Социальный мир человека и Вселенная

Общеизвестно, что человек живет не только в своем, социальном мире, по своей природе он представляет собой порождение Вселен­ной, мира природы, бесконечного во времени и пространстве. Этот космос в ходе человеческой деятельности и познания все больше постигается и приближается к человеку (128). Вся сумма накоп­ленных знаний за всю историю человечества показывает, как мы уже видели выше, процесс появления биосферы на нашей планете в результате космической эволюции и формирования в рамках биосферы социального мира, ноосферы.

В плане нашего рассмотрения существенно то, что наукой ус­тановлено существование аналогии между структурой Вселенной, живых организмов и общества. Ведь во всех системах — космических, биологических и социальных — существуют многослойные структуры иерархического типа, чье функционирование невозможно без координации и субординации различных уровней и единства со средой. Все эти системы и суперсистемы (каковой является Вселен­ная) представляют собой нелинейные динамические системы; им присуще хаотическое поведение, которое в рамках относительно больших интервалов времени становится непредсказуемым, что свя­зано с необратимостью времени и появлением новых свойств у систем.

Во Вселенной, биосфере и обществе идет непрерывная «борьба» между силами хаоса и порядка — происходят взрывы Сверхновых звезд, столкновения галактик, бурные процессы в активных ядрах галактик, наблюдаются катастрофы в биосфере и ее отдельностях (популяциях и организмах). История человеческого общества пред­стает перед нами как непрестанная борьба интересов индивидов и групп, которая часто выливается в войны, вооруженные конфликты, революции и контрреволюции, бунты и мятежи. И так как история общества, как известно, есть деятельность преследующего свои цели человека, то именно человек является носителем порядка и хаоса. Ведь человек «вписан» в структуру Вселенной, он — дитя Вселенной, в нем потенциально содержится вся история космоса. В каждом из множества осциллирующих колебаний организма человека прояв­ляются пульсации Вселенной, в каждом его вдохе происходит под­ключение токов космоса, каждое его движение совершается вместе с вращением планет, Солнца, галактик, скоплений галактик и самой Вселенной, каждую секунду организм человека воспринимает кос­мические излучения и волны, несущие информацию о мире.

Человек и космос составляют единое целое, которое в силу хаотических процессов фрагментируется и дифференцируется и которое проявляется в деятельности человека, созидающего свой со­циальный мир. Однако мировое целое отнюдь не является «вложен­ным» в индивида как один из его принципов, по мнению Конфуция, не является заранее заданной «эталоном-схемой» или «монадой», долженствующей развиваться, как считал Г. Лейбниц. Космические «вихри», представляющие собой переплетение мириадов стихийных сил и энергий, встречаются в человеке-изобретателе. Его творчество есть конструирование того, чего еще не существует в действитель­ности, что может возникнуть как потенция в вечно становящейся целостной природе. Именно благодаря вечному становлению природы, порождающему постоянно все новые и новые возможности ее развития, в ней имеется «свободное» пространство, которое служит онтологической основой творческой деятельности человека, его сво­бодного развития. Если же свободное пространство общественного бытия резко сужается в силу максимальной упорядоченности соци­альной системы, то общество превращается в мертвую, закостенев­шую структуру, неспособную к творческому существованию. Но в соответствии с правилом Тода в любой упорядоченной системе всегда рождается хаос, следовательно, и в застывшем обществе в головах отдельных индивидов начинают появляться мысли, идеи и иллюзии о переустройстве общественного порядка. В социальном мире происходит процесс «перелива» этих мыслей, идей, иллюзий и гипотез из сферы субъективной реальности, каковым является духовный мир человека, в сферу социальной действительности посредством их материализации (опредмечивания). Данный процесс материали­зации идей происходит не столько в сфере производственной дея­тельности, сколько в сфере различного рода общественных движений, борьбы между социальными группами и слоями, имеющими свои интересы и потребности. Не случайно, в интервью журналу «Курьер ЮНЕСКО» президент Франции Ф. Миттеран подчеркнул, что фран­цузская революция 1789 года является политическим следствием революции в интеллектуальной, этической, правовой, эстетической областях, что выработанные новые идеи воплотились в реальность благодаря индивидуальной и коллективной воле людей при опреде­ленных экономических и социальных условиях (58). В первой статье Декларации прав человека и гражданина 1789 года записано: «Все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах». Именно эта идея преобразила мир, ускорила ход истории, именно она, возникшая в фантастических грезах горстки мечтателей, стала общим достоянием человечества и привела в итоге к проблеме «интеграции» социального мира человека и космоса в наши дни уже на практике.

