Ha I, II и IV стр. обложки и на стр. 36 и 89 рисунки Ю. МАКАРОВА. 1 страница

ергей НАУМОВ — Взведенный курок.. 2

вгений ЗАГОРОДНИЙ — Все решат пушки... 36

Геннадий МАКСИМОВИЧ — Секрет моло­
дости................................................................ 90

Ал. АЗАРОВ — Островитянин......................... 107

№ 111

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ГОД ИЗДАНИЯ

Сергей НАУМОВ

взведенный_курок

Повесть

КАПИТАН СТРИЖЕНОЙ

Н

а девятом непонятное, товарищ капитан... Обнаружен след в наш тыл... Старшина Ива Степанович Недозор стоял навытяж­ку, напряженно. Знаменитые на весь отряд запорож­ские усы чуть шевелились. Начальник засжавы Андрей Стриженой знал эту при­вычку старшины после доклада бормотать еще что-то неслыш­ное.

Капитан проснулся мгновенно, как только скрипнула дверь. С тех пор как уехала Нина, он не запирал двери на ночь. Стриженой взглянул на часы — четыре часа ночи. —Так что же непонятного на девятом, Ива Степанович? —След непонятный, товарищ капитан... В единственном чис­ле.., И опять же вроде шаровая молния границу нарушила...

— Кто у нас на девятом?

— «Эстет»... простите, товарищ капитан, Агальцов — десять
минут тому назад он включил в розетку и доложил, что видел
своими глазами удивительное и редкое явление природы—шаро­
вую молнию больших размеров на расстоянии примерно полу­
километра.

— След на контрольно-следовой полосе?.
-- КСП на участке проходит по ложбине, там и и сухое-то

время мокро, а сейчас — озеро должно быть... След обнаружен у сломанной ольхи, что над ручьем. Агальцов решил молнию проследить. Пока бежал, молния исчезла в лесу, тогда он не­много углубился в тыл, тут и увидел след. Он его Лапником закидал, чтобы не смыло, и к розетке бегом. Задача, ему по­ставлена: держать след, пока не прибудет Гомозков с Мушкетом?

— Так...

«На девятом — это плохо. - думал Стриженой, — плотный лес с густым кустарником, два оврага, ручей, выводящий к старому замку. И Агалцюв..... Молодой, неопытный солдат... «Эстет»-... Придумают же.-»

Капитан быстро оделся, оглядел старшину. Тот стоял, выпя-
тив грудь, всем видом показывая, дто готов возглавить поиско­
вую.группу.

«Не потянет,, — мелькнула мысль, — пятьдесят два года,
три ранения, две контузии. Пойду сам. Обидится старик. Отца
вспомнит. Потом объясню...» '

— Ива Степанович, — мягко сказал Стриженой, — остане­
тесь за меня. Оповестите все пограничные наряды, позвоните
соседям. Сообщите в отряд о нарушении. И вот еще что —
Гордыню с Даниловым к старому замку...

Старшина опустил голову.

— Есть...

— А я с «тревожной».., Буду звонить...

Туман и мелкий моросящий дождь. Хуже погоды не придут-. маешь. А ведь еще не шумела осенняя ярмарка листопада, не кричали в небе журавли, хотя осень и чувствовалась в звонко­сти воздуха по утрам, в шорохе усыхающих на болоте камы­шей, в легкой багряности осиновых листьев. А дни-то какие

стояли — тихие, солнечные. И вдруг, словно по чьему-то при­казу, погода изменилась в одну ночь. Заволокло небо и заморо­сил нудный затяжной дождь. Из распадков и низин хлынул ту­ман и укутал горы в плотную вату.

Пятый год пошел, как Стриженой принял заставу, а все не привыкнет к таким вот природным метаморфозам.

Внезапный порыв ветра рванул космы тумана, и провода антенны натянулись и тягуче заябедничали ветру: «Сты-нем, стын-ннем». В тумане прошелестели чьи-то большие крылья.

