Политизация и идеологизация 3 страница

 

Олимпийские аспекты в достижении политических и экономических целей

 

Анализируя связь политики с олимпийским спортом, можно выделить несколько направлений его использования в политических целях. Одно из них связано с тем, что по мере возрастания попу­лярности спорта в современном мире, повышения интереса широчайших слоев населения к спортив­ным звездам, главы государств и правительств, ру­ководители правящих партий разных стран в целях повышения своей популярности уделяют все боль­ше внимания спорту, выдающимся спортсменам и тренерам. К примеру, в течение многих лет к пред­выборным кампаниям кандидатов в президенты США активно привлекались выдающиеся спортсме­ны. Так, еще в 1972 г. Ричард Никсон пользовался для этого услугами Дж. Оуэнса, У. Чемберлена и др. В 1976 г. Джеральда Форда поддерживали П. Флеминг, Д. де Верона, К. Эверт и др., а Джимми Кар­тера — М. Али, Т. Нобис, X. Аарон, А. Эш и др.

В ФРГ еще в 1974 г. руководство Социал-де­мократической партии Германии утвердило доку­мент под названием “Поддержка спорта. Основные направления”, в котором были сформулированы принципы государственной спортивной политики. Пожалуй, ни в одной другой стране у руля спор­тивных организаций не стояло так много государ­ственных и политических деятелей, как в ФРГ.

Победа американцев на Играх XXIII Олимпиады в Лос-Анджелесе сыграла свою роль на президен­тских выборах 1984 г.

На протяжении многих лет олимпийский спорт постоянно находился в поле зрения и являлся одним из объектов практической деятельности таких руководителей государств, как Эрих Хоннекер (ГДР), Фидель Кастро (Куба), Ро Де У (Республика Корея) и многих других государственных деятелей.

В США причину поражений на Олимпийских играх — в прежние годы от спортсменов СССР и ГДР, а совсем недавно от спортсменов Китая на Играх-2008 — принято видеть в том, что, в отличие от бывшего СССР и бывшей ГДР или нынешней Ки­тайской Народной Республики, власти США не акцентировали внимания на особой значимости спор­тивных достижений на международной арене [325].

Эта точка зрения, как и многие другие амери­канские оценки в отношении, в частности советско­го спорта, является глубоко ошибочной. Ни один из лидеров СССР не придавал такого значения дости­жениям на мировых спортивных аренах, как это де­лалось в США. Никита Хрущев, Леонид Брежнев, Юрий Андропов, Константин Черненко, Михаил Горбачев никогда не уделяли развитию спорта выс­ших достижений и итогам Олимпийских игр такого внимания, как, например, президенты США Джон Кеннеди, Джимми Картер, Джеральд Форд, Рональд Рейган и другие лидеры.

Большое внимание развитию спорта в Россий­ской Федерации уделял ее первый президент Бо­рис Ельцин. В течение 1992—1994 гг. он принял личное участие в серии мероприятий, связанных с развитием олимпийского спорта в стране, способ­ствовал принятию принципиальных правительственных решений, направленных на подготовку спортсменов России к Олимпийским играм, развитие материальной базы олимпийского спорта, соци­альную защиту выдающихся российских спортсме­нов. Для повышения имиджа Б. Ельцин часто ис­пользовал ссылки на свои занятия спортом — выс­тупления в молодости в студенческой волейболь­ной команде и регулярную игру в теннис уже в зре­лом возрасте.

Подобным же образом акцентируется в России и приверженность к спорту второго президента Российской Федерации, а ныне главы правитель­ства РФ Владимира Путина (любимые виды спор­та — дзюдо и горные лыжи).

Аналогичные ситуации сложились и во Фран­ции, Испании, Китайской Народной Республике, Венгрии, Болгарии, Беларуси, Азербайджане и во многих других странах, в которых спорт стал реаль­ным фактором большой политики, а забота о нем — важным моментом в поддержании авторитета госу­дарственных и политических деятелей.

