Основная проблема психокатарсиса 5 страница

Перемена в В. потрясла не только друзей П., но, разумеется, больше всего его самого. Он смотрел на знакомое лицо, но даже в движениях узнавал Сергея, слышал стандартные его фразы, темы (деньги и т. п.). Но, вместе с тем, его не оставляло ощущение, что и это он уже где-то видел. Еще до встречи с семьей В.!

Конечно же! Все это он видел во время арестов и обысков! Типичная воровская “маруха” (“телка”, “бабца”, “матрешка”)! Если “сексуальное” поведение человека — самая глубинная его характеристика, то его поведение во время ареста, наверное, непосредственно следующая. Что поражало П. при арестах, так это поведение воровских марух. Казалось бы, взяли ее сожителя с поличным, вещественных доказательств, изъятых при обыске, достаточно на десять судебных процессов, но для марухи не существует ничего — виноваты кругом все, а более других те, которые пришли с обыском, она же — хорошая, ее обидели, в ней нет ничего такого, чем нельзя было бы не восхищаться (а разве это не прекрасно?), и стыдится ей нечего. И как воры, демонстрируя свою решимость к смертному бою, до крови режут бритвой себе предплечья, так же демонстрируют себя и их марухи — разнузданно требуют считать себя хорошими … Будущий П. далеко не сразу понял, что такое поведение воровских телок вовсе не притворство, не игра. Да на самом деле это как раз и есть то, что называется нравственной проблемой человека: они просто не могли позволить себе понять, что это дурно — красть у других! Не могли понять! Чего же им тогда стыдиться?

Воры бывают разные: домушники, щипачи, липачи, медвежатники, иваны, утюги, торгаши и другие. И у каждой из этих категорий свой, отличающийся от воров других типов, стиль жизни, быт — сексуальные ритуалы, формы в доме нечистоты и т. п. Опытный инспектор без труда различает эти типы не то что по оформлению их жилья, но даже по одежде и походке. Словом, они все как будто из одной стаи с неким вожаком, которому они, возможно, его и не зная, подсознательно подражают. Познания из жизни воров — знание, казалось бы, мало полезное для взявшегося за психоанализ. Ан, пригодилось.

Перед П. с его друзьями буйствовала “маруха”, и не какая-нибудь, а именно “торгашка”, то есть как раз из того слоя, из которого была первая жена Сергея, и которая и определила срок начала его преступной карьеры (если бы он стал “торгашом”, а не “липачом”, они бы, возможно, жили вместе и поныне), а также его вкусы, в частности при оформлении квартиры его второй жены. (Это, вообще говоря, типично для “фюреров”: все они обладают болезненнейшим комплексом неполноценности, всякий им кажется лучше себя, а потому они в кого-нибудь с готовностью внутренне перевоплощаются — все равно в кого, хоть в изменявшую жену. Истинную сущность такого “фюрера” распознает или ассоциативно-образное мышление, или ее можно вычислить, наблюдая поведение людей, позволяющих себе впадать в страстную от них зависимость.)

Итак, В. по возвращении Сергея домой стала “марухой” собственного брата!.. И именно “марухой”! Или, попросту отражая брата, она была им, подобно тому, как Наташа была Элен.

Но из этого следует, что и до его ухода В. была им! (Для простоты обозначим то ее состояние как “В”.)

Таким образом, познание о том, что пространственная близость с братом неузнаваемо меняет В., и в этом состоянии она может пребывать неограниченно долго, позволяет сделать несколько очень важных выводов.

Во-первых, можно считать достоверными слова В. о том, что она не могла встретиться с П., пока работала в Центре: так была всем там происходящим увлечена. Но теперь мы можем продолжить и очистить ее мысль: ее встреча с П. была невозможна и до тех пор, пока “наездником” был младший братишка. Как только он женился и переселился к жене, встреча произошла (всего через три месяца!), но союз продолжался до тех пор, пока Сергей не вернулся. Таким образом, В. может быть сама собой только в его отсутствие. Если бы она встретилась с П. раньше, то возникла бы комбинация “Ромео и Джульетта”, клан ловцов преступников схлестнулся с преступным кланом — такое случается, и не только в кино. (Нечто весьма близкое реализовалось в жизни родителей П.: зарабатывать деньги его отец начинал в ЧК /с 16 лет, что не могло не положить отпечаток на его характер/, а мать была из семьи репрессированных и ограбленных — тем же ЧК! Результат — страстная любовь.)

