Экскурс 1. Метод: по стопам Маркса 13 страница

Одной из областей, где базовые вопросы жизни, бесспор­но, непосредственно носят политический, культурный, пра­вовой и экономический характер, является экология. В сущ­ности, обеспокоенность экологическими проблемами была первой, в отношении которой пришлось признать необходи­мость придания ей всемирного масштаба. Отдельная страна не в состоянии остановить загрязнение воздуха, воды или пе­ресечение ее границ радиоактивными облаками, сформиро­вавшимися вне национальной территории. Все мы живем на планете и вместе с ней, а она составляет одно общее, взаимо­увязанное целое. Флотилия «Гринписа», бороздящая воды мировых океанов, возможно, лучше всего символизирует тот факт, что экологические протесты столь же глобальны, как и проблемы экологии. Феминистские, антирасистские выступ­ления и борьба коренных народов тоже биополитичны, по­скольку они непосредственно затрагивают правовые, культур­ные, политические и экономические вопросы - фактически они касаются всех сторон жизни. Всемирную конференцию ООН по проблемам женщин, проходившую в Пекине в 1995 году, и Всемирную конференцию ООН по борьбе с расизмом 2001 года можно считать крупными примерами синтеза биополи­тических жалоб по поводу нынешней мировой системы.

Весьма специфичным образцом биополитических жалоб является движение по спасению реки Нармады (Narmada Bachao Andolari), с 1980-х годов выступающее против строительства грандиозной плотины «Сардар Саровар» в Индии⁷⁴. Сначала проект плотины частично финансировался за счет кредита, предоставленного Всемирным банком. ВБ вообще свойствен-

3.2. Глобальный запрос на демократию

но поощрять правительства прибегать к займам на реализа­цию таких крупных проектов. Поэтому протесты были направ­лены не только против правительства Индии, но и против Всемирного банка. В частности, манифестанты жаловались по тому простому поводу, что их выселяют с занимаемой ими зем­ли. Сооружение каждой крупной плотины ведет к переселе­нию десятков, а порой сотен тысяч жителей, зачастую с незна­чительной компенсацией либо вовсе без таковой. Наиболее резкие столкновения, связанные с движением по спасению Нармады, были вызваны тем, что протестующие отказались покидать родные деревни и поклялись утонуть в речных во­дах, если водохранилище будет заполнено. Их жалобы имеют также экологическое и экономическое содержание. Манифес­танты заявляют, что плотина угрожает рыбам, блокируя им пути на нерест, и подорвет традиционные формы ведения сель­ского хозяйства из-за изменения природного русла реки. Та­кого рода жалобы могут показаться полным осуждением вся­кой технологии, нарушающей естественный порядок - и действительно, некоторые протесты действительно имеют по­добный характер, - но главное состоит в использовании тех­нологии и контроле над нею. Очевидно, что плотины могут быть полезны д\я общества, давая электричество, чистую пи­тьевую воду и защиту от наводнений. Однако во многих слу­чаях (в протестах против плотины на Нармаде это было осно­вополагающим моментом) беднякам приходится нести основные общественные тяготы, связанные с ее строитель­ством, тогда как выгоды достаются главным образом богачам. Другими словами, плотина действует как мощное средство приватизации. Она как бы передает общее благо реки и земли в частные руки - скажем, в руки корпорации агробизнеса, ко­торой принадлежит земля и которая выращивает урожай, получая воду для орошения. Иначе говоря, речь идет о проте­сте не против технологии как таковой. Он направлен против политических сил, принимающих решения без учета мнения тех, кого это больше всего касается, по поводу приватизации общего, которая, обогатив немногих, усугубит бедствия боль­шинства людей.

