Ha I, II и IV стр. обложки и на стр. 36 и 89 рисунки Ю. МАКАРОВА. 4 страница

КСЕНИЯ СТРИЖЕНАЯ

Дорога то взлетала на холм, то круто падала вниз, и тогда казалось, что она⁴уходит под землю — такой туман стоял в

низииах.

Андрей искоса взглядывал на мать. Ксения Алексеевна зябко куталась в домотканый гуцульский платок и грустно покачи­вала головой, утверждая себя в каких-то давно выношенных мыслях.

Леса на холмах сияли льдистой пустотой. Шофер-первогодок вел «газик» осторожно, словно вез бесценный хрупкий груз. Он тоже поглядывал на Ксению Алексеевну, и с лица его не сходило выражение плохо скрываемого восторга.

— Я возьму его к себе, — внезапно сказала Стриженая, — он будет жить в комнате Нины...

— В лесничестве ему предлагали работу, — осторожно на-
пОмнил Андрей, — он не сможет без границы...

— Когда не сможет, тогда и уедет, а пока поживет у меня,
я за ним присмотрю.

Андрей смотрел на рваный глубокий шрам, тянувшийся от уха почти до самого подбородка, и узнавал свою мать. Она не менялась с годами, только серебристей становились волосы да лучики морщин делались гуще.

Ксения Алексеевна работала, была окружена людьми. Общи­тельная по натуре, она быстро завоевывала расположение това­рищей по службе. И все же родной человек один. Он, ее сын, плоть от пЛоти матери. Даже глаза и те с материнской едва приметной раскосинкой.

Ксения Алексеевна повернулась лицом к сыну.

— Не смотри на меня так. Красота мне все равно ни к че­
му. А дети привыкли. Ты ведь не знаешь, забыла тебе расска­
зать. Мы в школе ставили оперу, детскую, конечно. Пришлось
мне на время стать композитором... Версификация безусловная,
но и не совсем бесталанно.

«Мать все понимает, — подумал Стриженой, — о многом до­гадывается и о Недозоре заговорила неспроста. После того, что случилось в Черном бору, о службе не может быть и речи. И мать не верит в возвращение Нины. Две женщины, а такие разные. Он вдруг представил себе Нину во встрече с Гондой и не мог себе сказать, как бы она лоступила. В ней слишком

много было для себя, в матери — для людей. Вот и сейчас думает об- одиноком больном Иве Степановиче».

«Газик» проскочил пригород, пересек центр а выкатился пря­мо к вокзалу. Стриженой помог матери выйти аз машины. Ксе­ния Алексеевна прощально помахала рукой водителю.

Андрей решительно шагнул к привокзальному скверу.

— Посидим...

Они нашли свободную скамью, окруженную с двух сторон акациями. Некогда густо покрытые листвой, деревца прореди-лись, с них то и дело срывались легкие истонченные листья, прихваченные первыми ночными заморозками.

Ксения Алексеевна молчала. Они сидели близко, рядом, и мать чувствовала, как труден сыну предстоящий разговор. И она первая начала его.

— Такие прорывы не каждый год, Андрей.

— Да, не каждый, — согласно кивнул Стриженой, — во я
к нему готовился...

Ксения Алексеевна потерла виски и вдруг остро а озорно взглянула в лицо сыну.

— Ты устал... Последние недели были трудными и неудач­
ными. А застава числится в отличных... В ошибках разберешь­
ся сам... Они для того и совершаются, чтобы на них учиться.
Но еот что я скажу тебе на прощание. Нужно всегда помнить,
что каждый из вас значит для государства здесь, на погранич­
ной полосе. Что бы ни случилось с душой, как бы ни выворачи­
валась она от боли, твои тревоги ничто в сравнении с тревога­
ми границы на всем бесконечном ее протяжении...

—...На всем бесконечном ее протяжении, — повторил Стра-
женой, — спасибо, мама...

Ксения Алексеевна достала из кармана револьвер.

