Политизация и идеологизация 2 страница

Кинорежиссер Лени Рифеншталь (справа) за работой над документальным фильмом “Олимпия”

Пропагандистский характер “Олимпии” завуалирован благодаря незаурядному режиссерскому таланту Лени Рифеншталь, насытившей фильм множеством ярких моментов и необычных находок эстетического характера. Присутствие фюрера на церемонии открытия Игр XI Олимпиады в фильме не подчеркивается, Гитлер представлен как обычный зритель, который радуется, когда побеждают немецкие атлеты, и переживает, когда они терпят поражение. Свастика в фильме находится как бы в тени олимпийских колец. Спортсмены Германии показаны не навязчиво, а в единстве с выдающимися атлетами из других стран. В выгодном свете представлены, например, выступления выдающегося темнокожего американского легкоатлета Джесси Оуэнса, ставшего в Берлине четырехкратным олимпийским чемпионом, а также победителя в марафонском беге Китей Сона, представлявшего на Играх-1936 Японию (настоящая фамилия этого корейского спортсмена — Сон Ки Чун, а в составе японской олимпийской команды он выступал в Берлине в связи с тем, что еще в 1910 г. аннексированная Японией Корея была превращена в японскую колонию).

Фильм насыщен и интересными режиссерскими решениями, демонстрирующими связь современного спорта с античным, показывающими особенности различных видов спорта, красоту человеческого тела, международный характер спорта, его динамичность и разнообразие. Все это превратило фильм в захватывающее зрелище, в котором пропагандистская составляющая являлась фоновой частью произведения.

Премьера двухсерийного фильма “Олимпия” (первая серия — “Праздник народов”; вторая - “Праздник красоты”) состоялась в Берлине 20 апреля 1938 г. (в день рождения Гитлера) и прошла блестяще. В конце 30-х годов XX в. Лени Рифеншталь с триумфом представляла свой фильм во многих городах Европы. За этот фильм режиссер была отмечена многими наградами, в том числе золотой олимпийской медалью (1938 г.) и олимпийским дипломом (1948 г.). Талантливый и мастерски сделанный фильм с восторгом был воспринят в разных странах и получил высочайшую оценку в СМИ как шедевр, как “произведение искусства первого разряда”, как “самый замечательный спортивный фильм” [385].

После окончания Второй мировой войны режиссерская деятельность Рифеншталь в кино была осложнена по причинам, связанным с негативной реакцией на ее сотрудничество с нацистским режимом, что повлекло для Лени и денежные затруднения. В 1956 г. она приняла решение сменить профессию и начала заниматься фотографией. Фоторепортажи Рифеншталь о жизни африканских племен, обитающих в Нубийской пустыне, вызвали интерес не только ведущих газет и журналов разных стран, но и специалистов — археологов и историков [238].

В 1974 г. Рифеншталь (в 72-летнем возрасте) впервые совершила погружение с аквалангом и сделала подводные снимки. После этого она еще около 2000 раз погружалась для подводных съемок. Их итогами стали фотоальбомы “Чудо под водой” и “Коралловые сады”, а также документальный фильм “Подводные впечатления”, который она закончила в 2002 г. — в столетнем возрасте.

Лени Рифеншталь является автором десяти книг, среди которых “Красота олимпийской борьбы”. Более десяти раз организовывались крупные выставки ее фоторабот в США, Японии, Италии, Испании и других странах. События своей яркой и многогранной жизни Рифеншталь описала в мемуарах, впервые изданных в 1987 г., а затем переизданных во многих странах, в том числе и в России.

В 2001 г., когда Лени Рифеншталь исполнилось 99 лет, президент МОК Хуан Антонио Самаранч вручил ей ту золотую олимпийскую медаль, которой она была удостоена еще в 1938 г.

