- Так спали, чего ждешь? Пока ты отсиживался на своём островке, мы всеми силами восстанавливали землю от последствий второй волны – саркастически заметил Сартмес.
Слова ученого, похоже, подействовали на Диптрена. Тот неожиданно ухмыльнулся, парировал. – Второй волны. Это когда я запустил программу разделения земли на три части?
С удовольствием отметив удивление в глазах головы, Диптрен признался:
- Не подумал, согласен. Чего только не натворишь сгоряча. Но сейчас, я понимаю, что это было лучшее, что могло произойти. Грядет третья волна и…
- Никакой волны не будет. – Сартмес удивился своей резкости. - Наши приборы, анализ Земли, Второй Луны и Солнечной системы - все данные говорят о стабильности.
Мужчина вздохнул. Что ж, его давний друг всегда был кабинетным человеком. Ирэн щелкнул пальцами. В воздухе возник голографический куб. Он показывал ужасного вида существо, парившее над штормящим океаном. Видя как, что монстр обрушивал на какой-то островок столпы огня и вихри молний, Сартмес ощутил испуг. Куб исчез, Диптрэн серьезно смотрел на голову.
- Это не моё творение. Я предполагаю, что он с Третьей Земли, куда твои адепты и не совались. Да и я тоже. Их сдерживают горы, но не уверен, что это надолго. Мелких тварей, умудрившихся вылезти из своей берлоги, я освобождаю от жизни. По моим данным, внутри этих земель существует определенный порядок, система, так и хочется их назвать - «организация демонов».
- Откуда ты знаешь? – голова была настроена скептически.
- Тот, кого ты видел – Моргот, - мужчина погрузился в воспоминания, – он склонял меня передать первоискру, Рукиб, их предводителю. Я отказался. Теперь я флегрет – видимо, на их языке это значит отверженный. Так понимаю, монстрика, которого ты только что видел, «уволили».
- Я не верю… - пробормотал обескураженный Сартмес.
В это время адепты отошли от паралича и залп зарядов ударил по Ирэну. От напряжения их стилусы сплавились. Охранники застыли в недоумении. Диптрен стоял невредим и спокойно смотрел на нападавших. Потом резко повернулся к голове. В глазах мелькнули яростные огоньки.
- Слушай, ты, башка дубовая. Я знаю, что ты посылаешь им команды, так что не увиливай. Видишь, - Ирэн оттянул материал костюма. Он казался необычайно тонким и легким. – Это не ткань, не кожа и не металл. Это - жидкость! Она покрывает меня всего, даже зрачки. Ее структура такова, что она принимает и обезвреживает все внешние воздействия – температурные, химические, физические – любые! Ее толщина сейчас – полмиллиметра, если я захочу, то увеличу ее до двух. То есть в четыре раза толще. И даже с такой защитой я не рискую заходить на Третью Землю.
Диптрен придвинулся к Сартмесу и ученый видел, что тот в бешенстве. – По вашей земле бродят живые эпифакты, обладатели сильнейших биомодуляторов, которые и не снились Экостарс. А вы до сих пор носитесь со своими фермами-огородами. Если эта зараза полезет на Первую и Вторую Земли, то выращивать брюкву вам придется на дружелюбном Сатурне.
Мужчина отпрянул, он снова выглядел спокойным и бесстрастным:
- Я загляну через пару недель. Хочу услышать план действий. Можете собрать военную мощь всего «Экостарс» – протестируете мои доспехи.
Уже когда он исчезал в стенном проломе, Сартмес пробормотал:
- Откуда, интересно, взялись эти модуляторы?
Диптрен, не оборачиваясь, опрокинул:
- Рукиб. Он их создал ещё до того, как возникло человечество.
Глава 13. Авенир
- Как можно это есть?
Авенир с отвращением смотрел, как Марх достает из под камня несколько крупных рыбин. Выпотрошенная и засыпанная солью, форель все же приобрела своеобразный сладковатый «душок» и отдавала тухлятиной.
Сабельщик ухмыльнулся. Волхв не жаловал диету, которую упертый тарсянин понужал соблюдать. Пармен же, утративший способность обращаться в арпейна и ужасно изувеченный падением, казалось, вернулся в то состояние, в котором его нашли возле таверны. Понурый и молчаливый юноша покорно принимал то, что ему давал Марх – затхлую воду, забродивший сок, горькие смолистые побеги, сырое и испортившееся мясо.
