Основная проблема психокатарсиса 7 страница

Дамы умеют быть разборчивыми, тем более те, которые настроены на победу, а на достижение своих целей, как бы ни были они несуразны, настроены все. Будущая В., которой очень хотелось ребенка, начать сразу с импотента позволить себе не могла. По вполне понятным “техническим” причинам. Таким образом, чтобы не тратить особенно много сил на передвижения, достаточно было выбрать подходящий объект если не из своего дома (рабочего барака), то хотя бы из соседнего. Каким еще требованиям объект должен был удовлетворять? Он должен был быть блондином. Здесь все крайне просто: поскольку будущая В. рождена в семье, построенной не на любви, то она водима страстями комплекса неполноценности, следуя которому, люди обычно объясняют свои несчастья не устранимыми свойствами своего характера, а формой носа, цветом волос и особенностями фигуры. Вот и темноволосая В. была подсознательно убеждена, что светловолосые непременно счастливее, чем темноволосые, потому что светловолосые. Поэтому для того, чтобы будущим ребенком восхищались окружающие, необходимо, чтобы он был светленьким. Мечты проявляются, прежде всего, в снах — и дочь приснилась именно светловолосой, причем еще до ее собственно рождения. Это не вещий сон, как подсказали “В”., а самый обычный, всего лишь “драматизация” комплекса неполноценности. Обычно, чтобы этот комплекс ублажить, не стесняются воспользоваться никакими приемами. Итак, нужен блондин. Блондинов в близлежащих домах явно несколько. Который из них?

Объект должен был соответствовать еще следующим требованиям: он должен был явно (в глазах окружающих!!) не годиться в мужья (пить), быть способным на более-менее здоровое потомство (не пить, быть сильным). Эти требования сводили выбор (в масштабах соседних многоэтажных бараков), видимо, к одному человеку, который, естественно, не подходил ни по зодиакальному знаку, ни… в общем, не подходил. С “пьет — не пьет” все предельно просто: обезволенного еще матерью мужчину водили за руку полгода до зачатья от него ребенка, и он не пил. А потом — все, как выполнивший свое предназначение, он был предоставлен самому себе, а на самом деле первым попавшимся некрофилам, и, естественно, послушно развлекая их, запил. (Возможны и другие виды пороков — гомосексуализм, клептомания, эксгибиционизм, — но поскольку “В”. параллельно удовлетворяла потребность в символической победе над своим отцом, то отец ее ребенка должен был быть пьющим.)

Развод. Светловолосая дочь. Понуждения окружающих вступить в новый брак (даже дочка, находящаяся под сильным влиянием бабушки, говорила: мама, выйди замуж!) “В”. отражала, якобы, необходимостью всю себя посвятить выращиванию ребенка. Это, разумеется, игра, а у играющих в этот вид игр дети, по исследованиям психологов, вырастают с вполне определенными особенностями характера. Измученные мелочной, явно неадекватной действительности опекой, дети у матерей, отказавшихся от себя как половинки, вырастают с обструкционистской позицией, то есть на всякое предложение с порога говорят “нет!” Именно такой характер у дочери В. Что естественно. Когда мать, компенсируя унижения от домашних, властвует над ребенком, то дочь закономерно вырастает обезволенной (mania anglicana) и, попадая под влияние любого оказавшегося рядом некрофила, маниакально (восторженно, безмысленно) начинает исполнять полученные от них внушения. Сюда же следует прибавить нежелание учиться и читать, что есть следствие унаследованной от матери путаницы в нравственных оценках членов семьи. Понять такой ребенок не может, потому что понимание — движение к целостному мировосприятию, он может только запомнить. (Поучительно было бы сопоставить появление у ребенка ненависти к чтению со временем возвращения Сергея из армии или из первого брака. Ребенок не “вдруг” бросил читать, любимое когда-то занятие; была на то причина!)

