Чего перестройка явно не сделала – это не осуществила большую мечту Карла Великого создать христианское общество. Никто не мог всерьез утверждать, что он хоть сколько-нибудь приблизился к своей цели построить «лучшее» (или даже «большее») общество, достойное помощи Бога. Вспомните, как дворец Людовика Благочестивого в Ахене был полон шлюх, а администрация империи оказалась коррумпированной, и нет ничего хотя бы отдаленно христианского в политике Каролингов в IX в. Но критики Людовика взяли риторику мечты, и, отдавая должное и императорам, и их церковнослужителям, надо сказать, что все они прилагали серьезные усилия к тому, чтобы перенести обновление христианства в империи Карла Великого на более высокие уровни преданности вероучению и со стороны духовенства, и мирян.
В основном усилия были сфокусированы на духовенстве, что разумно. Если бы оно не откликнулось на correctio, не осталось бы ни малейшего шанса на то, что реформы окажут какое-то воздействие на мирян. И опять-таки принятые меры стали не благочестивыми банальностями, а вполне конкретными и должным образом направленными. В начале правления Карла Великого иерархия в епископате, до этого отчасти деградировавшая, полностью восстановлена в прежнем виде. Власть архиепископов, как было принято на Никейском соборе, вновь подтвердили в королевском законодательстве, чтобы имелась возможность оказывать давление на подчиненных им епископов, которые без энтузиазма относились к correctio. За этим последовали периодические выяснения того, сколько уже сделано, а к концу правления Карла Великого был проведен ряд реформаторских соборов, в 813 г. в Арле, Шалоне, Майнце, Реймсе и Туре; возможно, были и другие с целью еще раз показать всему духовенству, каким именно должен был стать их вклад в создание христианского общества Карла Великого.
Духовенство, однако, стало лишь средством для того, чтобы добраться до мирян. Это снова подтвердили реформаторские соборы, на которых впервые разъяснилось, что священники должны проповедовать своей пастве на их родном языке, каковым бы он ни был. Это явилось кульминацией нового акцента на важности проповеди как главного метода обучения мирян, что просматривается в заявлениях на протяжении всего правления Карла Великого, и опять ученые оказали ему конкретную помощь. Одно из старых излюбленных произведений папы римского Григория Великого – «Сорок проповедей по Евангелиям» – исправили, размножили и широко распространили, а также составили новые сборники. Павел Диакон прокладывал себе путь сквозь существующие проповеди от великих Отцов Церкви, в то время как Карл Великий праздновал конечный результат:
«Павел Диакон… прочитал трактаты и проповеди различных католических отцов, выбрал из них все самое лучшее и предложил нам два тома текстов, подходящих для каждого отдельного праздника года, в которых исправлены ошибки. Изучив эти тексты, мы утверждаем вышеуказанные книги своей властью и предоставляем их вам для чтения в христианских церквях».
Это превосходная краткая характеристика correctio Карла Великого: определить «правильную» версию важного текста и получить от короля-императора санкцию на ее, и только ее использование на территории всей империи. В самом конце правления Карла Великого аналогичным образом Храбан Мавр составил еще один большой сборник проповедей[293].
Усилия направлялись и на другие аспекты мирского благочестия и обеспечения служб для мирян. Особенно интересны епископские уставы, которые начали появляться в годы правления Карла Великого. Это было лишь началом традиции, которая будет процветать еще много веков, но пять из дошедших до наших дней уставов были приняты до реформенных соборов 813 г. В них епископы излагали для священников своих епархий то, на чем конкретно они должны делать акцент в проповедях своей пастве; есть несколько поразительных вариантов. В Льеже, например, епископ Гербольд оказался способным лишь подчеркнуть основные обязанности мирян – крестить своих детей и платить десятину. В Орлеане, расположенном западнее, епископ Теодульф сумел изложить гораздо более амбициозную программу, включая участие мирян в постах и ночных службах в течение года. Это наводит на мысль о том, что существовало огромное разнообразие в религиозности разных регионов во Франкии, но на самом деле интересным является факт существования самого устава. Независимо от имевшегося уровня христианского благочестия форма устава показывает нам, что епископы засучивают рукава и пытаются оказать влияние на религиозный опыт каждого человека в своей епархии.