И аистам не спится. Тревога разбудила птиц. Счастливая за­става, говаривали в отряде, — на трубе гнездо аисты свили. А оно, гнездо это, еще до войны было, а потом при отце, ког­да он принял заставу, аисты вернулись.

Мысли об отце знакомым теплом толкнулись в сердце, и оно защемило застарелой болью.

Отец. Он погиб здесь такой же дождливой осенью.

Случилось это в тысяча девятьсот сорок девятом году. По­граничники и истребительные отряды из местных комсомольцев теснили и дробили банды националистов-бандеровцев. Самоле­ты выслеживали дымы костров в глухих лесах, местные люди проводили воинские подразделения сквозь непроходимые боло­та, крестьяне отказывали бандитам в продовольствии.

Осенью сорок девятого их разгромили. Отдельные банды ста­ли прорываться через границу. Целью ставилось — пробиться в Западную Германию. Самый короткий путь туда был через тер­риторию Чехословакии. Прорыв границы осуществлялся сразу в нескольких местах.

Удар одной из банд пришелся на заставу капитана Павла Стриженого. Высланное подкрепление задержалось в пути — бандеровцы взорвали мост через горную реку. Застава, подня­тая в ружье, заняла оборону на участке от старого замка до стыка с соседней заставой. Два часа длился неравный бой. Бан­дитов сдерживал ручной пулемет, за которым лежал сам на­чальник заставы. Его поддерживал огнем автомата сержант Ива Недозор. Древняя разрушенная башня замка прикрывала по­граничников.

Оуновцы открыли по башне огонь из минометов, а выкатив­шийся невесть откуда грузовичок, обложенный мешками с пес­ком, почти вплотную приблизился к развалинам замка, и оттуда застрочил из двух спаренных пулеметов.

Капитан приказал Недозору подорвать грузовичок с пулеме­тами гранатами, сам же сменил позицию и внезапно ударил по врагу из-под козырька сохранившейся крыши.

Двумя связками гранат сержант подорвал бандеровский «бро­невик», но был ранен в плечо и в голову и потерял сознание.

Стриженой, трижды раненный залетавшими под каменный козырек осколками, продолжал сдерживать банду, пока пущен­ная бандеровским снайпером пуля не сразила его.

А вскоре подоспела помощь из отряда, и банда была почти вся поголовно уничтожена.

...«Тревожная» группа ждала во дворе заставы — лучший сле­допыт отряда Гомозков с неразлучным Мушкетом, рядовые За-

боров и Колашник. Во дворе урчал мотором «газик». Капитан заметил в кабине водителя Хачика Месропяна.

Через минуту они уже мчались сквозь косую пелену дождя.

«Так что же случилось в девятом квадрате, — думал Стри­женой, — вода скрыла следы на контрольно-следовой полосе. И каким же чудом заметил единственный отпечаток у ручья ря­довой Агальцов? На девятом много воды — вот она разгадка; болота, ручей и дальше три озерца и еще дождь, который сде­лал ручей полноводным, а болотце почти непроходимым. Поч­ти — на границе нет такого понятия. И не с божьей помощью перемахнул нарушитель КСП. Агальцов заметил след, когда, увлекшись погоней за шаровой молнией, вышел к ручью. Ручей на девятом близко подходит к КСП. Значит, нарушитель про­шел то воде с сопредельной стороны и, пользуясь непогодой, дошел до ручья. А может быть, он даже заметал след. И вот ошибся. Один-единственный раз. И не заметил этого. Или не захотел заметить, не придал столь незначительному факту вни­мания. А вот глазастый Агальцов заметил след и поднял трево­гу».

Капитан думал о совпадении. Агальцов увидел молнию и за­тем в том же квадрате обнаружил след. Какой же он давности? След не мог быть старым, иначе его бы смыло дождем. Зна­чит, след мог появиться сразу вслед за молнией. Уж не с ней ли связано нарушение границы?