Другой тип биополитической борьбы связан с контролем

345 Часть 3. Демократия

над знаниями. Теперь научное знание в такой степени явля­ется частью экономического производства, что доминирую­щая хозяйственная парадигма сместилась от производства материальных благ к производству самой жизни. Когда зна­ние столь тесно переплетается с производством, не стоит удив­ляться, что хозяйствующие силы хотят поставить на знания свое клеймо и подчинить его производство правилам извле­чения прибыли. Как мы убедились в предыдущей главе, семе­на, традиционные знания, генетический материал и даже фор­мы жизни все чаще обращаются в частную собственность через патентование. Это вопрос экономический, так как, во-первых, речь идет о распределении прибылей и благ и, во-вторых, ча­сто происходит ограничение свободного применения и обме­на, которые необходимы для развития и внедрения новинок. Однако это также явно политический вопрос, а также вопрос справедливости - отчасти потому, что владение такими зна­ниями систематически концентрируется в богатых странах Северного полушария, тогда как глобальный Юг из этого про­цесса исключен. К примеру, жалобы на фармацевтические кор­порации, которые предъявляли иски южноафриканскому пра­вительству, чтобы помешать импорту дешевых аналогов своих патентованных лекарств против ВИЧ, были фактически на­правлены против частного контроля над знанием, связанным с производством лекарств. В данном случае имеет место ост­рейшее противоречие между прибылями фармацевтических корпораций и тысячами жизней, которые можно спасти, от­крыв доступ к недорогим лекарственным препаратам⁷⁵.

После 11 сентября 2001 года и с началом последующей войны против терроризма все протесты против глобальной системы оказались временно подавлены глобальным состоя­нием войны. Прежде всего, во многих странах стало почти невозможно протестовать, так как во имя антитеррора поли­цейское присутствие на демонстрациях стало гораздо много­численнее и жестче. Во-вторых, на фоне военных невзгод раз­личные жалобы как будто поблекли, отойдя на задний план и утратив актуальность. В сущности, в самые интенсивные пе­риоды ведения боевых действий и бомбардировок все они трансформировались в одну решающую жалобу - предельный

3.2. Глобальный запрос на демократию

биополитический страх перед разрушениями и смертью. Как мы уже убедились, протесты против войны достигли кульми­нации 15 февраля 2003 года, когда состоялись массовые ско­ординированные демонстрации в разных городах всего мира. Все прочие жалобы не исчезли и со временем поднимутся снова во всю силу, но сейчас озабоченность по поводу войны доба­вилась ко всем направлениям борьбы как всеобщая, фунда­ментальная жалоба. Фактически жалоба на войну как бы выс­тупает в качестве резюме для всех прочих сетований: скажем, глобальная нищета и неравенство усугубляются войной, кото­рая мешает выйти из этого положения. Мир является общим требованием и необходимым условием для реализации всех проектов, направленных на разрешение глобальных проблем. Наконец, этот ряд биополитических претензий позволя­ет нам выявить онтологические условия, на которые они опи­раются, и изучить их. Это нечто вроде того, что Мишель Фуко называет критическим запросом в отношении настоящего и нас самих. «Наша критическая онтология, - пишет Фуко, -конечно, должна восприниматься не как теория, доктрина или постоянный свод знаний», а как «исторический анализ огра­ничений, которым мы подвергаемся, и эксперимент с возмож­ностью выйти за их рамки»⁷⁶. Правовые, экономические и по­литические протесты, рассмотренные нами, все до единого опираются на такое онтологическое основание. Его пронизы­вают мощные и ожесточенные конфликты по поводу целей, сопровождающие всю жизненную сферу. Демократический проект заложен в каждой из жалоб, и ведущиеся вокруг них схватки составляют часть плоти множества. Бесспорно, оста­ется открытым вопрос, поможет ли развитие биополитичес­кой ткани создать зоны свободы или же мы будем подвергну­ты новым видам закабаления и эксплуатации. Здесь мы должны решить, как говорили древние, быть ли нам свободными людь­ми или рабами, и как раз такой выбор сегодня лежит в основе установления демократии. Спиноза был бы доволен, узнав, что вопрос поставлен именно таким образом, когда проблема де­мократии пронизывает всю жизнь, разум, чувства и само фор­мирующееся божество человеческого духа.

