялся труд ударников; обеспечена была поддержка движению за передачу пере­довыми рабочими своего опыта молодежи и отстающим, названное мо имени его зачинателя — донецкого шахтера Н. А. Изотова.

Индустриализации СССР «помогал» совпавший с советской пя-шлеткой мировой экономический кризис, начавшийся в «черный четверг» 24 октября 1929 г. с обвала курса акций на нью-йоркском рынке ценных бумаг и быстро охвативший весь капиталистический мир. Кризис длился до 1933 г., когда падение производства несколько приостановилось, и он перешел в фазу депрессии. В условиях кризиса шпреты на продажу Советскому Союзу стратегических товаров было трудно контролировать, и он имел практическую возможность в мас­совых масштабах закупать оборудование, приглашать на работу спе­циалистов и квалифицированных рабочих.

В ходе индустриализации осуществлялась реорганизация управле­ния промышленностью. Начало ей положило принятое 5 сентября 1930 г. постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по упорядочению управления производством и установлению единоначалия». Совершенствовалась ' метем а ВСНХ, однако с расширением производства он становился псе более громоздким и малоэффективным. Поэтому в январе 1932 г. ныл преобразован в наркоматы: тяжелой промышленности (нарком I К. Орджоникидзе, после его смерти — В. И. Межлаук), лесной (С С.Лобов) и легкой (И. Е.Любимов). В числе крупных организаторов производства были также М. Л. Рухимович, А. П. Серебровский, 11. В. Косиор, А. И. Микоян. Широкую известность в стране имели та­кие руководители крупных строек и производств, как А. В. Винтер и 11. Г. Александров (Днепрогэс), И. П. Бардин (Кузнецкий металлурги-и-ский комбинат), А. П. Банников (Уралмаш), А. М. Бодров (1-й госу­дарственный подшипниковый завод в Москве), А. П. Завенягин (Маг­нитогорский и Норильский металлургические комбинаты), И. Ф. Те-иосян (объединение заводов «Спецсталь»).

Достигнутые в экономике успехи позволили уже в январе 1933 г. "Щ.явить о выполнении пятилетки за 4 года и 3 месяца. В строй дей-«жующих за это время вступили 1500 крупных предприятий. Значит, в > ipane каждый день вступало в строй действующих новое предприя-ше. Удельный вес производства средств производства в валовой про­екции промышленности поднялся до 53% в 1932 г. против 39,5 — и 1928-м. За пятилетку заново созданы тракторостроение, автомобиль­ном промышленность, станкостроение, авиационная промышленность, современное сельскохозяйственное машиностроение, мошная черная

219

металлургия. По объему всей промышленной продукции к концу пя­тилетки СССР занял второе место в мире и первое в Европе. Что касается легкой промышленности и производства сельскохозяйствен­ной продукции, то итоговые показатели их прироста за пятилетку оказались ниже запланированных. Производство хлопчатобумажной ткани составляло 59%, шерстяной — 34 от уровня 1928 г.

С учетом опыта первой пятилетки тактика претворения в жизнь форсированной индустриализации на новом этапе была изменена. Искусственного взвинчивания темпов уже не наблюдалось, хотя не­которые нереальные задания в план были включены. В целом плано­вые задания второй пятилетки (1933—1937), принятые на XVII съезде партии, оказались более взвешенными по сравнению с первоначаль­ными, намечавшимися XVII партконференцией в феврале 1932 г. Вы­ступающие на съезде предлагали отказаться от излишне централизо­ванного планирования и предоставлять большую инициативу местным органам власти; говорили о роли хозрасчета, отрицательных послед­ствиях чрезвычайщины. В окончательном варианте план был одобрен на заседании ЦИК и СНК СССР в ноябре 1934 г., по заданиям пятилет­ка оказалась более реалистичной, а при ее выполнении удалось суще­ственно улучшить динамику экономического развития страны.

