Российский Государственный архив древних актов 8 страница

После марша штаб- и обер-офицеры были приглашены во дворец. Произнеся торжественную речь, императрица Анна Иоанновна поднесла каждому из приглашенных кубок венгерского вина.

30 января во дворце состоялся высочайший прием для участвовавших в турецком походе гвардейских унтер-офицеров и капралов.

Парады и церемониальные марши устраивались в Российской империи на протяжении всего XVIII в. Но особую страсть к военным церемониалам питали императоры Петр III и Павел I. Одним из последних остатков парадных военных церемоний, заведенных в армии императором Петром III и сохранившихся до начала 80-х гг. XIX в., был так называемый развод с церемонией, происходивший зимой в высочайшем присутствии в Михайловском манеже, весной — на разводной площадке между Зимним дворцом и Адмиралтейством.

У входа в манеж государя ожидали главнокомандующие войсками гвардии и Петербургского военного округа, военный министр. Императора встречали также петербургский комендант, начальствующие лица военного округа и гвардейского корпуса, иностранные агенты. Войдя в манеж, государь здоровался с встречающими лицами и садился верхом на подведенную к нему лошадь. В то же мгновение раздавался бой барабанов, хор музыкантов исполнял марш полка, бывшего в наряде, трубы конницы играли «поход». Государь объезжал войска медленным шагом, начальствующие лица шли за ним пешком, и только главнокомандующий следовал верхом. По окончании объезда его величество останавливался посередине манежа и вынимал из кармана носовой платок; в это мгновение главнокомандующий подавал команду «на плечо», которая исполнялась штаб-офицером, дежурным по караулам на следующие сутки. После этого главнокомандующий командовал «по караулам стройся», и те части, которые заступали в караул, перестраивались из батальонного расчета по караулам так, чтобы каждый караул, назначенный в Зимний дворец, в Государственный банк и т.д., составлял свою отдельную часть под началом своего начальника[163].

Затем следовали рапорты караульных начальников, офицеров взводов военно-учебных заведений и морских экипажей, фельдфебелей военных училищ. После этого государь приказывал начать церемониальный марш, завершавшийся манежной ездой и джигитовкой конвоя его величества. По окончании развода государь благодарил всех представлявшихся. Развод продолжался около часа. В будние дни он производился «без церемоний» — в казармах очередного полка, его командиром[164].

В царствование Екатерины II разводы с церемонией не производились; они возродились при императоре Павле I — при нем вахт-парады ежедневно производились в высочайшем присутствии. Церемониал проходил по особым правилам в манеже или на плацу, на нем должны были присутствовать все командиры частей или 1/3 офицеров от каждой части гарнизона, а от части, вступившей в караул, — все офицеры.

Как вспоминал император Николай Павлович, его отец Павел I каждый день устраивал во дворе Зимнего дворца парады. Император шел во главе Конной гвардии и по окончании парада собственноручно свертывал знамя. Если Павел I считал парад неудавшимся, он заставлял несколько раз проходить неудачно парадировавшую гвардию[165]. Парады проходили также в Царском Селе и Петергофе.

Разводы с церемонией были любимым занятием Александра I; при нем они проходили не только в Петербурге, но и во всех местах, где останавливался император во время путешествий.

19 марта 1814 г. русские войска торжественно вошли в Париж. Военный историк М.И.Богданович приводит в своей книге «История войны 1814 г. во Франции и низложения Наполеона I по достоверным источникам» высказывания маркиза Лондондерри, который был свидетелем этого события: «Все, что можно сказать о русских резервах, останется ниже действительности. Вид и вооружение их удивительны. Когда подумаешь о трудах, перенесенных этими людьми, из коих многие, прибыв от границ Китая, в короткое время прошли пространство от Москвы до Франции, исполняешься чувством ужаса к необъятной Российской Империи»[166].

В тот славный день звуки труб и военной музыки с утра оглашали город. Казалось, весь Париж высыпал на бульвары, по которым должны были пройти союзные войска. Балконы, террасы, окна были заполнены людьми. Полки появились на бульварах в час дня. Ярко светило солнце, и шагающие шеренги, гарцующие всадники представляли собой, по свидетельству очевидцев, незабываемое зрелище. Участник этого марша С.Н. Глинка писал: «Никто и никогда даже из защитников собственного царства не видели такой встречи, какая сделана была союзным Государем в столице Франции. Непрестанно гремели восклицания: «Да здравствует Император Александр I!», «Да здравствует Фридрих Вильгельм!»[167].