347 Часть 3. Демократия

3.2. Глобальный запрос на демократию

Сходка в Сиэтле

Интернет-кафе «Легкий разговор» на Второй улице в Сиэтле было одним из обозначенных, «центров сбора». В заключительные дни ноября 1999 года, типично серые для конца осени, группы ак­тивистов-единомышленников встречались в «Легком разговоре», чтобы соорудить гигантские куклы из папье-маше и спланировать акции протеста. Некоторые активисты прибыли из-за границы, многие - из других городов западного побережья Соединеннъюс Шта­тов, но большинство было из самого Сиэтла. Учителя средних школ обратили внимание своих учеников на глобальные вопросы, универ­ситетские студенты изучали мировую торговлю, церковные груп­пы и политические активисты планировали выступления улично­го театра и проводили семинары по ненасильственным формам протеста, юристы организовали команды наблюдателей и право­вую помощь на случай ареста - Сиэтл хорошо подготовился¹' '. В нескольких кварталах от этого интернет-кафе на саммит Все­мирной торговой организации собрались делегаты и главы государств и правительств из 135 стран, чтобы обсудить сельскохозяйствен­ные субсидии, экспорт по заниженным ценам (демпинг) и прочие торговые вопросы. Однако в последующие дни радикальные протес­ты не только серьезно помешали участникам саммита завершить встречу и договориться относительно ее заключительной деклара­ции, но и «похитили» газетные заголовки у президентов, премьер-министров и одшциальных представителей. На центральной сце­не, в ярком свете мировъи информационнъп средств улицы Сиэтла взорвались борьбой вокруг нового мирового порядка.

В Сиэтле состоялся первый общемировой протест. Многочис­ленные протесты против экономических и политических инсти­тутов глобальной системы имели место и раньше. Проходили про-тестные акции, направленные против планов и политики Всемирного банка, подобные манифестациям против сооружения плотины «Сардар Саровар» в Индии; еще раньше многочисленные мятежи по всему миру - такие как протесты на Ямайке - стано­вились ответом на программы жесткой экономии и приватиза­ции, диктуемые МВФ'*; а некоторьи группировки вели борьбу с ре­гиональными соглашениями о свободной торговле, подобно тому, как это произошло с восстанием сапатистов, которое возникло в

1994 году в знак протеста против соглашения о НАФТА и его нега­тивных последствий, в особенности для коренного населения Чиа-паса. В Сиэтле мы увидели первый крупный протест против миро­вой системы в целом, первое подлинное соединение бесчисленных жалоб на ее несправедливость и неравноправность. Сиэтл открыл цикл подобных протестов. После этого встречи в верхах крупней­ших международных или глобальньгх институтов - будь то Все­мирный банк, МВФ, «большая восьмерка» и тому подобные фору­мы - уже неизменно сопровождались яркими протестными мероприятиями.

На мировые средства массовой информации, привлеченные в Сиэтл на встречу в верхах, самое сильное впечатление произвела ожесточенность в выражении протеста. Сначала полиция в Си­этле оказалась не готова к большому числу протестующих и их на­стойчивым действиям, нацеленным на то, чтобы заблокировать место проведения саммита ВТО. Масс-медиа изображали идилли­ческую, спокойную картинку Сиэтла, Изумрудного города, который забыл о неистовствах своего радикального прошлого, начиная с ак­ций Международных рабочих мира в начале XX века и всеобщей забастовки 1919 года и заканчивая взрывами, которые устраивала бригада Джорджа Джексона в 1970-е годы. Впрочем, во время сам­мита ВТО насилие со стороны протестующих было незначитель­ным. Ясно, что большинство из них были настроены вполне мирно и даже празднично. Самые серьезные акты насилия включали на­несение ущерба собственности, а именно — битье витрин таких знаковьи глобальных корпораций, как «Макдональдс» и «Старбакс». Не было зафиксировано никаких серьезных телесных повреждений в результате насилия со стороны протестующих в Сиэтле (как и во всех последующих протестах, сопровождавших встречи в верхах, вплоть до настоящего времени). Однако полиция Сиэтла после кри­тики в свой адрес за излишнюю мягкость в самом начале событий стала довольно беспорядочно набрасьшаться на протестующих и граждан города с резиновыми пулями и слезоточивым газом. Так, ничего не подозревавшие посетители ресторанов в одном из райо­нов были подвергнуты газовой атаке, как и исполнители рожде­ственских песенок в другом месте¹⁹. Полиция вышла из-под контро­ля. В связи с последующими протестами во время саммитов полиция пошла еще дальше и стала стрелять в демонстрантов настоящи-