Стриженой в запрошлом году сам видел шаровую молнию. Перед грозой. Огненный шар величиной с футбольный мяч, слов­но живое существо, медленно двигался над склоном горы, пока не пропал в ущелье.

«Нужно расспросить Агальцова, что же он видел с расстоя­ния в пятьсот метров, да еще в тумане. Но это потом. Главное сейчас — перекрыть выходы к шоссе, ведущему в город. Имен­но туда и будет стремиться нарушитель. Район заблокируют. Если нарушитель не успеет за полтора часа добраться до шос­се, что мало вероятно, то он в мышеловке. На что же он надеет­ся? Может быть, на шоссейке его ждут с машиной и он идет по самой короткой прямой. И все равно ночью в лесу быстро не пойдешь. За полтора часа к дороге не выйти. Тогда что же?..»

Стриженой ставил себя на место нарушителя, искал выход И не находил.

Капитан годами приучал свой мозг в минуты наивысшего на­пряжения выполнять только одну работу — сопоставлять, ана­лизировать, делать неторопливые выводы. Мысли образовывали как бы замкнутый круг: слышу, вижу, вспоминаю, сопоставляю и думаю, думаю, ищу единственно верное решение.

Стриженой никогда не считал нарушителей глупыми — и тут сказывается опыт его предшественников и его собственный опыт, он проштудировал сотни документов, лаконично повест­вующих о задержании, просмотрел огромное количество стено­грамм допросов пойманных нарушителей, в свое время подивил­ся их изощренности в подготовке перехода границы, их остроум­ным внезапным ходом. И теперь Стриженой понимал, что име­ет дело с хитрым и коварным врагом, скорее всего человеком местным, возвращающимся из-за кордона.

На небольшом, в сущности, клочке земли поведется ожесто-

 

ченная борьба умов, характеров, опыта и интуиции. Капитан предполагал — нарушитель имеет резервный вариант на случай неудачи, возможен и обратный прорыв границы, поэтому он и поднял заставу по тревоге. Через час пробудится весь район и круг замкнется. Отряды колхозных дружинников заблокируют непроходимые чащи, протянутся цепью вдоль скалистых скло­нов, как бы отрезая полный тайн мир пограничной полосы от шумного, многолюдного мира городов и сел, от вечно живых артерий — дорог.

Солдаты из пограничного отряда, поднятые по тревоге, за­кроют все проходимые и непроходимые черные тропы, умело за­маскировавшись, замрут, застынут в ожидании, чутко вслуши­ваясь в шорохи, отыскивая среди них тот единственный, кото­рый рождает шаг человека.

Стриженой знал, как редко случается на границе задержать настоящего матерого нарушителя. Иной прослужит всю жизнь, но так и не столкнется с человеком, который долгие годы гото­вился к переходу. Асы разведки не каждый -день прорывают границу. Но ты готовишься к этой встрече всю жизнь и, если настал твой час, отдаешь всего себя борьбе, поиску, схватке.

— Агальцов;.. — сказал Гомозков, нарушая раздумья коман­
дира.

-Где?

— Справа, в сорока метрах от поворота.

Капитан приказал остановиться и выскочил из машины. На темной стене леса тускло мерцала яркая точка. -«Курит!»

Капитан выслушал доклад подошедшего пограничника, спро­сил:

— Курили?

— Курил, товарищ капитан, — опустил голову солдат, —
захолодился на одном месте, -вода кругом.

— Гомозков, займитесь следом... А вы... — Стриженой смерил
Атаяьцова строгим взглядом, — покажите место, где видели ша-
ровую молнию.

— Есть...
Агальцов повел.рукой в сторону болотца.

— Сперва она пришла от границы, а дальше -я не видел.

— Какая она была, когда вы ее обнаружили? Опишите...