Одной из сторон политического воздействия на Олимпийские игры являются непрекращающиеся попытки политиков отождествлять успех Игр с присутствием на церемонии их открытия извес­тных государственных и политических деятелей. Такие воззрения ярко проявились, например, накануне Игр XXIX Олимпиады 2008 г. в Пекине, когда ряд политиков из разных стран заявляли о невозможности своего присутствия на этих Олимпийских играх, проводимых в столице Китайской Народной Республики, по причинам, связанным с несогласием лидеров этих государств с политикой руководства КНР, в том числе в отношении прав человека и сепаратизма в некоторых автономных районах Китая. Однако деятели МОК не стали “по­дыгрывать” таким политикам и справедливо ука­зали на то, что ни присутствие, ни отсутствие каких-либо глав государств и правительств на цере­монии открытия Олимпийских игр никоим обра­зом не отождествляется с их успехом.

К этому же кругу проблем относятся и попыт­ки правительственных чиновников и других пред­ставителей властных структур различных стран получить для себя во время Олимпийских игр и дру­гих мероприятий, проводимых МОК, привилегиро­ванное положение, выходящее за рамки регламента Международного олимпийского комитета, - в отно­шении специального транспорта, сопровождающих лиц, охраны, обслуживания, выделения билетов на соревнования Игр и т.д. На недопустимость подоб­ных претензий обращали внимание представители олимпийской системы на XIII Олимпийском кон­грессе [217]. Члены МОК не отказывают себе в недвусмысленной демонстрации своего неприятия подобных претензий. Одним из последних доста­точно откровенных проявлений этого стала реакция членов МОК на довольно бесцеремонную деятельность службы охраны президента США Барака Обамы на проходившей в октябре 2009 г. 121-й сессии МОК, где решался вопрос о выборе города, которому предоставлялось право на проведение в 2016 г. Игр XXXI Олимпиады (среди претендентов был и аме­риканский Чикаго, а среди тех, кто прибыл для его поддержки в Копенгаген, были Барак Обама с суп­ругой). К подобной бесцеремонности службы охра­ны главы США деятели МОК не привыкли, а по­тому весьма вероятно, что сложившаяся ситуация (разумеется, наряду с другими факторами) опреде­ленным образом способствовала тому, что Чикаго уже в первом туре выборов набрал наименьшее ко­личество голосов членов МОК и выбыл из даль­нейшей борьбы.

Положительным примером в этом отношении может служить скромное и достойное поведение как многих государственных деятелей и высокопоставленных чиновников из разных государств, так и представителей королевских семей различных стран. Можно привести немало примеров того, как главы тех или иных государств (президенты, коро­ли, герцоги и др.) на Играх и других мероприяти­ях, проводимых МОК, не пользовались привилегиями, положен­ными им по статусу, а находились вместе со спортсменами и тренерами своих стран [217].

Другое направление использования спорта в по­литических целях связано со стремлением прави­тельств разных стран получить право на проведе­ние престижных международных соревнований - прежде всего Олимпийских игр — для пропаганды экономических успехов своей страны, достижения политического признания, которого не удавалось добиться другими средствами.

Анализ политической ситуации вокруг любых Олимпийских игр убедительно свидетельствует о том, что правительства стран-организаторов стре­мились максимально использовать Игры для достижения политических целей.

Использование спортивных достижений в ка­честве доказательства национального превосход­ства началось с победы в марафоне греческого бегуна Спиридона Луиса на Играх I Олимпиады современности в Афинах (1896 г.). Затем нечто по­добное проявилось на Играх IV Олимпиады 1908 г. в Лондоне — в споре между Великобританией и США, когда американцы проиграли британцам в неофициальном командном зачете.

Особенно наглядно политизация Олимпийских игр проявилась, как уже отмечалось, в 1936 г. в Берлине, где нацистский режим стремился использовать Игры для демонстрации превосходства не­мецкой нации и подтверждения обоснованности гегемонистских устремлений, для пропаганды нациз­ма и милитаризма. Первое место, завоеванное на этих Играх спортсменами Германии в неофициаль­ном командном зачете, создало благоприятную си­туацию для реализации политических амбиций Гитлера и его клики.

