Глава 26. Гэрехем ронал абено 15 страница

Дверь бесшумно «втянулась» в стену.

Увиденное потрясло. Плотно, один к одному, тянутся ряды впечатанных в стену черепов и костей. Тусклый свет отражается от красной обожженной глины, создавая чувство, будто все узники омыты еще не спекшейся кровью. Выщербленные и отполированные поверхности создавали блики – возникало ощущение колебания стен. В голове Андора промелькнула старинная сказка-легенда про логово альпиров. Ее знали все мальчишки и на каждом ночном старший пугал сидящих у костра пацанов жуткими историями о кровожадных тварях преисподней. На воинов напал суеверный страх - один начал читать псалмы, другой схватился за священный восьмиугольник, третий побелел и жадно втягивал воздух. Хану, хоть и испугался, внимательно бдил за канарейкой и цветастой дощечкой. Шаг за шагом группа продвигалась по мерцающему коридору – от алых бликов и вида торчащих костей начиналась мигрень, сердце не хотело успокаиваться, а по телу бегали неприятные судороги.

Хану обернулся:

- Еще немного, господин – и у нас начнется панический приступ и галлюцинации. Это чревато – мы можем лишиться ума и души.

Царевич скомандовал:

- Всем закрыть повязками глаза. Будем вести по очереди. Меняемся каждые три минуты.

Они поменялись четыре раза. Коридор расширялся, образуя круглую залу – в нем темнело восемь дверей с вырезанными жуткими мордами, запертыми на массивные затворы.

Вектир вопросительно взглянул на старшего. Андор недовольно нахмурился:

- Бесовские шутки. Придется вернуться.

- Мы можем открыть одну дверь, - глаза Фаддея жадно блестели. – У меня еще осталась кислота.

Бесцветная жидкость, тихо шипя, легко перегрызла стальную дужку. Замок оказался с два пуда весом и Андор бы точно его уронил – но один из солдат оказался довольно проворным. Воины отошли от двери, обнажили мечи, феккоец привязал к ручке кожаный ремень и потянул.

За бесшумно отворившимся янусом оказалась довольно тесная келья каплевидной формы. Вместо пола вделана решетка, под которой алеет вязкая жидкость. На стене по кругу висит восемь чешуйчатых доспехов.

Хану тревожно хлопнул царевича по плечу, показал на мертвую канарейку. «Миазмы» - Андор жестами скомандовал группе выбираться, первым ринулся к выходу.

- Я затворю дверь - молодой солдат перетянул лицо еще одним плотным лоскутом.

Группа стремительно бросилась за Андором. Царевич ощущал, как в голове растекаются волны боли, глаза застилает красной пеленой, а в ушах хохочут дикие гиены – но изо всех сил тянул за собой связывающую кожаную перевязь. Они добрались до перехода – стены из черепов заканчивались и впереди виднелся черный земляной лаз, ощущался сырой и тяжелый, но безопасный воздух. Туман выветрился, открыв гнезда ядовито-желтых сороконожек, колонии опасных пауков – черных вдов, выводки маленьких красных змеек.

Сдерживая тошноту и первобытный животный страх, старший пошел через кишащую кучу ползучих гадов, стараясь убедить себя – это лишь галлюцинации.

Команда выбежала из подземелья. Мигрень утихла, голоса исчезли – Андор по-новому, с жадностью вдыхал свежий воздух.

- Где Марик? – не дождавшись ответа, царевич разрезал соединяющий ремень и направился обратно. Его схватили солдаты:

- Вам нельзя идти. Зловоние опасно. Он уже погиб.

Андор вырвался, бросил ненавистный взгляд на мужчин и пропал в темноте прохода. Марика он нашел в трех шагах от взломанной Фаддеем двери.

- Я закрыл… закрыл… закры-ы-ыл…

Мужчина стоял на коленях и трясся, посиневшие руки сжимали снятые в комнате доспехи.