 

— Когда увидел, вроде как фара у «газика», только больше
в размерах и поярче. Туман был, товарищ капитан... Много не
увидишь. Хотя по манере все это напоминает Клода Моне, знае­
те, есть такой французский художник. Так вот, у него Нотр-Дам
написан в сплошном тумане, получилось вроде видения, ирреаль­
но все — вроде есть и вроде пригрезилось.

— А если без Моне, — усмехнулся капитан, — не пригрези­
лась вам, Агальцов, эта самая молния?

— Никак нет. Я в том месте, где молнию засек, лес обследо­
вал. Деревья в округе подпалены... Слышите, пахнет...

«Вот тебе и первогодок, — подумал Стриженой, — и с обо­нянием у него полный порядок, и времени даром не терял». Во влажном воздухе стойко держался запах горелого дерева. Подошедший Гомозков доложил:

— След часовой давности, товарищ капитан, размер обуви
сорок три, сапоги с подковами, новые. Рост нарушителя за метр

восемьдесят пять, вес... вес за сто сорок, товарищ капитан, ос­тальное только Мушкету известно.

— Так... Говоришь, с подковами сапожки. На счастье подков­
ки приколотили, Гомозков, а? И вес... А может быть, нес он
что-нибудь... След нужно искать, Глеб. По ручью ведь пошел.

— По ручью, товарищ капитан.

— Значит, где-нибудь выйдет. Возьмешь Агальцова и вверх.
Я еще побуду здесь. И вниз спущусь...

— «Попрыгунчик», товарищ капитан?

— Не знаю, Гомозков. Нужно посмотреть, что на КСП в лож­
бине. Держи связь с заставой. Там Недозор...

— Есть держать связь с заставой.

Агальцов и Гомозков с Мушкетом неслышно растаяли в ту­мане.

ГОМОЗКОВ И АГАЛЬЦОВ

Теперь они бежали, отстав друг от друга на добрую сотню метров. Впереди Гомозков с Мушкетом на длинном поводу, за ним худой, жилистый Агальцов.

Собака взяла след, едва пограничники прошли полкилометра вверх по ручью. Два часа без передышки шел поиск. И вот на­до же: Мушкет потерял след, кружил по поляне с тремя стога­ми сена, тыкался носом то в один стог, то в другой, жалобно скулил, потом сел вывалив язык и тяжко дыша, словно бы мо­ля об отдыхе,

— Ищи, Мушкет, ищи!.. Ну, Мушкетик, милый, уйдет ведь он!..
Гомозков уговаривал собаку, поглаживал ее мокрую голову.
Далеко, в горах высверкивали. молнии, здесь в долине ровно

шумел дождь.

— Что? -выдохнул подбежавший Агальцов.,

—Похоже} Мушкет след потерял., - угрюмо отозвался про-
водник.______________________________

Агальцов сразу поскучнел.

— Значит, спрашиваем — отвечаем... Как звали моего пред­
ка, который' жил при Иване Грозном? Ответ — Лифантием...

— Ты бы лучше осмотрел местность, чем трепаться, — не то
приказал, не то попросил Гомозков.

— Ладно. Я сейчас залезу вон на ту сосенку и гляну ракш
на синий гороХ Севастополь.

Агальцов слыл мастером турника. Вскоре его жилистое тело замелькало где-то возле самой вершины.

Гомозков присел на поваленный бурей старый дуб.

Надежда, что Мушкет снова возьмет след, не оставляла сле­допыта. Дождь, конечно, мешает собаке, но и что-то еще. Ведь след-то свежий.

Гомозков знал, на какие ухищрения идут нарушители, чтобы замести след. Табак, рассыпанный на тропе, — самое простое. Гомозков встал, потянул ноздрями влажный плотный воздух. Его настораживал сам воздух. В нем таился какой-то запах, незнакомый, совершенно чуждый лесным запахам. Словно жгли здесь недавна>,не то пробку, не то...

 

«Газ, — пришла внезапная мысль. — Вот что мешает Муш­кету».

Агальцов шумно спрыгнул на землю.