Ярко выраженные политические цели преследо­вала Япония при проведении Игр XVIII Олимпи­ады в 1964 г. Она стремилась продемонстрировать свои достижения в демократизации страны, успехи в экономике, науке и культуре, чтобы ускорить процесс выхода из политической и экономической изоляции, в которой Япония оказалась после пора­жения во Второй мировой войне. Олимпийские иг­ры-1964 в Токио, оказавшиеся очень представи­тельными (5140 спортсменов из 93 стран), прошли в атмосфере дружбы, и это способствовало сущес­твенному повышению авторитета Японии на миро­вой политической арене, позволило резко ускорить процесс утверждения образа одной из крупнейших экономически развитых держав, чего эта страна с трудом добивалась другими средствами.

С Играми XVIII Олимпиады-1964 был связан скандал, имевший политическую подоплеку. За 2 года до этих Олимпийских игр, в 1962 г., Индонезия, принимая у себя IV Азиатские игры, не допустила к участию в них спортсменов из Израи­ля и Тайваня, что возмутило МОК. Исполком МОК в февра­ле 1963 г. в своем заявлении осудил “скандальное происшествие на Азиатских играх” и отстранил Индонезию от участия в Играх XVIII Олимпиады 1964 г. в Токио. В ответ на это Индонезия решила провести в 1963 г. в Джакарте альтернативные “Иг­ры развивающихся стран” (GANEFO). В них при­няли участие 3 тыс. атлетов из 48 стран, хотя еще до начала этих Игр в Джакарте МОК предупредил, что те спортсмены, которые примут участие в GANEFO, будут нежелательными гостями на Олимпийских играх-1964 в Токио. Спортсмены из Индонезии и из Корейской Народно-Демократи­ческой Республики (КНДР), не вняв предупрежде­ниям МОК, тем не менее отправились в Токио, на­деясь, что японским организаторам Олимпийских игр удастся уговорить МОК изменить свое реше­ние. Однако японцы из Оргкомитета Игр-1964 не стали портить отношения с МОК, вполне резонно опасаясь нежелательных последствий такого кон­фликта, чреватых возможным срывом Игр. И хотя индонезийским и северокорейским спортсменам, которые не участвовали в соревнованиях GANEFO в Джакарте, было разрешено выступать на Играх XVIII Олимпиады в Токио, руководители обеих делегаций (Индонезии и КНДР) предпочли отпра­вить свои команды домой [151].

Выраженную политическую и идеологическую окраску имели Игры XXII Олимпиады, проводив­шиеся в Москве в 1980 г., и Игры XXIII Олимпи­ады 1984 г. в Лос-Анджелесе. Атмосфера подготов­ки и проведения этих Игр во многом была подчи­нена интересам двух противоборствующих полити­ческих систем и идеологий.

Как отмечали многие политические обозрева­тели, руководство Республики Корея решило вос­пользоваться проведением Игр XXIV Олимпиады 1988 г., чтобы вывести свою страну из политичес­кой изоляции. Игры XXIV Олимпиады в Сеуле стали также эффективным фактором внутренней пропаганды национального сплочения, воспитания патриотизма, демонстрации перед народом Респуб­лики Корея правильности внешней и внутренней политики, проводимой властями государства. Они способствовали сплочению народа этой страны в осуществлении процесса демократизации.

Игры XXIV Олимпиады способствовали и признанию Республики Корея теми странами, кото­рые не имели с ней дипломатических отношений. Южнокорейская газета “Чосонильбо” отмечала: “Важность проведения Игр в Сеуле для нас состо­ит в том, что нашу страну признал весь мир”. “Уже сейчас ясно, — писала американская газета “Интер­нэшнл Геральд Трибюн”, — что Южная Корея одер­жала за пределами спортивных площадок такие по­беды, которые могут кардинально изменить обста­новку в Азии и дипломатическую роль этой страны во всем мире”. Довольно точную оценку Играм 1988 г. дали спортивные журналисты, отмечавшие, что успех Олимпийских игр в Сеуле — не столько в спорте, сколько в большой политике.