- Марик, таскать тебя за бороду - слушать приказ. Хватай меня за плечо и на выход. Ногами перебирать можешь?

Андор подхватил парня и, постанывая от натуги, посеменил к спасительному свету. Марик старался держаться – но чуть ли не каждые десять секунд ноги отказывали и царевич охал от свалившейся на него тяжести.

Наконец, они выползли наружу. Хану велел отнести молодого солдата в свою келью, кинулся к царевичу, но тот отмахнулся – мол, я в порядке, помогай парню.

Вектир боролся за жизнь воина месяц. Ему то становилось хорошо - насвистывая, он прогуливался по живописным рощицам; то схватывали дикие корчи, наседали мары – и бедняга, обезумев, бросался на людей, бился о стены и кусал руки до крови.

Однажды юношу хватил паралич – он просто лежал и истошно кричал двое суток - изрыгая ругательства и проклятия, плача, как ребенок, рыча и завывая так, что в жилах стыла кровь. А потом закатил глаза, закашлял кровью и умер.

Марика хоронили молча. Он не дожил до двадцатилетия каких-то четыре дня.

 

Глава 19. Академия

 

- Испытания прошли успешно. Когда мы сможем перейти к трансплантации?

Прошло два месяца с момента вторжения Диптрена в Академию, а Сартмес помнил этот момент как вчера. Точнее, помнила его голова с присоединенными трубками, искусственными органами и аппаратами жизнеобеспечения. Казалось бы - Ирэн всего лишь пнул его тогда, в далеком прошлом. Удар был несильным, но привел к разрыву сосуда. Легкая операция закончилась воспалением и молодой ученый погрузился в кому. Сартмеса откачали, он вернулся к работе и лишь иногда его схватывал паралич. Схватил он его и в тот неудачный момент – когда над его скутером разрушился мост.

Гринвин с Хеминсом добились разрешения переместить пациента в свои исследовательские лаборатории. Состояние ухудшалось – начался облитерирующий артрит – кровеносные сосуды склеивались молниеносно. Ампутация конечностей не помогла. За неделю здоровое тело превратилось в дряблую плоть столетнего – будто неведомая порча съедала его изнутри, сводила на нет действие сильнейших лекарств.

Приняли решение провести эксперимент - перенести память на цифровой носитель и заодно постараться спасти мозг. Сартмес знал об этих разработках – они готовились давно, опыты проводились на животных. Но, вот незадача – нельзя понять, удачна ли технология, так как сигналы собак, крыс, лошадей и прочих нечеловеческих жертв науки ученые не могли адекватно интерпретировать.

Молодой ученый отошел от комы довольно быстро. Часть ощущений и памяти была потеряна – он не знал вкуса, запаха и прикосновений, пришлось заново учиться читать. Многие навыки и рефлексы уже не были нужны. Главное – личность не стерта, он осознает себя, как Сартмеса, работника (а теперь и подопытного) Экостарс, могущественной научной империи, монополиста в вопросе владения миром. Хотя… оставался еще Диптрен.

Сартмес пережил Хеминса и Гринвина, увидел запуск Двулунья, наблюдал великие тектонические сдвиги и нормализацию экологического фона Земли. То, что они приняли за вторую волну, оказалось работой Ирэна. Диптрен разделил мир на три части. В первой безраздельно правила Экостарс, во второй действовали силы, не поддающиеся изучению, третья часть была черной дырой из которой не возвращался ни один робот-разведчик.

Время шло, о трагедии забыли, всё успокоилось и жизнь стала скучной. Ученый стал своего рода фетишем Академии, воплощением божества, всеведущим и всевидящим бестелесым духом. Его память слилась с базой данных Экостарс и между компьютером и мозгом шел постоянный обмен данными. Биомеханика. Человек-компьютер.