Но вот дочери исполняется десять лет, то есть она достигает того возраста, когда имитация необходимости ежеминутного ей посвящения логически уже неубедительна. Чтобы оградить себя от понуждений к разврату (выйти замуж за случайного партнера, как это делают все), и в брак все-таки не вступать, остается сфабриковать алиби своему одиночеству: разыграть безнадежное и смертельное влюбление (см. работы Адлера и др.), причем в такого человека, достойней которого в понимании окружающих и быть не может. Нужен эдакий супермен, духовно-нравственный символ эпохи. Ув-важаемый в некрофилогенной культуре человек. Иными словами, хотя мы и не в Германии 30-х годов XX века, но поскольку вкусы дам из публики не меняются ни в пространстве, ни во времени, был нужен хорошо сформировавшийся импотент (развитый анус). Путь ее, разумеется, лежал в их общество — к магам или, как их теперь называют, экстрасенсам-целителям (биотерапевтам).

Можно было бы повторить комедию, разыгранную с первым мужем (физиологически способным иметь детей), но второй ребенок будущей В. был, очевидно, не нужен, как мы надеемся, не только из-за жилищной неустроенности, но и потому, что она уже достаточно созрела как личность, чтобы найти в себе силы признаться, что ребенок и власть над ним ей счастья не принесли. Она бы могла решить свои проблемы, выйдя навстречу своей половинке, но зародившаяся в ней личность (В.) была побеждена братом-“наездником”, и вновь “В”. вместо любви разыграла комедию выхода замуж. (Например, будущая В., покупая “дорогому экстрасенсу” в подарок галстук /интеллигент!/, безо всякого на то основания называла его “мужем”.)

Импотентов и “Близнецов” предостаточно и среди других родов признанных — почему именно экстрасенсы? Но для заводского окружения В. (ведь алиби В. добывала не для себя, а для своего окружения), скажем, академики и профессора — нечто далекое, чуждое, как бы несуществующее, ценность для заводчан явно неабсолютная. Другое дело — политики. Но кремлевские импотенты — алиби не лучшее: во-первых, публика ими восхищается только пока они у власти, а сместили — поступает новый приказ: над их памятью издеваться, и вот уже издеваются все. К тому же трудно предположить, что В. при таком подсознании не чувствовала, что к целителям с вопросами “как быть да как жить” ходят и кремлевские вожди, и так называемые великие ученые, и банкиры, и всей этой братии жёны. Экстрасенсы-целители по меркам рабоче-барачной культуры — выше. Да и кто не знает, что те же самые сенаторы и правители — все-таки не более чем “солдаты”, а “крестные отцы” всегда предпочитают оставаться в тени, так они страшнее кажутся… А В., в определенном смысле, — максималистка, никакие полу- ее явно не устраивали, и она нисколько не сомневалась в своей способности победить. (Вы, верно, обратили внимание, что и в случае с П. ее нисколько не смутило социальное и культурное различие: она из самой простой рабочей семьи, из перенаселенной комнаты коммунальной квартиры, а П. как-никак профессорский сын, учеба, научная работа, многочисленные и многообразные самообразования, писатель, между прочим…)

Итак, из разнообразных мест сбора импотентов она выбрала одно. И вот “В”. перешагивает порог Центра биотерапевтов. Далее, по сценарию, она должна была “смертельно влюбиться” без взаимности и всю оставшуюся жизнь “страдать”, потому что никто-никто не может заменить такого великого человека.

Однако план “В”. стать жертвой страстной любви (а ведь могла она до 19 лет не влюбляться!) натолкнулся на другие планы, или иначе — на гипнотизирующие некрополя их носителей.

Во-первых, как только будущая В. перешагнула порог Центра, то немедленно пропустила первый сильный психоэнергетический удар, который в ее теле памяти и заякорился. (Она его получила, с одной стороны, потому, что искала возможности влюбиться, с другой — потому что вообще была настроена некрофилически, но, главное, потому, что очень боялась войти в Центр — а как не быть страху у домашней женщины, к тому же нарушающей первую заповедь?) Затем она еще и еще пропускала удары, преимущественно, как выяснилось, от женщин. Это не могло ее не ослабить. И подчинить.