В Играх XXV Олимпиады 1992 г., местом про­ведения которых была определена Барселона, каза­лось бы, не имелось серьезного политического под­текста, и их организаторы провели эти Игры на вы­соком уровне. Однако, хотя Игры-1992 и не сопро­вождались политическими демаршами, за кажу­щейся легкостью, с которой Оргкомитету Игр XXV Олимпиады удалось решить стоявшие перед ним задачи, крылась огромная и кропотливая внутрипо­литическая и организационная работа, позволив­шая снять множество проблем и противоречий.

Стремление Барселоны к проведению Игр-1992 не было случайным: ранее этот город уже совершил четыре неудачные попытки (1924, 1936, 1940 и 1972 гг.) получить право на проведение Игр Олим­пиад. Пятая попытка оказалась удачной во многом благодаря президенту МОК Хуану Антонио Самаранчу, много сделавшему для того, чтобы его родной город не только стал столицей Игр XXV Олимпи­ады, но и провел их на достойном уровне.

Когда Барселона (столица автономной области Каталонии) получила право на проведение Игр 1992 г., в Испании еще не были преодолены последствия франкизма, одним из проявлений которого являлись запреты на каталанский язык и культур­ные традиции Каталонии, подавление стремления каталонцев к национальной идентичности. Восста­новление и развитие всего этого стало одной из ос­новных забот правительства Каталонии и руковод­ства ее столицы. Этому должны были способство­вать и Игры XXV Олимпиады. Вполне естествен­но, что центральное правительство Испании, как и власти Мадрида, относились к Играм-1992 нес­колько по-иному, рассматривая их как общенацио­нальное событие, которое отвечало бы интересам всего населения страны. Эти противоречия прек­расно видел и X. А. Самаранч, который понимал, что Игры в Барселоне станут для него решающим испытанием на посту президента МОК, а неудача этих Игр — крахом его олимпийской политики.

Нужно отдать должное королю Испании Хуану Карлосу, центральному правительству страны, пра­вительству автономной области Каталонии, руко­водству Барселоны, региональным и местным влас­тям, которые еще на ранних этапах подготовки к Играм-1992 сумели снять противоречия, сформиро­вать единую позицию и широким фронтом органи­зовать многогранные подготовительные работы. Это единство помыслов и усилий способствовало и созданию в Барселоне высокоэффективной систе­мы городского маркетинга, ставшей примером для организаторов последующих Игр, в частности, Сиднея-2000 и Афин-2004.

Политические единомыслие и стабильность при подготовке к Играм-1992 явились сигналом для частного сектора экономики Испании и для зарубежных инвесторов, а также основой для преодоле­ния трудностей в реализации наиболее сложных проектов, связанных с подготовкой Барселоны к Играм, — реконструкции морского порта, строи­тельства дорог, телебашни, основных спортивных сооружений, аэропорта, сети гостиниц, Олим­пийской деревни, деревни для представителей прессы и др. Общая политика, которая была кол­лективно сформирована, включала подготовку и проведение Игр в качестве важнейшего элемента развития города на многие годы вперед, способно­го за несколько лет осуществить то, на что в дру­гих условиях потребовались бы десятилетия. Рав­ноправное участие в финансировании Игр цен­тральным и каталонским правительствами, их тес­ное сотрудничество, стремление к компромиссам не дало возможности каталонским националистам осуществить деструктивные действия, разрушаю­щие Игры. Более того, это сотрудничество властей страны и властей автономии стало основой для ре­шения, казалось бы, трудно совместимых задач - укрепления испанской и каталонской идентич­ности, а также развития Барселоны как космополи­тического города с богатым историческим и куль­турным наследием [276].

О целях снятия противоречий внутри страны, преодоления стремления некоторых политических деятелей Каталонии к “каталонизации” Олимпийских игр-1992 центральное испанское прави­тельство многое сделало для того, чтобы предста­вить эти Игры как важную часть большого проек­та по представлению Испании как высокоразвито­го демократического государства, избавившегося от тяжелых последствий многолетней диктатуры Франко и обладающего богатой культурой, не соот­ветствующей туристическим стереотипам, согласно которым Испания отождествлялась, в основном, лишь с корридой и сиестой. Наряду с Играми бы­ло реализовано и большое количество других про­ектов, в том числе серия мероприятий по представлению Мадрида как “города европейской культу­ры”, выставка “Экспо” в Севилье и др.