 

349 Часть 3. Демократия

ми пулями. Один из них был серьезно ранен в Готенбурге, а другой -застрелен в Генуе. Многие манифестанты были недовольны тем, что насилие, к которому прибегают немногие из них, провоцирует полицию, монополизирует газетные заголовки и заслоняет собой идею, которую хотело выразить большинство, а также ведет к расколу в рядах самих манифестантов. Это, конечно, справедливо, однако нужно признать и тот достойный сожаления факт, что именно из-за насилия средства массовой информации обращают внимание на сами протесты. Без него для них не получится инте­ресного репортажа. Существует своего рода элемент объективного сговора между средствами массовой информации и мелкими груп­пами протестующих, которые крушат чужую собственность и нарываются на стычки с полицией. В итоге интерес со стороны масс-медиа - сомнительное благо.

Конечно, во внимании к протестным акциям со стороны средств информации были и положительные моменты с точки зрения их влияния на власть имущих. Уже во время встречи в Си­этле президент Клинтон выразился, пусть несколько невнятно, в том духе, что он поддерживает послание, которое хотят донести до осталъньи протестующие. Позже другие мировые лидеры - на­чиная с обозревателей журнала «Экономист» и заканчивая руко­водством Всемирного банка - заявляли, что озабоченность по пово­ду вселенской бедности, а также неравенства и несправедливости глобальной системы, которую выражают участники протестных акций, обоснована. Но главный смысл событий в Сиэтле был не в том, что они повлияли на мировьхх лидеров. Не сводился он и к на­громождению препятствий для встречи участников саммита ВТО, что само по себе было заметньт достижением. Роль ВТО состоит в контроле за тем, чтобы не нарушались международные торговые соглашения, и в разрешении торговьгх споров. Эта организация ни в коем случае не является самым влиятельным или самым вредным из международных и глобальных институтов. К тому же блокиро­вание встречи в 1999 году не нанесло ВТО непоправимого урона. Несколько лет спустя после фиаско в Сиэтле ВТО как раз удалось продвинуться с реализацией собственной повестки дня и даже воз­местить потерянное время на тщательно защищенном саммите в изолированном анклаве Дохи. Но затем на встречах в Канкуне в 2003 году ВТО вновь подверглась блокаде, которую пыталась орга-

3.2. Глобальный запрос на демократию

низовать группа представителей 22 стран с глобального Юга, воз­ражавших против правил торговли сельскохозяйственной продук­цией™. Для активистов же, протестовавших в Сиэтле, ВТО про­сто олицетворяла собой мировую систему в целом.

С точки зрения самих протестующих, как насилие, так и со­чувственное бормотание некоторьт лидеров не были главным. Под­линное значение Сиэтла состояло в том, что он стал «центром сбора» всех жалоб против глобальной системы. Прежнего противо­стояния между протестными группами как будто никогда и не бывало. Так, в ходе манифестаций двумя самыми заметными груп­пами были защитники окружающей среды и представители проф­союзов, и, к удивлению большинства комментаторов, эти две груп­пы, у которых, как все считали, были противоположные интересы, фактически поддержали друг друга. Хотя руководство АФТ-КПП уступило требованиям полиции и организаторам встречи ВТО, уведя свой марш прочь с места проведения саммита, многие рядо­вые члены профсоюза, в частности рабочие-сталелитейщики и до­керы, откололись от официальной демонстрации трудящихся. Они присоединились к уличным протестам, погрузившись в море наряд­ных зеленых кукольных морских черепах и, в конце концов, оказались вовлечены в конфликты с полицией. Однако неожиданное сотруд­ничество членов профессиональнь1х союзов и защитников окружа­ющей среды было только вершиной айсберга. Протесты по поводу встречи в Сиэтле и последующих саммитов свели воедино бесчис­ленные другие группы, имеющие свои специфические претензии к глобальной системе. Они соединили тех, кто выступает против деятельности гигантских корпораций агробизнеса, тех, кого не ус­траивают порядки в тюрьмах, тех, кто протестует против разо­рительного долга афуриканских стран, тех, кто осуждает конт­роль МВФ над национальной экономической политикой, и, наконец, тех, кто недоволен перманентным состоянием войны - и так без конца.