— Хотела вот увезти обратно. Все равно, думала, нигде
патронов для нагана теперь не достанешь. Ведь те, которые бы­
ли, — с войны. Я счастлива, Андрюша. что стреляла из него
по врагу. Оказывается, можно хоть на минуту вернуть моло­
дость. И я поняла, что не имею больше права аа это оружие.
На границе оно должно передаваться по наследству. Возьми...
Я его и везла в вашу комнату боевой славы. И пойдем на пер­
рон, чтобы мне не сказали: «Ваш поезд давно ушел».

Ксения Алексеевна озорно, по-молодому рассмеялась и легонь­ко шлепнула сына пальцем по носу, как это делала давным-давно, когда он пытался дотянуться рукой до макушки карли­кового карагача, росшего во дворе отцовской заставы.

Евгений ЗАГОРОДНИЙ

Повесть

Одним из возможных и очень интересных направлен ний военно-патриотической литературы являются исто-рико-приключенческие повести. В них, в отличие от исторических романов, можно сузить число действую­щих лиц, ограничить рамки исследуемого периода и в динамичной литературной форме максимально прибли­зить к нам события прошлого.

Наша отечественная военно-морская история очень богата славными страницами. Ни один флот ни одной великой державы не одержал столько блистательных побед на море. Такой победой была и Гангутская, о ко­торой рассказывается в повести «Все решат пушки...». Но, несмотря на то что в основе повести лежит под­линный факт, она все же не документальная, а именно «искательская», остросюжетная, приключенческая. По­добные литературные произведения имеют большое вос­питательное значение и безусловно играют немалую роль в пропаганде героического прошлого наших Воору­женных Сил.

Вице-адмирал К- СТАЛБО,

доктор военно-морских наук, профессор,

заслуженный деятель науки РСФСР,

лауреат Государственной премии СССР

М

артовское низкое небо совсем придавило Лондон. Чер­ные языки копоти и волны легучеи сырости скрыла деревья парка, стены Сент-Джеимского дворца. Под ок­нами королевскоп резиденции туманные оттепели и грязная капель обнажили глинистую почву. Курфюрст Ганноверский, он же король Великобрита­нии Георг I, никак не мог привыкнуть к островному климату туманного Альбиона. Приходилось скрепя сердце менять из-за этого старые привычки, заведенные еще в Ганновере. Вот и се-годпя — пропади все пропадом! — нельзя даже выйти на утреннюю прогулку — за окнами едко-серый туман.

Однако не из-за одной мертвящей погоды его величество пребывал не в духе: бесило, что царю-азиату, Петру, видите ли, мало победы под Полтавой. Мало победы, которой могла бы гордиться любая армия Европы. Теперь доносят: царь мос­ковитов начинает строить новые корабли, ничуть не хуже английских... О, мой бог!

Петр явно готовится к морской войне со Швецией! Ведь писал же посланник — эти строки навязчиво лезли королю в голову: «Проживи русский царь еще несколько лет — и у него будет флот в сорок линейных кораблей и десятка два

фрегатов...» А кто помешает Петру прожить несколько лет? Сегодня Петр тянет за собой Пруссию и Польшу, а завтра — упаси боже! — и со Стюартами договорится. Так вскоре все поразбегутся из-под руки Англии. Карл XII ослушничает уже сейчас. Пошел, подлый гордец, на явные переговоры с Пет­ром! Щенок, тщеславный петух! Мир со Швецией может сде­лать Россию владычицей Балтики. И тогда лорды и куп­цы, имеющие лесные склады в Дании и Скандинавии, не про­стят оплошности своему монарху. Его упекут обратно в Ган­новер, а в Лондон вернут Стюартов. Что нм английский ко­роль?! Их король — золото!

Георг заметался перед камином — часто задышал, сжал в исступлении маленькие кулачки.

В дверь осторожно постучали.

Король быстро просеменил в угол, отвернулся к огню. Белой тенью скользнул камер-лакей и вкрадчиво доложил в спину Георга:

— Статс-секретарь лорд Брайтон ждет позволения войти,
ваше величество.

