Политизация и идеологизация 1 страница

ОЛИМПИЙСКИХ ИГР

Ярко выраженная политизация Олимпийских игр проявилась уже на состоявшихся в 1896 г. в Афинах Играх I Олимпиады — как на стадии подготовки к ним, так и в ходе их проведения. В частности, противоборство тех, кто выступал за проведение этих Игр в греческой столице, и тех сил, которые были против этого, привело к серьезному политическому кризису в стране и вынудило премьер-министра Трикуписа (одного из активных противников Игр-1896 в Афинах) уйти в отставку. В итоге в Греции все было сделано для того, чтобы первые современные Игры Олимпиады, проходившие на родине древнегреческих Олимпийских игр, не только стали большим спортивным праздником, но и превратились в крупное событие политического характера, направленное на сплочение греческой нации, на восстановление и укрепление в ней чувств национальной гордости, национальной идентичности и патриотизма, в значительной степени утраченных греками в течение многих столетий иноземного владычества — сначала римского, затем турецкого, а также на демонстрацию на международной арене различных свершений в Греции и ее возможностей. Причем следует отметить, что использованные тогда способы и средства достижения Грецией всех этих целей не носили агрессивного характера, не ущемляли прав и интересов представителей других стран, прибывших в Афины на Игры, а естественно вписывались в общую организацию олимпийских торжеств, в их праздничную атмосферу.

Различного рода акции, ущемлявшие права людей и идущие вразрез с Олимпийской хартией, стали проводиться несколько позднее и со временем становились все более частыми, явными и разнообразными по мере возрастания значимости и популярности Олимпийских игр.

На церемонии открытия Игр IV Олимпиады (1908 г.) в Лондоне произошел инцидент, имевший политическую подоплеку. Вот как этот случай описан в книге Валерия Штейнбаха “Оборотная сторона медали”: “Как обычно, во время праздника открытия стадион был украшен флагами стран- участниц, но на сей раз на новом стадионе “Уайт- Сити” организаторы почему-то “забыли” вывесить национальные флаги США и Швеции. А во время торжественного прохождения олимпийцев перед трибуной английского короля Эдуарда VII знаменосец сборной США Мартин Шеридан, протестуя против забывчивости организаторов, не склонил флаг, как того требовали правила, в знак уважения к главе государства — хозяина Олимпиады. Позднее Шеридан заявил, что “этот флаг не склонится ни перед одним королем”. Демарш вызвал возмущение британцев и скандал в прессе” [151].

Еще один скандал, связанный с британско-американским противостоянием — на этот раз уже во время спортивных соревнований Игр-1908, произошел на легкоатлетических состязаниях во время финала в беге на 400 м, где должны были соперничать спортсмен из команды Великобритании шотландец Уиндхэм Холсуэлл (в предварительном забеге он установил новый олимпийский рекорд - 48,4 с) и трое бегунов из США — Джон Карпентер, Уильям Роббинс и Джон Тейлор. В ходе финального забега (на стадионе в Лондоне дистанция в этом виде соревнований олимпийской программы имела только один поворот, а на дорожке тогда не было продольной разметки, которая определяла бы “коридор” для каждого бегуна) американцы применили, мягко говоря, некорректный прием, чтобы помешать британцу победить: Роббинс и Тейлор во время бега постарались оттеснить Холсуэлла от бровки, а тем временем, пока шла эта борьба, Карпентер устремился вперед и финишировал первым. Один из британских арбитров заметил нарушение со стороны американцев, а судья на финише объявил завершившийся финальный забег недействительным, с чем, понятно, не согласились представители США. Последовал громкий скандал, в итоге Джон Карпентер был дисквалифицирован британскими судьями и отстранен от участия во всех мероприятиях Игр-1908, результаты финального забега были аннулированы и принято решение вновь провести его через два дня, уже разметив для этого беговую дорожку. Однако американцы не согласились с таким решением, и по настоянию главного тренера сборной команды США Джеймса Салливана Джон Тейлор и Уильям Роббинс отказались выйти на старт повторного финала. Британский спортсмен Уиндхэм Холсуэлл бежал в одиночестве (уникальный случай!) и, не имея соперников, без труда стал олимпийским чемпионом, преодолев в финале 400-метровую дистанцию за 50,0 с — заметно медленнее, чем в предварительном забеге. Этот конфликт послужил хорошим уроком для Международного олимпийского комитета: если раньше судей на Игры выставляла та страна, чей город являлся их организатором, в дальнейшем МОК изменил правила, и судейские бригады стали формироваться из представителей разных стран, чьи спортсмены участвовали в олимпийских соревнованиях.

