Социальные мотивы деятельности человека.

Человек — историческое существо, которое преобразует природу, общество и самого себя в ходе творческой деятельности и развивает свои физические и духовные потенции. Не следует забывать, что творческая, преобразующая деятельность человека показывает его как систему высшей сложности, как многомерную систему, состо­ящую из биологических, социальных и психических структур — результата космической эволюции в конечном счете. Многомерность человека проявляется в том, что его действия обусловлены разно­родными и разнообразными материальными и духовными мотивами, что его деятельность осуществляется на сознательном и бессозна­тельном уровнях, что достаточно эффективно функционируют встро­енные познательные, эмоциональные и волевые системы, что он живет одновременно во внешнем и внутреннем мирах, что он яв­ляется уникальной личностью. Ведь в отличие от животных, чья деятельность и поведение обусловлены определенными шаблонами или стереотипами, человек стал человеком, как отмечалось выше, благодаря прорыву рефлекторного автоматизма организма, что при­вело к неопределенности его положения в мире, к неопределенности знания, к неопределенности его возможностей. Резкое снижение значимости автоматических инстинктов приспособления к окружа­ющей среде, внутренняя неопределенность поведения, вследствие которой человек познает действительность не только на уровне индивидуального, но и коллективного опыта, приводят к альтерна­тивному характеру его деятельности, к инновациям.

Альтернативный и инновационный характер деятельности чело­века четко просматривается в концепции финского ученого и мыс­лителя П. Кууси о человеке как биосоциальном «синтезе»: «Эво­люция открывает человеку возможность выбора новых, альтерна­тивных форм поведения, но они целиком и полностью обусловлены всей суммой накопленной информации» (73а, 78). Чeлoвeк здесь рассматривается и как биологический вид, и как носитель культуры, он — носитель «управляемой эволюции»; и хотя в силу законов передачи информации от поколения к поколению происходит уско­рение общественного развития, человек как биологическое существо имеет жизненные потребности — добывание пищи, самозащита и размножение. Эволюция и воспроизводство информации, а также эти основные функции биологического существа лежат в основе следующих видоспецифических особенностей поведения человека: общественный строй и экономика, язык и коммуникация, склонность к общественному образу жизни и любовь, война, власть и сопер­ничество, наука и знание, техника и трудовые навыки, религия и мифы, искусство и красота. Данные видоспецифические особенности поведения человека позволяют ему в ходе социокультурной эволю­ции не просто поддерживать свое существование, но и совершать открытия и изобретения, способствующие его выживанию и совер­шенствованию.

Действительно, потребность в пище в ходе биосоциокультурной эволюции привела к возникновению способа производства матери­альных благ. А так как последний лежит в основе общественного устройства, то изменения в сфере экономики вызывают перемены в социальном строе; понятно, что общественный строй, который регулирует все аспекты поведения человека, должен изменяться с эволюцией человечества. Инновации в этой сфере в конечном счете ведут к тому, чтобы человек научился управлять ходом эволюции биосферы и ноосферы. Решающую роль в адаптации человека к природной среде именно как вида сыграло накопление и применение знаний, которые благодаря универсальности языка, выступающего средством коммуникации, стали первейшим и неисчерпаемым ис­точником выживания и развития общества. Выше мы уже видели, как с начала человеческой истории до наших дней возникли и функционировали три основных структурных ключа социального кодирования — лично-именной, профессионально-именной и уни­версально-понятийный социокоды. Здесь перед нами инновация, а именно: лично-именной и профессионально-именной социокоды фрагментируют корпус социально-необходимого знания в соответ­ствии с «вместимостью» человека, тогда как универсально-понятий­ный социокод не «привязан» к возможностям индивида и позволяет возникнуть и развиваться знанию естественнонаучного и прикладного типа. По мнению П. Кууси, «извлечение знаний из опыта и социальное общение вызвано потребностью в защитных формах поведения, в результате использование эмпирического знания пре­вратилось в стратегию поведения, которая стимулирует общее эво­люционное развитие человека» (73а, 78). Такого рода информаци­онное развитие коренится в генетической и социокультурной эво­люции — в социальной практике человек открывал путем проб и ошибок закономерности окружающего мира, эти знания не переда­ются генетическим путем, однако способности к выявлению зако­номерностей передавались в виде мутаций.

