кого «механистического», или «материалистического»,
рода. (То, что это допущение практически реализуемо,
обусловлено тем фактом, что интерсубъективно прове-
ряемая теория является также и интерсенсуально
проверяемой [11, с. 445]. Иначе говоря, проверки, осно-
ванные на восприятии одного из наших органов чувств,
можно в принципе заменить проверками, основанными
на других органах чувств.) Таким образом, обвинение
в том, что, обращаясь к наблюдаемости, я украдкой
вновь допустил психологизм, имеет не больше силы, чем
обвинение в том, что я впал в механицизм, или мате-
риализм. Это показывает, что моя теория в действи-
тельности совершенно нейтральна и что на нее не стоит
наклеивать ни один из этих ярлыков. Все это я говорю
только для того, чтобы спасти термин «наблюдаемый» —
в том смысле, как я использую его, — от позорного пятна
психологизма. (Наблюдения и восприятия могут иметь
психологический характер, но наблюдаемость не имеет
такого характера.) Я не собираюсь определять терми-
ны «наблюдаемый» или «наблюдаемое событие», хотя
вполне готов разъяснить их при помощи как психологи-
ческих, так и механистических примеров. Я считаю, что
эти термины следует вводить как неопределяемые тер-
мины, которые становятся достаточно точными в ходе
их использования, то есть как некоторые исходные по-
нятия, использованию которых эпистемолог должен на-
учиться во многом так же, как он должен научиться
использованию термина «символ», или как физик — ис-
пользованию термина «точечная масса».
Таким образом, используя материальный способ речи,
мы можем сказать, что базисные высказывания являют-
137
ся высказываниями, утверждающими, что наблюдаемое
событие происходит в некоторой конкретной области
пространства и времени. Различные термины, исполь-
зуемые в этом определении, за исключением исходного
термина «наблюдаемое», достаточно точно были разъяс-
нены в разд. 23; термин «наблюдаемое» является неоп-
ределяемым, но, как мы.только что убедились, он также
может быть разъяснен довольно точно.
29. Относительность базисных высказываний.
Решение трилеммы Фриза
Каждая проверка теории, заканчивающаяся ее под-
креплением или ее фальсификацией, должна остановить-
ся на том или ином базисном высказывании, которое
мы решаем принять. Если мы не придем к какому-либо
решению по этому вопросу и не примем то или иное
базисное высказывание, то такая проверка не даст ни-
какого результата. Однако с логической точки зрения
ситуация в ходе проверки никогда не складывается так,
чтобы вынудить нас остановиться на данном конкрет-
ном базисном высказывании, а не на другом, или за-
ставить нас вообще прекратить проверку. Дело в том,
что любое базисное высказывание в свою очередь снова
может быть подвергнуто проверкам с использованием
в качестве пробного камня любого базисного высказы-
вания, выводимого из первого с помощью некоторой
теории (либо той, которая проверяется, либо другой).
Эта процедура не имеет естественного конца 12. Таким
образом, для того чтобы проверка привела к опреде-
ленному результату, нам ничего не остается, как оста-
12 Ср. [13, с. 224]. Я могу принять содержащееся в этой работе
Карнапа сообщение о моей теории, за исключением нескольких не
слишком важных деталей. К ним относятся, во-первых, карнаповское
предположение о том, что базисные высказывания (называемые Кар-
напом «протокольными высказываниями») являются исходными эле-
ментами, из которых строится наука; во-вторых, его замечание
(с. 225), что протокольные высказывания могут быть подтверждены
«с такой-то и такой-то степенью достоверности», и, в-третьих, мнение
Карнапа о том, что «высказывания о восприятиях» составляют «рав-
ноценные связи в цепи» и что именно к этим высказываниям о вос-
приятии мы «обращаемся в критических случаях» (ср. цитату в тек-
сте перед прим. *13). Я хочу воспользоваться предоставившейся мне
возможностью для того, чтобы поблагодарить Карнапа за содержа-
щийся в рассматриваемой его статье благоприятный отзыв о моей
неопубликованной работе.