— В полумиле, курс зюйд-вест, большая поляна и на ней
опять же три стожка сена. Надо бы посмотреть..

— Посмотрим. Обязательно. Отдохнем чуток... Мушкет вы­
дохся.

Агальцов удивленно уставился на товарища.

— Здесь он, твой дядя с подковками. И недалеко... Доста­
нем... Ты вот лучше мне скажи, Алеша. Вроде ты и грамотен...
Биографии великих людей читал, разные картины видал, а жи­
вешь не думая.

— А чего думать, если все понятно... К примеру, на сей мо­
мент: Мушкет твой едва плетется, потому что старшина лишний
кусок мяса пожалел собачке.

 

— Потяни-ка своим длинным носом. Потяни как следует...
Агальцов шумно, со свистом вдохнул в себя воздух.

— Чуешь что-нибудь?

— А что? Костром вроде пахнет.

— В котором сжигали пробки из-под «Прасковейского» порт­вейна...

— Вроде так...

— Значит, не померещилось, — пробормотал Гомозков.
Теперь следопыт был уверен — нарушитель где-то рядом. Он

тоже не двужильный, устал и явно сбавил обороты, а чтобы сбить собаку со следа, пустил в ход последнее средство — бал­лончик с газом.

Гомозков взглянул на Мушкета. Тот зябко вздрагивал всем те­лом, лежа в кустах, и грустными глазами смотрел на хозяина.

— Нужно идти, — сказал человек собаке, и она послушно
встала.

— Еще немного, и мы достанем его, Мушкет. Алексей, смотри
в оба, автомат с предохранителя и... тихо. Пойдешь следом,
дистанция пятнадцать метров... Вперед...

ГОН ДА

Он исходил здесь каждую тропинку еще в детстве. В Мюн­хенском центре знали, кого посылать для прорыва границы. Ка­ких только кличек для этого человека не придумывали за рубе­жом, сколько псевдонимов и фамилий сменил он за четверть ве­ка, работая по заданию службы серого генерала Голена на тер­ритории Польши и Чехословакии! В сорок девятом с остатками разбитой оуновской банды он бежал из родных мест через тер­риторию Чехословацкой республики, пробрался в Мюнхен и работал в штабе Бандеры. Он и сам иногда забывал свою насто­ящую фамилию. И имя. Но не было человека на земле, по кото­рой он сейчас шел, кто бы забыл его последнюю кличку Мар-ко-Палач.

Он хорошо знал, как будут действовать пограничники. Ниче­го нового они не придумают. Заблокируют зону, перекроют до­роги, обшарят старый, полуразвалившийся замок. Найдут тело Цацуры, если он не успел уйти обратно и умереть на террито- ' рии так любимой им Чехословакии. И начнут свой знаменитый

прочес. Сеть будет плотной — тут и весь погранотряд, и заста­ва, и дружинники, и местная милиция. Может быть, и еще кто-нибудь. А он не будет торопиться. У него есть время.' Продукты. Уютный спальник на гагачьем пуху. А главное — логово, в ко­тором он будет заниматься гимнастикой и спать, строго соблю­дая режим, предписанный добродушным веселым немцем по фа­милии Веттинг.

В центре позаботились, чтобы он не походил на прежнего Гон-ду. Две пластические операции — пустяки в сравнении со стра­хом быть узнанным.

Гонда не доверял никому. Не доверял и не верил. Это стало законом его жизни давно. Может, поэтому он и решился на до­вольно рискованный шаг —' подслушать разговор тощего аме­риканца, прикатившего в дом под Мюнхеном перед самой за- броской. Он предчувствовал, что разговор пойдет о нем. В тот день Гонда должен был бежать девятнадцатикилометровую дис­танцию. Это входило в подготовку к переходу. Веттинг доверял ему и не контролировал. Гонда пробежал половину дистанции и скрытно вернулся к спрятанной в густом лесу вилле. Обма­нуть охрану не составило большого труда — давно уже он изу­чил систему постов на подходе к дому. Рисковал ли? Безусловно, ен- рисковал. Но он хотел знать, что думают о прорыве грани­цы и о нем самом Веттинг и тощий американец. И он полз, за­таив дыхание, к распахнутым окнам кабинета шефа мюнхенско­го отделения разведки Аларда Веттинга, словно переходил гра­ницу.