После схватки с Зуритаем в каждом что-то надломилось. Чаровник Авенир с трудом переносил одиночество, тарсянин напрочь утратил чувство юмора, а Пармен закрылся в своём мирке. Все они стали какими-то «пустыми». День за днём троица кочевала в направлении земель Фаэлсиргра, к озеру Светлых Ликов. Калит, негласный руководитель монастыря Элхои, снабдил их картой, а с денег, вырученных от продажи Тулонских товаров, купили одежды, пару мечей да еды – оставшихся оболов должно хватить на путь до Манохи. Там они думали пристать к каравану и добраться до земель Бангхилла, граничащих с Темнолесьем и переходящих в тропу Ен-Гарди, растворявшуюся в топях Фаэлсиргра. Последний лабаз группа миновала месяц назад, леса сменились скупыми солончаками и нормальная еда закончилась. Из всех них поймать хоть кого-то получалось только у Марха - приходилось смиряться с его резко извратившимся вкусом. Выносливый мул тихонько вез их в скрипящей крытой арбе. Там в староватом, прохудившемся сундуке лежали их сокровища – подпаленный, в прорехах, плащ Иужега, полученный от ведуньи Евлампии, черная ветхая книга, да шелом Корво, выбранный рыжебородым у старого мага в благодарность за пойманную бирикву. Рядом с сундуком спокойно покачивался посох с треснувшим и потемневшим Ралисту.
Авенир задумался. В душе что-то дернулось, инстинктивно он схватил левое запястье, лицо просияло от радости. На руке также оставался кожаный браслет. Скорее всего, тоже волшебный - вот только в чем его особенность? Волхв искоса взглянул на переверта. Грубая мешковатая рубаха надулась пузырем и закрывала пояс. Но если тот ремень с орлиной пряжкой ещё на нем?
Волхв мотнул головой. Взяв у Марха рыбеху и, стараясь не дышать, принялся набивать ею желудок. Если бы у цыгана остался пояс здравицы, он бы давно восстановил свои способности. Что ж, и с этой утратой придется смириться. Главное, они вместе. Сердце кольнуло. Унтц-Гаки исчез бесследно. Вряд ли муравит выжил в холодных горах. Акудник надеялся, что существо успело зарыться поглубже, но даже тогда искать его бессмысленно. Если не нашли монахи Элхои, знающие каждый камень и куст, то ему и вечности не хватит.
Окончив трапезу, он уселся в телегу, достал кисть и деревянное полотно. Помня настояния Калита, Авенир, хоть и без энтузиазма, продолжал занятия. В монастыре все получалось быстро – и деревья выращивать, и огнем с водой управлять. Но вдали от духовного стана, опустошенный и измученный бессмысленными тренировками Марха, умения Авенира быстро пошли на убыль.
Колесо телеги наскочило на камень. Юноша подпрыгнул, неудачно повернулся и задел виском доску. Место ушиба заныло и волхв прервал думы. Марх повернул мула к одиноко стоявшей лавке.
- Надеюсь, в этой дыре найдется пара кинжалов.
«Откуда тут оружие», - подумал Авенир. – «Кузни нет, дороги приличной тоже. Значит, и народ не ходит. Нашлись хоть бы нож с кочергой».
Под дощатым навесом противно поскрипывала висящая на ржавых петлях, дверь. Внутри пахло травой и жареным мясом. Волхв жадно сглотнул.
«Хорошо, что Пармен остался снаружи. Хотя бедолаге всё равно, что жевать. Надо бы ему подложить в еду перечный лист. Тогда он хоть какие-то чувства проявит. Или хоть голос подаст».
От этой мысли Авениру повеселело. Размышляя о других способах приведения чернеца в себя, юноша осматривал лавку. Узенький проходик огорожен кованой клетью, на многочисленных полках ютится огромное количество вещей. Крупы, масла, сушеные травы, вяленое и копчёное мясо, шкуры, одежда – товары беспорядочно громоздились на прогибающихся деревянных досках. Всмотревшись, Авенир распознал украшения – с крупными темными бусинами ожерелья, стальные замысловатые цепочки, перстни с потемневшими камнями.