На мой взгляд, это действительно интересный момент. Как и с реформой Карла Великого в части образования и приобретения христианских знаний, есть восхитительный практический поворотный пункт в каждом аспекте correctio Каролингов. Другие имперские законы утверждали, что новый молитвенник, переделанный из римской модели, который Адриан прислал в Галлию, должен быть использован на всей территории империи, и все миряне должны учиться вере и божественным молитвам. Эта программа, безусловно, не сделала людей большими христианами в нравственном смысле этого слова, что Карл Великий явно имел в виду в Admonitio Generalis, но она сильно повлияла на общий религиозный опыт. Архиепископы воздействовали на епископов, которые посредством реформаторских соборов и своих уставов определяли религиозные стандарты, которых должны были придерживаться их священники. Эти усилия передавались мирянам, по крайней мере – пусть и медленно – через последние методы ведения церковных служб, а также новые требования, которые к ним предъявлялись, и, как абсолютный минимум, я уверен, что вера и Божья молитва действительно преподавались по всей империи. Все это было нужно для того, чтобы начать чрезвычайно долгий процесс, и существовало много ограничивающих факторов (сопротивление духовенства, без сомнения, в некоторых регионах и продолжавшаяся нехватка книг), но важно то, что этот процесс вообще начался. Несмотря на ограничения, Карл Великий использовал свою религиозную власть, чтобы определить то христианское благочестие, которое должно было охватить всех подданных в его империи[294]. Впервые пытались воплотить в жизнь такую радикальную программу, и сама попытка оказалась гораздо важнее, чем какие-то сопутствовавшие ей неудачи. Как сказал доктор Джонсон о собаке, ходящей на задних лапах, важно не то, что она это делает плохо, а то, что она вообще это делает.
Но наряду с этим смешанным собранием фактов была одна область, в которой, по крайней мере, в конечном счете усилия Карла Великого имели абсолютный и явно выраженный успех, – перестройка интеллектуальной инфраструктуры западной церкви. В конечном итоге все ключевые элементы этой программы, приведенной в действие Карлом Великим и его интеллектуалами, имели успех. Латынь – их версия классической латыни – стала языком церкви до наших дней: прямой результат инициатив Каролингов. Также это косвенно наводит на мысль о том, что сделанный ими акцент на образовании и копировании текстов также привел к изменению общей культуры западной церковной жизни. Соборные и монашеские общины стали образовательными центрами и составили соответствующие библиотеки, позволившие им преподавать, сохранять и распространять христианские знания и проводить богослужения в соответствии с ожидаемым образцом. Начиная с середины IX в. сохранились некоторые монастырские библиотечные каталоги, и монахи должным образом разделили свои собрания книг так, чтобы те отражали свое назначение: молитвенники, произведения, имеющие более широкое отношение к церковному сообществу (монашеские правила, канонические законы, агиография), и, наконец, школьные учебники (грамматики, риторики и истории). Таким образом, общую латинскую христианскую культуру стали поддерживать и питать в ста восьмидесяти соборах и семистах крупных монастырях империи. Ученым Карла Великого удалось объединить свой опыт и сделать так, чтобы ключевые тексты христианской религиозной базы данных можно было легко найти в нескольких сотнях отдельных религиозных учреждений.
Но нужно подчеркнуть, что это отдаленный результат. Менее ясно, насколько быстро новые знания, школы и книги проникли в старые монастыри и соборы. Ввиду их особого упоминания в завещании Карла Великого и общего пути, по которому шел процесс correctio, бьюсь об заклад, что соборные общины всех архиепископов быстро стали следовать общему правилу. Есть также несколько крупных, связанных с королевской властью монастырей, вроде Фульды, Райхенау и Сен-Галл, которые, по-видимому, переняли новые стандарты изучения христианства очень рано. Как быстро они распространились на менее крупные епархии и небольшие монастыри, не так ясно, но по тому акценту, который по-прежнему ставился на необходимости реформы в годы правления Людовика Благочестивого и после него, кажется наилучшим предположение, что это происходило не так уж и быстро. Даже если и так, многие интеллектуалы Карла Великого являлись преподавателями, каковыми были и многие их ученики, в свою очередь, и личное влияние этой растущей сети ученых, наряду с королевскими законами, сыграло огромную роль в завоевании широкого принятия новых стандартов церковной культуры. Ко времени правления внуков Карла Великого, по крайней мере, мы уже видим несколько десятков учреждений по всей старой империи, где есть тому веские доказательства (карта 15, с. 432). И по мере того как новые стандарты завоевывали более широкую аудиторию среди духовенства, они продолжали воздействовать на религиозный опыт мирян[295].