Чудо, произошедшее в Сиэтле, состояло в том, что там обна­ружилось: все эти многочисленные жалобы не были случайным и беспорядочным набором, какофонией разных голосов. То был хор, со­вместно прозвучавший в осуждение глобальной системы. Подобный образ напрашивается уже в силу организационных приемов, кото-рьге избрали протестующие: различнък родственные по духу груп-

351 Часть 3. Демократия

пы собираются или сходятся вместе не для того, чтобы объеди­ниться в одну большую, централизованную группу; они сохраняют свои различия и независимость, но устанавливают между собой связь в рамках сетевой структуры. Сеть определяет и исключительность каждой из них, и общее между ними. С субъективной точки зре­ния, в глазах самих протестующих, Сиэтл продемонстриро­вал общую логику всех жалоб на мировую систему. Таков глав­ный посыл протестов, который был замечен во всем мире, вдохновив и многих других людей. Всякий, кто бывает в различных регионах мира и встречает там отдельные группы, участвующие в протес­тах, легко может обнаружить общие элементы, связьшающие их в грандиозную открытую сеть^ы.

Руководители нового мирового порядка сами никогда не созыва­ли встречу Генеральных штатов и не приглашали на нее различ­ные сословия мирового населения, чтобы они могли представить там свои жалобы. Начиная с Сиэтла, участники протестных ак­ций стали экспромтом превращать встречи верхушки глобальных институтов в некое подобие Генеральньгх штатов и без приглаше­ния предъявлять свои жалобные книги.

Эксперименты по глобальному реформированию

Когда бы на общественную сцену ни врывалось массовое протестное движение или ни звучала организованная крити­ка мировой системы, первый вопрос, который задают репор­теры и симпатизирующие протесту наблюдатели, всегда один и тот же: «Чего вы хотите? Вы просто недовольны или у вас есть конкретные предложения по улучшению системы?» Ко­нечно, нет недостатка в отдельных и конкретных предложе­ниях по реформе мировой системы, нацеленных на ее демок­ратизацию. Однако составление соответствующих списков требований иногда заводит в ловушку. Порой акцент на не­обходимости нескольких ограниченных перемен затушевывает тот факт, что нужна капитальная трансформация общества и властных структур. Это не означает, что надо отказаться от выдвижения, оценки и выполнения конкретных требований; но на этом не следует останавливаться. Всякая подлинная ин­ституциональная реформа, если она расширяет полномочия

3.2. Глобальный запрос на демократию

множества, должна приветствоваться. Она полезна ровно до тех пор, пока ее не считают священным образцом верховной власти и не рассматривают как окончательную цель. Нам нуж­но создать метод или набор общих критериев для разработки институциональных реформ и, что еще важнее, на их основе определить предложения по новой организации глобального общества.

Мы не усматриваем здесь противоречия между реформой и революцией*². Это не значит, будто для нас реформа и рево­люция - одно и то же, однако в сегодняшних условиях их не­возможно разделить. Исторически процессы трансформации проходят настолько глубоко, что к революционным измене­ниям способны привести даже реформистские предложения. Если же обнаруживается, что реформы по демократизации мировой системы не способны заложить основ подлинной де­мократии, то тем убедительнее это доказывает, что требуются революционные перемены, из-за чего таковые становятся бо­лее вероятными. Бессмысленно напрягать мозги, пытаясь ра­зобраться, реформистским или революционным является то или иное предложение; важно то, что оно внедряется в про­цесс конституирования демократической власти. Признание этого факта широко распространено не только среди прогрес­систов, но и среди консерваторов и неоконсерваторов, видя­щих опасность революции даже в скромных предложениях по реформе и реагирующих на них радикальными инициати­вами противоположного характера. Некоторым образом мне­ния реакционных теоретиков в Вашингтоне 2000-х годов со­звучны трудам их единомышленников из Лондона и Вены 1800-х годов, начиная с Эдмунда Бёрка и заканчивая Фридри­хом фон Гентцем и Францем фон Баадером. Ведь все они ви­дят возникающую конституирующую силу и полагают, что силы порядка должны активно сопротивляться ей, противопоста­вив возможностям реформы и революции яростную контрре­волюцию.