Зависимость событий в жизни В. и ее ближних

от пространственного присутствия ее брата

Во-вторых, мы экспериментально убедились, что половинки — это явление отнюдь не только биоритмическое. Ведь с появлением брата половинка как бы умерла — ничего не осталось ни от интересной собеседницы, ни от любовницы генитального типа, ни от заботливой обучающей матери.

В-третьих, поскольку переключение брата на другую женщину произошло, когда “В”. работала в Центре, то рассматривать закономерности эволюции ее взаимоотношений с целителями можно лишь с учетом того, что появилась она там в одной индивидности (“маруха”) и была принята, а взаимное отторжение произошло, когда влияние “наездника” (брата) существенным образом ослабло. (К анализу происшедшего с “В”. в Центре мы вернемся в главе “А ведь это была победа!!!”.) Та В., какую мы видели на страницах “Катарсиса…” рядом с П., не приемлема не только для матери В., не только для брата и даже ее дочери, но и для целительского коллектива тоже.

В-четвертых, поскольку фундамент характера дочери В. закладывался, когда ее мать была “марухой” своего брата, то удивляться особенностям ее характера (mania anglicana, негативизм, плохая учеба, цель жизни — впасть в состояние кайфа) удивляться не приходится: воспитывала ее отнюдь не Возлюбленная, а “маруха”. Вывод поразительный: несмотря на лестные самооценки своих взаимоотношений с дочерью, “В”. ее до встречи с П. не любила! Вернее, “любила”, но в некрофилическом смысле этого слова!

Именно такое обычное к себе отношение дочь В. и называет “любовью”, а состояние транса — “счастьем”, к которому и стремится. Пребывание “В”. в Центре коренным образом ее не изменило, но ненависть к дочери уменьшилась, поскольку некрофилические импульсы она частично рассеивала на товарках-целительницах и возлюбленном экстрасенсе, что дочь “В”. восприняла как незначительное уменьшение счастья (см. схему). А вот кардинальное изменение “В”. после ухода брата, молитвы о половинке, встречи с П. и превращение в В. лишило дочку, внучку и племянницу алкашей пьянящего некрополя. Что дочка “В”. и расценила как состояние особенного несчастья. Результат один, хотя механизмы разные: при брате, в Центре, мать давала меньше “счастья” из-за рассеивания некроимпульсов, а без брата, но с П. лишила “счастья” из-за своего внутреннего преобразования.

На схеме заметно, что внешние последствия появления или ухода Сергея проявлялись не сразу, и это настолько естественно, что иначе быть не может. Однако это изменение поступков, но не состояния души. Если В. с П. поссорилась, так сказать, “официально” только через две недели после возвращения брата домой, то разлад начался немедленно! Проявилось это, естественно, в постели. Все было, казалось бы, тем же самым: разговоры, улыбки, стиль одежды… Но клиториальная и вагинальная возбудимость у В. настолько редуцировалась, что ее оргазм превратился, по ощущениям П., в откровенную профанацию. Более того! После “оргазма” она стала распластываться как бы в изнеможении удовлетворения, в точности так же, как актрисы, изображающие удачный сеанс страсти. Но актрисы ничего иного попросту не умеют, потому что, будучи некрофилками, способны только на некрофилический сценарий и не только на сцене, но и в жизни. Но В.-то чего вдруг ухнула в такой сценарий?