Во-вторых, “дорогой экстрасенс” вызывал у нее сильнейшие ассоциации с братом, и она соблазнилась на возможность символического брата “кинуть” — подчинить экстрасенса и унизить.

В-третьих, в Центре она чувствовала себя вполне комфортно, ведь она была совсем другая, чем после переключения брата на другую женщину — она была “маруха”, то есть мыслила в точности так же, как и те, которым исцелять “дано Богом”. Во время сеанса психокатарсиса В. дала следующую характеристику целительницы Гины — “женщина, презирающая и унижающая своего мужа-бизнесмена и сын которой попал в очень дурную компанию”. Это же в точности характеристика матери В.!! И не узнать в страстной влюбленности Гины в “дорогого экстрасенса” отношений матери и ее сына Сергея будущая В. не могла. Она могла не знать, что брат ворует, но ассоциативное восприятие ее не подвело — здесь хорошие. Словом, дом родной! Для достижения полного сходства с семьей детства оставалось только начать водить сюда дочь и перенести детские вещи. (Ввиду того, что дочь была рождена как точка приложения накапливаемого садистского потенциала, уравновешивающего вынужденный мазохизм отношений с матерью и братом, усилий для преодоления сомнений при лишении дочери вещей и фруктов не потребовалось. Рационализация: служение вселенскому добру.)

И, в-четвертых, самое главное, травмами “В”. подстегнули гордость. Начали с “третьего глаза”, потом говорили, и то у нее есть, и это, дескать, проявляется, вот, пожалуйста, по экстрасенсорным способностям явно превосходишь других даже известных экстрасенсов… А еще ей удалось сделать то, что не удавалось добиться ни многочисленным наираспризнаннейшим целителям, лекарям, шептунам-молитвенникам, белым магам, белым ламам и прочим белым братьям — вылечить секс-символ от импотенции. Вы представляете?! Сделать то, что не удавалось сделать тем, у кого космическое сознание, кто, как известно всем, добился просветления, убеления и проникновения, чей третий глаз раскрылся даже шире четвертого уха, и перед которыми на карачках ползают не только многочисленные дамы, но и признанные ученые, писатели и государственные деятели! Как тут женщине, которую все время в семье унижали (и скрыто, и явно), не “прогнуться” и не заняться поиском своего космического имени, предыдущих воплощений души и всех прочих тому подобных доказательств своей исключительности?

Итак, сжимаясь от страха, желая от него забыться привычным способом (у источника некрополя) “В”. перешагивает порог Центра, где, получив желанный удар (даже большей, чем дома, силы), узнает, что оказалась не просто “дома”, рядом с “мамой” и “братом”, но в еще лучшем месте: здесь хвалят и начинаются лестные видения, в которых приходят “ангелы” и “Божья мать”. Здесь было лучше, чем дома, не только потому, что кайф был круче, но и потому, что она здесь могла мстить и матери, и брату. Цель оказаться брошенной после страстной любви к великому человеку была не то что забыта, но отложена. И начались кайфовые встречи с “властителем гарема”. Как их В. в каморке папы Карло при первой там встрече с П. назвала, следуя гитлеровской терминологии, любовные.

(Уф, дальше наш персонаж обозначать даже как “В”. нет никаких сил. Возлюбленная она лишь тогда, когда не позволяет “наездникам” определять свой образ мышления и поступки. А тогда, в Центре, она была не то что противоположностью В., но такого рода личностью, которая могла себе позволить оставаться в обществе целителей-копрофилов почти год, — была самой себя огрызком, словом, — Ь.)