Как и предыдущая, пятилетка объявлена выполненной досроч­но — за 4 года и 3 месяца. Основные усилия в этот период были под­чинены задаче завершения технической реконструкции народного хо­зяйства, завершению строек и освоению новых предприятий. За 1933— 1937 гг. в различных регионах СССР возведено 4,5 тыс. новых заводов, фабрик, шахт, электростанций (в отличие от первой пятилетки, каж­дый день в строй действующих вступало не одно, а в среднем три новых крупных предприятия). По сравнению с 1932 г., основные про­изводственные фонды страны выросли в 2,2 раза. Гордостью советских людей надолго стали автогиганты в Москве и Нижнем Новгороде, Турксиб (построен в 1930), Ростсельмаш (1930), Сталинградский (1930), Харьковский (1931) и Челябинский (1933) тракторные заво­ды; Днепрогэс (1932), Кузнецкий (1932) и Магнитогорский (1934) металлургические комбинаты, Московский станкостроительный (1932), Уральский завод тяжелого машиностроения (1933), Березни-ковский (1932) и Соликамский (1934) химические комбинаты, пер­вые в мире Ярославский и Воронежский заводы синтетического кау­чука (1932), город Комсомольск-на-Амуре (1932), Новокраматорский машиностроительный завод в Донбассе (1934), Чимкентский свинцо­вый завод (1934), Беломорско-Балтийский (1933) и канал имени Москвы (1937), первая очередь Московского метрополитена (1935), многие другие предприятия и стройки.

В крупнейшие центры промышленного развития превращались бывшие национальные окраины, где реконструкция народного хо­зяйства проводилась более высокими темпами, чем в РСФСР. Зарабо-

220

1ЯЛИ крупный моторный завод в Уфе, текстильные и трикотажные комбинаты в Ташкенте, Бухаре, Баку. Крупным районом цветной металлургии, добычи угля и химической промышленности стал Ка-шхстан. В Башкирии и Татарии, между Волгой и Уралом, возник ио­ний крупный район нефтедобычи — «Второе Баку». Карелия и Коми стали крупными поставщиками лесоматериалов, Якутия — золота.

К концу второй пятилетки техническая реконструкция СССР была II основном завершена. Неимоверным напряжением сил всего населе­ния обеспечивался постоянный рост промышленного производства, и среднем на 17% за год. За пятилетку оно в целом выросло на 120% (группа «А» — на 139, группа «Б» — на 99). Станочный парк машино­строения в 1937 г. состоял на 75% из новых и совершенных станков отечественного и зарубежного производства. Введенные в строй заво­ды тяжелого машиностроения начали производить полные комплек-i ы сложного оборудования для предприятий черной металлургии, ранее шюзимого из-за рубежа. Прекратился импорт паровозов и вагонов, факторов и врубовых машин, паровых котлов, молотов, прессов, подъемно-транспортного оборудования. По ряду направлений СССР m_fiшел на передовые позиции в мире (производство синтетического каучука, электротурбины, реактивная технология). По производству каловой продукции в некоторых отраслях обогнал Германию, Вели­кобританию, Францию или вплотную приблизился к ним. Однако он еще значительно, до 5 раз, отставал от этих стран по производству продукции на душу населения. По общему объему промышленного производства СССР с конца первой пятилетки, как подчеркивалось в официальных отчетах, удерживал первое место в Европе и второе в мире. (Некоторые современные исследователи считают, что промыш­ленность СССР не поднималась с пятого места, удалось лишь значи-к-льно сократить отставание от мировых лидеров.)

Необходимость индустриализации не в последнюю очередь дикто-пллась неотложностью реорганизации Вооруженных сил страны. К началу первой пятилетки по технической оснащенности они лишь немногим отличались от времен Гражданской войны и значительно уступали ар­миям ведущих европейских стран. В армии было, например, всего 'U танка, 300 тракторов-тягачей, 1200 грузовых автомашин, 1394 само­мета устаревших конструкций. Летные испытания первого отечествен­ного серийного истребителя И-5 конструкции Н. Н. Поликарпова на­чаты лишь в апреле 1930 г.

В 1935 г. на вооружении РККА находилось 7633 танка различного назначения: легкие Т-26, БТ, средние Т-28 и тяжелые Т-35; свыше \5 тыс. автомобилей; 6672 самолета, в том числе истребители И-15, И-16, бомбардировщики СБ, ТБ-3, разведчик Р-5. Впервые в войска стали поступать зенитные пушки и пулеметы, новейшие по тем вре­менам средства связи, в том числе полевые радиостанции, шифро-нальные машинки. Модернизированы или разработаны заново образ-

221

цы стрелкового оружия (винтовка образца 1891 — 1930 гг., пулеметы и пистолеты). Восстанавливались и модернизировались корабли Воен­но-Морского флота. Новым центром военного судостроения на Даль­нем Востоке стал возведенный здесь город Комсомольск-на-Амуре.