— Пусть войдет.

Лорд Брайтон шагнул через порог и так низко поклонился, что коснулся рукой щегольских туфель. Георгу показалось... нет, похоже, высокомерия не было на лице лорда. Но, воз­можно, он так необычно кланялся, чтобы скрыть плутоватые глаза?

Среднего роста, огненно-рыжий, лорд выглядел высоким ря­дом с маленьким ганноверцем, виновато смотрел на короля сверху вниз — смущался своего роста?

— Здоровы ли вы сегодня, ваше величество? Спокойно ли
спалось?

Брайтон всегда начинал беседу этими заботливыми вопро­сами, действовавшими на мнительного Георга как зубная боль.

— Неважно, мой друг, неважно со здоровьем. Садитесь! —
Георг говорил мягко — и продолжал немигающе смотреть на
вельможу. — Погода тело мертвит.

— Да, да! — слишком поспешно согласился лорд. — Пого­
да сегодня до невозможности скверная. Я не советую вашему
величеству выходить на прогулку... к тому же, есть некото­
рые вопросы...

Лукавый статс-секретарь продолжал стоять, ожидая повтор­ного приглашения.

— Ваше величество! Сэр Дженкинс прибыл с важными вес­
тями: Петр достраивает последние галеры и, похоже, ждет
начала навигации в Финском заливе, чтобы с моря осадить
Стокгольм.

Георг задохнулся — в левой стороне груди, под сердцем, кольнула боль.

— Ваше величество, в этом для Англии еще нет беды...
Может сократиться вывоз наших товаров в Россию.

Король е тревогой и ожиданием вгляделся в лицо вельмо­жи, который молчал о главном — об опасности трону.

— Это небезущербно для лесных компаний королевства, все

это так, — тянул Брайтон, следя за королем. — Но у меня есть план срыва замыслов Петра...

— Что за план? —- Король сильно наморщил узкий лоб.

— План весьма щекотливый, — льстиво наклонил голову Брайтон. — Суть его такова: Рой Дженкинс еще в Швеции близко сошелся с неким корабельным мастером — не то нем­цем, не то голландцем, выдающим себя за датчанина. Этот слуга двух господ весьма золотолюбив. За крупный чек в лондонском или стокгольмском банке он послужит и третьему господину — вам, ваше величество! Лорд вязал слова мед­ленно. — Этот человек теперь в Петербурге — шляется по кабакам, выпытывает у пьяных моряков все о будущей кам­пании. Заодно строит на верфи галеры и будто бы взят пере­водчиком в поход... Когда выяснит замысел русских, он сбе­жит и предупредит обо всем шведского адмирала Ватранга. Флот Петра, несомненно, будет разбит...

Брайтон не выдержал — накопилось много сдерживаемых чувств — и захлебнулся мелким смешком. Ноздри короля дрогнули после долгого напряжения, что-то изменилось в угол­ках его бледных губ, и он тоже выдавил кислую улыбку — вымученную, недоверчивую.

— Ваше величество, ваше величество! — Брайтон вытирал
слезы платком. — Сэр Дженкинс уже представил подробные
детали... Я понимаю возможные сомнения, но идея многообе­
щающая. Что вы скажете на все это, ваше величество?

Король смежил рыжеватые ресницы, в раздумье тронул крупное ухо.

— План хороший. Даже очень хороший. Но его можно
улучшить. — Король еле заметно пожал плечиками. — Жела­
тельно, чтобы царь Петр... погиб до битвы... Выпишите Розен-
кранцу чек покрупнее, пообещайте рыцарство ордена Бани...
Так будет надежней.

-ч Ваше величество, вы сразу отыскали слабый пункт пла­на! — с отменной лестью заметил Брайтон.

Он присел без приглашения и отметил не без удовольствия, что Георг ни взглядом, ни жестом не выдал своего раздраже­ния.