(Характерно, что В., вернее это была уже “В”., даже не заметила, что произошло изменение ее поведения в постели!! Все, с ее точки зрения, было, как и прежде. Изменившееся в постели поведение было игрой, но не подражанием, а acting out неудовлетворенных потребностей ее нового состояния души. Не решив на уровне тела мировоззрения (или духа) некие нравственные проблемы, она допустила порабощение себя некрополем брата, в результате чего главным ощущением души стали неуверенность и страх. Единственное решение проблемы страха для некрофилов — это забыться. Мужчины в таких случаях чаще напиваются, реже влюбляются. Женщины пьют реже, но только потому, что в силу большей чувствительности могут забываться во влюблениях. Вариант — вступают в секту (гарем) с любым вероучением. (Обратите внимание: чем секта более авторитарна, тем больше в ней отношение количества женщин к количеству мужчин.) Если забыться (умертвиться) невозможно (как рядом с П.), то некоторое “облегчение” можно получить за счет имитации. Это всем известный прием: если плохо, состояние угнетенное, то надо заставить себя искусственно улыбнуться и распрямиться, то есть принять позу довольного человека, и, действительно, лучше становится даже на уровне ощущений. Так же и в постели, в случае реализации некрофилического сценария. Если принять позу изнеможения, то наступит некое забытье, кайф, трупность. Как бы перенесение в общество некрофила. Однако имитация есть имитация, поэтому принадлежащая брату “В”. не в состоянии получить от П. ни удовольствия биофилического (из-за себя), ни некрофилического (из-за него). При таком состоянии души и при нерезультативности постельных взаимоотношений не разорвать с П. отношений она не могла. Что и произошло при обстоятельствах, тоже весьма характерных: он, обеспокоенный невиданными прежде у нее симптомами, предложил заняться психокатарсисом, но она не только ничего в себе не увидела, и, соответственно, не избавилась, но буквально через несколько минут стала агрессивна и обвинила П. в том, что он хочет ее убить!!! Истерика. Впрочем, вполне обоснованная: для любого некрофила психокатарсис есть его отрицание, его как бы смерть. Это также смерть реплики, отпечатавшейся в естестве В. Ее слова показывают, что в данном случае она себя полностью отождествила со своей репликой.

Дальше — больше. Еще через две недели безуспешных попыток П. спокойно происходящее обсудить, он предложил ей самой объяснить, почему она стала так ужасно и истощенно по всеобщей оценке выглядеть, хотя в то время, пока она была с ним, все общие знакомые говорили, что приятно смотреть на ее улыбающееся, пышущее здоровьем лицо. “В”. объяснила это следующим образом: все находятся под гипнозом П., поэтому, когда она была с ним, то была несчастлива, их же друзьям лишь казалось, что ей хорошо; а вот теперь она, наконец, стала счастлива, а то, что она внешне кажется истощенной, то это всем только кажется, потому что все под его, П., гипнозом. Конечно, можно вздохнуть и сказать: ну вот, знакомая история — женщине долго-долго объясняли и женщина все поняла, обычное, в сущности, дело. Да, что и говорить, интеллект у “В”. стал типичным для женщины из комбинации “некрофил — жухлая”.

То, что она стала именно прежней, как до переключения брата на другой живой организм, следует, хотя бы, из того, что “счастье” для нее стало желанно в точности то же, что и для воспитанной ею дочери — забытье, безмыслие, анальность. Смерть — счастье? Но ведь была же она когда-то Возлюбленной!! Великолепной собеседницей! А какой любовницей!)

Противилась ли В. до встречи с П. домашнему “наезднику”? Безусловно. Об этом говорит сам факт ее встречи с П. А до встречи — молитва. Но молитва была непосредственно перед встречей, а еще прежде?

И еще: как ввиду выявленной сущности характера — соответственно, влияния Сергея — можно по новому интерпретировать этапы ее с братом взаимоотношений?

Итак, период первого брака Сергея. Для подсознания В. отсутствие дома давящего брата с инверсированными поступками — облегчение, новое ощущение, которое нравится. Возвращение его домой, видимо, даже при его инверсированном поведении ознаменовалось появлением защитных грубовато-хриплых в ее голосе интонаций, мазохистских на лбу складок и истощенного выражения лица. Но В. хотелось начать дышать вновь. Для женщин кратчайший путь — тот, по которому она уже ходила — или ее провели. Женщина не воспользуется чужим понятийно-цифровым советом, чтобы пойти иной, более короткой дорогой, но пойдет известной, в соответствии с ассоциативной логикой, единственной дорогой. Итак, В. подсознательно “знала”, что избавление от “наездника” возможно единственным путем — удалением его из дома, т. е. женитьбой. На языке рабоче-барачной культуры рационализация должна звучать приблизительно так: мое счастье — в счастье брата. И В. развивает бурную деятельность — сводит, расхваливает претендентку, оправдывает некоторые Олины эротические художества и т. п. Нет-нет, никакие зловредные козни не строились; в той системе мировосприятия, в которой ей позволяли пребывать мать с братом, семья Оли ей действительно понравилась. (Рационализация: побывала у них дома, и вижу, что, хотя зарабатывают много, дома просто, мебель обшарпанная, даже как бы грязненькая. Вот я и решила, что не выставляются, хорошие, достойные уважения люди. Это уж когда брат у них появился, они вдруг все как взбесились: стали покупать, покупать, да подороже, да все импортное…)