Разговор записался в памяти дословно. Тогда же он узнал фамилию американца — Фисбюри. Впрочем, это могла быть и не настоящая фамилия.

Фисбюри: Я хотел бы повидать агента. Веттинг: Получите его в полдень после кросса... Фисбюри: Вы словно готовитесь к чемпионату мира по боксу... Веттинг: В нашем деле и одна недотренированная мышца мо­жет все разрушить.

Фисбюри: И все же, почему — он?

Веттинг: Наш лучший агент. Знает местность — рожденный в тамошних местах. Опасность быть узнанным мы ликвидирова­ли. Две операции сделали его неузнаваемым.

Фисбюри: И все же риск...

Веттинг: Он не сдастся. В любом случае пограничники полу­чат только тело.

Фисбюри: Еще бы... такие грехи не замолить. Но я не об этом. Риск быть узнанным — риск провала всей операции. Почему бы не попробовать в другом месте?

Веттинг: Именно на этом участке границы у агента личный схрон. Никто, кроме Козырного, как мы предполагаем, об этом не знает. Запас продовольствия рассчитан на две недели. Потом Козырной спокойно покинет убежище и, замаскирован­ный под грибника, Черным бором уйдет к шоссе. Иохим, когда нужно, умеет стать невидимым, хотя риск определенный есть... но ведь он есть всегда.

Фисбюри: С какого года существует схрон? И кто его по­строил?

 

Веттинг: Никто. Козырной нашел его еще в 1947 году. Схрон — это скрытая пещера с тайным лазом. Лаз же служит и' вентиляционной трубой. Кое-что Иохим за годы оуновского движения там переделал, но без свидетелей. Кстати, этот схрон. дважды спасал его от «ястребков»...

Фисбюри: Кроме ненависти в Советам, что еще стимулирует
Козырного?

Веттинг: Деньги. На его счет в Мюнхенском банке...

Фисбюри: Понятно.

Веттинг: Но это не все. Козырной вернется и... станет ле­гендой, героем...

Фисбюри: Вы хотите расшифровать агента? Не рака ли? В случае удачи — годовой отпуск — пусть съездит в Штаты. Кстати, там и потратится... Соблазнов много. Вернувшись, он за­хочет заработать. И тогда...

Веттинг: У него огромные заслуги и опыт, которого недостает
молодым агентам. После возвращения Козырной останется
работать инструктором в одной из разведшкол.

Фисбюри: Вы неисправимый альтруист, Алард.. Но оставим это... Козырной пойдет с прикрытием?

Веттинг: Да. Сразу же контрольной полосой агент прикрытия двинется в противоположную маршруту Козырного сторону. Вода скроет следы. Через час он должен совершить обратный прорыв границы, чтобы дезориентировать пограничников, отвлечь

ИХ ...

Фисбюри: А если его схватят?

Веттинг: И это тоже предусмотрено, сэр-...

Фисбюри: Не слишком ли громкое кодовое название опера­
ции — «Взведенный курок»?

Веттинг: Романтично и изящно... И соответствует действитель­
ности — у моего агента реакция взведенного курка. Вы можете
убедиться в этом сами. К операции привлечены, кроме «носиль­
щика», еще двое: связной в городе, кличка Чибис — база' и
канал информации, и наш резидент в регионе Южного Урала.-..
Но основная тяжесть по выполнению задания ложится на Ко­
зырного. Он должен проникнуть в расположение интересующего
нас объекта, взять пробу грунта и ночью сфотографировать но­
востройку... А сейчас-я хочу показать вам место перехода. Прой­
демте к карте.