Голова мысленно улыбнулась. Уже больше сорока лет он ищет способ вернуть себе тело. Разработать новый вид жизни (а по сути – запрограммированную плоть) – не сложно. Но пересадка мозга... Вдруг порча не ушла, затаилась, она затронет новое тело и в этот раз его не спасут? А как же навыки и рефлексы? Из всего набора у него осталось зрение, слух, речь, да мышление – он не был уверен, что блок памяти в его голове цел. Забыть все – стать никем, пропасть, утратить личность – не радужная перспектива. И Сартмес медлил.

Появление давнего «друга» послужило серьёзным толчком к возобновлению исследований. За месяц подняли архивы, принялись за опыты. Работа кипела день и ночь.

Разработанное тело потрясало. В основу заложили генный материал мангуста, как существа, обладающего молниеносной реакцией. Кто-то возразил, что гадюки быстрее – но выбор пал на теплокровное млекопитающее – мол, мозг лучше приживется. Покров конструировали долго – кроме эластичности, нужна была прочность, сопротивляемость агрессивным средам и разрядам различного происхождения – Сартмес помнил о проникающем нечеловеческом ударе Диптрена. В итоге остановились на шкуре ската, как одной из прочнейших и приспособленных к морской воде.

Трое нейрохирургов – Феликс, Камиль и Боргарт – обсуждали последние нюансы операции. Камиль проводит анестезию и пересадку. Затем, пока Феликс и Боргарт припаивают нервы головного мозга к спинному, он прикручивает растворяющимися винтами черепную пластину, зашивает шкуру и прокатывает швы излучателем. В течение четырех суток каждый из них поочередно будет дежурить, наблюдая через биопластный сканер за схватыванием нервной, мышечной и костной тканей.

Ассистенты вкатили резервуар с Сартмесом. С виду ничем не примечательный черный гладкий ящик - и не сказать, что внутри в ликворе, дрейфуют, утыканные трубками, остатки ученого.

- Хотите увидеть своё новое тело, герр профессор?

«Герр профессор», - ученый так жаждал этого звания, но сейчас оно не поколебало ни единой душевной струнки. – «Гринвин был профессором. Хеминс – герром. Сейчас, когда в Академии все налажено, я обладаю двумя этими титулами, спокойно почиваю на лаврах. Но Диптрен вернулся не случайно. Пришло время рисковать».

- Нет, господа. Если я поколеблюсь, то могу больше никогда не решиться. Лучше увидеть себя уже новыми глазами.

 

На него смотрел двухметровый человекообразный зверь – с темной безволосой шкурой, короткой шеей и затянутыми перепонками глазами-бусинами. Зубы похожи на человеческие – только резцы и клыки подлинней. Морда и уши куньи, только волос меньше. Шерсть на загривке и плечах редеет, а к груди исчезла вовсе. Сартмес взглянул на руки – кисти по разработке ученого спроектировали шестипалыми, когти хоть и короткие, но твердые. Новая плоть оказалась поджарой, свитой из множества тугих жил – из-за этого тело казалось составленным из напирающих друг на друга узлов.

«Да я еще и видный самец» - усмехнулся мужчина, разглядывая внушительные «причиндалы». Как ему объяснили зооинженеры, при столкновении с крупными кошачьими и песьими, этот «атрибут» выдаст его безоговорочное превосходство и, таким образом, убережет от лишних стычек с хищниками. Да, что ни говори, а в отрочестве такое достоинство точно бы помогло ему снискать уважение сверстников. Да и половые железы нужны, чтобы уравновесить гормональные выбросы мозга – не позволить ему трансформировать тело в человеческое. «Одна голова против другой».

Вместо хвоста едва выпирает куцый отросток. Мощные лапы имели исключительно сильные голени и утолщенные ахилессовы пяты. По математическим расчётам его ноги могли наносить удары силой более двух тонн – достаточно, чтобы сломать пальму – или переломить хребет коню.

Вдоволь налюбовавшись, Сартмес отправился в лабораторию. Нынешняя Экостарс или, как ее теперь всё чаще называли, Академия, делилась на восемь уровней. И если на нулевом поддерживались легенды о волшбе, студенты носили балахоны, варили настойки и искренне верили в богов и чары – на последних трех знали всю реальную историю, носили привычные белые халаты, ругались, курили и играли в компьютерные трехмерные стрелялки.

