Северус подумал, что такой ответ был в его стиле. Он обменялся с Аластором многозначительным взглядом.

— Я хотела объяснить всё в спокойной обстановке. Я не думала, что так получиться. — Гермиона провела рукой по волосам и выпрямилась, так что её живот чётко вырисовался под тонкой тканью. Она решила, что скрывать что-либо больше не имело смысла.

Молли же до этого момента напрочь игнорировала возможность беременности, как и предполагал Северус. Когда она увидела живот Гермионы, крышка чуть во второй раз не полетела на пол. Лицо её окаменело, когда она вновь посмотрела Гермионе в глаза.

— Полтора года, Гермиона!

Гермиона тоже окаменела. Северус размышлял, стоит ли ему свернуть Молли шею или лучше не вмешиваться. Аластор предупреждающе замотал головой, как будто угадав мысли Северуса, что собственно так и было. Его лицо было более чем выразительным.

— Да, точно. Полтора года, в которые у меня не было ни малейшего контакта с реальностью. Полтора года, в которые только Северус был со мной, помогал мне и выслушивал. Полтора года, в которые я узнала его и полюбила! — Она тяжело дышала. — Я горевала по Рону, Молли. Так, что почти сдалась. Но как бы я сначала не хотела последовать за Роном... когда-то у меня не осталось другой возможности, как отпустить его навсегда.

Молли долго изучающе рассматривала свою сноху. Челюсть её двигалась так, как Северус видел это только во времена Волдеморта.

— Мне нужно позаботиться об ужине. Мальчики придут, а у меня ничего не готово, — решила она, наконец, и голос её звучал мягче.

Гермиона вздохнула и бросила на Северуса вымученный взгляд. Затем она выпятила подбородок и взялась за начинку для жаркого, которое Молли собиралась готовить.

— Я помогу тебе, — сказала она, не допуская никаких возражений.

Может быть, поэтому Молли и не пыталась возражать, а просто, с каменным лицом, принялась за работу.

Аластор пробормотал нечто, что Северус разобрал как «всё лучше, чем квиддич» и снова углубился в свою газету.

— — -

Спустя час прибыли и все остальные. Ремус сдерживался, но в глазах его можно было видеть волка. Северус криво усмехнулся, подумав, что теперь сможет, как раньше, спорить и быть невежливым с ним в своё удовольствие. Ремус наверняка отказался бы от всех своих прежних извинений, если бы Нимфадора не посылала ему предупреждающие взгляды.

Когда Молли начала рекрутировать и мужчин для подготовки вечернего праздника, Северус незаметно удалился и переоделся в тонкую мантию. После этого он взял Гермиону под локоть и вывел её в коридор. Он озабоченно осмотрел её, прежде чем сказал:

— Я отправлюсь в мой дом, чтобы забрать несколько необходимых вещей. Хочешь со мной?

— Нет, мне ещё здесь нужно многое объяснить. — Она тихо вздохнула и смахнула испачканной в муке рукой волосы со лба.

— Не слишком усердствуй! — Предупредил Северус.

— Не буду. — Она улыбнулась и приподнялась на носочки, чтобы поцеловать его. — До скорого.

Северус пробормотал что-то себе под нос.

— Скорее всего, до вечера. Я не собираюсь здесь перебирать фасоль или готовить соус. Ты уверена, что не хочешь пойти со мной?

— Абсолютно. Будь осторожен! — Она развернулась и отправилась назад в кухню, которая что по шуму и суете почти не уступала Хогвартской. Северус поторопился сбежать.

— — -

Оказавшись перед домом, он почувствовал себя так, как будто врывается в чужое жилище. В когда-то родных, хотя и не обязательно любимых комнатах царили тишина и порядок. Как будто не прошло и недели с того дня, когда Люциус напал на него здесь. Вероятно, его домработница так и продолжала приходить по четвергам, точная, как часовой механизм.

Северус медленно прошёлся по комнатам. В спальне он достал из шкафа сумку и стал складывать в неё вещи. Одежду, которую ему нравилось носить. Книги, которые были ему важны. Записи и документы. Всё лежало на своих местах, что каждый раз всё равно удивляло его заново. Так давно он здесь не был.

В самую последнюю очередь он спустился в лабораторию. Подвал был единственным местом в этом доме, которое он действительно любил. Он был просторным и удобным. Ему доставляло удовольствие работать здесь. Проходя мимо приборов и банок с ингредиентами, он, однако, подумал, что теперь всё было иначе. Он больше не мог работать один.