138
новиться на том или ином ее шаге и заявить, что на не-
которое время мы удовлетворены.
Нетрудно заметить, что в результате мы приходим
к такой процедуре проверки, в соответствии с кото-
рой мы в ходе проверки останавливаемся только на та-
ком высказывании, которое особенно легко проверить.
Это означает, что мы останавливаемся именно на тех
высказываниях, относительно принятия или отбрасыва-
ния которых наиболее вероятно достижение согласия
между разными исследователями. Если же исследовате-
ли не придут к согласию по этому вопросу, то они
просто продолжат проверки или даже могут начать их
вновь. Если же и это не приведет ни к какому резуль-
тату, то тогда мы можем сказать, что рассматриваемые
высказывания не являются интерсубъективно проверяе-
мыми или что анализируемые нами события в конеч-
ном итоге не являются наблюдаемыми. Если бы однаж-
ды для ученых, занимающихся наблюдениями, оказа-
лось более невозможным прийти к согласию относи-
тельно базисных высказываний, то это было бы равно-
сильно признанию негодности языка как средства уни-
версальной коммуникации. Это было бы равносильно
новому вавилонскому столпотворению, которое свело
бы научное исследование к абсурду. В этом новом Ва-
вилоне устремляющееся ввысь здание науки вскоре
превратилось бы в руины.
Аналогично тому как логическое доказательство до-
стигает убедительной формы только тогда, когда глав-
ная работа позади и все его шаги можно легко прове-
рить, так и мы останавливаемся на базисных высказы-
ваниях, которые легко проверить, только после того, как
наука закончит свой труд дедукции и объяснения. Вы-
сказыванияо чувственном опыте отдельной личности,
то есть протокольные предложения, несомненно, не от-
носятся к высказываниям такого рода. Поэтому они не
подходят для роли высказываний, на которых мы оста-
навливаем наши проверки. Конечно, нам приходится в
ходе исследования использовать отчеты или протоколы,
подобным актам о выполненных проверках, выпускае-
мые отделами научных и промышленных исследований.
Такие протоколы при необходимости могут быть пере-
проверены. Так, может возникнуть необходимость прове-
рить, к примеру, время реакции экспертов, выполняв-
ших эти проверки (то есть определить поправки на их
139
личные особенности). Однако в целом, а особенно
«в критических случаях», мы действительно останавли-
ваемся на легко проверяемых высказываниях, а не, как
рекомендует Карнап, на перцептивных или протоколь-
ных предложениях, то есть мы не «останавливаемся на
них... потому что интерсубъективная проверка высказы-
ваний о восприятиях... относительно сложна и трудна»
[13, с. 225] * 13.
Какую же теперь мы займем позицию по отноше-
нию к трилемме Фриза (см. разд. 25), то есть к выбору
между догматизмом, бесконечным регрессом и психо-
логизмом? Базисные высказывания, на которых мы
останавливаемся и решаем принять как убедительные
и достаточно проверенные, без сомнения, имеют харак-
тер догм, но только постольку, поскольку мы можем
отказаться от оправдания их дальнейшими аргумента-
ми (или дальнейшими проверками). Однако догматизм
такого рода безвреден, поскольку при необходимости
проверку таких высказываний можно легко продол-
жить. Я допускаю, что это тоже делает цепь дедукции
в принципе бесконечной. Однако такого рода «беско-
нечный регресс» также безвреден, поскольку в нашей
теории просто не ставится вопроса о том, чтобы попы-
таться при его помощи доказать какое-либо высказы-
вание. И, наконец, о психологизме. Я опять же допу-
скаю, что решение принять некоторое базисное выска-
зывание и удовлетвориться этим причинно связано с на-
шим восприятием, в особенности с чувственными воспри-
ятиями. Однако мы не пытаемся оправдывать базисные
высказывания, исходя из этих восприятий. Восприятия
могут мотивировать решение, а следовательно, и при-
нятие или отбрасывание некоторого высказывания, но
базисное высказывание не может быть оправдано
ими — как нельзя оправдать что-то, стуча кулаком по
столу 14.