- Боже мой, герр Сартмес!!! – Маэли, юная лаборантка залилась краской, и, придав лицу деловитость, протянула ученому портки.

- Как идут исследования?

- Как Вы себя чувствуете, герр Сартмес? – девушка закопошилась, достала многофункциональный пластырь-тонометр. – Присядьте, я проверю Ваше состояние.

Профессор осмотрелся, послушно уселся на табурет. «Хорошо, что не создал из себя великана» - пока Маэли вилась вокруг него, ученый предался полету мыслей. Они отмели идею мускулистого гиганта – кости с трудом выдерживали бы массу, да и скорость с выносливостью были важнее красивых, но энергоемких и нефункциональных объемов. Большинство мышц заменили эластичными жилами, усилили позвоночник, создали искусственные, слитые с челюстью, зубы.

- Ох! – русоволосая сочувственно закачала головой, смотря на показания наклеенного лоскутка. – Давление 160 на 120, температура тела 39,3, повышенный лейкоцитоз. А Вы только из месячной комы вышли. Не нужно было выходить из биокамеры. И куда только санитары смотрят!!!

- Вы быстро отошли, герр! – профессор Йеспер Нолан, обладатель высокого скрипучего голоса работал над созданием карт земли уже многие годы и свое прозвище «Леприкон» носил заслуженно. Низенький, рыжеволосый, с зелеными живыми глазами, шикарной бородой и острым языком – мужчина не выглядел на свои девяносто три (средняя продолжительность жизни составляла в то время сто тридцать – сто сорок лет). Свободное время картограф проводил за тренажерами, гимнастикой и составлением диет да лекарственных курсов.

- Макнолан, как я Вам?

- Брутально, профе. Пожалуй, я бы нанял Вас охранять своё поместье, - Йеспер хитро улыбнулся. – Как себя чувствуете, Сартмес? Хирурги временно блокировали обоняние и вкус – Ваш мозг, как астронавт после полета – атрофия ощущений полнейшая.

- Еще не понял, Мак – еще не понял. Надеюсь, адаптация к телу пройдет быстро. Горю желанием приступить к тренировкам. Как идут исследования?

Картограф растеряно приподнял брови:

- Что сказать? Мир за пределами Первой и Второй Земель изменился. Большинство разведчиков выведено из строя. Есть только кроки без точных данных. Места меняются, сдвиги происходят постоянно. Такое ощущение, что в законе сохранения массы-энергии произошел сбой, – Йеспер погладил бороду. - Либо Диптрен изобрел нематериальные телепортеры. Над «третьей землей» настолько плотная мгла, что даже снимки не сделать – сплошная серость. Все специалисты пропали без вести. Необходимая информация будет занесена в Ваш модулятор. Специально разработали новый – почти белый. Он вмонтирован в ошейник – так Вы его не потеряете и обмен информацией будет мгновенным – на энергетическом уровне. Конечно, не природный эпифакт-лазурит, но все же…

- Хорошо, я его опробую… - ученый ощутил тошноту, легкую дрожь и головокружение. – Когда обед?

Леприкон поднялся, пригладил халат:

- Уже готов, герр. Для Вас я подобрал особенную диету.

 

Вот и окончились приготовления. Сартмес через пару дней вылетал в сторону «третьей земли». По планам, он добирается до гор, в течение недели изучает местность и возвращается обратно. Эта вылазка будет пробной, больше для того, чтобы профессору окончательно адаптироваться к новому телу и среде обитания.

Тренировки шли успешно. Тело слушалось мозга, швы на голове заросли. Первое включение всех чувств вызвало галлюцинации и бред – буквально на несколько минут. Да и сейчас окружающая действительность казалась слишком яркой – сказывались животные гормоны, обострённые чувства. К шныряющему в белом халате чудищу попривыкли. Сартмес посмеивался, слыша уважительные перешептывания за спиной. Еще бы! Столько лет он был просто чем-то невидимым, темным ящиком, недосягаемым «божком» Академии – и вот, живая легенда, феникс, восставший из пепла.