Еще в начале XX в. в США (чьи спортсмены в первый период Олимпийских игр достигали наибольших успехов) четко проявлялось стремление увязать победы американских спортсменов с международной пропагандой политических и государственных интересов этой страны. Именно поэтому американская пресса в начале XX в. выдвинула идею, противоречащую принципам Олимпийской хартии, о том, что та или иная страна может признаваться победителем Олимпийских игр, и стала популяризировать систему подсчета очков, завоеванных на Играх сборными командами стран, которую МОК отказался признать.

После Первой мировой войны президент МОК Пьер де Кубертен пытался оградить олимпийское движение от влияния политики, отмечая при этом, что политические проблемы не должны переноситься в олимпийские залы. Однако немало членов МОК — прежде всего те из них, кто были гражданами государств, победивших в Первой мировой войне, упорно настаивали на недопущении на Игры VII Олимпиады 1920 г. стран, развязавших эту войну и проигравших ее — Германии и Австро-Венгрии (распавшейся после войны на Австрию и Венгрию), а также государств, которые были их союзниками. На сессии МОК, состоявшейся в апреле 1919 г. в Лозанне, для Игр-1920, которые ранее намечалось проводить в столице Венгрии Будапеште, было определено другое место — Антверпен в Бельгии. Что же касается приглашения на эти Олимпийские игры спортсменов разных стран, то МОК, стремясь избежать принятия решений политического характера, передал это право бельгийским организаторам Игр VII Олимпиады. В итоге в число участников Игр-1920 не были допущены команды Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии и Турции по причинам явно политического характера, а спортсменам Германии (по тем же причинам) пришлось пропустить еще и Игры VIII Олимпиады 1924 г. в Париже, и I зимние Олимпийские игры-1924 в Шамони. Лишь в 1928 г. — через 10 лет после окончания Первой мировой войны — сборная Германии получила возможность вернуться на олимпийские арены, выступив на II зимних Играх в Санкт-Морице и в Играх IX Олимпиады в Амстердаме.

Еще более явным и более длительным было игнорирование Международным олимпийским комитетом Советской России, а затем и образовавшегося в декабре 1922 г. Союза Советских Социалистических Республик. Впрочем, в те времена партийно-государственное руководство СССР отвечало МОК взаимной неприязнью, основанной на идеологических и политических причинах (подробнее об их противостоянии рассказано в соответствующих главах первого тома). Вследствие этого спортсмены СССР в течение нескольких десятилетий - вплоть до 1951 г. — не были представлены в международном олимпийском движении.

Олимпийские игры как сфера использования пропагандистского оружия в нацистской Германии, фашистской Италии и империалистической Японии в 30-е годы XX века.

Одними из наиболее конфликтных в политическом отношении стали Игры XI Олимпиады и 4 зимние Олимпийские игры, состоявшиеся в 1936 г. в Германии. Напомним, что Берлин и Гармиш-Партенкирхен получили, соответственно, право на проведение этих Игр на сессии МОК, проходившей в Барселоне в 1931 г., т.е. еще до того, как к власти в Германии пришли национал-социалисты во главе с Адольфом Гитлером.