Итак, новый брак Сергея состоялся, но для В. (не для “В”.!) облегчение наступило еще до свадьбы — с начала встреч жениха и невесты, когда он “переключился” на другую женщину. (См. схему: в процессе переключения брата на другой организм важны три точки — начало встреч, переселение и промежуточная точка, после которой В. могла уже противостоять его давлению. Именно с этого времени начался распад гармоничного сосуществования с целителями.) На языке же рационализаций В. решила, что ее счастье единственно в том, чтобы “помогать” другим людям, следовательно, она хорошая. Но рационализации — это не подсознательные причины поступков, и в реальной жизни никогда не совпадают у людей вообще и у “В”., в частности.

Успех операции сватовства (второй раз в жизни В. стало легко!) для женского ассоциативного ума означал уже не просто проторенную дорогу, но глубокую колею, из которой выбраться трудно. Помните, она предлагала П. подобрать ему невесту, если он захочет ее бросить? Странное предложение, правда? Да-да, это голос из той самой колеи.

В таком случае, как тут не вспомнить, что исход от “наездников” из Центра тоже произошел в результате брака “дорогого экстрасенса”?! А может быть, этот брак тоже был спровоцирован самой В.? Вывод, надо сказать, вполне естественный. (Прием, с помощью которого В. удалось провернуть и это сватовство, мы подробно разберем в главе “А ведь это была победа!!!”.)

Да, чтобы уйти, она, от “дорогого экстрасенса” в достаточной степени зависимая, вынуждена была женить и его. Удача в этом мероприятии окончательно утвердила ее в том выводе, что для того, чтобы было легко, надо, чтобы оказавшийся рядом мужчина был способен на брак с любой другой женщиной, кроме нее самой. Только в таком случае у нее есть гарантия, что, когда станет совсем тяжело, у нее есть выход. Из подобного рода подсознательного вывода кроме всего прочего следует, что после своей успешной сватовской деятельности она сама в браке счастлива быть уже не может: в замужнем состоянии у нее не будет ощущения, что она в состоянии контролировать ситуацию. Рационализация: расставание затянется, давить, чтобы сохранилась семья, будут со всех сторон, все это мучительно, ощущения безопасности нет, а будет ощущение, что она “в плену”. Такого рода неизбежный вывод и проявился в ее нежелании венчаться с П. Но с другой стороны, она не может быть счастлива и вне брака, все по той же причине: страстного желания безопасности, вернее, ощущения безопасности. Все закономерно — человек взял на себя роль Господа Бога, за что и поплатился иссушающим душу внутренним конфликтом. “Все, что не по вере, то грех”, — так сказано в Библии (Рим. 14:23), и это серьезно. Воля Божья — соединение половинок, все же остальное — грех. Пока она не изживет последствия своей сватовской деятельности, ей бессмысленно вступать в брак — она будет несчастной. Впрочем, бессмысленно и не вступать — тоже будет несчастной. Но изживание греховных поступков прошлого невозможно без осознания, почему ей становилось легко, когда младший брат из ее жизни удалялся. Осознание — большой труд; ведь это противостояние кодировкам матери на то, что брат — хороший. Такова структура ее неврозов: мать — корень, брат — ствол, а экстрасенсы и прочие Зины и Костики — ветви и листья. Так что до тех пор, пока она позволяет “наезднику” из ее тела мировоззрения управлять ей как зашоренной лошадью, — счастья ей не видать.

Неверные в жизни поступки бесследно не проходят: меняя психику, они усложняют будущие взаимоотношения, как это произошло в случае В. и П., и выявить их для покаяния подчас сложно. Тем приятнее, когда они выплывают наружу.

Итак, возвращение брата домой, среди прочего, проявило некрофилическую жизненную установку “В”. во всех ее межличностных отношениях, — вожделение “победить” тех, кто ее дома притеснял.