Из темнушки, тихо рыча, вышел огромный белодущатый волкодав. Всклоченная шерсть придавала объему, в пасти виднелись длинные желтые клыки. Залаяв, зверь бросился на волхва. Юноша отпрянул от решетки – секунда промедления и рука бы его представляла весьма жалкое зрелище.
- Тихо, Джабаль!
В магазинчик вошел крупный лысый детина. Необычная голова навевала на мысли о родстве с чудищами Уилендских топей. Огромный лысый череп с далеко выпирающими бровями, темная с белыми крапинами, кожа, разноцветные глаза, на одном из которых расположилось мутноватое бельмо. Хозяин улыбнулся, обнажив белые, с щербиной посредине, зубы.
- Вы покупать, али так, поглазеть?
- Было бы что покупать, Джабаль, так давно бы вместо лавчонки хоромы красовались.
Марх сложил руки на груди, сурово смотрел на торговца.
Здоровяк почесал голую грудь.
- Правда есть правда. Падаль нынче не та, хороших вещей немного. Ну да может, подберете чего? Средь песка и змея - шербет.
- Чакрам, три камы, два десятка метательных, духовую трубку с шипом, склянку слабого аконита. И кнут с резцами маргла.
Хозяин лавки довольно потрепал пса:
- О, какой хороший господин появился на горизонте моей жизни. Старый Джабаль и не думал увидеть уже такого изысканного вкуса. Следуйте за мной.
Здоровяк отворил клеть и впустил покупателей. Авенир старался держаться подальше от волкодава. Они зашли в устланную коврами комнатку. За цветастым, рдеющим кроваво-красными цветами полотнищем скрывалась потайная дверь. Торговец прошептал заклинание и металлический заслон с легким скрежетом отъехал в невидимую выемку.
Взору открылось помещеньице, раза в три больше лавки. Каменный пол отливает зеленью, стены увешаны разнообразным оружием.
Падальщик. Авенир не мог поверить своим глазам. Откуда в безлюдном месте можно найти столько воинских трофеев? Кистени, бердыши, пращи, булатные мечи и кинжалы. Колющее, рубящее, метательное. Булавы, секиры и топоры. Цепы, кастеты, пики и сабли. Шлемы с доспехами – от легких кожаных повязок до тяжелых булатных панцирей, кольчуг, горжетов и перчаток. Многие «инструменты» были настолько необычны, что волхв даже не мог отнести их с чем-либо знакомым. Зачем, например, нужен ряд обычных деревянных брусков? Или шестиугольный цилиндр, напоминающий пчелиные соты?
Пока волхв удивленно рассматривал сокровища, Марх набирал оружие.
- Сколько?
- Пять золотых.
Тарсянин не торгуясь отсчитал драгоценные монеты.
Вернувшись в лавку, покупатели набрали припасов. Внимание юноши привлекла невзрачная трехпалая мотыга-грабля. Бамбуковая, покрытая пылью, она едва виднелась, закрытая тюками с зерном и вялеными завитушками. Словно зачарованный, он подошёл к полке и разгреб находку. Марх саркастично кинул:
- Нир, ты чего, в земледельцы решил податься?
Волхв, пропустив шутку, решительно произнес:
- Я её покупаю.
Джабаль, улыбаясь, поклонился:
- Господин, инструмент крепкий, прослужит не один год. И удобный с одной стороны крепкая лопатка, с другой – плотный трехпалый веер.
Сабельщик огрызнулся:
- Он – волхв, чародей и акудник! Ему не нужна пахота для пропитания. Мы купили всё, что нужно. Пойдем, Нир.
Авенир отбросил руку тарсянина, в сердцах воскликнул:
- Мне нужна эта палка! Сколько?
- Пять серебряных. – Хозяин начал снимать инструмент.
- Пять? Это дорого. – Марх выглядел раздраженным. – Зачем тебе этот хлам?
Волхв взорвался:
- Пять золотых за пару ножиков ты отдаешь без торга, а пять серебряных жалеешь, будто они последние? Верблюдами раскидываешься, а комара оцеживаешь?
Пес открыл глаза, приподнялся. Шерсть на загривке вздыбилась, из утробы послышалось глухое рычание.