Вы наверняка задаете себе вопрос: что думал Карл Великий обо всем этом на смертном одре? Было ли у него ощущение успеха, или он сознавал относительно небольшое количество – пока! – тех центров, где уже процветали новые знания, и тот факт, что многие церковные службы все еще проводятся не так, как ему хотелось бы? Нравственная сторона проекта, с более желчной современной точки зрения, выглядит совершенно безнадежной, так как, даже если вы сделаете людей более набожными, они не обязательно будут вести себя сколько-нибудь лучше в нравственном смысле, и, возможно, Карл Великий, будучи стреляным воробьем, думал и об этом тоже. Но с точки зрения по крайней мере исторической важности его необыкновенные успехи с избытком перевешивают любые промахи, даже если потребуется еще немного времени, чтобы они стали полностью очевидны. Прежде всего, церковная раздробленность, характерная для периода после распада Римской империи, была повернута вспять благодаря осуществлению императором всеобъемлющей и безоговорочной религиозной власти. Во всей империи теперь была одна христианская культура, и христианство перестало существовать как отдельные религии в разных королевствах (за исключением Британских островов). Будет далеко не преувеличением заключить, что именно проект реформ Карла Великого дал толчок к появлению западного латинского христианского мира, так как он определил и распространил общую латинскую христианскую культуру, которая с той поры его объединяет. Что произошло с западным христианством, когда императорская власть, создавшая его, перестала существовать, и как этот процесс в конечном счете породил Вторую Римскую империю – это тема заключительной главы.
Глава 8. Habemus papam: «взлет» папской власти
11 ноября 1215 г. в Риме начался крупнейший церковный собор христианских вождей, который когда-либо видел мир. В нем лично участвовали около четырехсот епископов и восьмисот аббатов. Присутствовали также и представители от всего соборного духовенства Западной Европы, где не было епископов, а также группа наблюдателей, посланных восточными патриархами. Собравшиеся Отцы Церкви приступили к разработке самой амбициозной программы тотальной реформы христианства, когда-либо проводимой в мире: в духе correctio Каролингов, но заново определенной в промышленном масштабе.
Один блок соборных канонов наносил удар по коррупции духовенства. Многие установившиеся порядки были объявлены вне закона, включая назначение несовершеннолетних родственников на церковные должности, продажу церковных должностей и открытую распущенность. Собор также сделал все возможное, чтобы придать этому осуждению больше основательности: восьмой канон устанавливал, что любая официально зарегистрированная жалоба на духовное лицо должна быть полностью расследована, а не просто положена под сукно. Монахи тоже получили свою долю внимания: двенадцатый канон требовал, чтобы в каждой архиепископской провинции был создан надзорный орган (под названием капитул), обязанный контролировать поддержание должной дисциплины среди монахов (эта идея возникла из прецедентов, установленных в Дании в 1205 г. и Риме в 1210 г.).
Однако еще больший акцент был сделан в отношение мирян: ответственности духовенства за обеспечение прихожанам как можно лучших церковных служб и благочестивой дисциплинированности мирян в ответ на это. Среди многих ярких моментов двадцать первый канон постановлял, что все миряне, мужчины и женщины, должны приходить на исповедь по крайней мере раз в год, своевременно выполнять любую епитимью и принимать святое причастие на Пасху. Десятый канон затрагивал вопросы проповедования – главного механизма, посредством которого в основном безграмотные миряне обучались своей религии. На соборе была выражена особая озабоченность состоянием дел в крупных епархиях, где епископ (ответственный за проповедование христианства с древних времен) мог вести борьбу за обеспечение соответствующего повсеместного чтения проповедей. Одиннадцатый канон требовал, чтобы каждый архиепископ митрополии обучал Священному Писанию священнослужителей и других членов духовных орденов, отвечавших за мирскую паству. Девятнадцатый и двадцатый каноны обращали внимание на церковные здания, требуя, чтобы освященные хлеб и вино хранились в освященных условиях в церкви, а к самим церквям должно было быть отношение как к священным местам, предназначенным только для проведения религиозных служб (в это время деревням стали необходимы помещения, которые были бы отделены от церквей). Каноны пятидесятый – пятьдесят второй даже обратились к браку, требуя, чтобы он торжественно заключался в церкви как полностью оплаченное христианское таинство, и заново установили запрет на инцест с почти не поддающихся контролю семи ступеней родства (по этому закону, честно говоря, почти все являются слишком близкими родственниками, чтобы вступать в брак) до четырех.