Следует отметить, что до конца жизни Рифеншталь категорически отрицала то, что ее фильмы пропагандировали нацистскую идеологию. Лени признавала свое увлечение идеями Гитлера и не скрывала дружеских отношений с ним, как и тесного сотрудничества с национал-социалистами, финансировавшими ее фильмы, в том числе и “Олимпию”. Однако она настаивала, что эти фильмы были не пропагандистскими постановками, а документальными работами, отражающими атмосферу происходивших событий [362].

Но, тем не менее, огромная пропагандистская роль фильмов Рифеншталь столь же очевидна, как и талант, высочайшее профессиональное мастерство и вдохновение режиссера. Именно эта составляющая фильма “Олимпия” обеспечила огромный интерес к нему как со стороны кинематографистов, так и представителей олимпийского движения [219], а дискуссии вокруг ее творчества не угасают и поныне.

Лени Рифеншталь скончалась 8 сентября 2003 г. — на сто втором году жизни.

После Олимпийских игр-1936 (в 1938 г.) члену МОК для Германии Теодору Левальду пришлось оставить МОК, уступив место в нем избранному в том же году немецкому генералу и члену НСДАП Вальтеру фон Райхенау. В исполкоме МОК преемником Теодора Левальда стал другой убежденный германский национал-социалист — член МОК Карл Риттер фон Хальт [293].

На сессии МОК, состоявшейся в марте 1938 г. в Каире, в числе других вопросов обсуждались события, связанные с Играми XI Олимпиады-1936 в Берлине, и было принято заявление, в котором, в частности, констатировалось, что МОК считает опасным использование добытых на Играх спортивных результатов для прославления какой-либо страны [53].

Ко второй половине 30-х годов XX в. относятся и политические события, связанные с соперничеством двух стран — Италии и Японии — за право проведения в 1940 г. Игр XII Олимпиады.

Напомним, что в октябре 1936 г. был оформлен “Антикоминтерновский пакт” — военно-политический союз между нацистской Германией и фашистской Италией, получивший в литературе термин “Ось Берлин — Рим”, который позднее, с учетом третьей страны — империалистической Японии, ставшей союзницей Германии и Италии, был преобразован в “Ось Берлин — Рим — Токио”.

Как и в нацистской Германии, где гитлеровский режим исповедовал идеи милитаризации физического воспитания и спорта, в Италии, где правил фашистский режим Бенито Муссолини, пришедший к власти в 1922 г., физическое воспитание и спорт также умело использовались в политических и пропагандистских целях. Основными направлениями деятельности режима Муссолини в этой сфере стали: реформа физического воспитания в учебных заведениях, направленная на его милитаризацию; физическая подготовка и спорт в многочисленных молодежных и студенческих организациях, исповедующих фашистскую идеологию, с направленностью на подготовку солдат; массовые спортивные праздники, организованные по принципу военных парадов; преобразование спортивных организаций, в том числе Национального олимпийского комитета Италии (CONI) и национальных спортивных федераций по сути в органы фашистской партии и государства; политические акции и демарши во время важных спортивных событий; агрессивная пропаганда в СМИ [246].

Фашистский режим в Италии создал множество организаций, в которых развивался спорт. В 1936 г. 20 тыс. таких местных организаций охватывали своей деятельностью более 5,5 млн человек (преимущественно мужчин). Развитие массовой физической культуры и спорта обеспечивалось в Италии интенсивным строительством различных спортивных сооружений, в том числе многочисленных стадионов, а также спортзалов и спортивных площадок.

Строились в Италии и крупные спортивные объекты, ориентированные на проведение не только национальных, но и международных соревнований. Модернизация существовавших и строительство новых футбольных стадионов во всех крупных городах страны помогли Италии получить право на проведение в 1934 г. Кубка мира по футболу (так в течение длительного времени официально именовался чемпионат мира по этому виду спорта) [246].

Весь этот потенциал использовался фашистским режимом в Италии для воспитания “нового человека”, совершенного телом и духом, благотворно преданного государству и партии. Примером для подражания был сам Муссолини, постоянно демонстрировавший свое отношение к спорту и выделявший время для занятий бегом, плаванием, фехтованием, конным спортом [247, 321].