— Есть не менее важное, чем разгром русского флота... Сэр
Рой Дженкинс с помощью красавиц давно сбивает с толку
црестолонаследника, царевича Алексея. Прибрав его к рукам,
мы сможем в будущем превратить Россию в нашу колонию...

— Да, да, поручите сэру Дженкинсу и это!

На набережной Невы перед кабацкой избой остановились два морских офицера. Метлой у порога обмели снег с поры­желых ботфортов и широко распахнули тяжелую певучую дверь. Бригадир Бакаев, коренастый и широкий в плечах, с бычьей короткой шеей и золотистой гривой курчавых волос, вскидывая пшеничную бровь, сильно потянул поздрями хмель­ной дух. С улыбкой покосился на своего спутника.

— Тут и отведем немного душу. — Помедлив, он многозна­чительно добавил: — Ляжем в дрейф.

— Ну что ж, эта гавань вроде ничего, — согласился коман­
дор Змаевяч — тонкий и хрупкий, с косоватыми прорезями
синеватых глаз. — Только выбери место потише да от любо­
пытных глаз подальше.

Бакаев понимающе кивнул и, чуть прихрамывая, прошел в дальний темноватый угол.

Дверь кабака со ржавыми скрипами несколько раз бухну­ла — вошли англичане, шведы, разный суетпый люд.

Меж столиков живо зашныряли два шута, стали приставать к кабацкому люду. Рядом с буфетом в сизых пластах табач­ного дыма разноголосо запели скрипки, гобой п волынка.

Проходя к буфету, Змаевич удивленно загляделся на сидев­шего среди англичан человека в голландском платье. Оба об-радованпо уставились друг на друга, и капитан потащил ино­земца к лавке, где скучал Бакаев.

Иноземец оказался юрким, невысоким, жпдко-белесоватым, имел улыбку хитрую и скользкую.

— Эй, Яков, глянь, кого я встретил! — повеселел Змае­
вич. — Moii приятель, Лаэрт Розенкранц! Вот с кем я готов
выпить ппва хоть бочку!

Трактирщица — баба редкой толщины — поставила перед компанией три высокие оловянные кварты, положила несколь­ко вяленых рыбок.

Розенкранц вытянул обметанные пупырышками простуды губы и весело глянул поверх горы белой пены. Изрядно от­пив, достал полосатый платок, вытер широкое и дряблое с навислим носом лицо, повернулся к Змаевичу.

— А что, капитан-командор! Давно мы с тобой не виде­
лись?!

— Да, почитай, с полтавской баталии. — Змаевич смотрел с
затаенной насмешкой.

— Где же ты все это время был?

— Где? — Капитан-командор откинулся к стене, коснулся
напомаженных, словно нарисованных черных усиков. — Не на
лебяжьих перинах валялся! Разные были гавани...

— Это так, — с заметной ухмылкой подтвердил Розен­
кранц. — А я вот слыхал, ты и в свейских землях бывал...

— И там меня носило. Но не для разорения, конечно, госу­
дарь нас туда посылал, а чтобы при споре о мире со шведами
было чего уступить, окромя Выборга и Карелы. Так что, Ла­
эрт, не без хитрости тогда обошлось. Сказывают, государь так
и отписал генерал-адмиралу Апраксину: «Ежели бог допустит
летом до Абова, то шведская шея легче гнуться станет...»

Розенкранц неопределенно улыбнулся.

— Ну и как? С той поры гнется?

— Да не очень. Уж больно они, подлые, влакомились в
Финляндию! Хотя оно и понятно — сия провинция вроде тить­
ки — всю Швецию кормит... А под Абовом жарко было. Ух,
как жарко! Но, правда, мы шибко потеснили шведа. От той
баталии в нашем полку осталось, почитан, не более сотни.

— Вот как! — Датчанин отвернулся к шутам и сделал вид,
что смеется над ними.