Нарастание угрозы мировой войны требовало дальнейшего укреп­ления оборонной мощи СССР. В декабре 1936 г. образован общесоюз­ный Наркомат оборонной промышленности (наркомы: М. Л. Рухимо-вич, 1936-1937; М. М. Каганович, 1937—1939). Во второй пятилетке, как и в первой, советский ВПК развивался более быстрыми темпами, чем промышленность в целом. За 1933—1937 гг. общий прирост произ­водства ВПК возрос на 286% по сравнению с общим промышленным приростом на 120%. Численность Красной Армии увеличилась с 900 тыс. человек в марте 1933 г. до 1,5 млн к концу 1937 г.

Расширение строительства и промышленного производства в годы второй пятилетки не потребовало столь же масштабного увеличения численности рабочих. За 1932—1937 гг. их ряды выросли с 10 до 11,7 млн человек. Костяком рабочего класса СССР были промышленные рабо­чие. В первой пятилетке их численность увеличилась на 93%, во второй ~- на 32. Они составляли 34—38% всех рабочих и 27—30 от обшего числа рабочих и служащих страны. Государство много сделало для по­вышения культурно-технического уровня рабочего класса. Практичес­ки все рабочие за годы второй пятилетки без отрыва от производства прошли через школы и курсы повышения квалификации. Производи­тельность труда, выросшая за первую пятилетку, по официальным данным, на 40%, в годы второй пятилетки увеличилась на 82%.

Высокие темпы промышленного развития достигнуты также за счет низкого стартового уровня, командно-приказных методов руковод­ства. Целям форсированной индустриализации отвечало массовое ис­пользование дешевой рабочей силы и энтузиазма масс, воодушевлен­ных утопической идеей строительства бесклассового, изобильного об­щества. Большую роль сыграли различные формы социалистического соревнования за выполнение и перевыполнение производственных за­даний — ударничество в годы первой пятилетки, стахановское движс ние за повышение производительности труда и лучшее использование техники — во второй. Движение получило название по фамилии забой щика донбасской шахты А. Г. Стаханова, который 30 августа 1935 г. до был за смену вместе с двумя крепильщиками 102 т угля вместо 7 — и<> норме. Его знаменитыми последователями были кузнец А. X. Бусыгин, фрезеровщик И. И. Гудов, машинист паровоза П. Ф. Кривонос, обувщик Н. С. Сметанин, колхозница М. С, Демченко, ткачихи Е. В. и М. И. Вп ноградовы и многие тысячи менее известных героев труда. В ноябре 1935 г. состоялось Всесоюзное совещание стахановцев. Назвав движение «высшим этапом социалистического соревнования», Сталин не прем и нул отметить, что оно появилось «вопреки воле» и даже «в борьбе» с администрацией и консервативной технической интеллигенцией.

222

Вина за срывы планов, многочисленные аварии, поломки, пожа­ры, росту которых объективно способствовало форсирование индуст­риализации и коллективизации, зачастую перекладывалась на всевоз­можных «вредителей» и «врагов». Так, в феврале 1930 г. Политбюро ЦК ВКЛ(б) приняло постановление «О ходе ликвидации вредитель­ства на предприятиях военной промышленности». В августе осуждена ш массовый падеж лошадей в деревнях группа ученых-бактериологов но главе с Каратыгиным; в сентябре якобы за организацию в стране продовольственных трудностей расстреляны 48 руководителей пище-пой промышленности.

2 сентября 1930 г. Политбюро постановило опубликовать в газетах сообщение о том, что арестованы Н. Д. Кондратьев, В. Г. Громан, II. А. Садырин, А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский, Н. Н. Суханов (Гиммер), И. П. Макаров, Л. К. Рамзин, В. А. Базаров и другие «как участники и руководители контрреволюционных организаций, поставивших целью свержение Советской власти и восстановление власти помещиков и капиталистов».