Чтобы охватить весь объем возникших с копрофилом “любовных” взаимоотношений, надо не забывать, что объект обладал исключительной проницательностью, причем не менее профессиональной, чем у разного рода жуликов. Ведь тем, что он с порога ошеломлял клиента рассказом о его, клиента, тайнах, он его заполучал для уже целой серии дорогих, с точки зрения платы, экстрасенсорных услуг. Из того, что В. рассказала, что про ее брата “дорогой” ничего не вызнал (а может и вызнал, да только “купил” Сергея его, якобы, исключительностью; известный, кстати говоря, прием: есть категория людей, которым нет ничего приятней, как услышать, что они гипнозу не поддаются), а про себя ничего подобного не сообщила, следует, что и ей “дорогой экстрасенс” сообщил некую ее тайну. (Какую — она П. не рассказала.) Но из этого следует, что “дорогой” “читал” и остальные ее тайны! И то, что она фригидна, и то, что она изначально пришла страстно влюбиться (или это разыграть, что для ее целей то же самое), и то, что ей нужен импотент, и то, что “большую любовь” она непременно будет демонстрировать окружающим — ради того и шла.

Последнее, безусловно, импотента не привлечь не могло. Но, может быть, было еще что-то? Женщины обычно убеждены, что индивидов в мужских брюках и галстуках привлекают их ум, приятная внешность и умение устроить дом. Оспаривать не беремся, все равно бесполезно, лучше продолжим наше исследование.

Можно, конечно, предположить, что целитель, зная намерения жертвы и пользуясь ее зависимостью, решил утонченно поиздеваться, поставив Ь. под зависимость еще и чудом с исцелением импотенции — что может быть изощренней пришпоривания в человеке гордости?! (Жениться он мог, кстати, и импотентом, чем он хуже Гитлера и целой толпы подобных? С какой стати В. связала его брак с началом эрекций?) И хотя такие мотивы в поведении “дорогого экстрасенса” не могли не присутствовать, но для того, чтобы Ь. стала любимой женой гарема, этого мало. Свои садистские импульсы он вполне “отыгрывал”: зарабатывал он как учитель нравственности государственной религии, к нему валом шел народ советоваться, как устраивать семью, как управлять государством, какие молитвы читать, чтобы заслужить любовь угодников Божьих, т. е. исполняя заказы на внушения, он пребывал в ипостаси садиста существенную часть своего времени, а это требовало психологической компенсации — унижений. Только женщина-садистка могла стать любимой женой!

Унижать с достаточной степенью искренности может только та женщина, которую уже где-то унижают, причем беспардонно и изощренно — таким образом, Ь., приходя из дома, где она была “любимой” сестрой и дочерью, на эту роль вполне подходила. Игра с “дорогим” проходила следующим образом: Ь. становилась в позу униженной и оскорбленной, а властитель гарема, замаливая свою “вину”, извинялся, извинялся, извинялся — и за то, что было, и за те обиды, которые сейчас наносит, и даже за те, которые нанесет в будущем… Подробности этой игры известны не только из рассказов В. о странностях жизни целителей, но и из непосредственного за ней наблюдения. Когда ее брат вернулся домой, В., превратившись в “В”., стала требовать от П., чтобы он перед ней начал каяться, каяться, каяться, а в чем — не говорила ни ему, ни общим знакомым. Таким образом, выявляется существенная деталь ее предыдущего жизненного опыта: слова извинения по идее должны инцидент исчерпывать, но это ни для садистки, ни для “мучающегося” партнера неприемлемо. Если же не говорить, за что требуешь извинений, то появляется возможность не только играть без всякого к тому повода, но, главное, бесконечно. Это была обоюдоприятная игра. Ь. отрабатывала полученные дома импульсы садизма, а, кроме того, это была возможность перевоплотиться в мать — мечта всех девочек, — всю жизнь издевавшуюся над отцом, и в этом облике она получала право “воспитывать” “брата”. Она становилась выше кумира! Значительнее! Главнее!! Разве это не величайший кайф? “Дорогой экстрасенс” тоже кайфовал, компенсируя садизм, которым он зарабатывал деньги. Кстати, именно в силу этой потребности “дорогого” влюбленная целительница Гина не могла рассчитывать на ответное “чувство”: свой садистский потенциал она расходовала, издеваясь над мужем-бизнесменом, в Центре же она появилась после того, как у нее исчезла возможность расстилаться перед сыном (попал в дурную компанию), — ей самой хотелось помучиться! Свое она получила в форме безумной ревности ко всему множеству женщин, окружавших “дорогого экстрасенса”. (Ее рационализация воцерковления и появления в Центре: покаяние и замаливание грехов любимого сына.) Впрочем, возможно, при уменьшении потока пациентов “дорогой” ее вспоминал и каким-нибудь образом дополнительно делал больно.