Даже это (что означало иметь менее чем одного общего прапрадедушку или прапрабабушку) было несколько сложно для немногочисленной аристократии Западной Европы, имевшей тесные взаимосвязи, и относительно стационарно проживавшего в деревнях крестьянства. В Лотарингии в XIX в., как было подсчитано, почти 50 процентов крестьянских браков нарушали эти ограничения, которые были существенно шире, чем необходимые меры для сохранения здорового генофонда. И после окончания церковного собора в целом не произошло внезапной вспышки массового христианского благочестия в западном христианском мире. Но дело в другом.
Этот необычный и амбициозный церковный собор проходил в Большом зале Латеранского дворца в Риме – штаб-квартире папы римского начиная с IV в. Он был созван и проходил под председательством правящего папы римского Иннокентия III, который не только диктовал его повестку дня, но и прочитал проповедь на церемонии открытия. Основываясь на Евангелии от Луки, 22: 13, он заявил: «Я искренне желал съесть с вами вместе пасхального агнца, прежде чем я пострадаю, то есть прежде чем умру». Его слова были необычно пророческими, так как смерть настигла его следующим летом 16 июля в Перудже, но папа римский имел в виду не свою собственную смерть. Он использовал Песах (и Песах, и пасхальный агнец на английском языке звучат как Passover. – Пер.) в память о бегстве израильтян из Египта, чтобы представить три типа поездок, которые стояли главными в повестке дня собора, – личная поездка для обретения Иерусалима (так как они жили в мире, в котором Крестовые походы стали реальностью жизни, и Иннокентий собирался провозгласить пятый из них), духовный переход церкви от коррупции к реформе и индивидуальное путешествие каждой отдельной души с Земли на блаженные Небеса.
Но если папа Иннокентий рассматривал несколько новых путешествий, то одно, более старое, было закончено. На IV Латеранском соборе мы наконец видим, что папская власть ощутимо действует как глава западного христианского мира: созывает церковные соборы с массовым присутствием духовенства, диктует повестку дня, устанавливает стандарты веры и богослужений для духовенства и мирян и пытается проводить их в жизнь. И здесь контраст с перестройкой Каролингов, проводившейся около четырехсот лет до этого, не мог быть более разительным. Затем, следуя установленной практике, император и его придворные становились главной движущей силой религиозной реформы. Притязания Иннокентия на власть простирались еще дальше. В 1201 г. в декреталии, в которой обсуждался существующий избыток кандидатов на трон Священной Римской империи, он заявил, что задачей папы римского является забота об интересах империи, потому что та получила рождение и окончательную власть от папства. И эта заявленная власть не была ограничена только империей. В таком же известном письме от 1198 г. он использовал аналогию с астрономией, чтобы утверждать, что его власть на самом деле превосходит власть любого европейского правителя:
«Подобно тому как луна берет свой свет от солнца и является меньше его в количественном и качественном отношении, по положению и мощи, так и королевская власть берет великолепие своего высокого положения от власти папы римского»[296].
Иннокентий III не только претендовал на абсолютную власть над западной церковью и продемонстрировал действенность этой претензии на чрезвычайном собрании церковнослужителей, которые приехали в Рим на IV Латеранский собор, но и обосновывал эту претензию, утверждая, что его власть более высокого порядка, чем власть любого земного правителя в христианском мире. Как же после половины тысячелетия, прошедшей под главенством императоров в христианском мире, основанном на последовательной идеологии, произошел переворот в период между правлением Карла Великого и Иннокентия III?