В ноябре—декабре 1930 г. проходил суд над Промышленной партией. Согласно обвинительному акту, Промпартия была образована в кон­це 20-х годов, включала более 2 тыс. представителей старой техничес­кой интеллигенции и создавала путем экономического саботажа по­чну для переворота, намеченного на 1930 или 1931 г., который долж­ны были поддержать англо-французские интервенты. Обвиняемые (профессор МВТУ и директор Теплотехнического института Л. К. Рам-|ин, ответственные работники Госплана и ВСНХ И. А. Иконников, И. А. Ларичев, Н. Ф. Чарновский и др.) «признались», что в случае прихода к власти намеревались сформировать правительство, в кото­рое вошли бы П. И. Пальчинский (товарищ министра торговли и про­мышленности во Временном правительстве, председатель Всесоюз­ной ассоциации инженеров при Советской власти — в качестве пре­мьер-министра), Е. В. Тарле (известный историк, академик — министра иностранных дел) и др.

Позднее было объявлено о ликвидации «вредительских центров», куда, кроме Промпартии, входили Союзное бюро ЦК меньшевиков и I рудовая крестьянская партия. В 1933 г. осудили 18 специалистов фир­мы «Метрополитен-Виккерс» (из которых шестеро были британски­ми гражданами), якобы организовавших в СССР вредительскую сеть. Осужденные по этим и другим, часто вымышленным, делам попол­нили армию заключенных и ссыльных. К началу 1933 г. общее число включенных в лагерях составило примерно 300 тыс. человек, в 1937 — уже 996,4.

Еше в 1928 г. заместитель наркома рабоче-крестьянской инспек­ции Н. М. Янсон (позднее нарком юстиции РСФСР; водного транс­порта СССР) в письме Сталину предложил использовать труд заклю­ченных в освоении отдаленных местностей, на заготовках леса и до-

223

 

быче полезных ископаемых, на трудоемких земляных и других неква­лифицированных работах. В июне 1929 г. Политбюро одобрило предло­жения возглавленной Янсоном комиссии и постановило создать в ве­дении ОГПУ систему исправительно-трудовых лагерей. II июля 1929 г. появилось постановление СНК СССР «Об использовании труда уго­ловно-заключенных...». 25 апреля 1930 г. в составе ОГПУ образовано Управление лагерями, которое 1 октября 1930 г. преобразовано в Глав­ное управление лагерями (ГУЛАГ). Так появилось учреждение, став­шее символом советской репрессивной политики. Труд заключенных стал включаться в государственные планы. Возникает лагерный сек­тор социалистической экономики. Возглавили его руководящие ра­ботники ОГПУ (10 июля 1934 г. преобразовано в НКВД) Г. Г. Ягода, М. Д. Берман, И. И. Плинер, Я. Д. Рапопорт, С. Г. Фирин, Н. А. Френкель и др. По данным на 1 января 1938 г., в лагерях и исправительно-трудовых колониях (в них отбывали наказания лица, приговоренные к лишению свободы на сроки менее трех лет) находились 1 851 57(заключенных. Кроме того, использовался труд так называемых «спец­поселенцев», численность которых составляла 880 007 человек.

По плану на 1937 г. НКВД поручалось освоить около 6% общесо; юзных капиталовложений. В 30-е годы трудом заключенных строилис] города (Магадан, Ангарск, Норильск, Тайшет), каналы (Беломор-ско-Балтийский, Москва—Волга), нефтяные промыслы Ухты и Пе­чоры, угольные шахты Воркуты, золотые прииски Колымы и Мага­дана, Карагандинские угольные шахты и Балхашский медный комби­нат, Норильский никель-кобальтовый комбинат, леспромхозы и многие тысячи километров железных дорог. В 1936 г. в составе НКВД создано Главное управление шоссейных дорог, которому было пору­чено все дорожное строительство.

§ 3. Коллективизация

Коллективизация крестьянства, составлявшего 80% всего населе­ния страны, была призвана не только интенсифицировать труд и под­нять уровень жизни на селе. Она облегчала перераспределение средств и рабочей силы из деревни в промышленность. Предполагалось, что получать хлеб из сравнительно небольшого числа работающих по пла­ну колхозов (коллективных хозяйств) и совхозов (государственных сельскохозяйственных предприятий) окажется значительно легче, чем от 25 млн распыленных частных производителей. Массовая коллекти­визация обещала также высвободить из деревни рабочую силу, необ­ходимую для строительства и промышленности.

Созданию исторической картины, наиболее адекватной собы­тиям, происходившим в деревне в период коллективизации, во

224

 

многом способствуют многотомные документальные публикации последних лет²⁶.