Сеансы вымаливания прощения — не единственный психологический выигрыш “властителя гарема”. Поскольку выдающемуся экстрасенсу были явно известны намерения Ь. быть “брошенной”, то ему, как активному копрофилу, не могло не быть лестно, что женщина хочет справить на нем нужду. Кроме того, как мы уже упомянули, ему нужна была партнерша для игры в эротического героя, чтобы в групповщинах, оправдывая свою пассивную роль, ссылаться на переутомление со своей более других “продвинутой” ученицей. В таком случае, фригидность Ь. — ведь он, такой опытный, не мог не знать, что она фригидна во всех смыслах (некрофильном и биофильном) — становилась ее выигрышной картой.

Однако фригидность и желание на мужчине справить нужду — качества, типичные для всякой женщины анально-накопительского характера, а таких дам — разве что не все. Таким образом, анально-накопительский характер выбираемой дамы и ее садистская неудовлетворенность — условия необходимые, но не достаточные. Почему “дорогой” предпочел Ь., а не какую-нибудь другую даму с таким же набором качеств? Тему ненависти мы уже рассмотрели, теперь обратимся к тем качествам В., которые определили стабильность взаимоотношений.

Как следует из слов жены Сергея (об этом в главе “Что рассказала жена брата”), “дорогой экстрасенс” предпочитал носительниц “mania anglicana” — но и таких женщин в гареме предостаточно, потому что именно этого типа женщины и льнут к ярко авторитарным сообществам. Да, но они разные! В том смысле, что чаще они являются носительницами образа матери, реже — отца, и еще реже — брата. Так вот, может быть, именно в этом разгадка! Трудно себе представить, что такой изобретательный копрофил мог не предоставить себя утехам гомосексуалистов, тем более что он — художник и прошел через мужской монастырь. Таким образом, Ь. имела то преимущество перед другими женщинами, что женщиною как бы не была, а была как бы мужчиной, но не престарелым, как бы то было, если бы главным некрофилом в семье был отец, а молодым — ведь Сергею в то время было 25 лет. Помните, В. рассказывала, что ее, когда она начала встречаться со своим будущим первым мужем, брат страшно ревновал: следил, преследовал. Ревность — верный признак гомосексуальности, хотя, возможно, и не реализованной. Да, как бы лестно себя Ь. ни оценивала, она была психологическим слепком своего брата. Точность слепка потрясающая: темы разговоров, торгашество, авторитаризм, тупость, фразы — облик, совершенно с Возлюбленной в генитальной фазе не совпадающий. “Брат” лучше “отца”: он моложе, и его еще можно растлить.

Итак, Ь. была в психологическом смысле вовсе не женщиной, а 25-летним ревнивцем. Раз так, то даже поцелуй — или объяснение в любви — с такого рода “ женщиной” для “дорогого экстрасенса” наполнялся совершенно иным содержанием!! Ведь экстрасенсы-целители хвастаются, что они видят в человеке не его земную оболочку, а душу. А такое содержание целителю (как импотенту, вынужденно “пассивному”) не могло не понравиться! В таком случае, становится понятно, почему, как только брат Ь. Сергей “переключился” на другую женщину, Ь., перестав быть “молодым человеком определенного типа”, “дорогого экстрасенса” интересовать перестала. (Рационализация: любовь прошла.) И фригидность не помогла.