Как и книга жалоб в предшествующей главе, список пред­ложений по демократической реформе неизбежно будет не­полным и, кроме того, беспорядочным и нелогичным - по край­ней мере, на первый взгляд. Каждое предложение указывает

353 Часть 3. Демократия

конкретный способ усовершенствования мировой системы, но поначалу трудно понять, к чему они сводятся, взятые вместе Опять-таки, нам нужно терпеливо проинвентаризировать су­ществующие предложения, последовать им и посмотреть, куда это нас приведет. Конечно, мы не согласны с отдельными эле­ментами многих предложений, и это правильно, но наше глав­ное намерение не в том, чтобы их оценивать. Более всего нам хочется отметить заложенное в них мощное стремление к гло­бальной демократии⁸³.

Реформы представительства

Ради пущей ясности начнем с набора предложений по реформе, которые на самом деле не направлены на демокра­тизацию мировой системы. Многие эксперты и бюрократы из таких наднациональных экономических институтов, как МВФ и Всемирный банк, и тесно связанные с ними ученые настаи­вают, что эти институты нуждаются в реформе, которая обес­печила бы их деятельности большую транспарентность и по­дотчетность⁸⁴. На первый взгляд может показаться, что такие предложения нацелены на укрепление демократических и представительных свойств данных институтов. Но, если при­смотреться внимательнее, на деле это не так. Прозрачность сама по себе необязательно подразумевает большую предста­вительность - тираны могут быть замечательно прозрачны в своих действиях. В лучшем случае большая транспарентность поможет обнаружить недостаток представительности, чем облегчит выражение протеста по этому поводу. Более насы­щенное понятие, постоянно присутствующее в предложени­ях подобного рода, которые делаются изнутри самих институ­тов, это «подотчетность» (оно часто выступает в паре с поня­тием «управляемость»). Концепция подотчетности могла бы иметь отношение к механизмам общественной репрезентации, однако в тех предложениях, о которых мы говорим, этого не наблюдается. Нужно задать вопрос: «Отчет перед кем?» - И мы обнаружим, что такие авторы не предлагают сделать ми­ровые институты ответственными перед всемирным (или даже национальным) демосом - он здесь отсутствует. Скорее, они

3.2. Глобальный запрос на демократию

хотят, чтобы глобальные институты несли ответственность перед другими институтами и, особенно, перед экспертным сообществом. Так, если бы МВФ был прозрачнее и отвечал за свои действия перед экономическими экспертами, то существо­вали бы меры предосторожности против проведения им гу­бительной политики - например, продиктованной Фондом странам Юго-Восточной Азии или Аргентине в конце 1990-х годов⁸⁵. Наконец, в использовании терминов «подотчетность» и «управляемость» в ходе этих дискуссий особенно важно и интересно то, насколько удобно можно оседлать с их помо­щью политическую и хозяйственную сферы. Подотчетность и управляемость уже давно выступают центральными концеп­тами в теоретическом словаре капиталистических корпора­ций, они несут в себе многие характеристики этого поля дея­тельности. Например, в сравнении с таким термином, как «от­ветственность», «подотчетность» сводит на нет демократический смысл представительства и делает его чисто технической опе­рацией, относящейся к сфере бухгалтерии и счетоводства. (Поскольку во многих других языках нет точного эквивален­та слову «подотчетность» и они вынуждены переводить его как «ответственность», может возникнуть впечатление, будто этот термин присущ исключительно миру англо-американс­кого бизнеса.) Понятия подотчетности и управляемости в по­добных предложениях по реформе, как представляется, совер­шенно откровенно направлены на обеспечение хозяйствен­ной эффективности и стабильности. Они не преследуют цели создания какой-либо представительной формы демократичес­кого контроля⁸⁶. Такие наднациональные институты, как МВФ и Всемирный банк, фактически предназначены для принятия -вне публичных наказов или контроля - экономических реше­ний технического свойства, основанных на их собственной экспертизе. Они исходят из того, что общество в целом мень­ше знает и хуже информировано, нежели специалисты. Дру­гими словами, они организованы противоположным образом, нежели механизмы общественного или политического пред­ставительства, и, кроме того, не отвечают даже минимальным Критериям буржуазного либерализма или публичной сферы. Подобная замена политики администрированием является

Часть 5. Демократия

общим феноменом, который противоположен демократичес­кой легитимности. Это заставляет некоторых более радикаль­но настроенных авторов выступать за то, чтобы подобные над­национальные организации были просто ликвидированы⁸⁷.