На него возлагались надежды. Люди привыкли к тихой размеренной жизни, перестали исследовать опасные территории, ограничившись обслуживанием знакомых мест, наблюдая жизнь «вне Академии» и держа своё существование в тайне. А те, кто сбежал с первых уровней… Ну что ж, их истории вполне вписываются в царящее ныне средневеково-мистическое мировоззрение.

В этот раз Йеспер нагрузил Сартмеса по полной. Сначала изматывающая тренировка с тяжестями, затем беговые и скоростные нагрузки. Спустя несколько часов тело устало. Тогда началась работа с координацией. Ему предстояло уклоняться от метающей бейсбольные шары машины, ловить крутящиеся жезлы. Все это перемежалось приемом диких доз напитков и лекарств – специальных «коктейлей» Леприкона. Его варево даже для титанового желудка Сартмеса было крепковатым – ученого мутило от изжоги, во рту поселился кислый привкус, жилы распухли и по телу ходили судороги.

- Диагностика показала, что все ткани схватились и мозг окончательно сросся с телом – Йеспер довольно смотрел отчет. – И показатели тела отличные, выросли восьмикратно.

- Хорошо, думаю, надо перекусить.

Они отправились в столовую. Сторонний наблюдатель видел бы, как рядом с человеком идет высокое существо с темной лысой шкурой и покрывающей голову короткой белесой шерстью.

Сартмес насторожился. Кольнуло ощущение тревоги, он явственно почувствовал, что враг рядом. Тело сработало автоматически – герр выгнулся, изнутри раздался глухой рык, маленькие твердые когти впились в обшивку.

Из-за угла выбежал толстый рыжий кот, подбежала Маэли и испуганно подхватила животное. Профессор выпрямился, гневно посмотрел на Леприкона:

- Это что ещё такое?

- Тест на инстинкты, герр Сартмес, - картограф выглядел озадаченно. – Я попросил Маэли выпустить ее питомца. Как меня и предупреждали – развитие гормональных систем может обострить животные начала.

Какую злую шутку сыграл эксперимент. В условиях лаборатории все замечательно. А как будет снаружи? Среди других людей, животных и неведомо каких существ? Не сойдет ли он с ума, не превратится ли в еще одного зверя?

Рисковать, так рисковать - «Я и так должен был умереть много лет назад» - подумал Сартмес, выводя из ангара скутер.

Шлюз открылся и профессор стремительно исчез, превратившись в точку на горизонте.

 

Йеспер Макнолан встревоженно наблюдал за полетом из своего кабинета. Часть головы покалывало, начиналась мигрень. «Нервные болезни не исцеляет даже современная медицина» - мужчина затянулся кальяном и хлебнул кленовой настойки, чтобы хоть как-то облегчить накатывающую боль.

В воздухе запахло корицей, сизое облачко от кальяна развеялось и в настенном кристалле появилось расплывчатое изображение человека – лицо скрывала пелена:

- Вы умница, дорогой мой ученый, - в голосе звучала легкая ирония, - птенчик наконец-то покинул гнёздышко.

- Зачем он Вам, учитель? Герр практически растворился в интеллектуальной системе Академии. Если бы не появление Ирэна Диптрена, он бы и не возобновил разработку тела.

- Разве я хочу уничтожить Сартмеса? Нет. Я хочу вернуть старого друга, видеть его здоровым и полным сил.

- Тогда зачем нужен этот животный ген? Мы могли поставить блокатор.

Голос засмеялся:

- Мне ведь нужен друг, а не могущественный противник.

- Когда мы встретимся? Я желаю увидеться воочию.