Возможно, был период после переключения брата, когда Ь. превратилась в слепок с “дорогого экстрасенса”, как самого яркого некрофила из ее окружения. Но зачем старому пассивному педерасту второй старый пассивный педераст? Как с ним структурировать время? Более того! Это конкурент, а конкурентов надо гнать. И Ь. стали из Центра гнать. (Рационализация целителя: черная энергия исходит; оставила истинные христианские ценности.) Да, такова судьба потомков падших прародителей: до тех пор, пока люди позволяют себе авторитарное подсознание, в своих страстных “любовях” они значимы в той и только той степени, в какой партнеру (тоже оседланному) интересен вожак-“наездник”. Наташа была значима для Анатоля потому, что ее оседлала Элен, его сестра. Анатоль был значим для Наташи потому, что ее кумир отец был вором. Для будущей В. “дорогой экстрасенс” был значим только потому, что ее кумир тоже был липачом. И для “дорогого” она была значима до тех пор, пока была собственным братом.

Ранее мы высказали предположение, что “дорогого экстрасенса” могла привлечь туманная надежда вылечиться ее зарождающейся биофильностью — возможно. Скорее всего, его побуждение было комбинацией нескольких вожделений, но у нас сейчас нет данных сказать, которое из влечений было определяющим…

Со слов В. следует, что она с “дорогим” часто гуляла по близлежащему парку. Это был ее парк, поэтому она показывала те дорожки, по которым гуляла. Однажды, после очередной ссоры, “дорогой экстрасенс”, чтобы провести сеанс извинений, обегал все им хорошо известные дорожки и ее нашел. Это у Ь. вызвало бурю восторга его необыкновенными свойствами ясновидца (дескать, сам Бог благословил его ее найти, дав власть прозрить пространство!), и примирение немедленно состоялось. (Для сравнения скажем, что когда В. в очередной раз с П. “рассталась навсегда”, и он — не только не зная, что она вообще пошла гулять, не только не зная, в каком из двух близлежащих парков она может быть, но и ни разу ни в одном из этих парков прежде не бывавший — частью по тропкам, а то и вовсе напролом через кусты, по прямой к ней с дочерью вышел, то у В., хотя она мимолетно и удивилась, встреча не вызвала никаких других эмоций. Она только ядовито сказала: “Ну и что, я это уже видела…” — и продолжала выкрутасничать еще два дня, обвиняя П. в том, что он во всем виноват, прежде чем позволила себе рассмотреть те травмы, которые определяли ее деструктивное поведение. Выявленные предметы, определявшие ее поведение и исходившие от них принуждения, описаны в главе “Ссоры”.)

Видимо, и остальные прогулки с “дорогим экстрасенсом” проходили в том же духе восторга по любым поводам — ведь учитель преподавал внимающей ученице “космическую мудрость”: не только как его способом найти человека в парке, но и как нужно правильно каяться, перед какой иконой и в каком храме нужно поставить свечку, чтобы получить от Бога нужный результат, и в какое время дня нужно попи€сать, чтобы моча была наиболее целебна.

А что же учитель ожидал слышать от своей ученицы? А это уж по его нужде! Она проговаривала его желания. Если не тексты, то хотя бы темы можно восстановить — по содержанию приказов вколоченного железа. К примеру, ей был дан приказ верить в переселение душ. В существование души независимо от физического тела (что, как вы помните, противоречит Библии). Следовательно, Ь. страстным женственным голосом говорила, что мужчину и женщину соединяет вовсе не плоть, что плотское вообще чуждо возвышенным любовным взаимоотношениям. Она говорила, что никогда не была так счастлива, и никакие изъяны его “дорогого” тела никоим образом не могут быть следствием скверны души, а, наоборот, есть печать Божья особого избрания ко служению людям. Да и зачем им, и без того счастливым, еще что-то, ведь она чувствует, что ей так хорошо … Она говорила, что не иначе как сам Господь их свел в этом городе чуждых друг другу людей, а та женщина, которая так расхваливала этот Центр, не иначе как ангел Божий …

Словом, большая романтическая любовь между копрофилом-импотентом и фригидной женщиной анально-накопительского типа. Как тут было не завидовать и не ревновать остальным сотрудницам Центра биоэнергетического целительства!.. Они и ревновали. Страдали. Мучились. В особенности Гина. Завидовали. Об этом, в осуждение своих бывших товарок, В. рассказывала П.