Игры-1992 в Барселоне прошли исключительно успешно. Однако многие представители СМИ, по­литические и государственные деятели отмечали, что политическая и экономическая сторона этих Игр для Испании, Каталонии и Барселоны произ­вела большее впечатление по сравнению со спор­тивной [388].

Главным политическим итогом Игр XXV Олимпиады явилась консолидация испанского об­щества, укрепление его национальной гордости и идентификации при одновременном удовлетво­рении амбиций и притязаний Барселоны и Катало­нии. Были найдены эффективные решения управ­ления реализацией сложных общенациональных проектов на основе соглашений и сбалансирован­ных действий различных уровней системы госу­дарственного управления.

Политический успех Игр-1992 не был бы столь наглядным, если бы не сопровождался еще и дос­тижениями в экономической и социальной сферах. В этом отношении Игры в Барселоне оказались са­мыми успешными по сравнению со всеми предыду­щими, включая даже Игры Олимпиад 1964 г. в То­кио и 1988 г. в Сеуле. Прямые и косвенные инвес­тиции в развитие Барселоны составили в общей сложности 34,6 млрд евро. Новые аэропорт и мор­ской порт, 78 км новых автомагистралей, Олим­пийская деревня, ставшая в дальнейшем одним из наиболее престижных жилых районов, интенсивное развитие промышленности, торговли, туризма, бла­гоприятные условия для развития науки и внедре­ния новых технологий, большое количество новых рабочих мест и многое другое, наряду с прекрасны­ми географическим расположением и климатичес­кими условиями города, в короткий срок преврати­ли Барселону в один из наиболее притягательных городов мира для ведения бизнеса и туризма.

Окончание Игр-1992 не остановило развития Барселоны. Инвестиции в экономику, развитие ин­фраструктуры города продолжалось не менее интенсивно, чем перед Олимпийскими играми. Город стал притягательным для размещения центральных офисов международных организаций и проведения крупных международных мероприятий. Например, через 6 лет после Игр Олимпиады иностранные ин­вестиции в развитие Барселоны составили 4,8 млрд. евро — 28 % общего количества для Испании [207]. За 10 лет, прошедших после Игр XXV Олимпиады, количество туристов, ежегодно посещавших Барсе­лону, возросло с 1,7 до 3,6 млн человек, а доходы от туристического бизнеса достигли 14 % полного вало­вого внутреннего продукта. За этот период количес­тво четырех- и пятизвездочных гостиниц в городе возросло более чем в два раза [276].

В самостоятельную сферу серьезного бизнеса выделился спорт, так как Барселона превратилась в один из наиболее благоприятных городов в Европе для проведения крупнейших международных со­ревнований по многим видам спорта. Сеть совре­менных спортивных сооружений, оставшихся от Олимпийских игр, дополнилась новыми. Опыт ме­неджеров и специалистов различного профиля, обеспечивавших проведение Игр-1992, также явился одним из факторов, создающих Барселоне преимущество в конкуренции с другими городами.

Показательным явилось и отношение населения Барселоны к массовому спорту. В 1992 г. в городе было 20 тыс. человек, занимающихся спортом в раз­личных спортивных и оздоровительных клубах и секциях. В 2001 г. количество людей, активно зани­мающихся спортом на стадионах, в залах, бассейнах и на других спортивных объектах возросло более чем в семь раз — до 149 тыс. Параллельно развива­лась и спортивная база, которая достигла фантасти­ческой цифры — 15 млн м² в черте города [276].

Конечно, этот рост интереса к спорту явился не только следствием проведения в Барселоне Олим­пийских игр, но и отражает общеевропейскую тен­денцию, согласно которой массовый спорт стано­вится важным фактором здорового образа жизни и профилактики хронических неинфекционных заболеваний. Значение имеют и общий жизненный и культурный уровень населения, и стабильность в обществе, и состояние системы образования и вос­питания. Однако и роль Олимпийских игр в этом процессе весьма существенна.