- Мы встретимся в надлежащее время. Пока что же я хочу поблагодарить Вас за работу. Важно было вооружить герра модулятором-турмалином. Надеюсь, он быстро отыщет остальные семь эпифактов. Время близится.

- Время близко, учитель.

Кристалл погас - вместе с ним угасла и боль.

 

Глава 20. Лавьен

 

- Господин, прошу. Они захватили земли, угнали стада. Мне и детям нечего есть в эту зиму, а имеющихся средств не хватит даже на еду и жилье.

- Ты приходишь ко мне, хотя даже не мой подданный. Ты просишь меня о милости, хотя отказал моим купцам в укрытии и отправил их ночевать в шатрах – а была песчаная буря.

Царевич Лавьен выжидал. Его забавляло бессилие некогда заносчивого барона Марселя. Краснощекий, с плотными аккуратными бакенбардами, в потертом камзоле, худощавый мужчина средних лет поник видом – голова опущена, спина сгорблена, руки теребят штанину. Юноша поймал взгляд ходатая:

- Твоя земля подарена феккойским князем. Отчего же он не защитил тебя, не отправил сотню против горстки каких-то босоногих?

- Острый язык сделал меня другом князя. Пьесы и фарсы, балеты и комедии – я писал их лучше, чем придворные композиторы. За свои труды я получил землю. Но молодая жена его оказалась ревностной последовательницей культа Зену.

- И ты впал в немилость? – от старого культа остались жалкие лоскутья легенд и ритуалов, но что осталось точно – категорический запрет на представления и увеселения.

- Также вскрылось, что моё дитя, мальчик, которого я скрывал от всех, изуродован табисом. Князь отвернулся от моего дома, посчитав весь род проклятым. Дарованные же земли отобрать не вправе. Хоть в этом культ Зену нас сохранил.

Средний размышлял. «Этот человек ядовит. Он может внести разлад своими баснями. Однако же, яд в руках лекаря – сильное целебное снадобье».

- Ты упомянул о детях, Марсель. Расскажи.

В глазах несчастного появился блеск. Барон смог заинтересовать царевича, значит – разговор продолжается, есть шансы разжалобить, умолить о защите, восхвалить благость и мудрость – молодые правители должны любить лесть. Марсель заискивающе поклонился:

- Старший, Наверняк, двадцати лет от роду, хоть и изуродован болезнью, хром и лыс – обучен грамоте, скор на язык и весьма сносно поет. Гернику шестнадцать – остроумен, молчалив и скромен. Есть ещё дочка – любимица Аими, тринадцати лет. Поет и танцует, рисует и шьет, послушна и тиха – гордость любого отца.

- Я помогу тебе, Марсель. Слово царевича. У меня есть к тебе предложение. Внимай, два раза повторять не стану.

Мужчина посмотрел на Лавьена. Царевич сидел на отполированном до блеска троне, облаченный в горностаеву мантию, рука поигрывала жезлом – набалдашник из железного дерева в виде головы слона с бриллиантами вместо глаз.

- Освобождать владения и возвращать их тебе – глупо. Место далекое, а разбойники могут вернуться. Я предлагаю обмен – равноценное место рядом со мной и твоя доплата.

- Но, господин – феккойца затрясло, он заломил руки – у меня не хватит денег даже на еду…

«Еще чуть-чуть и у него начнется истерика. Или сердечный приступ», - юноша выглядел абсолютно равнодушен, хотя внутри ликовал. – «Впрочем, не буду томить, мне не нужны мертвые подданные».

- У меня достаточно денег, чужеземец, - голос Лавьена звучал резко. – Я был учеником у величайшего казначея – Цулланура-Манохайца – земля ему пухом! Я хочу взять твоих сыновей на обучение. Если будут способными, Герник будет моим писарем, а Наверняк… царским шутом, юродивым.

Губы Марселя задрожали, из очей хлынули бурные потоки. Барон рыдал от счастья.

- Также, - царевич смягчил тон, - по прошествии я могу попросить тебя об услуге. Когда мне она понадобится – не откажи.