Выражая мысль иначе: подобная жизнь — есть постоянное противостояние. Все окружающие люди существуют лишь постольку, поскольку они ассоциируются с тем или иным врагом детства. Не врагов попросту не замечают.

Четыре человека окружали В. в ее семье — мать, отец, брат и дочь. Трое определили ее характер от самого детства — отец, мать, брат. (Дочь — лишь продолжение взаимоотношений с ними.) Все трое сковывали ее свободу — и со всеми она боролась. Побеждать она решила начать, разумеется, с самого слабого, беззащитного звена цепи — отца. (Не стоит отца идеализировать. Когда сын принес домой чемодан денег, отец не сказал: “Сын, не делай того, что делаешь. Ты не только свою душу погубишь, но и души тех, кто окажется рядом. Одним только своим присутствием будешь портить воздух”. Нет, этого он не сказал. Но он сказал другое: “Ух ты, как здорово! Давай пересчитаем, сколько здесь!”) Первый муж “В”. и был символом ее отца, психологическим — безвольный, водимый и пьющий. От отца биоритмического в нем не было ничего, только садо-мазохистская надстройка. Победа над мужем была полной — он был смят и уничтожен. Разумеется, в финале она не преминула встать в позу “обижена-опозорена” и все свалила на него. Разумеется, были и еще “отцы” (рационализация: “мужчинам я нравилась”, а ведь кто не знает, что без авансов мужчину не расшевелить?), их она “кидала” (с непременным видом “обижена-опозорена”), как того яблочного купчика, без труда и мало замечала. Делала это, кстати, достаточно жестоко. П. это почувствовал на себе: ведь после трансформации В. в “В”. П. для нее стал не более чем аналогом отца, человеком, к которому в доме даже дочка “В”. относится с хамским пренебрежением. Отсюда величайшее благословение биоэнергоритмического тождества с отцом В. при генитальной ее ипостаси при возвращении ее в анально-накопительское небытие превратилось в кардинальную противоположность — величайшее проклятие. П. стал для нее как бы первый муж, с тем, однако, отличием, что первый муж был более в ее психике значим: мог дать в морду.

Затем для “В”. настала очередь символических матерей. Вы обратили внимание, что абсолютное большинство травм у В. от женщин? А то, что “В”. разогнала всех “подруг”? То-то! У нас нет данных, что среди этих женщин был некий биоритмический аналог матери — может быть, и был. Обычно для этого рожают ребенка-девочку: она как бы несет в себе часть бабушки — и упражняются во властолюбии над ней, тем символически побеждая (убивая) мать. Это не освобождает от чувства подавленности, но утоляет на время чувство мести. И действительно, у дочки В. подозрительно много схожего с бабушкой — и за это девочку ругают, ругают, ругают. (Рационализация: надо воспитывать, чтобы была хорошим человеком.) А ведь схожие с бабушкой черты для того и воспитывают, чтобы был убедительный повод “воспитывать”.

И вот когда “В”. вполне натренировалась с “отцами” и с “матерями”, она взялась за самого сложного противника — “брата”. Психологические (липачи) и психосоматические аналоги — это целители вообще, и, как показала практика, с этой братией больших проблем не возникло, “кинуть” их, при безразличном к ним отношении, несложно. “Дорогой экстрасенс”, в отличие от других экстрасенсов, был более значим, поскольку вызывал более прямые ассоциации с братом (тот же общий знак Зодиака), или, что то же самое, — боль и желание его уничтожить. Он был “интересен”, соответственно, интересен был и его способ зарабатывания денег — целительство и экстрасенсорика. Обоюдная ненависть, как мы знаем, есть “любовь”, и в новую стаю на убой “В”. повела и свою дочку, и своего дядю и прочих. Словом, противник оказался более сложный, и “кинуть” его так просто, как остальных экстрасенсов, не представлялось возможным. Но, в конце концов, она и этого “кинула”. Пиррова, но победа.

Однако победа над символами не всегда освобождает от зависимости от прообраза. Да и вообще, борьба на ложном основании может только иссушить и отяготить. Вплоть до болезни.