— Да оно и не то, чтобы очень мало нас осталось, — мет-

нул Змаевич тяжелый взгляд. — К вечеру подъехал государь и зычно справился: «А много ли вас осталось, ребята?» Флан­говый ему и ответил: «Да еще фортеции на две хватит, гос­подин первый бом-бар-дир!» Во как разошлись — до люто­сти. '

— И в то же время мы под Штеттином, главным. померан­
ским городом, мира искали, — сказал Бакаев, пытливо вгля­
дываясь в Розенкранца. Со злой услужливостью справился: —
Это на Одере, знаешь?

— Как не знать! Там ведь и наши воевали.

— Да, ваши повоевали! — Бригадир так ударил по кремню,
что целая туча искр брызнула из-под кресала.

Шуты затеяли потешную драку. Яростно вцепившись друг в друга, лаяли, мяукали. Неистово лупили по столам пузыря­ми с горохом, опрокидывали пустые лавки. Английские шки­перы, дивясь необыкновенному развлечению, топотом и сви­стом подзадоривали шутов.

Бакаев, бледный от злости, наклонился к Змаевичу, леденис­то зацедил:

— Кабак, кажись, русский, а от иноземного комарья ш;
продохнуть! На черта ты еще этого Лаэрта звал? Уж больно
он что-то крутит — по всему видать.

Змаевич заискрился белозубой улыбкой.

— Да брось ты спьяну нести околесицу! Датчанин в пашем
флоте служил. Заслуги от государя имеет, ко двору бли­
зок. — И зашептал, понуро горбя плечи: — Слыхал, вчера
Адмиралтейская коллегия по всем рапортам о повышении в
чинах резолюции учинила. Не иначе, как скоро в поход...

— Скорей бы, — вздохнул Бакаев, вытаскивая трубку. —
А я-то думал — пошто моих гренадеров во флот переписали?

Он отпил пива, неожиданно поднялся и легонько потащил подслушивавшего датчанина к себе за рукав.

— Шел бы отсель, герр майстер... А то, ей-богу, перешибу!
У датчанина запрыгали губы. Не понявший в чем дело

Змаевич вскочил, удивленно задрожал бровью.

— Стой, Яков, ты уже хватил лишнего! Даже союзников
перестал признавать. Иди-ка, я тебе суну под нос кое-что. —
Он подвел упиравшегося приятеля к стене, где красовался*⁴
грозный петровский указ. — Видишь? Сие — табель поведе­
ния! Ноне и не за то легко угодить в четыре царские степы.
Крут государь!

Бакаев, пряча в карман трубку, глянул со злобой и отвра­щением. Шевельнул было могучим плечом, но Змаевич уже выталкивал его из кабака.

Пустив рысью снежно-белого коня, принцесса Ульрика-Эле-онора выехала на прогулку в окрестности Стокгольма. Обыч­но ее сопровождала пышно разодетая свита. Но в этот раз спутником был лишь английский посол при русском дворе Рой Дженкинс.

Все утро принцессу не покидало чувство смутной тревоги. Высокомерное выражение ее лица стало каменным, когда до­ложили о приходе Роя Дженкинса, — таким оно было и сей­час. С тоской думалось о брате, Карле XII, который после сра­ма под Полтавой находился где-то далеко-далеко — за этим пятнисто-пегим балтийским небом, за бесконечными русски­ми далями, за Черным морем — в Турции... Сладко замирало сердце — туда уносились мысли пылкой и гордой Уль-рики.

Ульрика-Элеонора резко осадила коня, чуть не подняв его на дыбы. Неторопливо обернулась к своему спутнику.

— Ваше высочество! Я вам должен сообщить очень важную
весть, — сказал он.

Ульрнка-Элеонора шумно вздохнула и натянула поводья.

— Я должеп сообщить, — повторил посол, — появились
довольно неприятные вести... Барон Герц поехал в Петербург
заключать мир между Голштинией и Россией... через супру­
жество сестры Петра с герцогом Карлом-Фридрихом...

Делая вид, что ничего не ведает, принцесса остановила бе­лоснежного коня.

— Похоже, Голштиния да и Россия метят наследовать швед­
скую корону?