Все было хорошо и развивалось по нарастающей с удивительными событиями: вдруг, по мере общения, у целителя в штанах что-то зашевелилось! Это было, действительно, событие! Ведь что только он ни делал, чтобы испытать томительную сладость эрекции: и молитвы с покаяниями, и Европа с Азией, и для “прочищения каналов” святые паломничества с групповщиной, и учителя с Востока, сушеная трава с Тибета, а сколько в монастыре поклонов положено, сколько свечек поставлено, икон в храмах перецеловано и сколько мочи выпито — а все без толку!!

Также вдруг, неожиданно (как и появление радости в штанах) чувства кончились, причем обоюдно: для расседланной Ь. (уже почти В.) “дорогой” стал скучен и очевидно банален — не потому, что экстрасенс стал другим, а потому что бороться с символическим братом было не нужно: она настоящего “сбросила” на другую женщину. Теперь оставалось только оказаться брошенной. Цель-то ведь была вовсе не столько в том, чтобы быть “безумно влюбленной”, а в том, чтобы быть “брошенной”! Но, к несчастью, она оказалась в Центре нужна, несмотря на черную энергию (ее туда приглашали вернуться даже после встречи ее с П.), — из-за своей уникальной (маниакальной) чувствительности.

Задача В. усложнилась. Как стряхнуть хвост, у которого “чувство” остыло, но желание властвовать и пользоваться осталось? Ведь такого рода взаимоотношения могут длиться хоть всю жизнь. Как не только уйти, но стать брошенной, ведь место в гареме для нее хоть пожизненное? Какой выход? Вынужденно только один — объект женить.

То, что В. умеет разбираться в людях (угадывать не только их семейное положение, но и невысказанные желания), мы уже убедились. (Один из примеров — “черная пантера” на станции.) Итак, какая дама могла подойти для “дорогого экстрасенса”? Вернее, вопрос стоит сформулировать корректней: какого рода дама более подходила Ь. для того, чтобы символ женился, более ее не беспокоил, а главное, она имела полное “право” публично мучиться?

Во-первых, будущая жена властителя гарема должна была хотя бы верить во всю эту “космическую” галиматью с независимым существованием душ — то есть, быть хотя бы одной из клиенток. Во-вторых, она должна была быть не замужем, чтобы брак мог быть официально зарегистрирован в ЗАГСе. В-третьих, ей, как и ему, должно нравиться хождение под венцами вокруг аналоя. В-четвертых, она должна быть яркой некрофилкой, чтобы держать своего супруга в собачьем повиновении. Даже после того, как он, естественно, с ней вновь вернется в состояние импотенции и приступит к чисто анально-накопительским взаимоотношениям. В-пятых, ее должно достаточно долго не тошнить от его покаяний.

Таких дам множество, и преимущественно этот тип вокруг целительских центров и ошивается. Сомнительно, чтобы Ь. могла осознать логически, что у “секс-символа” загорались глаза на женщин с особого типа братьями, но вне зависимости от логических осознаний Ь. знала, какую нужно женщину. А впрочем, догадаться не сложно: ему нужна была точная психологическая копия Ь. (с “наездником”), но без проблесков биофилии! И иначе быть не могло — если “властитель гарема” Ь. действительно предпочитал.

Есть и другое соображение: Ь. схватку выиграть было необходимо, и поэтому приманка должна была быть ценной. Женщина единственной в этом мире ценностью полагает себя. Следовательно, оставалось ждать “себя”.