* 13 Процитированная статья Карнапа содержала первое печатное
сообщение о моей теории проверок, и приведенное утверждение было
ошибочно приписано мне.
14 Представляется, что развиваемое мною здесь воззрение бли-
же к взглядам «критической» (кантианской) школы в философии (по-
жалуй, в форме, представленной Фризом), чем к позитивизму. Фриз в
его теории о нашем «пристрастии к доказательствам» подчеркивает,
что (логические) отношения между высказываниями совершенно от-
личны от отношения между высказываниями и чувственным опытом.
Позитивизм же всегда пытался устранить это различение. При этом ли-
бо наука становится частью моего познания, «моего» чувственного
140
30. Теория и эксперимент
Базисные высказывания принимаются нами в ре-
зультате решения или соглашения, и в этом отношении
они конвенциональны. Такого рода решения принимают-
ся в соответствии с некоторой процедурой, регулируе-
мой соответствующими правилами. Особенно важно
для нас правило, согласно которому нам не следует
принимать изолированные, то есть логически не связан-
ные друг с другом, базисные высказывания, а следует
принимать базисные высказывания в ходе проверки
теорий, в ходе формулировки поисковых вопросов об
этих теориях, на которые следует отвечать принятием
тех или иных базисных высказываний.
Поэтому действительное положение дел совершенно
не совпадает с представлениями о нем наивного эмпи-
риста и приверженца индуктивной логики. Он считает,
что мы начинаем со сбора и организации наших на-
блюдений и постепенно восходим по лестнице науки.
Используя более формальный способ речи, можно ска-
зать, что, по мнению эмпириста или индуктивиста,
прежде чем построить науку, мы должны сначала со-
брать протокольные предложения. Однако если бы мне
приказали: «Запиши то, что ты сейчас испытываешь»,
то я вряд ли понял бы, как выполнить этот двусмыс-
ленный приказ. Должен ли я сообщить, что я сейчас
пишу, слышу звонок, крик газетчика, звуки громкогово-
рителя? Или, можетбыть, я должен сообщить, что эти
шумы раздражают меня? Даже если бы этот приказ
был выполним, то сколь бы богатая коллекция выска-
зываний ни была собрана таким образом, она ничего
не добавила бы к науке. Науке нужны концепции и тео-
ретические проблемы.
Соглашение о принятии или отбрасывании базисных
высказываний, как правило, достигается при примене-
нии теории. Такое соглашение фактически является
частью процесса применения теории, в ходе которого
теория подвергается проверке. Принятие соглашения о
базисных высказываниях, подобно другим видам при-
менения теории, представляет собой целесообразное
опыта (монизм чувственных данных), либо чувственный опыт стано-
вится частью объективной научной сети аргументов в форме прото-
кольных высказываний (монизм высказываний).
141
I
действие, направляемое различными теоретическими со-
ображениями.
Я думаю, что теперь мы в силах разрешить такие
проблемы, как, например, проблему Уайтхеда: каким
образом получается так, что осязаемо воспринимаемый
нами завтрак всегда сочетается со зримым завтраком
и что осязаемо воспринимаемая газета «Тайме» всегда
сочетается со зримой и шелестящей «Тайме» [93,
с. 194]? Логик-индуктивист, верящий в то, что вся на-
ука начинается с изолированных элементарных восприя-
. тий, должен быть озадачен такими регулярными сов-
падениями, которые кажутся ему совершенно «случай-
ными». Для него путь объяснения регулярностей при
помощи теорий закрыт, так как он придерживается
взгляда, согласно которому теории суть не что иное,
как высказывания о регулярных совпадениях.