Парижане предлагали воинам вино и еду, но, как вспоминал очевидец, ни один солдат «ничего не брал безденежно». Парижане восхищались красотой мундиров русских военных, учтивостью и остроумием говоривших по-французски офицеров.

Союзные войска, пройдя бульвары, повернули по Королевской улице на площадь Людовика XV и к Елисейским полям, где в течение нескольких часов продолжался парад. Впереди парада шел Донской полк, за ним уланский цесаревича Константина Павловича, на некотором расстоянии от последнего двигался конвой русского императора, потом следовали два генерал-адъютанта. С правой стороны на темно-сером коне ехал прусский король, с левой — император Александр Павлович. Император был в кавалергардском сюртуке темно-зеленного цвета с черным бархатным воротником и серебряным прикладом, в шляпе с белым султаном. На груди Александра Павловича — только три белых, младших степеней, креста, орденов Святого Георгия, Марии-Терезии и Красного Орла, такие же — на короле Пруссии.

За монархом следовали рядом фельдмаршалы, за ними — полные генералы, потом прочие генералы, разные чины свиты, затем Преображенская музыка, вслед за которой во главе колонны пехоты двигался гренадерский корпус, имея впереди полк Аракчеева. Преображенский полк шел в конце колонны пехоты, которую замыкали гвардейская артиллерия, кавалергардский и лейб-гусарский полки.

После парада русский император почти на руках парижан внесен был в квартиру его, в дом Талейрана. В эти же дни в Париже на заседании одного из ученых обществ, в присутствии Александра Павловича, историк Лакретель приветствовал русского императора торжественной речью, в которой сравнивал его с Петром Великим. Такое же сопоставление делает и один из французских журналов того времени.

Казалось, что 20-летняя эпопея всемирной истории, связанная с военным гением Наполеона, завершилась. В конце сентября 1814 г. в Вене открылся конгресс держав-победительниц, распрям которого, по словам А.П. Ермолова, положил конец Наполеон, бежавший с Эльбы. «Полет орла длился всего 100 дней»[168]. Разгром при Ватерлоо завершил поход императора 15 июля 1815 г. Наполеон был отправлен па остров Святой Елены. В августе 1815 г. император Александр Павлович назначил маневры на полях Шампани, недалеко от местечка Вертю (120 км от Парижа), которые стали местом устройства и одновременно смотром блеска русской армии, в составе 150 145 человек (в том числе 87 генералов, 4413 штаб- и обер-офицеров, 146 045 нижних чинов)[169].

26 августа, в годовщину Бородинского сражения, состоялся так называемый примерный смотр. Из Парижа прибыли император Австрии, король Пруссии, князь Шварценберг, герцог Веллингтон, принц Леопольд Кобургский (впоследствии король Бельгии), множество сановников и военачальников. Из Парижа, Реймса, Шалона, Труа и других городов приехало немало прекрасных дам. В целом число зрителей простиралось от 8 до 10 тысяч.

29 января 1815 г. с трех часов по полуночи войска поднялись из лагеря. В восьмом часу армия стояла в боевом порядке напротив высоты Монтэме. По первым сигналам войска приветствовали появление русского императора и союзных монархов троекратным «Ура!». После следующих трех выстрелов почти полтораста тысяч человек пришли в движение и вскоре исчезли в облаках пыли; когда она улеглась, то вместо прежнего порядка в несколько линий предстало каре. Александр Павлович, австрийский император и король Пруссии в сопровождении свиты объехали все фасы каре, приветствуя войска, которые встретили их барабанным боем, музыкой и восклицаниями. Герцог Веллингтон с несколькими иностранными генералами следовал за государями, всматриваясь в русские части, объехав которые монархи со свитой встали внутри каре. Войска, построясь к церемониальному маршу, прошли мимо государя. Император Александр Павлович с обнаженной шпагой, командуя армией, обращался к венеценосным союзникам, называя по фамилиям корпусных, дивизионных и бригадных командиров, номера корпусов, дивизий, имена полков. По окончании церемониального марша войска построились в первоначальный боевой порядок: сделали на караул, ударили поход, в полках заиграла музыка, и вместе с троекратным «Ура!» была отдана честь государю. По последнему сигналу раздался в артиллерии и пехоте беглый огонь, и войска скрылись в густых облаках дыма и пламени. Весь маневр длился около двух с половиной часов.