Таким образом, дама придет сама, а В. ее “прочесть” сможет и со спины. Оставалось ждать. Скоро ли, долго ли, но она появилась.

Знаете, как В. описала момент, когда она ее в первый раз увидела? В. открыла дверь кабинета, когда та впервые (!) пришла на прием, и ее как ударило! Напрашивается предположение, что удар был на несколько килограммов. Но такой травмы П. у В. не обнаружил. Из этого, конечно, не следует, что травмы не было — она могла быть “вычищена” анонимно. А может быть, она еще не “вскрыта”, потому что тесно связана с комплексом травм от брата. Но может быть, удара и не было. А что же тогда было? Почему В. стало больно?

Боль — переживание субъективное. Причиной его может быть не только непосредственное внешнее воздействие, но и ассоциации с давними неприятностями, а также обличения совести, т. е. осознание того, что жизнь проходит: складывается вовсе не так, как могла бы. Скажите, кому из поступающих дурно не больно увидеть себя как бы в зеркале? Когда отражение говорит: зачем ты так живешь? Да и живешь ли? Ведь что, в сущности, увидела В., когда в сидевшей напротив своего “мужа — и брата” увидела “себя”? Перед ней был символ всей ее жизни: в позе участливого благодетеля сидел “брат”, а перед ним “она” в надежде, что, наконец, он поможет в ее всё нарастающих жизненных неурядицах. Здесь было все: и несостоявшаяся семейная жизнь, и существование, подчиненное выполнению приказов, и фальшивое материнство, и неизбежно несчастная жизнь ее дочери, и уклонение помочь дочери в главном, и путаница нравственных оценок, которые лишают наслаждения мыслить… Если все было так, то это был взгляд не Ь., а уже В. И эта боль была нравственной.

А иначе с чего это Ь. так взволновалась? Ведь даром ясновидения она, слава Богу, совершенно отчетливо не обладает. Ведь еще только первичный прием, как говорят целители, “страждущей”, еще ничего, собственно, не произошло, человек деньги зарабатывает. Нет, В. увидела, что вот оно — пришло! И как бы ни было больно, дело надо было делать — гада необходимо женить!

Теперь оставалось заинтересовать символ в клиентке. А как? Традиционно. Расшевелить его. Это сделать просто: хотя “чувство” прошло, ненависть осталась. Она даже усилилась с появлением второго старого пассивного педераста. А еще: он не мог не жаждать мести за то, что она без приказа стала меньше его унижать. Без приказа! Оскорбительно было также и то, что он, например, никогда не мог быть ей “отцом”. Он никогда не мог от нее получить ни дочерней преданности, ни дружбы, ни биофильной любви (речь здесь не об интимных взаимоотношениях). А еще — разве не она его лечила, как и прочих? — он не мог ее обидеть, вызвав глубинное чувство ревности. Какие бы фортели он ни изобретал в групповухе или с другими дамами, В. приходилось бороться не с чувством ревности, а с желанием расхохотаться. А ему так хотелось сделать ей больно, — думаете, он не чувствовал, что его внушения, хоть и заковали В. со всех сторон, но внутрь тела не попадают? Ведь это очень важный результат психокатарсиса тела памяти В.: травмы от “дорогого экстрасенса” были только вне физического тела В. “Властитель”, все-таки, всегда был вне, и боль от него, несмотря на ее весомость, была всегда вне. А когда властитель-садист чего-то добиться не может, то это становится для него сосредоточением всех чувств — горя, радости, надежд на счастье… Естественно, что “властитель гарема” был готов наизнанку вывернуться, только бы В. его признала достаточно полноценным мужчиной — и принимала его, наконец, всерьез. Он был мастер заставить женщин поревновать — недаром весь Центр мучился от ревности друг ко другу. А тут месяц за месяцем его настигала неудача — не выиграть для “дорогого” было все равно, что признать себя импотентом (в широком смысле слова), даже не магом. Чем больше проходило времени, тем острее становилось желание утопить В. в ее же собственной ревности.