Однако, согласно защищаемой нами позиции, связи
между нашими различными восприятиями выявляются
и выводятся при помощи теорий, которые мы подверга-
ем процессу проверки. (При этом наши теории не
дают нам повода ожидать, что вместе со зримой Лу-
ной нам будет дана и осязаемо воспринимаемая Луна
или что мы должны опасаться того, что нам будут до-
кучать слуховые кошмары.) Один вопрос тем не менее
остается, и этот вопрос, очевидно, не может получить
ответа ни в одной фальсифицируемой теории, а следо-
вательно, является «метафизическим». Это вопрос о
том, почему при построении теорий нам такчасто со-
путствует удача — чем объяснить существование зако-
нов природы?* 15
Все высказанные соображения существенны для
эпистемологической теории эксперимента. Теоретик
ставит перед экспериментатором некоторые определен-
ные вопросы, а последний в ходе своих экспериментов
пытается получить определенный ответ именно на эти,
а не на какие-либо другие вопросы. Экспериментатор
прилагает максимум усилий, чтобы исключить все дру-
гие вопросы. (При этом может оказаться существенной
относительная независимость подсистем теории.) Таким
образом, экспериментатор делает свою проверку по от-
ношению к одному данному вопросу «чувствительной,
насколько это возможно, и одновременно нечувствитель-
*i5 э тот вопрос обсуждается в разд. 79 и в [70, прил. *Х].
142
ной, насколько возможно, по отношению ко всем дру-
гим родственным вопросам... Частично эта работа со-
стоит в удалении всех возможных источников ошибок»
[90, с. 116]. Однако было бы неправильно полагать, что
экспериментатор действует таким образом «для того,
чтобы облегчить задачу теоретика» [там же], или, воз-
можно, для того, чтобы дать теоретику основу для ин-
дуктивных обобщений. Напротив, теоретик должен за-
долго до этого завершить свою работу, по крайней ме-
ре ее наиболее важную часть, так как к этому времени
он должен сформулировать свой вопрос как можно бо-
лее определенно. Поэтому именно теоретик указывает
путь экспериментатору. Однако даже в работе экспери-
ментатора проведение точных наблюдений — это не
главное. Работа экспериментатора также в основном
носит теоретический характер. Теория господствует над
экспериментальной работой от ее первоначального пла-
на до ее последних штрихов в лаборатории* 16.
Все это хорошо видно в тех случаях, когда теорети-
ку удавалось предсказать наблюдаемый эффект, кото-
рый позднее был воспроизведен экспериментально. Са-
мым замечательным примером этого, пожалуй, являет-
ся сделанное де Бройлем предсказание волнового ха-
рактера вещества, впервые экспериментально подтверж-
денное Дэвиссоном и Джермером* 17. Возможно, еще
лучшую иллюстрацию этого тезиса мы получаем в тех
случаях, когда эксперименты оказывали явное влияние
на прогресстеории. В таких случаях теоретик вынуж-
ден был заняться поисками лучшей теории почти всег-
*i6 R настоящее время мне кажется, что в этом месте следует
подчерк^ пологие' которое можно найти в других местах этой
книги (например, в четвертом и последнем абзацах Р аз Д- ^К^^
в виду точку зрения, согласно которой наблюдения и дажi в большей
степени высказывания наблюдения и высказывания об эксперимен_
тальных результатах всегда представляют собой и "5Д ег ^ ° а „
блюдаемых фактов, причем интерпретации в свете теории В этом «
состоит одна из основных причин той обманчивой легкости. которой
находятся верификации теории. Эта же точка 3 Р ени
я
я °<^™т, ™_
чему нам, если мы хотим избежать круга в наших Р асс У* д
л ™ 0 ' т ^.
обходимо принять в высшей степени критическую установку по отно
шеник> к нашим теориям, то есть установку, нацеленную на попытки
Опровержения теорий. - Кппипм
»"Прекрасное краткое изложение этой истории дано Борно л
в [6, с. 174] Имеются и более показательные аналогичные примеры,
такие, как открытие Адамсом и Леверье Нептуна или открытие элек-
тромагнитных волн Герцем.