Вооружение и обмундирование русской армии, здоровый вид солдат, быстрота и правильность боевых построений вызывали немалое удивление собравшихся зрителей. Постепенно стали разъезжаться высокие гости. «Только знаменитый воин, лорд Веллингтон, облокотившись на перила ограды, оставался недвижимым несколько минут. Государь, заметив его задумчивость, тронул его за руку и вместе с ним отправился в Вертю»[170].

Очевидны описываемых событий отмечали, что герцогу более всего понравилась русская артиллерия, а император Александр Павлович был особенно доволен гусарами, уланами и конной артиллерией. В смотре принимали участие прославленные генералы русской армии П.М. Капцевич, А.И. Цвиленев, З.Д. Олсуфьев (1-й), Е.И. Марков (1-й), Е.Е.Удом (2-й), А.В. Богдановский, И.В. Сабанеев, КМ. Полторацкий, А.П. Ермолов, Д.С.Дохтуров, Н.Н. Раевский, Ф.В. Остен-Сакен, И.Ф. Паскевич и др.

М.С. Воронцов участвовал в смотре, командуя 12-й пехотной дивизией в составе 5-го корпуса[171]. 30 августа, в день тезоименитства императора Александра Павловича, все русские войска, собранные у Вертю, «воссылали мольбы о здравии и спасении своего Государя»[172]. На равнине, напротив высоты Монтэме, были поставлены на платформах шесть походных церквей. «Войска расположились в кареях, кругом каждой церкви, по трем фасам, оставляя свободным четвертый фас, обращенный к высоте Монтэме. В десять часов утра вся армия построилась в густых (баталиониых и полковых) колоннах, пехота без ружей, кавалеристы без лошадей. Зрителей собралось такое же множество, как и накануне. В церквах могли поместиться только генералы и штаб-офицеры, а субалтерн-офицеры оставались во фронте вместе с солдатами. Во все время Божественной службы господствовала глубочайшая тишина, прерываемая лишь священным песнопением»[173]. После молебна армия двинулась в свое отечество, проходя мимо красивых городов Германии, богатых деревень, гор, покрытых виноградниками, встречая радушный прием местных жителей, строивших зачастую триумфальные ворота с надписью «Избавителям Европы». Не всем солдатам и офицерам после смотра в Вертю суждено было отправиться на Родину. Для поддержания престола Бурбонов во Франции был оставлен отдельный корпус.

26 сентября 1815 г. властители Австрии, Пруссии и России подписали декларацию, положившую начало деятельности Священного союза. В период прохождения Ахенского конгресса Александр I и король Фридрих Вильгельм произвели смотры стоявшим во Франции войскам.

10 октября 1815 г. союзные государи присутствовали на смотре русских войск при Киеврене. Во время смотра Александр Павлович сказал М.С. Воронцову, что полки двигаются недостаточно быстрым шагом. «Ваше Величество, этим шагом мы пришли в Париж»[174], — отвечал Воронцов.

Что касается боевой и строевой подготовки частей корпуса, то на маневрах 1-й армии в 1820 г. император высказал особое одобрение Кинбурнскому драгунскому полку (входившему в состав корпуса во Франции), несколько раз Александр Павлович благодарил полк за вид и подготовку на высочайших смотрах 1824 г. Во время этого смотра высокой оценки за стрельбу удостоился и Нарвский пехотный полк. В сентябре 1819 г. главнокомандующий 2-й армией генерал от кавалерии Витгенштейн отметил Смоленский полк. На смотре 1820 г. Смоленский полк был признан лучшим в дивизии. Смотры 1821 — 1822 гг. подтвердили отличную репутацию полка.