«Боги милостивы ко мне! Они вспомнили все страдания и одарили сполна!», - феккоец поверил в счастливую звезду. – «Царевич берет сыновей ко двору. Наверное, он попросит обручить дочь с сыном какого-нибудь знатного князя, или… Боги, неужели со своим будущим первенцем?»

- Да, господин! Вы так щедры! Я… я преклоняюсь перед Вашей благостью!

Лавьен улыбнулся:

- Я принимаю это, как согласие.

 

Лесная опушка выводила на просторные зеленеющие луга. Мосвен натянула поводья, потрепала белоснежную кобылку. Дочь пустынь, смуглая и черновласая, стройная, но крепкая, с белоснежной ровной улыбкой и пронзительными карими глазами – она распустила косу и ветер подхватил тяжелые и длинные, до пояса, волосы, разметал в пространстве, поднял, как грозный темный ураган. Манохайка любовно посмотрела на мужа:

- Значит, твоё царство стало еще на один клочок земли шире. Не сложно ли будет управлять государством, когда ты увеличишь территорию до всех мыслимых границ?

Лавьен восседал на гнедом жеребце. Приобняв Мосвен, он наслаждался мягким теплом весны, ароматом трав, бескрайними просторами земель. Внизу, за лугами текла речка. Сельские дети, скинув одежу, с криками забегали в холодную воду, орали и смеялись, выбегали и, дрожащие, семенили к костерку. Царевич поцеловал молодую жену в шею:

- Марселева земля стратегически важна. Там пройдут новые торговые пути. Я пригласил для переговоров послов Трегонада. Хочу сделать им выгодное предложение.

Мосвен оттолкнула Лавьена и, смеясь, указала на губы. После долгого поцелуя спросила:

- А отпрыски Марселя…

- Смышленые люди всегда нужны. Особенно, когда они не связаны родственными узами со знатными родами.

- Тебе смотрю, знатное родство с небтом Манохи не помешало?

Царевич обхватил девушку, сжал грудь:

- Кто же виноват, что такая прекрасная девушка вдруг оказалась юной небтаути? Кроме того, всем известно, что манохайки – лучшие любовницы и жены. Да и сама небтаути, – Лавьен потеребил жену за нос, – разве против воли вышла за царевича Веллоэнса?

Мосвен схватила мужа за промежность. Тот ощутил приливший жар, сердце заколотилось, щеки вспыхнули.

- Только подумаешь заключать брачные политические союзы, отправлю твоего рыцаря на гильотину!

- Сударыня, мой воин принадлежит лишь одному замку и охраняет лишь его врата.

- Запомни, - девушка сделала страшный голос – гильотина всегда готова наказать согрешившего.

- Я лучше сделаю пару дворцовых обходов, - Лавьен погладил супругу по животу, рука расстегнула нижнюю пуговицу рубахи. Мосвен захохотав, отпрянула, дала кобыле шенкеля:

- Трофеи достаются лишь победителям. Догоняйте, Ваше величество.

 

Минар втянул ночной воздух. Смолист, едок и вкусен. Хорошо горят поленца в каминах. Хорошо освещают дома березовые лучины. Хоть и не нужно топить – стены из пропитанных бревен держат жар хорошо – а люди по привычке топят, огонь успокаивает, согревает не то, что тело – душу. Бывший воевода сидел на завалинке и поправлял косы. Хоть довольствия было предостаточно, но без дела сидеть не привык. На старости лет устроил лавку, продавал ножи, плуги, точил мечи и сабли, набивал болты и ломы. Вышел Ильдефонс, вынес сюрко капитана стражи. В темноте блеснула игла – портной подшивал двойной нитью красное парадное сукно.

Раздался вскрик. Ткач фыркнул:

- Сколько можно? Молодица воет, аки дикая волчица. У меня уже голова болит и руки дрожат! А из-за этого – стежок неровный, нельзя мне так.