Социальный мир человека осуществляется благодаря его дея­тельности как объективно обусловленная «частица» мира вообще (Сверхвселенной) и Вселенной в частности. С начала истории общества человек стремился установить смысл своего космическо­го бытия, очеловечить Вселенную при помощи мифологии, рели­гиозных учений, философских систем, научных концепций, про­изведений искусства, социальных утопий, технических орудий и прочими средствами. Известно, что в «космологическую» (мифо-поэтическую) эпоху человек при помощи различного рода риту­алов устанавливал контакт с космосом, что человек еще не вы­делял себя из Вселенной. Именно в эту эпоху возник шаманизм как архаическая система верований, выполняющая вполне опре­деленные социальные и культурные функции. Сущность шама­низма слагается из трех детерминант: 1) мифологическая детер­минанта — мир представляется в виде трех зон (Небо—Земля— Преисподняя), имеющих космический центр; 2) медиумная де­терминанта — наличие шамана, осуществляющего связь между этими зонами; 3) ритуальная детерминанта — камлание, средство реализации этой связи, когда шаман впадает в экстаз и путе­шествует в небесной и подземной зонах (152).

Трехчленное деление на зоны Вселенной (или трехчастный вертикальный принцип организации бытия и сознания) просмат­ривается весьма четко в древнегреческой предфилософии и фи­лософии, начиная с Гомера и кончая Ямвлихом и Проклом. Трехчастная вертикаль подчеркивается Гомером в его «Илиаде» на уровнях природы и главенствующих в них трех богов — Зевсе, Аиде и Посейдоне:

«Три нас родилося брата от древнего Крона и Ре: Он — громовержец, и я, и Аид, преис­подних владыка; Натрое все делено, и досталося каждому царство, Жребий бросившим нам; в обладание вечное пало Мне волношумное море, Аиду подземные мраки, Зевсу досталось меж туч и эфира пространное небо; Общею всем остается земля и Олимп многохолмный» (38, 238).

Трехчастная вертикаль свидетельствует о структурном сходстве древнегреческой предфилософии и философии с их древнекитайски­ми и древнеиндийскими вариантами. Однако наряду с этим в древ­негреческой философии имеется и пятичастная горизонталь в ка­честве мировоззренческого лика космоса, что роднит ее с древне­китайской и древнеиндийской философиями. В советской историко-философской литературе дан анализ текстов древнегрече­ской философии, из которого следует вывод о существовании у греков горизонтального «пятичастного креста», проросшего «пятерицей» во всех важнейших сферах духовной культуры античности (81), что характерно и для восточных философских учений.

Пятичастная сущность мира просматривается в космической сути бога Аполлона, который «рассеивается» и «разрывается» на воздух, воду, землю, звезды, растения, живые существа и получает четыре имени: Дионис, Загрей, Никтелий и Исодет (аналогично представ­лениям китайцев и индийцев — у них при пятичастном делении рода и природы единый центральный первопредок в сторонах света получает еще четыре имени). У Платона космос один, однако из предположения о существовании и других космосов следует, что их будет только пять и ни одним больше. А если же, как считает Аристотель, космос единственный, то он состоит из пяти миров: земли, воды, воздуха, огня и эфира — субстанции, обладающей по природе своей круговым движением. И здесь между греческой и восточной философиями имеются прямые параллели, а китайский вариант пяти стихий «Дерево-Восток», «Металл-Запад», «Огонь-Юг», «Вода-Север» и «Земля-Центр» подчеркивает общее горизонтальное видение стихийной упорядоченности трех космосов — китайского, индийского и греческого.