143
да под давлением экспериментальной фальсификации
некоторой теории, до тех пор принятой и подкреплен-
ной. Фальсификация же в свою очередь является ре-
зультатом проверок, направляемых теорией. Наиболее
известными примерами такой ситуации являются экс-
перимент Майкельсона — Морли, приведший к теории
относительности, и фальсификация Луммером и Прингс-
геймом формулы излучения Рэлея и Джинса, а также
фальсификация формулы Вина, приведшая к возник-
новению квантовой теории. Конечно, бывают и случай-
ные открытия, однако они сравнительно редки. Мах по
поводу таких случаев правильно говорит об «исправле-
нии научных мнений случайными обстоятельствами»
[51, с. 458] (признавая тем самым — в противоречии со
своими взглядами — важность теорий).
Теперь мы в состоянии ответить на вопрос: как и
почему мы предпочитаем одну теорию другим?
Это предпочтение, конечно, не связано»и с каким
опытным оправданием высказываний, из которых со-
стоит теория; не связано оно и с логической своди-
мостью теории к опыту. Мы выбираем ту теорию, кото-
рая наилучшим образом выдерживает конкуренцию с
другими теориями, ту теорию, которая в ходе естествен-
ного отбора оказывается наиболее пригодной к выжи-
ванию. Иначе говоря, мы выбираем теорию, не только
до сих выдерживавшую наиболее строгие проверки, но
также и проверяемую наиболее жестким образом. Тео-
рия есть инструмент, проверка которого осуществляет-
ся в ходе его применения и о пригодности которого мы
судим по результатам таких применений* 18.
С логической точки зрения проверка теории зависит
от базисных высказываний, принятие или отбрасывание
которых в свою очередь зависит от наших решений. Та-
ким образом, именно решения определяют судьбу тео-
рий. В этих пределах мой ответ на вопрос «как мы вы-
бираем теорию?» напоминает ответ конвенционалиста.
Вместе с конвенционалистом я утверждаю, что такой
выбор теории частично определяется соображениями
полезности. Однако, несмотря на это, существует зна-
чительное различие между моими взглядами и взгля-
* 18 По поводу критики «инструменталистских» взглядов см.
прим. *1 в гл. III и добавление, отмеченное звездочкой к прим. 4
в гл. III.
144
дами конвенционалиста. Я утверждаю, что характерной
чертой эмпирического метода является как раз то, что
конвенция или решение непосредственно не определяет
принятие нами универсальных, высказываний, но яв-
ляется частью процесса принятия сингулярных, то есть
базисных, высказываний.
Для конвенционалиста принятие универсальных вы-
сказываний определяется конвенционалистским принци-
пом простоты. Поэтому конвенционалист выбирает про-
стейшую систему. Я же, напротив, полагаю, что преж-
де всего следует учитывать строгость проверок. (Суще-
ствует тесная связь между тем, что я называю «просто-
той», и понятием строгости проверок, однако мое поня-
тие простоты значительно отличается от того же поня-
тия у конвенционалиста (см. разд. 46).) И я утверждаю,
что окончательно решает судьбу теории только резуль-
тат проверки, то есть соглашение о базисных высказы-
ваниях. Вместе с конвенционалистом я заявляю, что
выбор каждой отдельной теории есть некоторое практи-
ческое действие. Однако, по моему мнению, решающее
влияние на этот выбор оказывает применение теории и
принятие базисных высказываний, связанное с таким
применением теории. Для конвенционалиста же решаю-
щим является эстетический мотив.
Таким образом, от конвенционалистов меня отличает
убеждение в том, что по соглашению мы выбираем не
универсальные, а сингулярные высказывания. От пози-
тивистов же меня отличает убеждение в том, что ба-
зисные высказывания не оправдываются нашим непо-
средственным чувственным опытом, но они — с логиче-
ской точки зрения — принимаются посредством некото-
рого акта, волевого решения. (С психологической точ-
ки зрения это вполне может быть целесообразной и на-
правленной на приспособление реакцией.)