В Германии право на проведение Олимпийских игр было воспринято как свидетельство завершения периода международной изоляции этой страны, ставшей следствием развязанной ею Первой мировой войны, и как средство консолидации германской нации, находившейся в состоянии послевоенной депрессии, порожденной поражением в войне и усугубленной тяжелым экономическим кризисом.

Эту ситуацию использовала руководимая Гитлером Национал-социалистская рабочая партия Германии, которая в основу своей деятельности положила теорию о расовом превосходстве немцев и о некой особой роли арийцев и Германии в мировой истории. Одним из самых радикальных проявлений нацистской идеологии и практической деятельности нацистов стало преследование евреев, которых Гитлер считал основными виновниками поражения Германии в Первой мировой войне и последовавшего за ним тяжелейшего экономического и политического кризиса, поразившего эту страну в 20-е годы XX в.

До прихода к власти Гитлер, как и многие другие деятели нацистской партии, весьма враждебно относился и к Олимпийским играм, и к идее проведения таких Игр в Германии, считая их чуждыми и противоречащими идеологии партии. Однако после того, как в январе 1933 г. нацистская партия победила на выборах в рейхстаг, а Гитлер стал рейхсканцлером, а в дальнейшем — канцлером и президентом в одном лице, став по сути диктатором Германии, его взгляды на возможность использования Олимпийских игр для пропагандистских нужд возглавляемого им режима претерпели изменения.

Первые признаки этих изменений проявились в марте 1933 г., когда Адольф Гитлер вызвал члена МОК для Германии Теодора Левальда, возглавлявшего Организационный комитет Игр XI Олимпиады в Берлине, и секретаря этого оргкомитета Карла Диема. Они ожидали запрета на подготовку к Олимпийским играм, к тому же опасались за свою судьбу в связи с тем, что, как отмечают некоторые исследователи, Левальд был наполовину евреем, у Диема жена была еврейкой, а в основанной им Высшей школе физического воспитания работали сотрудники еврейской национальности. Однако совершенно неожиданно они получили от фюрера указание усилить подготовку к Олимпийским играм 1936 г. и сделать все для того, чтобы провести их на самом высоком уровне.

Причиной подобной трансформации позиции фюрера и других руководителей нацистского режима (произошедшей, как полагают, во многом под влиянием рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса) стало осознание огромных возможностей, появляющихся в связи с проведением Олимпийских игр в Германии для повышения ее авторитета в глазах мирового сообщества [216].

Ситуация, сложившаяся в Германии в период подготовки к Играм-1936, как и во время этих Игр, во многом отражала взгляды Адольфа Гитлера на различные сферы общественной жизни, в том числе и на физическое воспитание и спорт, изложенные им в книге “Майн Кампф”, написанной в тюрьме в 1924 г. В этой книге будущий фюрер уделил довольно большое место физическому воспитанию немцев. Объясняя прошлые неудачи и поражения Германии слишком интеллектуальным характером системы образования и воспитания в стране, Гитлер отмечал, что “в расово-националистическом государстве школа должна уделять значительно больше внимания физической подготовке. Ни один день не должен проходить без того, чтобы молодые тела учащихся не тренировались, хотя бы по одному часу утром и вечером, занимаясь различными видами спорта и гимнастикой”. После прихода к власти Гитлер учредил спортивные встречи национал-социалистов, которые, отличались расовой избирательностью.

В то же время стремление к проведению Игр Олимпиады и IV зимних Олимпийских игр и к их максимальному использованию в политических и пропагандистских целях никак не отразилось на нацистской идеологии, в том числе и на ее антисемитской направленности, на враждебном отношении национал-социалистов к евреям, включая и спортсменов этой национальности. В нацистской Германии евреев изгоняли из спортивных клубов и сборных команд, запрещали евреям использовать спортивные сооружения, в которых тренировались немцы, появился и запрет на спортивные соревнования немцев с евреями и т.п.

Все это привело к тому, что на сессии МОК, состоявшейся в июне 1933 г. в Вене, были остро поставлены вопросы о нарушениях прав евреев в Германии и о возможности бойкота Игр-1936 или их переноса в другую страну.