Основой физического воспитания и спорта в Италии времен правления Муссолини стало воспитание склонности к опасностям и риску, к самопожертвованию, утверждение национальной гордости, единения и веры в фашистскую идеологию, подчинение индивидуального героизма коллективным действиям [308].

Заметное место в Италии отводилось тогда крупным спортивным событиям, особенно международным, которые фашистский режим стремился использовать в качестве средств дипломатии, внешней и внутренней политики. Примерами такой пропаганды и распространения идеологии фашизма могут служить и содержание газетных и журнальных статей и радиорепортажей, и фашистская символика на печатной продукции, и фашистские приветствия команд перед началом спортивных состязаний, и бойкот Италией тех международных соревнований, которые проводились в странах, недружественно настроенных к фашистскому режиму (скажем, во Франции).

Кульминационным в этом отношении оказался проведенный в 1934 г. в Италии чемпионат мира по футболу. Этот турнир, помимо сугубо спортивных задач, должен был обеспечить демонстрацию превосходства Италии в разных сферах человеческой деятельности — особенно в тех, которые связаны с риском, большими усилиями и духом коллективной дисциплины. Этому способствовала и получившая распространение журналистская риторика, которой было проникнуто освещение событий этого чемпионата в итальянских СМИ, где каждый футбольный матч был “воинственной встречей”, “не игрой, а сражением” [246].

Фашистская пропаганда многое сделала для того, чтобы представить победу сборной команды Италии в этом чемпионате как подтверждение “эффективности политики Муссолини” и использовать триумф итальянских футболистов для сплочения нации вокруг фашистской партии и ее лидера — дуче, а также одновременно продемонстрировать стремление Италии к миру и международному сотрудничеству [246], что, как нам хорошо известно, не соответствовало действительности, ибо уже тогда режим Муссолини готовился к войнам; в 1935—1936 гг. фашистская Италия захватила Эфиопию (Абиссинию), а в 1936 г. вместе с нацистской Германией поддержала мятежников в Испании, развязавших гражданскую войну.

Столица Италии была основным претендентом на получение права проведения в 1940 г. Игр XII Олимпиады. Это была уже не первая попытка Рима получить такое право. Еще в 1904 г. на проходившей в Лондоне сессии МОК было определено, что Игры IV Олимпиады 1908 г. состоятся в Риме. И этот город готовился к Играм-1908, однако произошедшее в апреле 1906 г. мощное извержение вулкана Везувий, повлекшее за собой сильные разрушения, вынудило правительство Италии сконцентрировать ресурсы на устранении последствий этой трагедии, а потому Рим был вынужден отказаться от проведения Игр-1908, и МОК принял решение об их переносе в Лондон [200].

Во времена правления Муссолини в Италии вновь возникла идея проведения Олимпийских игр в Риме. Такая идея усилилась после успешного проведения в Италии в 1934 г. чемпионата мира по футболу. Рим начал активную кампанию, направленную на получение права на проведение Игр XII Олимпиады, которую возглавил лично дуче, провозгласивший проведение Игр “национальным приоритетом” [200].

На проведение Олимпийских игр в 1940 г. стала претендовать и Япония, правители которой, заимствуя опыт Германии и Италии, также стремились использовать спорт в своих политических и милитаристских целях.

На сессии МОК, проходившей в июне 1933 г. в Вене, член МОК для Японии Джигоро Кано сообщил о желании этой страны провести Игры XII Олимпиады в Токио. Однако реальное воплощение эта инициатива получила уже после того, как свою кампанию, нацеленную на получение права провести Игры, начал Рим [328].

В Японии борьбу за право проведения Игр-1940 в Токио объявили общенациональной кампанией, для осуществления которой правительство этой страны выделило финансовые средства. Заявка Токио, официально свидетельствовавшая о желании японской столицы провести Игры-1940, был представлена в МОК в 1934 г. При этом в числе аргументов были приведены не только экономические достижения Японии и необходимость впервые предоставить право на проведение Олимпийских игр азиатскому государству, но и торжества, которые планировалось провести в Японии в 1940 г. по случаю юбилея многовекового правления императорской династии [328).