 

Гонда отполз от окна и вернулся на кроссовую тропинку. То, что¹ он услышал, обрадовало его. Ореол героя, который прочил ему Веттинг, его не волновал. А вот годовой отпуск с хорошими деньга-ми вполне устраивал агента. Гонда устал рисковать, хо­тя и не хотел признаться в этом даже себе самому.

Вот- и сейчас нервы на пределе. Ручей, по которому шел Гон­
да, уводил в сторону от КСП. До схрона двадцать минут пу­
ти. Больше всего Гонда боялся сейчас, как бы не кончился
дождь. Погода для прорыва была выбрана лучше не придума­
ешь. Дождь и туман. И все же Гонда прихватил с собой и спе>-
циальный порошок, и небольшую металлическую щетку для
затирания следов. До замаскированного лаза от ручья нужно
сделать- пятьдесят шагов по горному склону. И каждый
след...

АГАЛЬЦОВ

Взвизгнул Мушкет, ткнулся мордой в землю. Гомозков мгно­венно вскинул автомат и тотчас почувствовал острейшую боль в левой руке, той, которой успел прикрыть сердце: пуля рико­шетом от приклада ударила по кисти. Он упал между кочек так, как падают сраженные наповал точным единственным выстре­лом в десятку.

«Бесшумный пистолет», — успел подумать, и тут же мысли его метнулись назад — ведь Агальцов идет шагах в двадцати за ним и через несколько секунд выйдет на кочкарник, на откры­тое пространство.

«Я не могу пошевелиться — он меня видит и думает, что я убит, иначе вторая пуля. Что же делать?»

Он вдруг представил себе широкоскулое курносое ли­цо Агальцова с чуть раскосыми, всегда смеющимися глазами и еовсем уж некстати вспомнил, как в первый же день своего по­явления на заставе Алексей заработал взыскание от старшины Ивы Недозора.

Стена, возле которой стояла койка Агальцова, буквально ва следующий день оказалась оклеенной вырезанными из «Огонь­карепродукциями. -Это что? — спросил старшина, увидев «уголок эстета».

- Вершина эстетического наслаждения, товарищ старшина, — невинно улыбаясь, с готовностью пояснял солдат, — люблю, знаете, портретную живопись. Особенно XVIII—XIX века. Какие люди жили. Ведь все в глазах прочитать можно... Умные глаза, знаете ли. И с достоинством. Рокотов, например... его. серия-портретов.

— Это шо таке? — грозно повторил свой вопрос старшина.

Агальцов молчал. И тогда старшина приказал пограничнику выйти во двор заставы. За ними потянулись любопытные.

Во дворе заставы Ива Недозор, торжественный и строгий, вскинул руку и обратил внимание солдата на сложенную из красного кирпича трубу. На трубе было гнездо аистов.

— Когда летит аист или даже стоит — это красиво. Живая
красота, товарищ Агальцов. А знаете ли вы, товарищ эстет, что
аисты жили здесь и до войны. Немцы заставу сожгли, а труба и
печь остались. Мы вернулись — заставу отстроили..» И красота
в лице аистов обратно прилетела.

Агальцов смотрел на аистов и посмеивался. -А теперь, товарищ боец Агальцов Алексей Иванович, идем до казармы, биографию будешь рассказывать.

— Да ведь она ж у меня в анкете изложена, товарищ стар­шина.

— В анкете — это правильно. Меня интересуют подробности. На заставе знали эту привычку старшины въедливо интере­соваться жизнью человека до призыва в армию. Наводящих во­просов у Ивы Степановича было великое множество, и беседы продолжались с перерывами не одну неделю. Такой уж был у Недозора принцип — знать о солдате как можно больше.;.Жалобно и протяжно, как человек, застонал Мушкет,

«Живой! — мелькнула радостная мысль. — Где же Агаль­
цов? И вдруг... Не померещилось ли?»