Джабаль забеспокоился, с мольбой взглянул на Марха:
- Господин, успокойте мальчика. Иначе его успокоит пёс. Джабаль не любит громких звуков. Я не смогу его остановить. Берите за четыре, только тише.
Марх чертыхнулся, вывалил четыре кругляша. Тихо ругнувшись, сгреб оцепеневшего Авенира, заботливо прижавшего мотыгу к груди, и арба покинула треклятую лавчонку.
Спустя несколько верст сабельщик обернулся к акуднику:
- Каким кнутом тебя огрели? Ты будто обезумел.
Волхв сидел, замерев, держа на коленях коротенькую, с аршин, трехпалку. Наваждение прошло, тело схватила мелкая дрожь. Качнув головой, злобно процедил:
- Надо. Не знаю, зачем. Но надо.
Тарсянин сплюнул:
- Надо-надо. К целителю тебя надо. Явно, не всю гадость из тебя в монастыре вытянули. Доберемся до Озера, прополощу, как енот ковригу.
Путь круто вывернул на истоптанную алодь. Арба набрала ход и колесо попало в ямину. Дуга треснула и повозка резко остановилась. Марх выскочил, губы сжаты, лысина налилась кровью, на скулах заиграли желваки.
- Вылезайте!
На землю неуверенно спрыгнул Пармен, перекатывающейся походкой доковылял до ближайшего камня, безучастно уселся и принялся рассматривать лапти. Авенир спустил сундук, тюки с провизией и оружием, одежду.
- Начинаем тренировку.
Волхв едва увернулся от накинувшегося Марха. Руки и ноги сабельщика мелькали как взбесившиеся мельничные лопасти. Акудника от синяков спасали отточенные до автоматизма движения, да железные жилы. Не зря гонял его тарсянин. Спустя пару минут Авенир ощутил, что сумятица в голове исчезла, дух успокоился. Они продолжали бой. На ровной поляне не использовать деревья, валуны, ручьи. Без укрытий не убежать от сильного противника. И приходилось идти стеной на стену.
Они оба устали, дыхание стало сбиваться, движения замедлялись. Наконец, Марх остановился. Первый бой окончился.
- Что ж, ты уже можешь постоять за себя. И поддаваться теперь приходится намного меньше. Против уличной грязи выстоишь. – Тарсянин осклабился. – А вот профессиональный кулак укатает за минуту.
Чаровник щелкнул пальцами. В тот же миг пояс Марха развязался и штаны съехали до колен:
- Если такое случиться в бою, твой кулак рискует себе нос о мостовую расквасить.
Сабельщик взглянул с недоумением, внутри вскипело. Авенир развел руками:
- Я ж не боец, не забывай. Боевая магия – не моё. Мне как-то лучше в тылу, исподтишка удобней.
Марх впервые за время их похода расхохотался. Хлопнув юношу по плечу, благодушно отозвался:
- Ну да, тихарь! Не знаю из под какого тишка тебе удобней, но ход верный. Ожил же! Еще бы Пармена очеловечить – а то не люд, не зверь – баклажан какой-то.
Достав из куля сверток с ножами, Марх отдал их Пармену. Сам встал поодаль, рука сжала камень:
- Эй, чернец! Ходишь с трудом, метаешь-то хоть по-прежнему? Твоё умение пригодилось бы.
Пармен отвел взгляд. Сабельщик не унимался:
- Давай, метни. Просто хоть булыжник поцарапай.
Марх подкинул камень. Пармен даже не оглянулся. Марх окликнул его и подкинул еще. Авенир уловил, что рука цыгана дрогнула – потянулся было к ножу, но не решился.
Сабельщик бросил булыжник. Тот залетел парню в бок, выбив из него стон.
- Что ты делаешь? – Волхв негодовал.
- Я зарежу его прямо здесь. – Тарсянин приближался, в руке опасно блеснул черным лезвием ятаган, – хотя Кото не любит оказывать милость немощным.
- Остановись! – Авенир закрыл Пармена собой, глаза гневно блестели.
Марх вскричал:
- Да что с тобой? – Он указал на скрючившегося цыгана. – Ему и так жизни нет! Обращаться в арпейна не может, оружие не держит, весь искорежен – лишний рот. Ты виноват, что не дал нам умереть в Зуритаевой трясине! По справедливости ты и должен его зарезать.