Наиболее яркой пятичастной системой в китайской предфилософии являетя пятичастное членение языковых знаков и категорий сознания в физических органах и узорах фигуры первопредка, опи­санное китайским Фэн-Хуаном (Фениксом): «Есть на Востоке гора высотой 500 ли, называется Даньсюэ-гора. Ее вершина полна золота, камений. Дань-вода стремится из нее и, к Югу протекая, впадает в Бохай. Есть птица там, ее вид подобен петуху, (она) пятицветная и узорчатая. Зовется Фэн-Хуан (Феникс самка-самец). Узор головы называется Дэ (добродетель), узор крыльев называется И (справед­ливость), узор спины называется Ли (этикет, ритуал), узор груди называется Жень (взаимность), узор живота называется Синь (до­верие). Пьет, ест по само-надобности (себе-надобности цзы жань), само-поет (себя-поет цзы гэ), само-танцует (себя-танцует цзы у). Увидят (Фэн-Хуан), то Поднебесная умиротворяется, успокаивается» (81, 38).

Вот так описывается красочный облик зооморфного первопредка древних китайцев — в пяти цветных узорах его тела записана природно-родовая книга норм поведения в обществе. Их механизмы передаются действиями Фэн-Хуана: «себя-танцевание» цзы у — есть не что иное, как природно-родовой ритуал, «себя-пение» цзы гэ — миф, «себя-надобность» цзы жань — табу, следование «естествен­ности». В этом представлении Фэн-Хуан является живым сгустком природы, рода и сознания, самотанцующим, поющим и организу­ющим себя по естественным законам природно-родовой жизни кос­моса, который имеет зооморфное обличье красочной птицы. Пять категорий, представленных в узорах тела Фэн-Хуана в их природном и социальном значении, позже получили статус фундаментальных поведенческих и познавательных принципов в философии даосизма, конфуцианства и легизма.

Для китайского мышления, принципы которого изложены в «Кни­ге перемен», пять стихий (дерево, металл, огонь, вода и земля) взаимодействуют на основе чередования сил Инь (тьма, текучесть, женское) и Ян (свет, твердость, мужское), что определяет весь ход вселенских метаморфоз (150). Эта книга является основой для да­осской философии, астрономии, истории, медицины и всех воинских искусств, ибо если Инь и Ян управляют совместно ритмом мирового порядка, воплощая идею вечного движения и борьбу противополож­ных начал, то Великое Дао (естественный путь вещей), которое невидимо, немыслимо и бесформенно, направляет ход жизненных превращений. Постижение естественного порядка необходимо было для укрепления стабильности основанного на нем социального по­рядка. Если мир — живой организм, в котором все взаимосвязано до такой степени, что перегрузка в одном месте неизбежно ведет к ослаблению в другом, к аритмии всего вселенского организма, то малейшее нарушение порядка вещей может привести к весьма серь­езным последствиям, вызывая несчастья. Нелегко было разрушить общественный строй, если считалось, что он является частью самой природы, связанным органически с ней, обусловленным тем самым космическим ритмом, что и смена времен года, солнца и луны. Именно эта структура межчеловеческих отношений проявилась в цикличности развития Китая, наложила отпечаток на китайскую цивилизацию и культуру, противопоставив ее европейской цивили­зации и культуре.

Значимость даосизма в китайской духовности колоссальна, так как он получил небывалую популярность в народе и благосклонность императоров благодаря проповеди долголетия и бессмертия, поэтому познать Дао, следовать ему, слиться с ним — в этом смысл, цель и счастье жизни. Ведь, исходя из идеи о том, что тело человека представляет собой микрокосм, подобный макрокосму (Вселенной), даосизм предложил ряд рецептов достижения бессмертия: 1) огра­ничение до минимума в еде (путь, изученный в совершенстве ин­дийскими аскетами-отшельниками); 2) физические и дыхательные упражнения, начиная невинными движениями и позами и кончая инструкциями по общению между полами (здесь видно влияние индийской йоги); 3) совершение свыше тысячи добродетельных по­ступков; 4) принятие пилюль и эликсира бессмертия. Не случайно, увлечение волшебными пилюлями и эликсиром в средневековом Китае вызвало бурное развитие алхимии.