II

В стороне от стожков, на правом фланге отчетливо послы­шался треск и шорох, словно там разыгрывалась кабанья схватка.

«С ума он, что ли, сошел?» — ругнулся про себя Гомозков и внезапно понял — Агальцов отвлекает на себя нарушителя, он обо всем догадался, когда взвизгнул Мушкет.

Ближний стожок вздрогнул. Маневр Агальцова удался. На­рушитель переключился на второго преследователя. Но шевель­нуться Гомозков все равно не мог. Он лежал на открытом месте, и всякое движение было бы замечено.

А треск уходил вправо, вроде бы затихая, пока не смолк сов­сем. Гомозков догадывался," что сейчас сделает Агальцов — он ползком вернется к стожкам и затаится, ожидая, пока враг об­наружит себя. «Он вернется потому, что совсем не уверен, что я убит».

И не так прост этот ершистый смешливый парень. Есть в нем и хитринка, и сообразительность, и отчаянность, без которой не обойтись на границе.

«Не умирай, пока живешь», — вспомнил вдруг Гомозков лю­бимую поговорку Агальцова и решился. Осторожным неулови­мым движением протянул правую руку к выпавшему автомату.

— Глеб, живой ли? — услышал Гомозков откуда-то сбоку
еле слышный шепот.

Следопыт не успел ответить. В наступивших сумерках от крайнего стожка метнулась высокая нескладная фигура челове­ка. И тотчас ударил автомат Агальцова.

— Бей в ноги1 — крикнул сержант и, вскочив, рванулся к на­
рушителю.

Человек бежал, словно пьяный. Его шатало, он делал невер­ные движения и, не оглядываясь, стрелял из пистолета наугад, посылая раз за разом пули в небо.

«Ранен, что ли?» — мелькнуло у Гомозкова. И тут преследу­емый обернулся, тяжело взмахнул руками, выронил пистолет с длинным стволом, качнулся и рухнул на колени.

— Иезус Мария, они меня убили, — услышал подбежавший
Гомозков предсмертный шепот человека в толстой непромока­
емой куртке. И увидел его лицо. Оно было искажено страшной
внутренней болью. Гримаса боли не разгладила черты и после
смерти.

—- Пуля? — спросил подошедший Агальцов. — Неужели моя?

— Нет. Скорее всего цианистый калий, — угрюмо отозвался
следопыт, — а может... Постой-ка...

Гомозков наклонился к мертвому нарушителю, достал нож.

— Похоже, здесь работал другой яд, — сказал он через ми-
-нуту. На его ладони лежали две целехонькие ампулки с проз­
рачной жидкостью. — Побудь тут. Я к Мушкету, он живой был,
перевязать нужно...

Гомозков с сожалением осмотрел свою распухшую руку и достал индивидуальный пакет.

Мушкет был.жив, но потерял много крови. Пуля скользнула по черепу, разорвала кожу и сильно контузила животное. Пере­вязав собаку, следопыт подключился к замаскированной в заро­слях розетке и доложил на заставу о случившемся.

— Добро, Глеб, — сказал Недозор, — жди капитана, он ря­
дом.

Гомозков вернулся на поляну, где Агальцов, сидя на корточ­ках, рассматривал -холодное, безжизненное тело.

«А ведь для него все это впервые», — вдруг подумал сер­жант и спросил:

— Обыскал?

-- Не-е. Вот пушку осмотрел... Стрельнуть бы из нее... Инте­ресные игрушки делают на Западе.

Гомозков прикрыл утомленные глаза, поморщился от ноющей боли в руке, негромко обронил:

— Спасибо тебе, Алексей, за выручку...

— Да ну, чего там, обыкновенное дело, спрашиваем — отве­
чаем: сколько будет дважды три умноженное на девять...

Сержант усмехнулся, достал фляжку, глотнул холодной воды.

— Ты знаешь, что однажды сказал один умный и старый че­
ловек о нашей службе?