— Да, ваше высочество, — глаза дипломата сверкнули яс­ным блеском молодости, — именно для этих целей Петр и построил флот.

— Вот как! — Принцесса окаменела.

— Если Герц уладит с Петром спорные вопросы, — внеш­
не невозмутимо брюзжал посол, — то Голштиния уступит
России почти все земли, завоеванные вашим братом...

— Но ведь это измена! — вырвалось у принцессы.

— Главное не это, ваше высочество. Русские морские офи­
церы в кабаках уже говорят про поход на Стокгольм.

Рой Дженкинс вкрадчиво продолжил, намеренно отвлекая Ульрику-Элеонору от тревожных мыслей.

— Ваше высочество, вы простите меня, что в такую мину­
ту... однако я не могу не сказать... Вы сейчас ослепительны.
Гнев и весенний мороз так красят ваше лицо... За то, что я
вижу, можно отдать всю казну моего короля...

Посла трудно было уличить в игре: он явно волновался. Но принцесса почти не слушала — она находилась в том нервном возбуждении, которое вот-вот могло прорваться сле­зами.

«Какой слабый огонь нужен этому воску!» — злорадно по­думал старый ловелас и заговорил дельно, скупо и властно — о главном:

— Летом адмирал Ватранг встретится в море с Петром.
Это неизбежно. Перед битвой мой перебежчик сообщит адми­
ралу о планах русских. Это решит исход сражения. Сами на­
зовите пароль. Слово, от которого будет зависеть судьба Шве­
ции...

Ульрика-Элеонора, бледная, жадно глотая воздух, покорно выдавила чужим голосом:

— «Месть принцессы!»

Перед походом царь Петр, как и многие флотские офице­ры, подал прошение в Морскую коллегию о повышении его в чине. Он числился в звании шаутбейнахта, то есть контр­адмирала, под именем Петра Михайлова. Собравшись с утра зайти на верфь, где заканчивалась постройка последних га­лер, он решил попутно завернуть в Адмиралтейство — узнать о постановлении на его прошение.

Составив расписание войск по судам, Петр энергично под­
нялся из-за письменного стола. На нем был мундир полков­
ника Преображенского полка — линялый зеленый кафтан с
красными отворотами, перетянутый портупеей. На длинных
крепких ногах — зеленые чулки и разбитые, изпошенные
башмаки. В этом мундире царь победил Карла XII под Пол­
тавой. Прихватив шляпу-треуголку, простреленную в том же
бою, Петр быстро сбежал по лестнице бревенчатого дворца,
вышел к Неве..

Весна стояла ранпяя. Белыми медлительными лебедями проплывали облака. Редкие дома, желтые мысы Невы и мно­жество островов казались плывущими в дымчатом отсвете, невесомыми. Над серым разливом гребнистых волн белизной вспыхивал хоровод неутомимых чаек — стремительных и лег­ких, радостно-крикливых. Рощи на берегах еще были голые, зеленели лишь сосны — одна другой выше, стройнее.

Большое деревянное здание в начале Невской перспекти­вы, под высоким шпилем с изящным корабликом, и прилегав­шая к нему верфь были обнесены с трех сторон добротным крепостным валом. В сторону воды глядели жерла пушек.. «К походу, почитай, все готово, — думал Петр на ходу, — сухопутная армия, парусные корабли и даже суда с огневым боем. Для галерного флота и тактика почти создана. Только бы выступить в срок — никак не позже начала навигации в Финском заливе...»

Караульный, стоявший у будки возле мостика, перекинуто­го через ров, посторонился и застыл без шевеления — муш­кет перед собой, нос задран, глаза вытаращены — едят царя. Петр задумчиво шагнул мимо него в ворота верфи.

Весь задворок между Адмиралтейством и берегом реки был завален корабельным лесом, бочками с ворванью, канатами, железом, щепками и мусором. У пристани приткнулись ста­рые суда, швы у них заново конопатились и просмаливались. От огромных котлов несло гарью, черной густой копотью. Пахло дымом, свежерубленным деревом, ноздри щекотал горь­коватый дух окалины.