Население Барселоны и автономной области Ка­талонии в отношении к Олимпийским играм прош­ло сложный путь от неверия и ожидания, скептицизма и критики до местной солидарности, гордос­ти, эйфории и ностальгии. Чувства, которые сфор­мировались у населения после проведения Игр XXV Олимпиады, требовали поддержки, поэтому не удивительно, что в Барселоне в 2002 г. отмечали десятую годовщину со времени проведения Игр. Во время празднования различные учреждения и организации города отдали должное Хуану Антонио Самаранчу, внесшему неоценимый вклад в успех барселонских Игр. В этой же связи вполне естест­венным выглядело решение о крупномасштабной кампании по проведению в Барселоне такого гран­диозного мероприятия, как Универсальный Форум Культур. Он состоялся в 2004 г. и продолжался бо­лее 140 дней, было проведено множество мероприя­тий — конференций, семинаров, диспутов, выставок, относящихся к самым животрепещущим сторонам жизни мирового сообщества.

Можно привести немало примеров, когда разви­тие спортивных контактов прямо связывалось с по­литическим признанием государства. Так, в начале ХХ в. Богемия (теперь это Чехия), находившаяся тогда в составе Австро-Венгерской империи, доби­валась олимпийского статуса, чтобы продемонстри­ровать свою независимость. Однако правители им­перии понимали, что стремление Богемии высту­пать самостоятельной командой предполагает прежде всего достижение политической независи­мости, и всячески препятствовали получению ею самостоятельного олимпийского статуса. На Играх V Олимпиады, проходившей в 1912 г. в Стокголь­ме, как и на Играх 1900 и 1908 гг., спортсмены Бо­гемии хотя и выступали отдельной командой, но под флагом Австрии и шли позади австрийцев.

В те же годы Финляндия была частью Россий­ской империи (под названием Великого княжества Финляндского, пользовавшегося некоторой автоно­мией). Первый период развития олимпийского спорта совпал со стремлением финнов получить го­сударственную независимость. Свои сепаратистские настроения они хотели продемонстриро­вать на Играх IV Олимпиады 1908 г. в Лондоне, когда, выступая там отдельной командой, стреми­лись пройти на церемонии открытия Игр под сво­им флагом, против чего возражала Россия. На Иг­рах V Олимпиады 1912 г. в Стокгольме финны предприняли очередную попытку добиться права на выступление под собственным флагом. Им не было разрешено выйти на парад под своим флагом, однако в колонне российских спортсменов финны шли отдельной группой, неся перед собой таблич­ку с надписью “Финляндия”.

Права выступать отдельной командой долго (1952—1968 гг.) добивалась и ГДР, руководство ко­торой рассматривало наличие самостоятельной ко­манды на Олимпийских играх важным аргументом в вопросе международного признания и выхода из политической изоляции. После Игр XVIII Олимпи­ады 1964 г. в Токио ГДР, наконец, получила это пра­во, и на Играх XIX Олимпиады 1968 г. в Мехико, и на последующих Олимпийских играх; вплоть до 1988 г. включительно спортсмены ГДР выступали самостоятельной командой. Следует напомнить, что эта страна, как никакая другая, в течение многих лет использовала олимпийский спорт как мощный ин­струмент международной и внутренней пропаганды. Этому способствовали впечатляющие успехи ГДР на Играх Олимпиад и на зимних Олимпийских играх.

“Перестройка” в СССР, начавшаяся со второй половины 1980-х годов, подтолкнула развитие в прибалтийских республиках устремлений к возрождению своей государственной независимости, утраченной в 1940 г. Еще до обретения политичес­кой самостоятельности Литва обратилась в МОК с просьбой признать ее олимпийский статус. Такие же попытки были сделаны на уровне различных организаций и федераций в Латвии, Эстонии и в других республиках СССР.