Глубокие корни в нашем генетическом и социокультурном на­следии имеет склонность человека к общественному образу жизни и половая любовь. Подобно процессам дыхания, пищеварения и пр. сексуальность представляет собой врожденную потребность и фун­кцию человеческого организма: «Человек рождается с определенным физиологическим сексуальным потенциалом, который формируется уже в рамках жизненного опыта; в целом же сексуальность обус­ловлена интегрированным взаимодействием биологических, психи­ческих и социокультурных факторов» (57, 34). Сексуальность — недифференцированная сила, форма которой зависит от психосоци­альных и культурных факторов, она накладывает отпечаток на многие виды поведения человека. С психосоматической точки зрения сексуальность выражает увлеченность, привязанность, доверие, без­опасность и удовлетворение. В коммуникативном плане сексуаль­ность развивает межчеловеческие контакты, способствует упрочению социальных взаимосвязей между людьми, что повышает шансы на выживание каждого отдельного индивида. Склонность человека к общественному образу жизни своим истоком имеет нуклеарную (парную) семью, но в связи с рядом инноваций она получила дальнейшее развитие в сложной семье, племени, селении и прочих социальных образованиях.

В социокультурной эволюции мотором является извечная не­определенность возможностей каждого индивида и поведения дру­гих индивидов. А если еще учесть тот факт, что в генетическом и культурном планах каждый индивид представляет собой уни­кальное, неповторимое образование, то это служит основой для постоянного самоутверждения и соперничества. Человек все время сравнивает свои достижения и неудачи в самых различных об­ластях деятельности (достижение высокого статуса, победа в спортивных соревнованиях, авторитет в науке и искусстве и пр.) с результатами других. Вполне понятно, что соперничество выступало существенным фактором в поведении и межчелове­ческих отношениях уже на заре человеческой истории.

Жажда власти, имеющая самые разнообразные формы, борьба за власть привели к появлению не имеющих аналогов в природе форм поведения человека — к войне, ибо только человек спо­собен уничтожать физически себе подобных. В мире животных проблемы иерархии в сообществах решаются, как правило, путем ритуальных боев и демонстрационного поведения (убийство пред­ставителей своего вида происходит из-за перенаселенности) — ведь одним из законов биологической эволюции является прин­цип: «не убивай тех, кто несет ту же информацию, что и ты». Однако этот принцип нарушен в человеческом обществе, так как в силу социокультурной эволюции представители различных групп являются носителями неодинаковой информации. Вот по­чему человек — единственное среди животных существо — при­обрел способность проводить войны в рамках своего вида. И нет ничего удивительного в том, что расцвет инноваций пришелся на военную технику — от примитивного ножа и дротика с крем­невым наконечником до ядерного, химического и бактериологи­ческого оружия. Разумеется, эти инновации неразрывно связаны с развитием техники вообще, начиная с первобытных орудий до новейших компьютеров на биочипах и лазерной техники.

А сколько инноваций наблюдается в области религиозного твор­чества, мотивами которого является осознание человеком своей уникальности и неповторимости и страх перед смертью, ее неот­вратимостью! Она дает человеку весьма простое объяснение смерти как перехода в вечную жизнь, дает психологическое чувство без­опасности в перипетиях противоречий и изменчивой жизни, а также предлагает способы различения зла и добра, несправедливости и справедливости. И если на протяжении длительного времени сверхъ­естественные высшие силы, культивируемые той или иной религией либо мифологией, благословляли человека на убийство себе подо­бных — бог необходим, чтобы воевать,— то затем религия наце­ливается на выработку кодекса хорошего поведения, она первая установила определенную систему правил поведения. Поскольку же наблюдается многообразие религий на протяжении всей истории человечества, то можно себе представить разнообразие инноваций.

И наконец, мотивами, движущими художественное творчество, являются стремления человека к наслаждению и красоте. Художе­ственное творчество и эстетические переживания необходимы для существования человеческого общества и являются одной из важ­нейших форм человеческой активности, ибо они составляют квинт­эссенцию тех самых функций, при помощи которых человек твор­чески синтезирует информацию об окружающем его мире. Хаос многообразия сигналов внешнего мира упорядочивается посредством эстетических форм, затем эта информация анализируется и используется человеком в повседневной деятельности. Искусство индиви­дуализирует жизнь человека, делает среду обитания прекрасной и приятной. На протяжении всей истории человечества зафиксирована масса стилей в искусстве, начиная с прекрасных наскальных ри­сунков первобытных людей и кончая шедеврами современного ис­кусства. Несмотря на потрясающее число инноваций в искусстве (от первобытной орнаментики до сюрреализма и рок-музыки), ис­кусство выполняет свою фундаментальную функцию, а именно: оно сплавляет в единое целое внешнюю реальность Вселенной и внут­ренний, психический мир человека. Искусство посредством метафор и символизма показывает каждому из нас тайну бытия и приобщает к ней, вписывая тем самым человека в космическую эволюцию. Искусство — это своеобразное эхо Вселенной, которое посредством прекрасного и безобразного позволяет человеку «схватить» проти­воречивость и тенденции развития нашего мира, вырабатывает у человека социально-психологические установки на преобразование этого мира.