Для государственного управления процессом коллективизации и сельскохозяйственного производства в соответствии с директивой ноябрьского (1929) пленума ЦК был создан Народный комиссариат земледелия СССР. В 30-е годы его возглавляли Я. А. Яковлев (1929— 1934), М. А. Чернов (1934—1937), Р. И. Эйхе (1937-1938), И. А. Бенедик­тов (1938—1943). В состав Наркомзема вошел Колхозцентр СССР, об­разованный в 1928 г. специально для управления колхозами. Представ­ление о методах руководства коллективизацией дает напутствие его председателя Г. Г. Каминского собранным в январе 1930 г. в Москве представителям районов сплошной коллективизации: «Если в неко­тором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас аресто­вали за революционное дело».

Старт форсированной коллективизации дан 5 января 1930 г. поста­новлением ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В нем выделялись зерновые районы (Нижняя Волга, Средняя Волга и Северный Кавказ), в кото­рых коллективизацию предстояло завершить в первую очередь — осе­нью 1930 или весной 1931 г., и районы второй очереди (Украина, Центрально-черноземная область, Урал, Сибирь и Казахстан) с воз­можной ее отсрочкой год. Для других районов сроки отодвигались на 1933 г. Основой колхозного строительства постановлением признава­лась сельскохозяйственная артель «как переходная к коммуне форма хозяйства». Такая формулировка сориентировала «коллективизаторов» на усиление обобществления средств производства и личного имуще­ства крестьян. (Уровень обобществления в ТОЗах достигал 30%, в ар­телях 50%, в коммунах — 100%.) Сразу после опубликования поста­новления в печати была развернута кампания, всемерно поощрявшая ускорение темпов коллективизации и соревнование в этом деле. Роль авангарда в борьбе за колхозы играли бедняцко-середняцкие группы и деревнях и направленные из городов «двадцатипятитысячники» — рабочие-коммунисты.

Пятилетний план по коллективизации был выполнен уже в янва­ре 1930 г., когда в колхозах числилось свыше 20% всех крестьянских хозяйств. В начале февраля «Правда» ориентировала читателей: «На­метка коллективизации — 75% бедняцко-середняцких хозяйств в те­чение 1930/31 года не является максимальной». Угроза быть обвинен-

^гб Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б), 1928-1929 гг.: В 5 т. / Отв. ред. В. П. Данилов и др. М, 2000—2002; Советская дсреиня глазами ВЧК-ОГПУ-Н К ВД. 1918-1939: Документы и материалы: В 4 т. / Под ред. А. Береловича, И. Данилова. М., 1998-2003; Трагедия советской деревни. Коллективизация и рас­кулачивание. 1927-1939: Документы и материалы: В 5 т. / Гл. ред. совет: В. Данилов и др. М., 1991-2002.

О - 5578

225

ными в «правом уклоне» из-за недостаточно решительных действий толкала местных работников на разные формы давления в отношении крестьян, не желающих вступать в колхозы (лишение избирательных прав, исключение из состава Советов, правлений и прочих выборных общественных организаций). Сопротивление оказывали чаше всего зажиточные крестьяне.

Резкому обострению ситуации способствовало принятое 30 янва­ря 1930 г. постановление Политбюро ЦК «О мероприятиях по ликвида­ции кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Оно от­меняло действие закона об аренде и применении наемного труда, пред­писывая конфисковать у кулаков этих районов средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке продукции, продовольственные, фуражные и семенные запасы.

Кулаки делились на три категории. Первая, «контрреволюцион­ный актив», подлежала заключению в концлагеря, а организаторы терактов, повстанчества — расстрелу. Вторая — «элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков» — подлежала высылке в отдаленные районы данного края и за его преде­лы. В третью группу входили кулаки, расселявшиеся на новых участках за пределами колхозов на территории данного района. Указывалось, что ^ общее число ликвидируемых хозяйств должно оставаться в пределах 3— 5% от общего числа (численность кулаков была явно завышена, ориен­тация на нее предполагала «раскулачивание» середняков, не согла­шавшихся вступать в колхозы; в действительности число раскулачен­ных в отдельных районах достигало 10-15%). Конфискованные у кулаков имущество и вклады подлежали передаче в неделимые фонды колхо­зов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. Таким об­разом власти вербовали в ряды сторонников коллективизации и рас­кулачивания неимущие слои деревни. Раскулачивание стало мощным катализатором коллективизации и позволило уже к марту 1930 г. под­нять ее уровень в стране до 56, а по РСФСР — 57,6%.