Когда корпус остановился в имении графа Хрептовича, в Бешенковичах, было решено устроить на полях Бешенкович парад. Объезжая фронт, император подъехал к новосформированному Семеновскому полку. «Всем заметно было, что ему тяжело и грустно не видеть в рядах его тех солдат, которых он почти знал всех лично. Погода была сырая, взводы как-то уныло прошли мимо государя, и я не помню никогда такого неоживленного смотра»[175], — вспоминал Н.И. Лорер.

Видя недовольство императора гвардией, Ф.В. Остен-Сакен и И.В. Васильчиков решили устроить великолепный праздник па полях Бешенковичей. Государь принял приглашение. Приблизительно в версте от дома, занимаемого императором, был сооружен из соломы и ельника зал, украшенный оружием и цветами. За обедом, при звуках музыки, при громе пушечных выстрелов император провозгласил первый тост за благоденствие России, второй — за здоровье храброй российской гвардии. Крики «Ура!» огласили зал и окрестности. Так государь «примирился» с гвардией[176]. Гвардия выступила в обратный поход в Петербург после парада в Вильне (22 мая 1822 г.).

В 1823 г. недалеко от Тульчина в маневрах принимала участие вся вторая армия. После окончания маневров войска пришли к назначенному для обеда месту и образовали каре в три фаса. Четвертый фас каре занимал полукруглый павильон, где был накрыт стол. В концах павильона находились музыканты всех полков армии и рядом скамьи для почетных зрителей. Артиллерия располагалась на высотах позади пехоты. Кавалерия часть одного из фасов. После молебна приглашенные отправились на обед в павильон. Сзади фронта были приготовлены столы для солдат и офицеров.

Когда главнокомандующий провозгласил тост за государя, то по данному прежде сигналу войска в одну минуту пришли в прежний порядок и вновь образовали правильное каре. При тосте загремела артиллерия, пехота начала стрельбу, грянула музыка, войско закричало «Ура!». За маневрами последовали милости и награды.

Все сыновья Павла Петровича унаследовали от отца страсть к внешней стороне военного дела: разводам, парадам, смотрам. Но особую тягу к ним испытывал великий князь Николай Павлович. Едва встав с постели, он, вместе с братом Михаилом, тут же принимался за военные игры. У них были оловянные и фарфоровые солдатики, ружья, алебарды, гренадерские шапочки, деревянные лошадки, барабаны, трубы, зарядные ящики. В 1800 г. Николай Павлович был назначен шефом лейб-гвардии Измайловского полка и с тех пор носил исключительно Измайловские мундиры.

30 июня 1817 г. состоялся большой парад войск гвардейского корпуса. Во время парада император Александр I часто подзывал генерала Натцмера (состоявшего в свите при принце Вильгельме, впоследствии германском императоре Вильгельме I) и давал ему различные пояснения. «Натцмер воспользовался случаем и сказал государю, какое счастье для Европы, что все эти войска принадлежат ему. Комплимент, по-видимому, понравился, и Александр заметил, что он никогда не употребит их с дурною целью (malfaisant), но всегда будет стремиться поддерживать ими спокойствие в Европе»[177].

1 июля, в день рождения великой княгини Александры Федоровны, был совершен обряд бракосочетания. 3 июля 1817 г. последовало назначение Николая Павловича генерал-инспектором по инженерной части и шефом лейб-гвардейского саперного батальона. Этим назначением открывался путь к самостоятельной государственной деятельности будущего императора.

Летом 1818 г. в жизни великого князя произошло весьма значимое событие: он был назначен командиром бригады 1-й гвардейской дивизии с оставлением прежней должности генерал-инспектора по инженерной части. Николай Павлович получил возможность самостоятельно командовать войсками, проводить учения, смотры и т. д.

13 июля 1819 г. Александр I присутствовал в Красном Селе на линейном учении 2-й бригады 1-й гвардейской дивизии, которой командовал Николай Павлович. После учения, будучи доволен войсками, император с братом и великой княгиней Александрой Федоровной обедали втроем. Во время обеда произошел разговор, имевший историческое значение. Александр I сказал брату, что он остался доволен тем, как тот исполняет свои обязанности начальника бригады, и что «он вдвойне обрадован таким отношением к службе со стороны Николая, так как на нем будет лежать со временем большое бремя, что он смотрит на него как на своего заместителя (remplasant)»[178].