В целом можно сказать, что человек не только удовлетворяет элементарные потребности (добывание пищи, самозащита, размно­жение, получение информации), но возникшие в ходе эволюции видоспецифические поведенческие характеристики заставляют его по­стоянно выходить за рамки своих достижений и свершений. Особен­ность природы человека состоит в том, что он стремится выйти за пределы самого себя и своего мира, пытается обойти законы природы и истории. Благодаря этим актам трансгрессии, благодаря этой уст­ремленности вперед, благодаря своеобразной «жадности» к творчеству человек создает новые измерения бытия, творит новые материальные и духовные ценности, развивает технику, науку, искусство, мораль­ные кодексы и социальные организации и институты (175). Выход за существующие границы индивида и общества представляет собой как бы очередной акт творения мира, поэтому социальный мир человека является системой трансгрессивного творчества ряда поколений. Вме­сте с тем, следует подчеркнуть, что трансгрессивное творчество носит двоякий характер: оно и позитивно, так как расширяет сферу само­реализации человека, и негативно, ибо разрушает зачастую уже со­зданное, проявляется в войнах, вооруженных конфликтах, в экспан­сионистской политике, в различного рода жестокостях и преступле­ниях против человечества и человечности. Стремление вождей, ли­деров, правящих групп и массовых движений к достижению экспансионистских и эгоистических целей, к обеспечению партику­лярных интересов увеличивает вероятность новых конфликтов и про­тиворечий. Одновременно мотивация, исходящая из таких универ­сальных человеческих ценностей, как добро, достоинство, свобода и гармония и пр., противодействует деструктивной мотивации. В общем можно сказать, что в социальном мире человека переплетается и перекрещивается множество мотиваций (потребностей и интересов) самого различного рода и направленности.

Одной из важнейших мотиваций, стимулирующих деятельность человека и социальных групп, является так называемая губристическая потребность (упорное стремление к господству и избранности, желание обрести могущество в обществе) (175, Ч. 1). Эта губристическая потребность бесчисленное число раз описана в мифологии, художественной литературе, философских и психологических тру­дах. В исторической перспективе губристическая мотивация не имеет «ни места, ни даты», она проявляется и в Древней Греции, и в 'современном мире; во всяком случае она начала регулировать по­ведение человека гораздо раньше ее обнаружения. Именно анализ ее механизмов дает возможность объяснить трансгрессивную дея­тельность человека, в том числе территориальные экспансии, раз­витие искусства, науки и техники, а также разрушение обществен­ного строя. Несомненно, без губристической мотивации множество выдающихся свершений в материальной и духовной сфере общества никогда не увидело бы света, наш социальный мир не был бы таким, каким он является в настоящее время.

В благоприятных социальных и культурных условиях индиви­дуальная губристическая мотивация может превратиться в коллек­тивную потребность. Тогда социальные слои, коллективы, группы, классы и представляющие их организации и институты стремятся к возвышению собственной ценности, к достижению значимости и превосходства над аутсайдерами. Члены таких социальных образо­ваний переоценивают свои достижения, преуменьшают или игно­рируют, а то и подавляют, успехи других индивидов и групп вплоть до целых народов. Таким образом рождается социальное чувство избранности, превосходства над иными индивидами и общностями, растет этноцентризм, о чем свидетельствует вся история человече­ского общества.

Сильнее губристической мотивации является разве что стрем­ление человека к власти, что четко отчеканено в афористическом выражении «жизнь — это игра, конечной целью которой является власть» О. Хемингуэй). Такое представление широко распростра­нено на уровне обыденного сознания, причем мотивация власти (или кратическая мотивация) считается эгоистической, часто даже садистской силой, и достижение власти не может до конца удов­летворить индивида. Власть не отдают, ее теряют, как правило, в драматических обстоятельствах, о чем свидетельствуют многочис­ленные исторические примеры.