Галера, готовая для спуска, высилась на стапелях. Плотни­ки еще не начали выбивать стрелы — пока смазывали жи­ром киль и, видимо приустав, сидели на бревнах, тихо пере­говариваясь.

— Так, значит, Антон, стоит наняться в команду-то галер­
ную? — гудел басом кряжистый мужик.

— Очень даже стоит, Никола Иванович, — лукав*о отвечал
ему светло-русый матрос. — Это тебе не лаптями торговать,
аль ложками да свистульками.

— Оно б ничего, — суживая глаза под огромными бровями,
смекал мужик.

— Куда ж лучше! — насмешливо подзадоривал матрос. —
С жиру морду разнесет — почище боярской станет.

— А все ж как-то несподручно, — туговато соображал му­
жик. — Одна пагуба людская от той войны. Омерзла в самый
корень!

Матрос воровато стрельнул глазами по сторонам.

— Штой-то язык у тебя, как собачий хвост, стал ходить!

— Что ж, разве то кривда? — качал головой Никола. —
Един хлеб гнилой знаем да ломотой болотной крючимся.
А за какие такие благодеяния?

— Смолкни, полоумный! — прошипел матрос, зажимая
плотнику рот ладонью. Ткнул Николу кулаком и поспешно
принялся за работу. Огляделся опасливо и похолодел — со­
всем рядом увидел царя.

Царь медленно шел по верфи — оглядывал доски, -уголь, ворвань. Остановился и кое-что услышал из перебранки. Гневно засопел. По загорелому лицу пошли малиновые пят­на. Задумчивость слетела — взгляд стал пронизывающий, вла­стный — с огнем. Надвинулся па Николу зеленой тучей и сверху, окидывая его огромными продолговатыми глазами, жестко спросил:

— Пошто сидишь? Ленишься?

— Я-то? — сердито отозвался мужик, разламывая краюху
хлеба. — Я-то опосля трудов закусываю, а ты вот, мил че­
ловек, зряшным делом прохлаждаешься. Многие здесь хо­
дят, которые сухопутные, а тут дела корабельные...

Петр гневно, а потом уже безразлично скользнул взглядом по плотнику: что с мужика взять? Скинул полковничью куртку, остался в суконном жилете и, подойдя к галере, взял­ся за огромный чугунный молот.

Плотники виспугаино переглянулись: все, кроме Николы, узнали царя.

Петр оглядел судно и крикнул плотникам: «Готовься!» Те забегали, засуетились у крутого днища. Оглядел всех — готовы ли — и широкими взмахами молота стал выбивать подпорки. На спине царя буграми заходили мышцы, лицо по­краснело. Мужики дружно заколотили по бревнам, подпирав­шим галеру. Удивленный Никола поднялся.

— Ишь ты! Ладно бьет. Сразу видно — ране плотничал.
Галера понемногу осела на салазках и сползла на бревна,

густо смазанные ворванью. Теперь судно с боков удерживали только поперечные балки. Петр прошелся вдоль пахучего борта, придирчиво осмотрел днище и киль, постоял у кормы, прикидывая что-то линейкой.

— Судно доброе, — коротко заключил он. — А вот как
окрестить его — пока не ведаю. Тебя как звать, отец? —
блеснул глазами Петр.,

— Мепя-то? Никола. А тебе чего?

— Ну вот, так и назовем галеру — «Святой Николай», по­
елику ты ее срубил. Согласен, чай?

— Ишь ты] так тебе и дозволят! Да ты кто таковский?

Лучше бы дырку на шляпе-то зашил, — обиделся мужик, по­лагая, что его опять задирают в шутку.

Никола озорно глянул на плотников и по их лицам понял, что происходит что-то страшное. Еще не понимая, в чем дело, споткнулся на полуслове и стал внимательно разглядывать круглое с торчкастыми усиками строгое лицо. Неожиданно ахнув, он закрестился дрожащими руками и бухнулся в ноги царю.