Итак, из шести возможных вариантов: отец психологический (первый муж), отец биоритмический, брат психологический (экстрасенсы-целители), брат биоритмический (“дорогой экстрасенс”), мать психологическая (“подруги”) и мать биоритмическая (специально рожденная дочка) — В. символически поборола пять. Остался последний вариант — “отец биоритмический”. Если двигаться по старой колее, то есть воспринимать жизнь только как борьбу за власть, и более никак, то и его надо бы “кинуть”. Только вот в чем незадача: такой вариант только один. Люди не с неба падают, и все непременно рождаются от земных родителей, а потому присущая им от рождения генетика, биоритмика и т. п. всегда остается при них. К замочку бывает только один ключик. Тем более, если замочек хитрый. Так что, трудное положение для заплутавшегося кидающего ума. Если “кинуть”, а потом вдруг захотеть стать женщиной с генитальным типом характера, то возможности уже не представится.

Есть ли выход из этого положения? Есть. Вообще говоря, появление “добродетеля” (любого) и обнаружение признаков болезненной от него зависимости — вовсе не повод продолжать им восхищаться, но повод к молитве. Скажем, к такой: “Как это я, Господи, могла так заблудиться? Как это так у меня получилось, что целители хорошие, брат — хороший, вторая его жена — хорошая? Как я доказывала, что мы с ней похожи!.. И в комсомол я первая в классе вступала, а сменились времена — иконами все стены в квартире увешала, и целителям, у которых моча — наицелебнейший из напитков, я верила, а вот теперь сама догадалась, что П. — враг и грабитель! Как же это так все получается? Я что, совсем-совсем обыкновенная женщина? Тупая-тупая? Как те купчихи, в сущности, марухи, которые в скиту у отца Сергия, все разом сами догадались, что Сергий — святой? Ведь противные бабищи, Господи! А я, получается, такая же? И опять я снова и снова себя за опозоренную выдаю. Обиженную-оскорбленную! И верят мне, а не ему! Вот что самое страшное! Все верят! Мне! И жалеют… Ведь внушаю я! Получается внушать! Целительница я! А ведь все ложь!.. Господи, я что, ничему не могу научиться? Не могу быть Тебе благодарной за все, что Ты для меня сделал? За то, что вмешивался в мою жизнь?.. Замужем я была, в целительницах ходила, Алешу своего с кем только я не предавала — счастливой-то я когда-нибудь себе быть позволю?! Я когда-нибудь перестану сама догадываться, а буду мыслить с Тобой? В чем я Тебе неверна, Господи?!!”

А, согласитесь, приятно думать, что стоило В. остаться вне влияния брата, она тут же нашла П.! Сразу! Всего-то через три месяца! А если учесть, что первые полтора месяца из этих трех П. в городе не было, то всего за полтора!

Вот уж точно, как не вспомнить библейское: “враги человеку — домашние его” (Мф. 10:36).

Продолжим анализ. Отказ “В”. от своего молитвенного обещания Богу никогда не расставаться с П., ни при каких, даже сложных обстоятельствах, приятен всем членам семьи ее детства. Дочери приятно, потому что все и вся “проваливаются” в детство, где был незамутненный кайф тупости и безмыслия. Кроме того, отменяются занятия по английскому языку, истории, психологии и литературе, знания по этим предметам и хорошие в школе отметки. Лишение дочери защищающего сознания для “В”. так же, как и для ее матери, приятно, потому что неподготовленность дочери к жизни (деформация нравственных оценок), которые ее обессиливают, для убивающей матери есть повод для приятных мечтаний. И плохая учеба становится — нормально! Помните главу “Семья”?

Матери “В”. тоже подсознательно приятно видеть, что личная жизнь у дочери не “сложилась”, а потому не удастся и у внучки. “Пророчества”, что у внучки все в жизни будет плохо, сопровождали “В”. с самого рождения дочери и означали не более чем желание матери и дочери, и внучке все испакостить. Отец — объект наименее изученный, поэтому относительно него ограничимся предположением, что он будет жене подпевать. Напьется еще — с горя. Или, наоборот, для большего кайфа от всего, в доме происходящего. (Словом, та еще семейка, социальная основа гитлерщины или иной авторитарной государственной религии! Это они — государственные верующие, уничтожающие инакомыслящих!) А у брата, как семейного кумира (вожака), чувство удовлетворения по поводу изгнания П. самое обильное.