Нир покрепче зажал мотыгу, кровь прилила к лицу. Покачав головой, волхв произнес:
- Не ты ему жизнь даровал, не тебе её забирать.
- И что ты сделаешь, отшлепаешь меня своей палкой?
Не получив ответа, Марх посуровел, приготовился нападать:
- Помни, Кото - не просто ятаган. Он блокирует магию. Жаль тебя убивать, но безумцам жить незачем.
Тарсянин налетел на Авенира с силой и скоростью взбешённого агга. Юноша было испугался, но заметил, что руки не дрожат, движения четкие, а на трехпалой мотыге-грабле от сокрушительных ударов ятагана не остается и зарубок. По виду бамбук, на ощупь не похожий на дерево и сталь, материал оказался необычайно легок и крепок. При этом балансировка просто идеальна – волхва не покидало чувство, что его движения и выпады получаются быстрее, чем должны.
Авенир оборонялся, Марх наступал. Сабельщик опустил ятаган сверху. Смертельное черное лезвие встретилось с округлой поверхностью трехпалки. Уловив момент, юноша ткнул тупым концом в колено тарсянина и мгновенно упал на колени и откинулся спиной к земле – над лицом проскользнул ятаган, срезав с щеки тончайший слой кожи. Волхв молниеносно откатился и приготовился к атаке. Щеку жгло, на руку капнула горячая кровь. Марх сделал колющий выпад. Авенир отступил, успев выставить мотыгу. Ятаган попал в щель веера и юноша резко крутанул инструмент.
К изумлению обоих, лезвие ятагана плавно изогнулось и укоротилось, выскользнув из тисков.
И тогда волхв побежал. Сжимая до боли мотыгу и проклиная себя за то, что не прихватил кинжал, он несся по пустой твердой пустыне, молясь, чтобы сабельщик забыл про ядовитый кнут. Краем уха уловил легкую поступь разъярившегося Марха. Мышцы ныли, от частого дыхания в глазах темнело. Юноша чувствовал, что расстояние сокращается – еще чуть-чуть – и темное лезвие вспорет кожу на лопатках, высосет кровь – и он падет здесь – на пыльной безлюдной равнине. Не отдавая себе отчет, повинуясь неведомому внутреннему зову, он, не сбавляя скорости, опрокинулся на спину. Ладони врезались в твердую землю, руки согнулись так, что локти коснулись камней. Ноги повело наверх и юноша с силой, на какую только был способен, их выпрямил. Время будто замедлилось. Авенир видел ошеломленное лицо Марха, чувствовал, как руки отрываются от земли и он по дуге взлетает к сабельщику на плечи. Тут мотыга пришлась кстати. Волхв наотмашь зафиндилил налопатником тарсянину меж глаз, отметив, что вещица заметно потяжелела. Тарсянин без сознания расстелился пластом.
Марх пришел в себя через час. Он лежал на животе в качающейся телеге. Пармен сидел на сундуке и безучастно ковырял кинжалом деревянную стенку. Руки и ноги тарсянина оказались туго замотаны и связаны за спиной. Авенир спокойно управлял мулом, тихо напевая замысловатую мелодию. Животное бежало живехонько – хоть и тащит телегу, на спине все же груз поменьше. Сабельщик застонал. Волхв стопорнул повозку. Заглянул в арбу, притронулся к разлившемуся на лице пленника фиолетовому пятну.
- Кость слегка треснула, но жить будешь.
- Ты меня впечатлил! – Марх говорил с хрипом, сухое горло слушалось неохотно, - лучший марлийский крест в моей жизни.
- Дашь ему пить. Только понемногу, чтобы лужу не пустил.
Пармен кивнул, налил в пиалу подкисленной воды из мехов, придвинул к лицу сабельщика. Тот втянул теплую жидкость, уже нормальным голосом воскликнул:
- Нир, развяжи. Пора ехать дальше.