Воевода оскалился, на свету заблестело два золотых зуба:

- Вспомни себя в двадцать лет, старик.

- Я в его годы, работал без продыху - белил ткани, собирал станки, да учился шить.

Ночь разорвали стоны.

- Эх, хороша девчонка, - Минар шоркнул бруском по железу. – Недаром говорят, что манохайки – лучшие жены и любовницы. Не зря взяли мальца на совет. И дружбу с небтом устроил и кровные связи. Стоящий правитель выйдет.

Ильдефонс фыркнул, Минар довольно поднялся, затушил лучину:

- А вопли… Это пройдет. Лет через пятнадцать, не больше.

 

Собрание ожидающе внимало молодому правителю. Лавьен ценил время и не тратился на высокопарные дифирамбы. Коротко и по существу изложил план. Нынешнее положение дел его не устраивает. Выделенное для прецарствия поместье знатно и крепко, а земли крестьян плодородны – но для серъезных дел это место надобно превратить в город – а значит, нужны места под кузни, дороги, рынки, термы, стражу и лавки. Для равновесного обмена каждый житель может оставить дом на своем месте, но поля важно вынести подале – для мирной пахоты и защитить от неизменно заводящихся городских воришек. Первый год засеянные уже поля трогать не будут. Но вот его, царевича указ: перенести поля на три дня конного пути, а на расстоянии двух конных и одного пешего начать возводить городскую стену.

Вече волновалось, слышались гневные окрики. Полетело в царевича и куриное яйцо. Юноша легко поймал его и отправил точно в лоб возмутителю – больше никто кидать не осмелился. Лавьен наказал говорить по одному и наскоро разобрался с вопросами. Через час толпа уважительно гудела и, как доносили слуги, люди поняли и, что важнее, приняли волю правителя. Похудевший за эти пару часов, средний, удовлетворенно вздохнул. Мосвен понимающе обняла мужа и в эту ночь они порешили лечь раздельно.

Лавьен распахнул окно. Закат раскрасил небо кровью. «Кровью и потом» - юноша уселся за письмо.

 

«Уважаемый Хальбус. Искренне благодарю Вас за участие в совете небта. Меня восхищает инженерный гений вашего народа. Идея о черных тропах и невесомых безлошадных повозках вдохновляет. Я верю, что изобретение это позволит наладить торговлю, а может и возить людей. Примите мои дары – по геру изумрудов, агатов и рубинов. Я хочу приготовить для ваших инженеров уникальное место для экспериментов. В обмен на разрешение использовать их разработки обеспечу четырех инженеров всеми необходимыми средствами, материалами и правами. С надеждой на сотрудничество, молодой горностай, средний царевич Веллоэнса, Лавиен».

 

Юноша запечатал письмо сургучом, протянул на щипцах пласт мяса жемчужному стригу.

 

Глава 21. Киримету

 

«Я… тело?!»

Он сидел на сырой траве. Ночной лес. Глаза – у него есть глаза! – пожирали черную темноту, редкие светящиеся точки в небе, серые силуэты деревьев.

«Глаза… кожа…»

Странное ощущение температуры. Ему захотелось прикрыть телесный покров – падающие капли воды и ветер оставляли неприятное ощущение, заставляли все внутри сжиматься, выталкивать энергию мелкой дрожью наружу.

Киримету сжался в комок и обхватил себя руками, пытаясь сохранить тепло. Ладонь укололо. Мятущийся, воплощенный в теле дух, вытащил из себя странный предмет, уставился на темный треугольник. Что-то подсказало ему, что это застрявший в плече наконечник стрелы.

«Должна быть боль…»

Боли не было. Киримету припоминал все, что ему известно о мире смертных. Грудь вздымается – значит, он дышит. А дышащие существа не могут быть порождениями магии – то есть, должны испытывать боль. Пальцы потянулись к плечу. Крови не было – лишь твердая, с утолщениями кожа слегка рассечена – но кромки плотны, необычно для живых. Будто не шкура, а броня.