Общее количество ликвидированных «кулацких хозяйств» только в 1929-1931 гг. составило 381 тыс. (1,8 млн человек), а всего за годы коллективизации достигло 3,1 млн хозяйств. В январе 1932 г. председа­тель ОГПУ Г. Г. Ягода докладывал Сталину, что в спецпоселках Урала, Сибири, европейского Севера и Казахстана расселено 1,4 млн кресть­ян. Большинство из них работали на лесозаготовках, в горнодобываю­щей промышленности и «неуставных» колхозах. Примерно около 10% от общей численности раскулаченных приговаривались к заключению в лагеря.

Нежелание работать в «уставных» колхозах резко усилило поток крестьян, перебиравшихся в города. Только за 1931 г. их число состави­ло более 4 млн. Среди них была и часть бывших кулаков, заблаговремен­но распродавших свое имущество и сумевших избежать репрессий. Не контролируемую миграцию была призвана упорядочить введенная в

226

декабре 1932 г. система паспортов и прописки (раньше она осуждалась как проявление полицейщины в странах капитала). Колхозники могли получать паспорта только с согласия правления колхоза.

Коллективизация сопровождалась разгромом экономической на­уки (были репрессированы крупнейшие ученые-аграрники Н. Д. Кон­дратьев, А. В. Чаянов), массовым закрытием церквей, глумлением над религиозными чувствами сельского населения (уже к началу 1931 г. было закрыто около 80% всех сельских храмов страны, значительная часть духовенства попала в разряд «раскулаченных»). 4 ноября 1929 г. принято специальное решение, касавшееся даже колокольного звона. Постановление Комиссии по реализации декрета об отделении Церк­ви от государства (Антирелигиозная комиссия) при ЦК ВКП(б), ко­торую возглавлял Е. М. Ярославский, гласило: «I. Запретить совершен­но так называемый трезвон или звон во все колокола. 2. Разрешить постановлением местных органов власти звон в маленькие колокола установленного веса и в установленные часы по просьбе религиозных организаций. При сокращении колокольного звона колокола должны быть сняты и переданы в соответствующие государственные учрежде­ния для использования в хозяйственных целях».

Все это не могло не вызвать ответных мер отпора, в том числе с оружием в руках. По данным ОГПУ, за январь—апрель 1930 г. про­изошло 6117 выступлений, насчитывавших 1755 тыс. участников. Дру­гим следствием спешки и административного произвола стал массо­вый забой скота. Власть была вынуждена пойти на уступки. 2 марта 1930 г. в «Правде» одновременно с Примерным уставом сельскохозяй­ственной артели появилась статья Сталина «Головокружение от успе­хов», осуждавшая «перегибы». Вслед за этим, 14 марта, было принято постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», требовавшее прекратить практику принужде­ния, не допускать перевода сельхозартелей на устав коммуны, испра­вить допущенные ошибки.

К августу 1930 г. в колхозах осталось 21,4% крестьянских хозяйств, т.е. на уровне заданий пятилетки. Погоня за темпами принесла вред. Однако осенью того же года колхозное наступление возобновилось. К июню 1931 г. колхозы объединили 53% всех крестьянских хозяйств. Сплошная коллективизация завершилась в важнейших сельскохозяй­ственных районах страны. В Закавказье процент коллективизации на начало июня 1931 г. составлял 42%, в Белоруссии — 49, Таджикиста­не -- 42. Значительное число единоличников сохранялось на Севере, Северо-Западе и в центральных нечерноземных районах. К концу пя­тилетки в стране было создано более 200 тыс. колхозов, объединив­ших около 15 млн крестьянских хозяйств, или 62% их общего числа. Наряду с колхозами были образованы 4,5 тыс. совхозов. По замыслу они должны были стать школой ведения крупного социалистического хозяйства. Их имущество являлось государственной собственностью;

 

227

крестьяне, работавшие в них, были государственными рабочими. В отличие от колхозников, рабочие получали за работу фиксирован­ную заработную плату.