Он проверил некоторые ингредиенты на предмет пригодности. Почти все растительные составляющие засохли, жидкости испарились, а порошки взялись комочками. Лишь некоторые компоненты ещё можно было использовать. Слёзы Феникса, которые никогда не портились благодаря их магическим свойствам. Кварц, который со временем становился лишь лучше. Сушёные ингредиенты.

Всё остальное Северус выбросил, как подсказывала ему его осторожность. Ингредиенты, дающие реакцию при соприкосновении с другими отдельно, легко воспламеняющиеся вещи он аккуратно сжёг, только совершенно не ядовитые жидкости ― в раковину. Это заняло почти час, так как раньше у него было достаточно времени, чтобы часто заниматься зельеварением, пополняя свою коллекцию зелий всё более изысканными.

Под конец он уменьшил все приборы, которые были ему необходимы или с которыми он не хотел расстаться, и аккуратно упаковал их, прежде чем убрать в сумку. В ней оказались котлы, дистиллирующие колбы, пробирки и весь его ассортимент пипеток и ножей. В какой-то момент он понял, что нет ни одного инструмента, который он мог бы оставить. Эту мысль он прокомментировал злобным рыком.

Около одиннадцати он покинул дом, проверил все замки и повернулся к нему спиной, больше ни разу не поворачиваясь. Сумка в его руке была довольно лёгкой, учитывая то, что в ней лежало почти всё содержимое его дома.

Посреди улицы он остановился в нерешительности и огляделся по сторонам. Возвращаться сейчас в штаб-квартиру — означало попасть в величайший хаос на земле. Ни за что на свете он не стал бы этого делать добровольно. Даже Гермиона не могла с этим ничего поделать, к тому же она была довольно большой девочкой, чтобы позаботиться о себе самой и сегодняшнюю судьбу она выбрала себе сама.

Северус аппарировал на побережье, к дому своих родителей. Маленькое строение, но благодаря своему расположению в бухте, привлекающие внимание многих покупателей. Его бабушка, которая всё ещё жила в нём, ничего не хотела и слушать о том, чтобы продать дом.

Северус встал на краю откоса и стал смотреть на неспокойное Северное море. Волосы его и мантия развивались на ветру как траурный шлейф. Прохлада морского воздуха приятно освежала его.

Это была свобода, которую не только он искал последние десятилетия, но и Гермиона после смерти мужа. Скоро он приведёт её сюда.

Зажмурившись на несколько секунд он, наконец, вернулся в реальность и посмотрел вниз на дом бабушки. От маленькой пристани его отделяли всего какие-то сто метров. Ореховая скорлупка, которую с трудом можно было назвать лодкой, была привязана у причала и качалась из стороны в сторону на волнах. Возможно, позже он ненадолго выйдет на ней в море. С волшебной палочкой он без труда справится с управлением и в этот осенний ветреный день.

Для начала же он осторожно спустился вниз по откосу, подошёл к дому и три раза громко стукнул в дверь. Прошло несколько минут, но затем за дверью появилась его бабушка, которая уставилась на него расширенными глазами. Такими же жгуче чёрными глазами, как и у него, которые, однако, контрастировали с её сединой. Глаза, окружённые многочисленными морщинками и старческими пятнами. Глаза, которым он когда-то обещал наведываться почаще.

— Северус! — Воскликнула в следующий момент пожилая женщина и притянула его к себе всё ещё на удивление сильными руками. — Ты неблагодарный юнец! Почему тебя снова так долго не было? И с каких пор ты носишь очки? Они тебя ужасно старят, — выпалила она, пытаясь выглядеть разозлённой.

— Я всё тебе объясню, Анна. Ты меня впустишь или расположимся прямо здесь на коврике у двери? — Он посмотрел на неё, приподняв бровь и выдерживая её пытливый взгляд.

— Заходи уж, — заявила она, наконец. Северус предположил, что дело здесь в её ревматизме, а не доброжелательности.

— — -

Немного погодя они сидели за чашкой чая на кухне. Кухня была самым уютным помещением во всём доме, так как в гостиной за все эти года накопилось столько кукол и сувениров, что Северус не решался даже ступить через порог, не говоря уже о том, что усесться в одно из покрытых кружевными накидками кресел.