Несмотря на этот разговор, служебное положение великого князя не изменилось, он продолжал исполнять обязанности бригадного командира. Двойственность положения Николая Павловича, который, с одной стороны, знал о своем будущем царствовании, а с другой — занимал недостаточно высокую должность, окончательно прекратилась после коронации 22 августа 1826 г. В этот день парады и марши состоялись не только в Москве, но и в других регионах империи. После событий 14 декабря 1825 г. поддержка армии была особенно важна для императора.

В Кисловодске 22 августа после молебна начался церемониальный марш всех находившихся в городе войск, включая около 50 черкесских князей и «узденей[179], между коими многие были в панцырях с нарукавниками и шишаках[180], представляющие древних рыцарей, все почти с медалями золотыми и серебряными, а некоторые с персидскими орденами»[181]. 23 и 24 августа казаки, черкесские князья и уздени демонстрировали искусство верховой езды и стрельбы. На глазах многочисленных горцев, съехавшихся в город из разных мест, казаки показали для публики атаку «по примеру горцев: с пальбой, с шашками и с криком <...> какой-то ужас овладел всеми <...> какое войско, исключая пехоты, могло устоять противу оной»[182], — вспоминал Ф.И. Кабанов. В условиях кавказской войны этот смотр имел особое политическое значение.

Во время войсковых сборов в губернских городах России начиналась новая, активная жизнь.

19 сентября император Николай Павлович прибыл в Орел, чтобы увидеть 3-й резервный кавалерийский корпус. 20 сентября государь при колокольном звоне отправился в кафедральный Борисоглебский собор, где его встретил епископ Орловский Никодим с двумя архимандритами и всем духовенством города.

Специальный смотр 20 сентября был великолепен. «Целый кавалерийский корпус образовал строй необыкновенно величественный! Длинная лента перерезывала широкое поле. Эта линия была жива, но неподвижна. Люди прикипели к седлам; руки прильнули ко швам; палаши закостенели в руках. Все было прямо, бодро, живописно и безмолвно. Вдруг раздалось громогласное «Ура!» и, по слову единого, сия длинная, прямая линия изломалась и поплыли живые реки, реки конные, пестрые, стальные. Вот плывет по воздуху река алая: это значки копейщиков (пикинеров)! Вот идет масть за мастью! Но не долго войска плыли стройным лебедем, 80 эскадронов понеслись бойко, прыткою рысью. Земля зазвучала мерными отзывами. Конная буря пролетела мимо зрителей. <...> Государь остался доволен войском, восхищенным Его присутствием»[183].

25 сентября император командовал разводом Мосовского драгунского полка, а вечером посетил бал, данный орловским дворянством.

Пышность дворцовых праздников была для императора Николая I важной составной частью образа великой монархии. Маркиз де Кюстин свидетельствовал: «Я видел Венский конгресс, но я не припомню ни одного торжественного раута, который по богатству драгоценностей, нарядов, по разнообразию и роскоши мундиров, по величию и гармонии общего ансамбля мог бы сравниться с праздником, данным императором в день свадьбы своей дочери в Зимнем дворце, год назад сгоревшем и теперь восставшем из пепла по мановению одного человека. Да, Петр Великий не умер. Его моральная сила живет и продолжает властвовать. Николай — единственный властелин, которого имела Россия после смерти основателя ее столицы»[184].

Живописность придворных церемониалов создавалась не только благодаря красочности дамских нарядов, этому немало способствовал и блеск военных мундиров. «Военно-бюрократический характер государства находил в этом свое внешнее проявление. В Западной Европе к этому времени уже господствовали черные фраки»[185].

Император Николай Павлович особенно любил военные парады. Парады устраивались в день рождения императора и императрицы, на крещение, годовщину вступления русских войск в Париж, по случаю приезда иностранных монархов. Распорядок их проведения на Марсовом поле или на Дворцовой площади был следующим: сначала торжественный молебен, затем преклонение знамен, бой барабанов, «музыка всех полков и трубы кавалерии», церемониальный марш. (Марсовым полем в Древнем Риме называлась низменность на левом берегу Тибра, за чертой города, где устраивались военные смотры в честь бога войны Марса, а затем проходили народные собрания.)