Токио очень активно вел свою деятельность, направленную на получение права провести Игры- 1940, последовательно снимая возникавшие возражения и расширяя круг своих сторонников в МОК. В частности, японские власти были готовы выделить средства для переезда иностранных участников Игр-1940 из их стран в Токио. Была представлена масштабная программа строительства спортивных сооружений и мест для проживания спортсменов, официальных лиц и гостей предстоящих Игр, а также развернута мощная пропагандистская кампания, призванная обосновать право Азии проводить Олимпийские игры, которые до этого проходили только в странах Европы и в США.

Но в Японии осознавали, что всех этих мер будет недостаточно для того, чтобы Токио выиграл у Рима соперничество за право проведения Игр-1940. И тогда был сделан невиданный в истории олимпийского движения шаг: в Рим для встречи с дуче направили японскую делегацию с просьбой снять кандидатуру Рима. Трудно с уверенностью предполагать, какие аргументы использовали японцы, но результат встречи их делегации с Муссолини оказался неожиданным как для жителей Японии, так и для итальянцев: дуче согласился снять кандидатуру Рима в конкурсе на право проведения Игр-1940 и поддержать кандидатуру Токио.

Однако такая ситуация вряд ли устраивала президента МОК: Анри де Байе-Латур не был склонен давать политикам возможность решать за МОК вопросы, входившие в его компетенцию. И когда на сессии МОК, состоявшейся в 1935 г. в Осло, была оглашена телеграмма Муссолини в поддержку кандидатуры Токио, Байе-Латур нашел повод для того, чтобы перенести решение вопроса о выборе столицы Игр XII Олимпиады на одну из очередных сессий МОК.

Окончательно вопрос о предоставлении Токио права провести Игры-1940 был решен на сессии МОК, состоявшейся в Берлине летом 1936 г. Предшествовала такому решению поездка президента МОК в Японию, где Байе-Латур добился исключительно выгодных для МОК экономических и организационных условий, гарантирующих высокий уровень проведения Игр [200].

Несмотря на поддержку президента МОК и отказ Рима от проведения Игр-1940 в пользу японской столицы, победа далась Токио не так уж просто, хотя он и опередил во время выборов столицу Финляндии Хельсинки (результаты голосования членов МОК были такими: за Токио — 36 голосов, за Хельсинки — 27).

По традиции, в соответствии с которой в 20— 30-е годы XX в. стране, чей город получал право на проведение Игр Олимпиады, как правило, предоставлялась и возможность провести в том же году и очередные зимние Олимпийские игры. Поэтому Япония получила право провести в 1940 г. и 4 зимние Олимпийские игры в Саппоро.

На сессии МОК, проходившей в марте 1938 г. в Каире, члены МОК приняли к сведению заявление генерального секретаря Олимпийского комитета Японии о том, что Игры XII Олимпиады будут проведены при любых обстоятельствах, ибо Япония “выступает за мир”. При этом осталось без ответа заявление представителя Китая — страны, на территорию которой в 1937 г. вторглась армия Японии, начавшая захватническую войну, с просьбой лишить страну-агрессора и ее городов Токио и Саппоро права на проведение в 1940 г. Игр XII Олимпиады и V зимних Олимпийских игр. В этом вопросе МОК занял выжидательную позицию, а исполком МОК на закрытом заседании пришел к такому выводу: если Токио и Саппоро откажутся от проведения Игр-1940, Игры XII Олимпиады состоятся в Хельсинки, а V зимние Олимпийские игры — в Осло [53].