Еще одно направление связано с широкомас­штабным использованием спорта и Олимпийских игр для повышения авторитета разных стран в мировом сообществе. Здесь прежде всего следует вы­делить утвердившуюся тенденцию, согласно кото­рой победы в спорте высших достижений, в особенности на Олимпийских играх, принято отож­дествлять с эффективностью политической и эко­номической системы той или иной страны, с уровнем ее достижений в науке, культуре, образо­вании. И хотя эта зависимость проявлялась далеко не всегда, стремление использовать спорт в качес­тве фактора, отражающего политический, экономи­ческий и культурный уровень страны, выражалось достаточно отчетливо.

Практически в любом государстве уровень раз­вития спорта высших достижений, успешные выс­тупления спортсменов страны на Олимпийских иг­рах рассматривались в качестве существенных фак­торов национального престижа. Это относилось к США, СССР, ГДР, Франции и особенно — к развивающимся странам.

В публикации, распространенной НОК СССР в Олимпийской деревне во время Игр XVII Олимпи­ады 1960 г. в Риме, отмечалось: “Советские спор­тсмены в третий раз выступят на Олимпийских иг­рах. Их дебют в Хельсинки был успешным: они за­воевали 22 золотых, 30 серебряных и 19 бронзовых медалей... Триумф в Хельсинки не был случайным, а был подготовлен всей системой советского спор­та, разнообразными и многочисленными мерами системы физвоспитания, существующей в СССР... Четыре года спустя советские спортсмены доби­лись нового успеха в Австралии, завоевав 37 золо­тых, 29 серебряных и 32 бронзовые медали”.

Подобное отношение к олимпийскому спорту характерно и для других стран. Неудачное выступ­ление команды Франции на Играх XVII Олимпиады 1960 г. в Риме вызвало большую озабоченность в стране, недовольство французских политиков. Президент Франции Шарль де Голль был очень недоволен выступлением олимпийской команды сво­ей страны, так как считал, что эта неудача способ­ствует исчезновению образа молодого сильного француза, который он, как глава государства, долго пытался создать.

Мексиканское правительство настойчиво стре­милось получить право на проведение Игр XV Олимпиады 1956 г. в Мехико, мотивируя свое желание тем, что за всю более чем 50-летнюю ис­торию Олимпийских игр современности ни одна из стран Центральной и Южной Америки такой возможности не получала. Однако МОК тогда предпо­чел Мельбурн, что, однако, не охладило желание мексиканцев провести Олимпийские игры в столи­це своей страны.

На сессии МОК, состоявшейся в октябре 1963 г. в Баден-Бадене, было принято решение о проведе­нии Игр XIX Олимпиады 1968 г. в Мехико. Сегод­ня историки затрудняются точно сказать, что же повлияло на такое решение МОК, которое казалось маловероятным в силу ряда причин. Во-первых, Мексика тех лет считалась бедной и отсталой стра­ной, в ней отсутствовала необходимая для проведе­ния Игр инфраструктура. Во-вторых, подготовка к Играм и их проведение, по заключению экспертов, являлись непосильными для мексиканского бюдже­та. В-третьих, в Мексике отсутствовал опыт прове­дения таких грандиозных мероприятий, что не мог­ло не привести к серьезным просчетам и неизбежной дискредитации страны. В -четвертых, высказывались мнения о том, что город Мехико, расположенный на высоте около 2200 м над уровнем моря, неприемлем для столь ответственных соревнований в связи с риском для здоровья спортсменов, вплоть до воз­можности случаев с легальным исходом. И, наконец, в-пятых, неизбежное неудачное выступление мекси­канских атлетов на Играх будет способствовать лишь унижению нации, подрыву у нее чувства наци­ональной гордости (действительно, на Играх Олим­пиад в 1960 и 1964 гг. в Риме и Токио спортсменам Мексики удались получить лишь по одной бронзо­вой медали).

Перечисленные аргументы приводились еще с того момента, когда кандидатура Мехико была выдвинута на проведение Игр Олимпиады-1968 и вплоть до их начала. Особенно усердствовали сред­ства массовой информации США, изображавшие Мексику как слаборазвитую страну безразличных и ленивых людей и навязчиво предлагавшие Лос-Ан­джелес в случае, если Мехико окажется неспособ­ным принять Игры [188]. Активными противниками проведения Игр XIX Олимпиады в Мехико бы­ли и руководители некоторых международных спортивных федераций.