На состоявшемся летом 1934 г. в Париже международном антифашистском форуме, собравшем почти 5000 представителей разных структур и направлений спортивного движения из 19 стран, председатель оргкомитета — известный французский писатель Анри Барбюс, обращаясь к людям различных национальностей, возраста, политических и религиозных убеждений, говорил о необходимости вырвать спорт из рук реакции, империализма и фашизма.

Стремясь не допустить бойкота Игр 1936 г. или их переноса в другую страну, представители Германии предоставили МОК письменные гарантии правительства своей страны относительно того, что права спортсменов-евреев не будут ущемлены и что они получат право участвовать в Олимпийских играх. Хотя многие предостерегали руководство МОК о том, что лицемерным обещаниям правившего в Германии нацистского режима верить нельзя, МОК все же удовлетворился гарантиями германских властей, которые по сути никак не повлияли на реальное положение дел в Германии, где преследование еврейских спортсменов не только не прекратилось, но и усилилось.

Это вызвало бурную реакцию во многих странах, особенно в США, Канаде, Великобритании, Франции, и многочисленные призывы к МОК о перенесении Игр-1936 из Берлина в Барселону (испанский город, который в 1931 г. занял второе место при выборах города, которому предоставлялось право принять Игры XI Олимпиады). НОК разных стран, различные МСФ и другие спортивные организации призывали к бойкоту Олимпийских игр 1936 года в случае их проведения в Германии.

В то же время не менее активно действовали и власти нацистской Германии. Постоянные уверения в строгой приверженности олимпийским принципам нацисты осуществляли в духе установок Геббельса: “Мы добиваемся не правды, а результата”, “Ложь, сказанная сто раз, становится правдой” и др. К тому же эта пропагандистская шумиха сопровождалась в Германии невиданной в истории олимпийского спорта широкомасштабной подготовкой к предстоящим Олимпийским играм. В Берлине был сооружен грандиозный стадион (способный принять 100 тыс. зрителей), который и сегодня поражает своей монументальностью. Для олимпийских соревнований по плаванию и прыжкам в воду был построен бассейн (вмещающий 18 тыс. зрителей), равного которому тогда не было в мире. Не меньшее впечатление оказывала и Олимпийская деревня, в которой имелось около 100 зданий для проживания спортсменов, участвующих в Играх, 38 столовых с различными разновидностями национальных кухонь, а также спортивные объекты для тренировки атлетов. Под руководством Карла Диема готовились грандиозные мероприятия торжественных церемоний Олимпийских игр и широкая культурная программа.

Все это очень импонировало МОКу и его президенту Анри де Байе-Латуру, который не был склонен обсуждать вопрос о переносе Игр-1936 из Берлина.

Тем не менее, сопротивление прогрессивной мировой общественности и различных демократических сил в разных странах (особенно в США) проведению Олимпийских игр в Берлине и Гармиш-Партенкирхене было очень велико. Это вынудило МОК создать комиссию по изучению ситуации в Германии, возглавляемую президентом Олимпийского комитета США Эйвери Брэндеджем.

После встреч комиссии с германскими правительственными чиновниками, с руководителями Оргкомитета Игр-1936 Теодором Левальдом и Карлом Диемом и с некоторыми немецкими евреями Эйвери Брэндедж пришел к выводу об отсутствии дискриминации спортсменов еврейской национальности при их подготовке к Олимпийским играм, и в дальнейшем сумел убедить в этом руководство МОК. Однако позднее Теодор Левальд признался американскому консулу в Германии, что лгал, когда убеждал Эйвери Брэндеджа и других членов комиссии Олимпийского комитета США в этом. Просочилась информация и о том, что беседовавшие с

Брэндеджем евреи были предварительно настроены нацистскими чиновниками [226].