Во II—III вв. в Китай проникает буддизм, и главное в нем то, что было связано с облегчением страданий в этой жизни и спасением, вечным блаженством в будущей жизни,— воспринял простой народ. Верхи же китайского общества, и прежде всего интеллектуальная элита, черпали из буддизма значительно больше, ибо на основе синтеза идей и представлений, извлеченных из глубин буддизма, с мистическим даосизмом и конфуцианским прагматизмом возникло одно из самых глубоких, интеллектуально насыщенных и пользу­ющихся до сих пор немалой привлекательностью течений мировой религиозной мысли — чань-буддизм или дзен-буддизм. В последнем главную роль играет идея Пустоты, Небытия как основы мира, что противоположно греко-латинской, а позже христианской модели мира как Бытия.

Идея Небытия в даосско-буддийской модели мира (сейчас в современной науке она интерпретируется как физический вакуум, на что обращалось внимание выше) обозначает не абсолютную пустоту, а источник, порождающий тьму вещей нашего мира, т. е. Небытие в потенции содержит наш феноменальный мир. И вот здесь любопытным образом устанавливается место человека во Все­ленной — поскольку вся тьма вещей равна нулю, постольку и каждая вещь равна нулю, следовательно, Вселенная и Человек взаимно равны друг другу. И если человек сумеет найти Дао, Путь, то он сможет получить всю мощь Вселенной, что просматривается в психофизическом тренинге и аутотренинге боевых искусств: в процессе концентрации человек приходит к полному слиянию с мирозданием, приобретая при этом фантастическую устойчивость, когда его опрокинуть или вывести из равновесия невозможно (42). В целом для китайской модели мира характерен космоморфизм или космоцентризм, присущий восточному мышлению вообще.

Нет ничего удивительного в том, что творчество представителей культур и цивилизаций индобуддийского круга (поэтов, живописцев, каллиграфов, мастеров чайной церемонии, скульпторов и др.) ис­ходит из принципа «природа — мера всех вещей». В их творчестве поэтому лишь угадывается истинная красота, красота природы, в нем заключен шифр Вселенной. В отличие от этого европейская цивилизация и ее культура ориентированы на человека и являются антропоцентрическими. В свете этого становится понятным совер­шенство форм таких произведений искусства, как строфы Алкея, сонеты Петрарки, изваяния Праксителя и Микеланджело, причем эта форма гармонирует с духовностью содержания. В них нет ничего лишнего, добавление к ним хотя бы одного штриха ведет к утрате воплощенного в них мировосприятия европейца. Главная цель ев­ропейских художников, скульпторов, поэтов — создание идеала красоты, основанного на принципе «человек — мера всех вещей». В этом плане модели мира Востока и Запада с их ориентацией соответственно на Вселенную и Человека взаимодополнительны.

Такое взаимоотношение восточной и западной модели мира хо­рошо проявляется в социальных утопиях, при помощи которых человек пытался овладеть миром. Скажем, в китайских социальных утопиях, разрабатываемых даосизмом, конфуцианством и моизмом, доминировала идея возврата к порядкам когда-то существовавшего «золотого века» (68). Уже в древнюю эпоху китайской истории мудрецы выработали такие понятия, как «Датун» («Великое едине­ние», «Великая гармония») и «Тайпин» («Великое равновесие», «Ве­ликое спокойствие»), которые вошли в ткань общественно-полити­ческой мысли Китая. Идеализированное прошлое, где нет хаоса и смуты мрачной действительности, представляется по-разному: в од­ном утопическом проекте перед нами предстает блаженная страна, где все равны, где нет физического труда, и человек наслаждается дарами природы, в другом — все трудятся в поте лица своего, однако плоды труда делятся поровну и поэтому нет дифференциации общества. Для утопических картин идеального общества характерна ориентация на прошлое, древность служит образцом, иными словами нет устремленности в будущее, что связано с циклическим харак­тером китайской истории.