И вот по каким причинам. Очередное позорное изгнание Сергея актуализировало у него вполне определенные психологические потребности. Он их, как и все в его положении, скрывает, но вычислить их несложно. Первая жена рожает от лучшего друга, второй жене после многократных неудач хотя и удается забеременеть, но, тем не менее, она не скрывает от окружающих, что о половых способностях своего мужа она, мягко выражаясь, невысокого мнения. Кто знает, может быть, и первая жена трепала его имя на всех углах, что он-де импотент (или что-то близкое)? Более того, если учитывать похожесть, если не тождественность, натур его первой и второй жен, а также то, что вторая жена еще до беременности не скрывала, от которого из начальников отделов банка, в котором она работала, у нее подводило низ живота (а как просто и часто это на службе делается, объяснять, наверное, надобности нет, тем более, если учитывать шокирующую статистику прелюбодеяний именно в этой категории населения), то есть основание усомниться в отцовстве Сергея и относительно второго ребенка. (Будь первой жене важнее алименты, а не желание его изгнать из жизни, то Сергей считался бы отцом уже двоих детей — полная, так сказать, конспирация! Хотя немецкий фюрер пошел дальше: он имитировал отцовство пятерых детей.) Но в отношении второго ребенка Сергей может быть спокоен, возможности платить алименты его не лишат: начальник его жены хотя и холост, но замуж Оле идти за него не предлагал даже тогда, когда она была еще незамужней. Он предлагал ей только быть любовницей. Это предложение очень импонировало Олиной матери, и она уговаривала дочь согласиться, браку же дочери с Сергеем всеми силами противилась. Поэтому, учитывая то, что начальник вполне, похоже, научился обращаться с женщинами типа Оли и ее матери, а потому, разумеется, никаких детей оплачивать не будет (тем более, сомнительного происхождения и от сомнительной женщины), а также учитывая то, что Оля жадна, Сергей может не сомневаться, что право десятилетиями носить бывшей жене деньги у него не отнимут.

К сложностям с отцовством и обвинениям в мужской слабости можно относиться по-разному. Можно равнодушно, можно со вздохом облегчения, можно с иронией, можно идиотически хихикать, а можно и стыдится — организовывать конспиративные мероприятия в виде гор противозачаточных средств в шкафчике на квартире у женщины без влагалища, или отыскать во временное пользование биофилку (см. график смены эротических предпочтений в главе “Эволюции эротических предпочтений”), еще не оградившую себя от некрофилов целостным осмыслением жизни.

То, что Сергей поперек очевидного всеми силами пытался ребенка от первой жены выдать за своего, говорит о болезненном стыде по поводу брачных неудач, из чего следует, что после очередного изгнания, для Сергея вопрос о реабилитации становится первоочередным. Отсюда, при возвращении в семью детства, бессознательно основные его усилия должны быть направлены на организацию с В. особого рода взаимоотношений. Как минимум, хотя бы прежних, — чтобы она почитала его как образец мужчины. (Хотя душе его такое к нему отношение явно не на пользу.)

Хотя бы только по этой причине П. для Сергея — враг номер один. Но для ненависти есть и еще несколько причин. (1) П. — единственный человек в семье, кто не впадает от Сергея в состояние восторга, что для всякого кумира оскорбительно. (2) П. уже одним только своим присутствием разрушает комфортную для Сергея семью детства. (3) П. у Сергея стоит на пути к В. (Это все не шутки: помните инцест Анатоля и Элен? А если учитывать необычайную ревнивость Сергея к сестре, то…) (4) П. за несколько месяцев до изгнания Сергея его второй женой это событие подробно предсказал, что у не соглашавшегося тогда Сергея не может не вызвать ощущения собственной неумности. И одной из этих причин достаточно, чтобы Сергей стал мстить — как всегда не сразу и не своими руками.

Как водится, Сергей убежден, что ненависть его праведна: а с какой стати П. лишил его того, что ему всегда принадлежало? Только ему! Им всегда в семье все восхищались. Он -то ведь ни в чем не изменился — с какой стати должны меняться другие? Он -то этого не желал! Следовательно, его обобрали! Унизили, убили! П. — грабитель! И враг! И так оно и есть, ведь и сестра теперь “вдруг” заговорила, что П. ее обобрал! И то, что враг, тоже теперь говорит. И что хочет убить — тоже.