Брэндедж не только занял твердую и непреклонную позицию в отношении необходимости участия спортсменов США в Олимпийских играх 1936 г., но и стал активно пропагандировать мнение, согласно которому вся проблема вокруг Игр в Германии якобы искусственно создана евреями и что “каждый призыв к бойкоту написан евреем или кем-то, кто уступил еврейской пропаганде”. В одном из писем к президенту МОК Анри де Байе-Латуру Эйвери Брэндедж упомянул “еврейское предложение бойкотировать Игры”. И хотя призывы к бойкоту Игр-1936, которые должны были состояться в Германии, исходили и от видных общественных деятелей и представителей различных сфер деятельности, не являвшихся евреями, Брэндедж упрямо рассматривал оппозицию этим Играм как “заговор евреев и коммунистов” [226].

Не произвели впечатления на Брэндеджа и результаты опроса общественного мнения, проведенного в США летом 1935 г. Институтом Гэллапа, согласно которому 43 % американцев были сторонниками бойкота Олимпийских игр в Германии.

Под давлением МОК с улиц Берлина и Гармиш-Партенкирхена были убраны антисемитские лозунги, объявления и указательные таблички. Когда в августе 1935 г. в германскую столицу был приглашен почетный президент МОК Пьер де Кубертен, после того, как его ознакомили с состоянием спорта в стране и ходом подготовки к Олимпийским играм-1936, он был так потрясен увиденным, что выступил по государственному радио Германии с восторженной речью, в которой особо отмечал роль Гитлера “как одного из выдающихся творцов эпохи”. В одном из интервью, опубликованном во время проведения Олимпийских игр в Берлине, Кубертен отметил что “эти грандиозные Игры, организованные с силой и дисциплиной Гитлера, блестяще служат олимпийскому идеалу”.

На сторону противников проведения Игр-1936 в нацистской Германии неожиданно стал член МОК для США Эрнст Ли Дженк. В открытом письме, адресованном президенту МОК Анри де Байе-Латуру и опубликованном 7 ноября 1935 г., он призвал МОК к санкциям в отношении Германии, постоянно нарушающей Олимпийскую хартию и не сдерживающей своих обещаний, и призвал Байе-Латура “...занять место в истории Олимпийских игр рядом с Кубертеном, а не с Гитлером”. Анри де Байе-Латур был рассержен, и на следующей сессии МОК Эрнст Ли Дженк был выведен из состава МОК, а его место в МОК занял в 1936 г. Эйвери Брэндедж.

После возвращения Брэндеджа из Германии возглавляемый им Олимпийский комитет США единогласно принял решение об участии американских спортсменов в Олимпийских играх-1936. Это решение было поддержано Национальной университетской атлетической ассоциацией, а затем и Любительским атлетическим союзом США, члены которого были не так единодушны. Но активная позиция Брэндеджа, настаивавшего на отделении спорта от политики, и здесь оказала решающее влияние.

Это решение ощутимо повлияло и на спортивные организации других стран, которые также отказались от идеи бойкота Игр в Германии. В то же время немало антифашистски настроенных спортсменов, среди которых были не только евреи, отказались от участия в Играх-1936, проводимых в нацистской Германии, и предпочли Народную Олимпиаду — альтернативные игры в Барселоне, которые, однако, не состоялись из-за фашистского мятежа в Испании и развернувшейся в этой стране гражданской войны.

В Берлине во время проведения Игр XI Олимпиады в оформлении города и различных его зданий доминировали нацистские символы, в особенности свастика, встречавшаяся там чаще, чем олимпийские эмблемы.

Милитаристский характер этих Игр проявился в огромных количествах солдат в форме, которые находились на всех олимпийских спортивных объектах, выстроились вдоль маршрута факельной эстафеты олимпийского огня, на церемонии открытия Игр XI Олимпиады, вдоль трассы марафонского бега легкоатлетов.

Для разжигания шовинистических настроений во время Игр-1936 немало сделала пресса Германии и немецкие радиокомментаторы, многие из которых вели репортажи об олимпийских спортивных соревнованиях, используя лексикон военных корреспондентов: “Германия! Германия! Германия! Победа! Большая битва... Германия сильнее!... Пять побед в один день... Решающая победа...”, — эти и им подобные многократно повторяемые патетические словесные штампы создавали специфику атмосферы тех Игр.