— Ох, государь, не погуби! По скудоумию не признал!
Петр, думая, как поступить, немного помедлил, глядя на

сведенные судорогой лопатки плотника, па пшлые лапти, рва­ную, латаную-перелатаную сермягу. Вздохнув, легко поднял Николу за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.

— Ин, да ладно! Коль день- сегодня красный, то и быть по-
твоему. Но впредь! — царь метнул обжигающий взгляд, —
угодишь в Тайный приказ пе за. скудоумие, а за словоблу­
дие.

Мужик стоял ни жив на мертв: и пасть на колени страшил­ся, коль сам государь поднял, и глаза мозолить дураком боял­ся — не приходилось вот так запросто перед его величеством стоять.

Но Петр уже не смотрел на Николу.

В воротах верфи в сопровождении корабельных мастеров, музыкантов и гребцов появился генерал-адмирал Апраксин — степенный, важный, с брюшком и серебряной бородой. Все на нем сияло: парадная форма, ордена, белейшие кружева, длин­ный ряд пуговиц адмиральского мундира.

Приблизясь к Апраксину, Петр, улыбаясь одними глазами, снял перед ним треугольную шляпу.

— Прошу дозволения, господин генерал-адмирал, поднять
на форстеньге готовой галеры, названной мною «Святой Ни­
колай», вымпел российского флота!

— «Святой Николай»? Ну что ж... Сейчас осмотрим.
Апраксин, выдерживая серьезную мину, — в полнокровных

губах таяло веселье — прошествовал к галере мимо молодце­вато отступившего в сторопу Петра. Обошел судно. Холеными пальцами любовно тронул борт, погладил. Остался доволен. Ловко сощелкнул щепочку с кружевного рукава. Повернулся к царю и просиял.

— Ну, коли готова, то можно поднять со господом!
Генерал-адмирал не по-стариковски молодо шагнул к ца-.

рю, желая сказать что-то радостное и подобающее случаю, но словно споткнулся о тяжелый взгляд Петра.

— Поставщиков повесил? — проговорил Петр, немигающе
уставясь выпуклым взглядом: — Нет? Почему?.. Доски сырые,
ворвань — гниль одна! Уголь плох! Смотри, Матвеич, самого
повешу на рее!

Что-то бормоча, Апраксин открыл было рот, каменея и об­мякая телом. Но Петр, зло улыбнувшись, уже взмахнул рукой. На форстеньге повой галеры плеснулся флаг с белым полем и голубым Андреевским крестом.

— Вашими руками сегодня срублена галера! — звонким

ясным голосом обратился Петр к мастеровым и плотни­кам. — Пусть же и это судно послужит во благо отечества!

Громкое «ура» перекатами загуляло над Невой.

Из-за штабеля досок выскочил Розенкранц, приказал плот­никам стать к канатам. Сам подбежал к толстой, почти полу­метровой толщины балке. Покосился на близко стоявшего царя.

Петр заблестел белозубой улыбкой, приблизился к галере
и снова стремительно махнул рукой. Плотники, отталкивая
бревна, рванули канаты. Датчанин, сверкнув глазами, толк­
нул балку на царя. Петр, радостно увлеченный, опасности не
заметил. Оторопелый Никола, бросив канат, с шальной лег­
костью подлетел к царю, сгреб его, потянул в сторону.
Огромное бревно с гулом легло на то место, где только что
стоял царь.

И тут же судно тронулось с места, медленно, а потом все
быстрее и быстрее заскользило по натертым ворванью стапе­
лям. Задымило сало. Раскидывая две высокие волны, галера
шумно вошла в воду и, тотчас выровнявшись, плавно закача­
лась,

Музыканты протяжно заиграли на рожках. Прыгнула носо­вая пушечка, пыхнув дымом. Еще одна галера вступила в строй русского гребного флота.

Петр, чуть побледневший, насупленный, поднял руку и вы­тер мокрый лоб. Шагнул к Николе, похлопал плотника по плечу.