Важное различие между оправданием и решением,
принимаемым в соответствии с процедурой, управляемой
соответствующими правилами, может быть, по-видимо-
му, прояснено при помощи аналогии с уходящей в древ-
ние времена процедурой слушания дела в суде при-
сяжных.
Вердикт присяжных (vere dictum — истинно сказан-
ное), подобно вердикту экспериментатора, является от-
ветом на вопрос о факте (quid facti?), который должен
быть поставлен перед присяжными в наиболее точной
10—913 145
и определенной форме. Однако характер самого вопро-
са и способ его постановки будут в основном зависеть
от правовой ситуации, то есть от господствующей си-
стемы уголовного законодательства (соответствующей
некоторой системе теорий). Вынося решение, присяж-
ные принимают на основе соглашения некоторое вы-
сказывание о фактически имевшем место явлении, то
есть принимают, так сказать, базисное высказывание.
Смысл этого решения состоит в том, что из него вместе
с универсальными высказываниями данной системы
(уголовного законодательства) можно вывести некото-
рые следствия. Другими словами, такое решение за-
кладывает фундамент для применения данной системы.
Вердикт при этом играет роль «истинного высказыва-
ния о факте». Однако очевидно, что из самого факта
принятия данного высказывания присяжными не обяза-
тельно следует его истинность. Это обстоятельство за-
фиксировано в законодательстве, которое допускает ан-
нулирование или пересмотр вердикта присяжных.
Вердикт присяжных выносится в соответствии с
процедурой, котораяуправляется правилами. Эти пра-
вила основываются на некоторых фундаментальных
принципах, главное, а может и единственное, предназна-
чение которых — приводить к раскрытию объективной
истины. Правда, иногда они оставляют место не толь-
ко для субъективных убеждений, но даже и для субъ-
ективных пристрастий. И все же даже если мы про-
игнорируем эти частные аспекты старой юридической
процедуры и представим себе процедуру, целиком на-
правленную на обеспечение условий для раскрытия
объективной истины, то все равно останется верным,
что вердикт присяжных никогда не оправдывает и не
дает обоснования истинности того, о чем он говорит.
Субъективные убеждения присяжных также не мо-
гут использоваться для оправдания вынесенного реше-
ния, хотя, без сомнения, имеется тесная причинная за-
висимость между ΉΧ убеждениями и вынесенным реше-
нием, и эту зависимость можно сформулировать, ис-
пользуя законы психологии. Эти убеждения можно на-
звать «мотивами» данного решения. Тот факт, что
убеждения присяжных не являются оправданиями, свя-
зан с наличием различных правил, которые могут ре-
гулировать процедуру суда присяжных (к примеру,
простое или подавляющее большинство голосов). Это
146
показывает, что соотношение между убеждениями при-
сяжных и их вердиктом может в значительной степени
варьироваться.
В противоположность вердикту присяжных приговор
судьи «рационален»: он нуждается в оправдании и со-
держит его. Судья пытается оправдать вынесенный при-
говор при помощи других высказываний или логически
дедуцировать его из высказываний системы законода-
тельства в сочетании с вердиктом присяжных, который
играет при этом роль начальных условий. Именно по-
этому приговор может быть подвергнут сомнению на
основании логических соображений. Решение же при-
сяжных может быть подвергнуто сомнению только на
основании постановки вопроса о том, было ли оно вы-
несено в соответствии с принятыми правилами проце-
дуры или нет, то есть только на основании формаль-
ных, а не содержательных соображений. (Оправдание
содержания решения присяжных не случайно называет-
ся «мотивированным сообщением о судебном решении»,
а не «логически оправданным сообщением о судебном
решении».)
Аналогия между описанной процедурой и процеду-
рой, в ходе которой мы выносим решения относительно