Одновременно власти нацистской Германии делали все возможное, чтобы убедить международную общественность в своем миролюбии и демократичности. Не случайно на период Игр-1936 в Германии действовала, как образно заметил один из исследователей, “временная дисквалификация” одной из составных частей национал-социалистической идеологии. Когда расистски настроенный редактор одной из немецких газет позволил себе насмешку над темнокожими американскими спортсменами, он получил выговор от министерства [263].

Символичным (а по сути явно пропагандистским жестом) оказалось вручение оливковой ветви Гитлеру знаменитым греческим легкоатлетом чемпионом Игр I Олимпиады (1896 г.) в марафонском беге Спиридоном Луисом, специально для этого приглашенным в Берлин.

Игры XI Олимпиады 1936 г. в Берлине ознаменовались успехами нацистской пропаганды, сумевшей во многом отвлечь внимание мировой общественности от неприглядной сущности идеологии германского национал-социализма. Величественные спортивные сооружения, прекрасная организация Игр, их четкое проведение, разностороннее информационное обеспечение и разнообразная культурная программа превратили Игры-1936 в событие, невиданное в истории современных Олимпийских игр. Все это, как и яркое факельное шествие, и церемония зажжения олимпийского огня, и пышные театральные представления на открытии Игр, и спектакли Берлинской оперы, и ошеломляющее собрание произведений искусства и архитектуры античности, и торжественные приемы и встречи были призваны произвести на мир впечатление великолепия Игр и процветания Германии. На этом фоне откровенно милитаристский характер ряда мероприятий, огромное количество людей в военной форме, наличие свастики на улицах города и спортивных объектах выглядело как фон грандиозного спортивного и культурного события. Роль Гитлера и других нацистских лидеров была искусственно минимизирована. Поэтому большинство из нескольких тысяч гостей Игр XI Олимпиады покидали Берлин с чувством, что национал-социализм не столь страшен, как они думали до посещения Игр [255].

Позитивно оценивал организацию Игр, проведенных в Берлине, Эйвери Брэндедж. Использование олимпийского спорта для пропаганды нацистской идеологии и политики гитлеровской Германии проникло в то время как в литературу, так и в искусство. Пожалуй, наиболее показательным в этом отношении стал посвященный Олимпийским играм 1936 г. в Германии фильм “Олимпия”, который создала немецкий кинорежиссер Лени Рифеншталь.

Она родилась в 1902 г. в богатой семье. Уже в пятилетием возрасте Лени поступила в плавательный клуб, затем — в гимнастический клуб, занималась катанием на коньках. Среди ее увлечений были балет, игра на фортепиано, танцы, теннис. Стремление к сцене воплотилось в профессиональные занятия балетом под руководством эмигрировавшей из России петербургской балерины Евгении Эдуардовой. В 21 год Лени начала профессиональную карьеру в балете, которая, к сожалению, оказалась непродолжительной из-за травмы.

Со временем танцовщица Лени Рифеншталь становится актрисой — и в 1925—1929 гг. снимается в главных ролях в нескольких фильмах. Первой ее актерской работой в кино стала роль в вышедшем на экраны в 1925 г. фильме “Путь к силе и радости” — о современной физической культуре.

Знакомства с известными режиссерами, актерами, сценаристами и литераторами (в том числе со знаменитым немецким писателем Эрихом Марией Ремарком), увлечение спортом и посещение в 1928 г. II зимних Олимпийских игр, проходивших в швейцарском Санкт-Морице, расширили круг интересов Лени Рифеншталь. Ее увлекает работа режиссеров и сценаристов, она мечтает о создании собственного фильма.

Режиссерский дебют Рифеншталь — созданный в 1932 г. фильм “Голубой свет” сразу принес ей известность и имел успех у зрителей не только в Германии, но и в Австрии и Англии, был отмечен серебряной медалью на конкурсе в Вене.