Самые важные предложения по реформе мировых систем представительства сосредоточены вокруг Организации Объе­диненных Наций. Многие из них нацелены на отмену или со­кращение полномочий Совета Безопасности, наименее пред­ставительного компонента в системе ООН, в котором пять постоянных членов имеют право вето. Ясно, что способность отдельного государства-участника заблокировать при помо­щи вето резолюцию, принятую большинством, - это самый существенный элемент, препятствующий представительному функционированию Генеральной Ассамблеи и Организации Объединенных Наций в целом. Одно из предложений по ре­шению данной проблемы сводится просто к тому, чтобы уст­ранить или поэтапно сократить возможность для пяти посто­янных членов СБ прибегать к наложению вето**. Другие предложения имеют в виду изменение полномочий СБ путем трансформации состава его членов. Первоначально в Совете Безопасности было пять постоянных членов плюс шесть чле­нов, менявшихся по принципу ротации. В 1965 году число непостоянных членов СБ возросло с шести до десяти. Однако значимая трансформация потребует изменения списка посто­янных членов. Поскольку постоянное членство в Совете Бе­зопасности - это реликт Второй мировой войны, так как им наделены главные государства-победители, звучат голоса, что спустя полвека после ее завершения мощные страны, потер­певшие тогда поражение, в частности - Германия и Япония, теперь тоже должны получить постоянное членство. Другие утверждают, что в группу постоянных членов СБ должны вой­ти крупные и многочисленные нации Южного полушария, та­кие как Бразилия и Индия, что сделает Совет более предста­вительным в географическом отношении⁸⁹. Можно также предложить, если уж считать необходимым сохранение Сове­та Безопасности, чтобы в порядке ротации менялись все его члены без исключения. Это сделало бы данный орган еще пред­ставительнее. Однако следует помнить, что внесение измене-

3.2. Глобальный запрос на демократию

ний в структуру управления ООН требует, чтобы такой шаг одобрили две трети членов Генеральной Ассамблеи и все чле­ны Совета Безопасности. Трудно представить, чтобы Совет Безопасности проголосовал за отмену собственных привилегий.

Изменение и сокращение полномочий Совета Безопасно­сти, бесспорно, усилили бы власть Генеральной Ассамблеи и позволили ей более полно выполнять свои представительные функции. Однако мы уже отмечали, что сама по себе предста­вительная природа Генеральной Ассамблеи тоже ограничена как минимум в двух важных аспектах. Прежде всего, посколь­ку государства назначают представителей в Ассамблею, она не может быть представительнее самих государств-участни­ков. Между тем известно, что демократический и представи­тельный характер национальных государств тоже серьезно ограничен⁹⁰. Во-вторых, представительство в Генеральной Ассамблее весьма непропорционально с точки зрения чис­ленности населения, поскольку там действует принцип «одно государство - один голос», а не «один человек - один голос». Чтобы смягчить некоторые непредставительные черты Гене­ральной Ассамблеи, кое-кто предлагает, в свою очередь, доба­вить к структуре управления ООН еще одну ассамблею, нечто вроде Ассамблеи Народов, которая базировалась бы на пред­ставительстве, пропорциональном численности населения и не зависящем от национальных государств. Такую структуру с двумя ассамблеями можно было бы счесть похожей на две палаты американского Конгресса. Конечно, введение второй ассамблеи означало бы радикальную концептуальную транс­формацию Организации Объединенных Наций, так как с мо­мента основания она воспринималась как союз национальных государств, а не индивидов, народов, общин или каких-то еще групп. Поэтому вместо того, чтобы создать в ООН вторую ас­самблею, есть близкое к этому предложение сформировать всемирный парламент". Впрочем, все предложения подобно­го рода вызывают вопрос, как может функционировать пред­ставительство во всемирной организации, в которой объеди­нены не национальные государства, а население мира.