Опыт организации труда в колхозах позволил уже к началу 1931 г. установить, что наиболее целесообразной формой учета колхозного труда является трудодень с применением сдельщины. VI съезд Сове­тов СССР в марте 1931 г. утвердил его как общую для всех колхозов меру учета количества и качества труда, основной принцип распреде­ления колхозных доходов. Организованности труда способствовало создание производственных бригад с постоянным составом колхоз­ников. ЦК партии постановлением от 4 февраля 1932 г. предлагал со­здать их во всех колхозах.

Хозяйственные результаты первого колхозного года были обнаде­живающие: колхозы дали стране около трети валовой и товарной про­дукции, доходы колхозников были выше, чем у единоличников. Од­нако в целом коллективизация и раскулачивание подорвали произво­дительные силы деревни. Поголовье скота в стране за пятилетку сократилось почти наполовину. Поступление зерновых государству к концу 1931 г. снизилось. Уже в этом году в ряде регионов начался голод. Весной 1932 г. пришлось снизить нормы карточного снабжения горожан хлебом. В августе 1932 г. принят закон, сурово карающий даже мелкие хищения колхозной собственности. Начались аресты в связи с актами «саботажа хлебозаготовительной работы». Одновременно пра­вительство пошло на некоторые уступки крестьянам, своего рода нео- нэп -— сокращение государственного плана хлебо- и мясозаготовок, торговля по свободным ценам в случае выполнения поставок государ­ству. Однако эти запоздалые меры не дали облегчения.

Голод, охвативший в 1932— 1933 гг. ряд зерновых районов на Укра­ине и в России, унес жизни, по не установленным еще точно исто­риками данным, более 4 млн человек. На Украине, по данным ОГПУ, только за 4,5 месяца (1 декабря 1932 — 15 апреля 1933) от голода и случаев людоедства погибло 2420,1 тыс. человек. По подсчетам совре­менного историка Е. А. Осокиной, жертвами голода на Украине и в РСФСР стали более 3 млн человек, причем основные потери понесли сельские жители — 2 млн. Сильно пострадал Казахстан, население которого из-за смертей и откочевок за границу сократилось наполо­вину.

Введенная в декабре 1932 г. паспортная система была призван;! препятствовать массовому наплыву голодающих крестьян в город;). Масштабы народной трагедии из-за ограниченности государственных хлебных запасов в стране не удалось снизить ни резким сокращением экспорта, ни попытками найти валюту за счет продажи музейных цеп ностей. Ситуация усугублялась и тем, что во имя политических целен сталинское руководство пыталось скрывать сам факт голода и отказа лось от международной помощи голодающим.

228

О хозяйственных результатах коллективизации в годы пятилетки можно судить по следующим цифрам. Объем сельскохозяйственного производства в 1932 г. составлял 73% от уровня 1928 г., животновод­ческой продукции — 47. В то же время товарность сельскохозяйствен­ного производства повысилась с 15% накануне коллективизации до 36—40 во второй и третьей пятилетках. В 1930 г., исключительно благо­приятном по погодным условиям, собрано 84 млн т зерна, в 1931— 70; I) 1932 — 67; в 1933 — 68. Заготовки хлеба государством с 10,8 млн т в 1928 г. и 16,1 млн в 1929-м выросли до 23,3 млн т в 1933 г. Разница цифр означает, что для внутреннего потребления в деревне хлеба ос­тавалось все меньше и меньше. Значительная часть заготовленного зерна направлялась на экспорт, закупку промышленного оборудования за границей. За годы первой пятилетки было вывезено 12 млн т зерна; в 1930 — 4,8; в 1931 — 5,1; в неурожайном 1932 — 1,8 млн т. (Для срав­нения: царская Россия перед войной вывозила по 9—10 млн т зерна в год.)

Начало второй пятилетки в деревне связано с преодолением труд­ностей, порожденных ошибками предыдущего этапа коллективизации. В целях укрепления колхозного строя и усмирения деревни в январе 1933 г. партия приняла решение о создании чрезвычайных органов уп­равления — политотделов МТС и совхозов, наделенных огромными правами. Они осуществляли политический контроль за расстановкой и использованием на работе колхозников и работников совхозов, обес­печивали своевременное выполнение колхозами обязательств перед государством. Под лозунгом «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными!» в феврале 1933-го была организована работа Первого всесоюзного съезда колхозников-ударников.