В 1932 г. Рифеншталь познакомилась с Гитлером, а в 1933 г. она приняла его предложение снять фильм о V съезде Национал-социалистской рабочей партии Германии. С этого началось сотрудничество режиссера Лени Рифеншталь с НСДАП, приведшее в 1935 г. к созданию документально-художественного фильма “Триумф воли”, ярко отразившего взгляды и достижения национал-социалистов. За этот фильм она была удостоена в Германии кинопремии за 1934—1935 гг., отмечена премией за лучший иностранный документальный фильм на конкурсе в Венеции в 1935 г. и золотой медалью на Всемирной выставке в Париже в 1937 г.

Вершиной режиссерской карьеры Лени Рифеншталь стал полнометражный документальный фильм “Олимпия”, посвященный проходившим в Берлине Играм XI Олимпиады. Работу над ним Лени начала в мае 1936 г. после серьезной предварительной подготовки, включавшей сотрудничество с крупным знатоком олимпийского движения и одной из ключевых фигур Оргкомитета Игр-1936 в Берлине Карлом Диемом, посещение IV зимних Олимпийских игр-1936 в Гармиш-Партенкирхене. К работе над фильмом, в которой участвовали около 170 человек, были привлечены наиболее известные и талантливые кинооператоры, привнесшие немало различных технических приемов и новаций, что сделало “Олимпию” ярким проявлением не только режиссерского, но и операторского искусства.

Содержание этого яркого и зрелищного фильма носило пропагандистский характер. Показательной является, например, факельная эстафета олимпийского огня. Лишь географическая карта давала информацию о важнейших промежуточных пунктах, через которые проходил маршрут олимпийского огня из греческой Олимпии до Берлина протяженностью 3075 км в руках трех тысяч факелоносцев: София, Белград, Будапешт, Вена, Прага... Национальные флаги, установленные на карте, иллюстрировали хронологию событий. Как силуэты, приобретающие очертания словно в тумане, лишь на мгновения появлялись на экране столицы государств, через которые проходил путь факельной эстафеты. Но как только несшие огонь бегуны достигли границы Рейха, Лени Рифеншталь из надписи “Германия” создает символ-крест, вкладывая таким образом в этот кадр смысл национал-социалистической политики. В овал изображения олимпийского стадиона в Берлине, показанного с высоты птичьего полета, Рифеншталь вмонтировала звучащий олимпийский колокол, в конце концов переходящий в профиль Гитлера. Последовательность кадров сделана такой, что, во-первых, Германия изображается как единая территория; во-вторых, на ней — в образе стадиона — есть отдельное место для народа; в-третьих, в звучании колокола слышится символический идеализированный жизненный принцип; в-четвертых, вдохновителем этих идей является фюрер. “Как абсолютно точный признак национал-социалистской Германии подчеркивается с помощью этой техники съемок фильма единство четырех составных компонентов государства” [300].

Путем манипуляций режиссер переставила команды стран, проходивших по стадиону во время парада на открытии Игр XI Олимпиады, так, чтобы создалось впечатление, что все они приветствуют зрителей нацистским приветствием — выбрасыванием руки в сторону трибуны. Искажение некоторых событий церемонии открытия Игр коснулось в фильме и музыки, под которую команды стран шли на параде. Рифеншталь использовала торжественный военный марш как звуковое сопровождение изображения лишь при показе команды Германии, а команды всех остальных стран шли в фильме под звуки легкой народной музыки [300].

Через фильм “Олимпия” его создателями была умело проведена мысль о том, что олимпийская идея по сути является милитаристской. К тому же каждый вид олимпийских соревнований Игр-1936 комментировался в этом фильме с использованием таких терминов, как “бороться”, “победить”. Виды спорта, которые подходили для этого, увязывались в фильме с чертами “нордической расы” и ее преимуществами, превращаются в символ “германской империи” [264].