В июле 1938 г., когда Япония заявила, что не сможет в 1940 г. принять Олимпийские игры (ей было тогда не до Игр, поскольку она продолжала захватническую войну в Китае и вынашивала другие агрессивные планы), МОК решил, что Игры IX Олимпиады примет столица Финляндии Хельсинки. Что касается норвежской столицы, где планировалось провести V зимние Олимпийские игры, то г. Осло отказался, не желая ввязываться в конфликт между МОК и Международной федерацией лыжного спорта (FIS). Следующей кандидатурой на V зимние Олимпийские игры стал швейцарский горный курорт Санкт-Мориц, уже имевший опыт проведения II зимних Олимпийских игр в 1928 г., но в начале 1939 г. Санкт-Мориц тоже снял свою кандидатуру (в связи с разногласиями во взглядах на лыжные соревнования и на любительский статус лыжных инструкторов). И тогда — несмотря на то что в соответствии с Мюнхенским соглашением 1938 г. между Германией, Италией, Великобританией и Францией от Чехословакии в октябре 1938 г. была отторгнута в пользу Германии Судетская область, а в марте 1939 г. германские войска оккупировали все чешские земли (на которых был создан находившийся под германской властью “протекторат Богемии и Моравии”), и несмотря на массовые еврейские погромы в Германии, МОК поручил проведение V зимних Олимпийских игр (1940 г.) немецкому Гармиш-Партенкирхену, имевшему опыт таких Игр в 1936 г. [294].

1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, а 22 ноября 1939 г. член МОК для Германии Карл Риттер фон Хальт сообщил президенту МОК Анри де Байе-Латуру, что Германия отказывается от проведения V зимних Олимпийских игр-1940 в Гармиш-Партенкирхене.

Таким образом, политические события — в их крайнем радикальном (военном) воплощении воспрепятствовали проведению Игр Олимпиад и зимних Олимпийских игр на довольно длительный период: они не состоялись ни в 1940, ни в 1 944 гг.

Олимпийское движение и политика “холодной войны”

После завершения Второй мировой войны МОК было принято еще одно решение, обусловленное причинами политического характера. Германия и Япония — как страны-агрессоры, развязавшие Вторую мировую войну, не были допущены к участию в Играх XIV Олимпиады (1948 г.) в Лондоне и в V зимних Олимпийских играх (1948 г.) в Санкт-Морице.

Со вступлением в олимпийское движение Советского Союза (в 1951 г.) и образованием социалистического лагеря (позднее социалистического содружества), включавшего СССР и ряд зависимых от него государств Восточной Европы и некоторых других регионов, Олимпийские игры (начиная с Игр XV Олимпиады-1952 в Хельсинки) превратились не только в арену состязаний между спортсменами разных стран, но и в места противостояния различных общественно-политических систем, став важным оружием “холодной войны”. Победы и поражения на Олимпийских играх стали восприниматься как своего рода барометр, показывающий относительное “здоровье” (либо “нездоровье”) той или другой политической системы.

Наибольшее влияние политики на олимпийский спорт проявилось в идеологических противоборствах между СССР и США, ГДР и ФРГ, США и Кубой. Стремление с помощью результатов в спорте и успехов на Олимпийских играх доказать преимущество той или иной политической системы нередко приводило к тому, что в ход пускались средства, которыми деформировалась природа спорта, разрушались идеалы олимпизма. И “приоритет” в таких “состязаниях” принадлежал СССР и США [88, 93, 169].

В Советском Союзе и в Соединенных Штатах Америки политические деятели и СМИ многое сделали для того, чтобы спорт стал ареной политической борьбы, где враждующие или конкурирующие государства (или их блоки) могли добиться желаемых политических результатов и удовлетворить свои амбиции. Эти устремления власть имущих, естественно, реализовывались организаторами спорта соответствующих стран, тренерами и самими спортсменами.

Не меньшее влияние оказывала и советская - антиамериканская по направленности и тональности пропаганда на спортсменов сборных команд СССР, выступавших на тех же Олимпийских играх.