В начале XVIII в. на месте Марсова поля в Санкт-Петербурге был луг, называвшийся Большим или Потешным. На нем устраивались парады и народные гулянья. По находившемуся рядом с Красным каналом дворцу Екатерины I луг называли также Царицыным. В истории Марсова поля отразились пристрастия русских императриц Анна Иоанновна на нем иногда охотилась, а Елизавета Петровна приказала соорудить оперный дом. При Екатерине II луг был очищен и обращен в огромный сад, с множеством беседок и кухонь, в которых гуляющие могли готовить себе еду. В 1778 г., вдень тезоименитства императрицы, на Царицыном лугу и в Летнем саду были поставлены для народа столы с великолепными яствами: высокими пирамидами из хлеба с икрой, вяленой осетриной, карпов и другой рыбы. Внимание публики привлекал огромный картонный кит, фаршированный сушеной рыбой и покрытый парчовой скатертью. Кроме того, для гостей были устроены различные игры: ледяные горы, карусели и т.д.[186] С 1818 г. Царицын луг стал называться Марсовым полем и сделался местом регулярных военных парадов. Переименование Царицына луга в Марсово поле далеко не случайно, само название «Царицын луг» напоминало о царстве женщин на русском престоле. Императрица являлась для подданных доброй матушкой, хозяйкой российского императорского дома.

Военные кампании начала XIX в. еще более укрепили авторитет России на мировой арене. Это время подлинного расцвета российского государства, ставшего наследником славы великих империй прошлого.

6 октября 1831 г. на Марсовом поле был устроен грандиозный парад, изображенный Г. Г. Чернецовым на полотне «Парад на Царицыном лугу». На картине представлены не только войска, но и «весь Петербург», целая портретная галерея 223 человека. «Смотр и вся Церемония были прекрасны, — писал царь в Варшаву фельдмаршалу Паскевичу, — войска было 19 000 при 84 орудиях, погода прекрасная и вид чрезвычайный»[187]. А.С. Пушкин, также изображенный художником на этом полотне, будучи пожалован в камер-юнкеры, стал избегать парадов и других церемониалов, гак как не хотел появляться в обществе в мундире, свидетельствующем о его невысоком придворном звании. Майским парадом на Марсовом поле как бы заканчивался зимний сезон в петербургской светской жизни, на­чинавшийся осенью балом в Морском корпусе.

В событие общегосударственного значения вылилось поднятие Александровской колонны. Огюст Монферран зарисовал и описал эту операцию: «Улицы, ведущие к Дворцовой площади, Адмиралтейству и Сенату, были сплошь запружены публикой, привлеченной новизной столь необычайного зрелища. Толпа возросла вскоре до таких пределов, что кони, кареты и люди смешались в одно целое. Дома были заполнены людьми до самых крыш. Не осталось свободного ни одного окна, ни одного выступа, так велик был интерес к памятнику.

Полукруглое здание главного штаба, уподобившееся в этот день амфитеатру Древнего Рима, вместило более десяти тысяч человек»[188]. Николай I со своей семьей расположился в специальном павильоне, послы Австрии, Англии, Франции, а также лица, входившие в состав иностранного дипломатического корпуса, находились в другом павильоне. На специально отведенных местах разместились представители Академии наук и Академии художеств, университетская профессура, художники из Италии и Германии.

30 августа 1834 г., через два года после поднятия Александровской колонны на пьедестал, состоялось ее торжественное открытие. Как вспоминал В.А. Жуковский: «И никакое перо не может описать величия той минуты, когда по трем пушечным выстрелам вдруг из всех улиц, как будто из земли рожденные, стройными громадами, с барабанным громом, под звуки Парижского марша пошли колонны русского войска... Начался церемониальный марш: русское войско прошло мимо Александровской колонны; два часа продолжалось сие великолепное, единственное в мире зрелище»[189].

При торжественном открытии Александровской колонны 30 августа 1834 г. был впервые исполнен, как официальный государственный и народный, гимн «Боже, царя храни». Согласно приказу № 188 по Отдельному гвардейскому корпусу, гимну следовало звучать па парадах, смотрах, разводах и других церемониях.

Не только в России, но и в Европе открытие исторических монументов сопровождалось военными церемониями.