Европейское сознание связано с линейным временем, вошедшим в его ткань вместе с христианством, что объясняет двойственность утопического мышления. Ведь утопия призывает к уничтожению кош­мара настоящего, однако на его место воздвигает принудительный кошмар будущего. Утописты не могут представить себе общество бу­дущего как ассоциацию свободных, универсальных индивидов, так как они испытывают ужас перед наблюдаемым ими хаосом, произво­лом, расточительством, неуверенностью и распущенностью. В этом плане утопии — это кривые зеркала, отражающие жестокую дейст­вительность. Интересно, что становление европейского утопического сознания связано с процессом постепенной секуляризации теологи­ческих идей рая и спасения: 1. Земная империя мира и справедливости Данте. 2. Открытие Колумба, рассеявшее надежду на обнаружение потустороннего рая Нового Света. 3. Т. Мор со своим мирским обще­ством, устроенным на началах добродетели, и др.

С самого начала существования классической европейской утопии можно видеть в зародыше все ее разновидности: французскую — бунтарскую, испанскую — дон-кихотскую, итальянскую — патети­ческую и английскую, отмеченную духом постепенности и здравого смысла. Именно в недрах утопического революционного.сознания, апокалипсического по своей сути, родились идеи о том, что тотальное переустройство социального мира предполагает карающего судью, карающего всех классовых противников как носителей зла.

Угнетенные станут судьями ныне господствующих и будут судить их с гневом, новый справедливый порядок грядет неизбежно, царство равенства и совести наступит в результате борьбы. И вот практика XX века показала, что происходит во время совершения революции с целью осуществления утопических идеалов — разрушаются со­циальные скрепы, обуздывающие иррациональную, злую, бесовскую и темную стороны человеческой природы. Чего стоят невиданные доселе кровавые зверства режима Пол Пота в Камбодже, перед которыми меркнут злодеяния нацистских людоедов. Вот уж постине пророческим оказался роман Ф.М. Достоевского «Бесы» — миллионами фактов (речь идет о «судорогах», устроенных бесами в разных странах в разные времена) проверены предвидения нашего гени­ального соотечественника (63). В настоящее время мы живем в весьма противоречивую эпоху: с одной стороны, расцвет науки и техники, совершаются замечательные открытия в области электро­ники, генной инженерии, биологии и прочих сферах человеческой деятельности, с другой стороны — широкое распространение ниги­лизма, массированное вторжение массовой культуры в духовную жизнь Запада и Востока, нравственная деградация.

По мнению ряда ученых, перед нами кризис западноевропейской культуры, начало которого связано с именем Ф. Ницше, причем глубина этого кризиса сейчас максимальная. Сейчас человечество находится в состоянии перехода от разрушающейся интеллектуаль­ной машины, построенной на парадигме рационализма Просвещения и скрепляющей деятельность европейца, к новой системе ценностей общепланетарного характера, с ее новым пониманием пространства и времени, с новыми религиями, с новыми отношениями между людьми (94). Уже теперь происходит преодоление геоцентризма и антропоцентризма, осознанных или неосознанных попыток проти­вопоставить человека сначала земной природе, затем всей Вселенной, что весьма существенно для оценки факторов существования, жиз­недеятельности и развития человечества. Ныне человечество стало космопланетарной силой. Пройдя через бесчисленные препятствия в ходе социальной эволюции и революции, оно начало экспансию в Космос.

«Явленья жизни — беглый эпизод Меж­ду двумя безмерностями смерти» (М Во­лошин)

«В любой культуре есть Плутархово на­чало в том смысле, что каждая развитая культура передает нам целостный идеал человека» (А. Мальро)