Как известно, спортсмены СССР вышли на международную арену после окончания Второй мировой войны и, понятно, им было трудно сразу рассчитывать на победы. Ведь стране нужно было залечить раны, нанесенные войной, восстановить разрушенные спортивные сооружения и построить новые, подготовить кадры организаторов спорта и тренеров, наладить научно обоснованную, четкую и высокоэффективную систему олимпийской подготовки спортсменов. Однако “лучший друг советских физкультурников” (как тогда называли в этой сфере И.В. Сталина) требовал, чтобы спортсмены СССР побеждали во всех соревнованиях с зарубежными соперниками.

Для того чтобы форсировать повышение уровня мастерства советских спортсменов, ЦК ВПК(б) и правительство СССР в 1945 г. приняли совместное постановление о премировании тех, кто завоевывал чемпионские титулы и устанавливал мировые рекорды. Такая практика продолжала существовать и после вступления СССР в международное олимпийское движение в 1951 г.

В тот период пристальное внимание партийногосударственного руководства СССР к выступлениям советских спортсменов на мировой и прежде всего олимпийской арене касалось соперничества не только с американскими атлетами, но и со спортсменами других стран, особенно тех, чьи руководители были по той или иной причине в немилости у руководства СССР. Для иллюстрации приведем далеко не единичный пример: противостояние футбольных команд Советского Союза и Югославии на Играх XV Олимпиады (1952 г.) в Хельсинки. В те годы из-за того, что лидер Югославии Иосип Броз Тито проявил непозволительную, с точки зрения руководства СССР, строптивость и не пожелал слепо следовать указаниям Москвы, он трактовался советской пропагандой как “предатель”, “шпион” и т.п. Соответствующее значение придавалось и олимпийскому поединку футболистов СССР и Югославии. Матч между ними завершился вничью — 5:5, а в повторной встрече (переигровке) победили югославы — 3:1. Поражение от команды Югославии весьма болезненно сказалось на игроках и тренерах сборной СССР после их возвращения из Хельсинки домой: по указанию ЦК партии всех футболистов строго наказали, с некоторых сняли звание “заслуженный мастер спорта”, а армейскую команду ЦДСА, бывшую в то время базовой для формирования сборной СССР, вообще расформировали [151].

Контроль за спортом высших достижений в СССР со стороны партии и государства не только в значительной мере повлиял на характер выступлений советских спортсменов на Олимпийских играх, но и послужил своеобразным катализатором дальнейшего вовлечения политики в спорт и использования Игр в идеологических целях правительствами многих стран.

Проигрыши на Олимпийских играх приравнивались руководством той или иной страны к крупным политическим поражениям, а победы на Играх напрямую связывались с преимуществами соответствующей политической системы. Например, после того, как на Играх XXI Олимпиады (1976 г.) в Монреале сборная США не только с большим отрывом проиграла сборной СССР, но и уступила вторую позицию команде ГДР, С.П. Павлов (председатель Олимпийского комитета СССР и председатель Спорткомитета СССР) сказал, что эти результаты являются закономерными, так как “...были предопределены общественной политикой наших стран” [87].

Для подогревания атмосферы противостояния двух антагонистических политических систем на международных спортивных аренах многое сделала и пресса разных стран (в том числе в СССР и в США), представлявшая Олимпийские игры как принципиальную и бескомпромиссную дуэль между советскими и американскими спортсменами.

В Соединенных Штатах Америки процесс политизации олимпийского движения и олимпийского спорта стал весьма ярко проявляться после Игр XXI Олимпиады-1976 в Монреале. Общественно-политический резонанс сокрушительного поражения сборной США на этих Играх был столь велик, что заставил американскую администрацию взять под контроль процесс олимпийской подготовки спортсменов США и их участие в Олимпийских играх.