26 августа 1839 г. на Бородинском ноле состоялся военный парад. Император обратился к войскам со следующими словами: «Ребята! Пред нами памятник, свидетельствующий о славных подвигах ваших товарищей! Здесь, на этом самом месте, за 27 лет перед сим, надменный враг возмечтал победить русское войско, стоявшее за Веру, Царя и Отечество! Бог наказал безрассудного: от Москвы до Немана разметаны кости дерзких пришельцев — а мы вошли в Париж. Теперь настало время воздать славу великому делу. Итак, да будет память вечная бессмертному для нас Императору Александру I, — его твердою волею спасена Россия; вечная слава павшим геройскою смертью товарищам нашим, и да послужит подвиг их примером нам и позднейшему потомству. Вы же всегда будете надеждой и оплотом вашему Государю и общей матери нашей России»[190].

Николай I, стоя верхом перед Бородинской колонной, в продолжение 8 часов пропускал мимо себя церемониальным маршем все 250 тысяч собранных на Бородинском поле войск. «В это время государь Николай Павлович перед своей грозной армией действительно изображал собою одного из тех легендарных героев-великанов, которых все воинственные народы любят воспевать в своих народных песнях. Лучше сказать: государь Николай Павлович в эту минуту представлял собою поистине идеальный тип царя могущественной державы в Европе, каким он и был в то время в действительности»[191], — вспоминал князь А.В. Мещерский.

Традиция проведения военных парадов в честь знаменательных исторических дат и при открытии памятников сохранилась и во второй половине XIX — начале XX в.

8 ноября 1863 г. в Одессе был открыт памятник М.С. Воронцову, возведенный на добровольные пожертвования граждан Российской империи. Около 12 часов дня, после торжественной литургии, совершенной в Кафедральном соборе, процессия в порядке, обозначенном и высочайше утвержденном церемониале, двинулась из собора и заняла места вокруг памятника, где установлены были четыре платформы: для духовенства, генералитета, местных и иногородних граждан.

Когда войска отдали честь, совершен был церковный обряд освящения памятника и провозглашено многолетне императору, августейшей фамилии, вечной памяти покойного князя и, наконец, многолетне российскому воинству. Затем войска прошли церемониальным маршем[192]. Среди огромного числа лиц, наблюдавших за церемонией, были представители различных ведомств, духовенство христианских и нехристианских исповеданий, депутации от разных городов Новороссийского края, генералитет. Церемония открытия памятника продемонстрировала уважение к памяти М.С. Воронцова, признание народом его заслуг перед Отечеством.

Весной 1912 г. состоялось в высочайшем присутствии торжественное освящение памятника Александру III в Москве. В город прибыли взводы со знаменами и штандартами от всех гвардейских частей. В день открытия памятника на площади перед храмом Христа Спасителя были выстроены войска. Обойдя их и поздоровавшись с ними, император вошел в храм. По окончании церковной службы все члены императорской фамилии вышли за Николаем II из храма и подошли к памятнику. После того как пелена спала с монумента, государь встал перед войсками и повел их церемониальным маршем. «Он шел великолепно, прекрасно салютовал шашкой и, зайдя к памятнику, пропустил войска перед собой»[193], — вспоминал великий князь Гавриил Константинович.

В течение прошлого и нынешнего столетий менялись детали военных церемоний, но они продолжали сохранять свое политическое и зрелищное значение. К майскому параду являлись в Петербург и гатчинские кирасиры, и казаки, и все они на красивых лошадях шли шагом под звуки своих фиестров по улицам Петербурга. «Некоторые же привилегированные полки отличались особой декоративностью. До чего были эффектны белая или красная с золотом парадная форма гусар, золотые и серебряные латы кирасир, кавалергардов и конногвардейцев, высокие меховые шапки с болтавшимся на спине красным языком конно-гренадеров, молодцевато набок одетые глянцевитые шапки улан и так далее»[194], —вспоминал А.Н. Бенуа.

Знаток русской военной культуры, кадровый русский офицер генерал А.Л. Игнатьев оставил яркое описание петербургского парада: «Две алых полоски двух казачьих сотен конвоя открывали прохождение войск <...>.

За конвоем, печатая шаг, проходил батальон Павловского военного училища, потом сводный батальон, первой ротой которого шла пажеская рота, вызывавшая своими касками воспоминание о давно забытой эпохе»[195].