Представляет интерес технология власти, т. е. не кто и где осуществляет власть, а как и каким образом это делается, что весьма существенно в XX веке — веке сложных социальных орга­низаций. В этом смысле привлекательна концепция современного французского ученого М. Фуко (26). Он рассматривает абсолютистско-деспотическую модель власти и модель власти в дисципли­нарном (буржуазном) обществе и показывает их различие. Сущность первой модели выражается весьма лаконично: право над жизнью и смертью, т. е. власть отождествляет свою силу со смертью, с бес­конечным насилием. Здесь предельным символом абсолютистского господства выступает казнь, ибо преступивший закон сразу же испытывает на собственном теле тотальный характер абсолютист­ского террора. В эпоху абсолютизма широко применялись технически изощренные телесные пытки, достаточно вспомнить пытки инкви­зиции: пытки водой, испанский башмак, растягивание конечностей, заточение в глубоком темном подземелье, чтобы добиться призна­ния — истины преступления.

Фундаментальные изменения произошли в структурах производ­ства, вызванные появлением буржуазного общества, которое пред­ставляет собой дисциплинарное общество. Весь процесс капитали­стической индустриализации неразрывно связан с методами дисцип­линарного характера, благодаря им индивид подчиняется жестким, но «невидимым» технологиям послушания, прекрасно сочетающимся с формальными свободами капиталистического предпринимательст­ва. Множество человеческих индивидов подвергается рациональной организации, власть на крови и страхе сменяется невидимой властью, еще более «телесной». Ее эффективность многократно возросла в силу того, что она постоянно решает одну единственную стратеги­ческую задачу: наиболее глубоко проникнуть в поры социального организма и при помощи дифференциации социального пространства управлять телом индивида. Власть в дисциплинарном обществе вы­полняет свои функции не путем пыток и телесных наказаний, в ее распоряжении системы контроля, норм, экзаменов, упражнений, нацеленные на то, чтобы индивид был послушным и производи­тельным. Эти дисциплинарные методы дают невиданные прежде возможности для обучения, наказания и надзора, человек попадает в сеть методов, основанных на достижениях наук о духе. Власть в таком случае как бы не проявляет свою мощь, она становится совсем неощущаемой, однако она уже проникла во внутренний мир чело­века, осуществляется в микроскопии его повседневных жизненных стратегий, и потому неуязвима. В связи с этим понятно, что тот индивид может достигнуть высокого положения в иерархии власти и получать хорошие результаты использования властных функций, который обладает сильной кратической мотивацией и эффективным механизмом самоконтроля собственных реакций. Последняя харак­терологическая черта основана на зажатом в тисках эгоизме и на концентрации внимания на целях социальных институтов. Однако если сила кратической мотивации превзойдет определенный опти­мальный порог, то происходит дезорганизация управленческой де­ятельности.

Одним из проявлений дезорганизации функций властного управ­ления служит феномен эрозии власти, который состоит в эгоцентризме и коррупции (175). Его можно описать при помощи следующих двух развернутых утверждений: 1. С течением времени власть становится все более эгоцентричной, так как лидеры, руководители, менеджеры и чиновники все чаще начинают концентрировать свое внимание на вопросе «как сохранить власть и увеличить сферу своего влияния», чем на вопросе «как лучше достигнуть цели социальной группы или организации». И тогда они начинают строить оборонительную стену, способствующую сохранению их положения. 2. Чем выше уровень власти в иерархической системе, тем сильнее тенденции к «ухудше­нию» деятельности органов власти и коррупции. Исторические данные и анализ современности подтверждает это представление. Более того, тот или иной руководитель начинает опасаться потерять власть, и поэтому он создает миф о врагах со всеми вытекающими отсюда последствиями. Цена такого рода иллюзий может быть весьма огром­ной, о чем свидетельствует число жертв времен сталинской эпохи. И в конце следует подчеркнуть, что несмотря на множество научных исследований власти как ключевой сферы человеческой деятельности, драмы Шекспира содержат больше истины о функционировании вла­сти со всеми ее реалиями и иллюзиями. Во всяком случае, несомненно одно: так как будущее определяет действия человека, то власть вы­ступает как средство достижения будущего, овладения им. Власть позволяет выйти человеку из сферы целей и войти в сферу средств, она является условием порядка и силой на службе идеи для сохранения общества. В целом же можно сказать, что мотивации внутренне при­сущи природе человека, без них человек не кто, а что; с этими мо­тивациями неразрывно связаны ритмы человеческой деятельности, без которых невозможно осуществление социальных механизмов раз­вития общества.