Особенно изменилось в США отношение к спорту высших достижений как инструменту государственной политики с приходом к власти президента Рональда Рейгана и его администрации. Спорт стал неотъемлемой частью программ, реализуемых Информационным агентством США (USIA), а Игры XXIII Олимпиады, проведенные в 1984 г. в Лос-Анджелесе, носили уже не столько спортивный, сколько политический характер (как, впрочем, и состоявшиеся в 1980 г. в Москве Игры XXII Олимпиады для партийно-государственного руководства СССР). Президент США Рональд Рейган в преддверии Игр-1984 выдвинул лозунг “Возродим прежнюю Америку”, для подтверждения которого трудно было придумать что-либо лучшее, чем победа американских спортсменов.

В противоборство СССР и США включился и научный мир, который стал рассматривать как инструмент “холодной войны” все инициативы СССР и других стран социалистического содружества, с одной стороны, США и других стран Запада - с другой, в отношении развития организационных, материально-технических и чисто спортивных составляющих спорта высших достижений и резервного спорта. Даже вполне естественные для 50—80-х годов XX в. инициативы представителей СССР по расширению женской части программы Олимпийских игр воспринимались не как естественный процесс развития спорта и устранения дискриминации женщин, на чем активно настаивали видные представители феминизма из США и других стран Запада, а как стремление Советского Союза получить одностороннее преимущество на олимпийской арене [375].

Политические аспекты олимпийского движения и Олимпийских игр, начиная с 50-х годов XX в. и в течение нескольких последующих десятилетий не ограничивались упомянутым противоборством между СССР и США.

Нельзя не сказать и о том, что немало государств с помощью Олимпийских игр решали свои политические, экономические и другие задачи. Такие проблемы, к примеру, стремились решить Италия (с помощью Игр XVII Олимпиады в Риме в 1960 г.), Япония (используя Игры XVIII Олимпиады в Токио в 1964 г.), Мексика (с помощью Игр XIX Олимпиады в Мехико в 1968 г.), Федеративная Республика Германия (используя Игры XX Олимпиады в Мюнхене в 1972 г.), Республика Корея (с помощью Игр XXIV Олимпиады в Сеуле в 1988 г.), Китайская Народная Республика (используя Игры XXIX Олимпиады в Пекине в 2008 г.).

Что касается политизированных противоборств в олимпийском движении, можно сказать и о таких довольно долго остававшихся неразрешенными проблемах, как “германский вопрос” (противостояние между ГДР и ФРГ), “китайский вопрос” (противостояние между КНР и Республикой Китай на острове Тайвань), “корейский вопрос” (противостояние между Республикой Кореей и Корейской Народно-Демократической Республикой) и т. д.

История современного олимпийского движения свидетельствует о наличии двух подходов к проведению Олимпийских игр. Один из них отличается ярко выраженными политическими мотивами, стремлением на материале Игр продемонстрировать преимущества общественно-политического строя, достижения в экономике, культуре, историческом наследии и в других сферах жизни, использовать Игры в качестве фактора развития городов и стран, преодоления внутренних противоречий, консолидации нации, формирования национальных идентичности, гордости и самосознания. Большинство Игр последних десятилетий проводились на основе этой идеологии и являлись яркими событиями международной и внутренней жизни. Так произошло с Играми 1964 г. в Токио, 1968 г. — в Мехико, 1980 г. — в Москве, 1988 г. — в Сеуле, 1992 г. в Барселоне, в 2000 г. — в Сиднее, 2004 г. - в Афинах, 2008 г. — в Пекине.

Второй подход построен на коммерческой привлекательности Игр, на использовании возможностей этого крупнейшего международного события для извлечения максимальной прибыли путем реализации множества экономических программ. Такой подход дважды за последние десятилетия был реализован в США: в 1984 г. — в Лос-Анджелесе и в 1996 г. — в Атланте, и оба раза оказался неудачным по всем составляющим, кроме навязчивого стремления к извлечению прибыли. Общеизвестно, что эти Игры по уровню оказались несопоставимы со всеми остальными и не принесли славы ни самой богатой в мире стране — США, ни горо- дам-организаторам Игр, ни их оргкомитетам, ни Олимпийскому комитету США, а финансовая прибыль оказалась ничтожной по сравнению с утраченными возможностями.