Авенир не обратил внимания на связанного, запахнул полог и погнал мула по тропе. Тарсянин замолк. Он перешёл черту и доверие друзей испарилось. Да, признаться, он позабыл о желании тренировать, и перешёл к обычному оскорблению и унижению попутчиков. «Это от собственного бессилия и их лени. Или же у Кото осталась своя тёмная воля». Марх почувствовал укол совести. «Они не виноваты, что Зуритай отравил наши души. Если бы я мог пробудить в них духовную силу, остановить деградацию…» Повозка качнулась и Марха шоркнуло щекой по деревянному днищу. Кровь вскипела и сабельщик ощутил прилив ярости.
- Развяжи меня!
Молчание. Тихо скрипят дощатые бока, пофыркивает мул, глухо стучат подковы.
- Отпусти меня, пацан! Вы не доберетесь до каравана самостоятельно. Когда я выберусь, то нарежу полос с ваших спин и сделаю себе сапоги. Вы заблудитесь. Попадете в пасть альпиру – помощи не ждите.
Повозка продолжала свой ход и эта равномерность, спокойствие раздражало. Как же хотелось, чтобы откуда ни возьмись, появилась шайка разбойников. Тогда-то они живенько бы его развязали.
Безразличие попутчиков убивало. К вечеру арба остановилась. Авенир сварил похлебку из вяленого мяса, перловки и трав. Пленному руки из-за спины отвели, но спереди все равно привязали к ногам. Сабельщик сдерживая ершистость, позволил себя покормить. Сверля взглядом Авенира, спросил:
- Что делать собираешься? Когда отпустишь?
Юноша не ответил. Тут Марх вскипел. «Несогласие» он выразил всеми известными ему выражениями, от которых не то, что цветы - деревья бы скинули листву и засохли. Хорошо, что вокруг итак лишь иссохшие стволы и мертвая земля. Вскоре слова кончились.
Пармен закутался в одеяло и захрапел. Волхв достал книгу (тарсянин не видел парня читающим со дня их битвы с турмским демоном – а это добрая пара месяцев) и улёгся поодаль от костра. Марх прислонился к колесу, прищурившись, смотрел на костер. Оранжевые язычки растворялись в черноте неба, и вместе с ними растворялся его гнев. Сухо потрескивали обугленные поленца, которых тарсянин благоразумно набрал у Джабаля. В какой-то момент он ощутил покой и смирение, желание не сопротивляться выпавшей роли пленника. Мгновенно, без обычных навязчивых мыслей о битвах сабельщик уснул.
Авенир не знал, куда ведет мула. Душа его металась, кидала в никуда вопли о помощи. Что делать с Мархом и Парменом? Зачем оживлять Корво? Волхв не мог объяснить, как он проделал этот финтиль, благодаря которому вырубил сабельщика. Даже если он и марлиец, какой от этого толк? Выделывать кресты, зачем? Юноша понимал, что не воин, но и в своей принадлежности к магической братии сомневался. Перед глазами всплывал дед Фитрич со словами о принимающем форму духе. Если не колдун и не воин, то кто? Этот вопль тоже улетал в пустоту и ответа Авенир не ждал.
Акудник вздохнул, собрался с мыслями и продолжил чтение. Нужно себя заставлять, заполнять дыру внутри. Может, принять веру? И Писание Древних есть. Но где найти алтарь этому невидимому неведомому богу, пророком которого он каким-то непостижимым образом удосужился стать? Не была ли встреча с безликим наваждением? Что делать дальше, тот бог не сказал.
Волхв перевернул страницу. Как странно. Текст казался знакомым, в то же время истории оживали в сознании по-новому. Будто видишь происходящее, но другими глазами, с другой стороны. «От восхода солнечного до захода будет имя Высшего величаться во всех народах». Как забытый Бог будет признаваем всеми? Возможно, после исполнения пророчества. Великая скорбь разрушит силы братства и тут явится пророк и всё исправит? Юноша задумался. Достал из сумы дневник и кисть.
«Полет мыслей от второго дня, восьми энамбелов, двести семьдесят второго вита…
Хорошо быть спасителем мира, да еще и установить единую веру. Но стоит ли для этого сжигать себя, свои желания, мысли, похоти? Что толку спасать всех, быть сияющей оболочкой божества, а в сердце быть пустым, несчастным и озлобленным на весь этот «обращенный» к небу мир?»
Авенир Мес’о Дитроу.
Волхв закрыл дневник. Что ж. Марх теперь в безопасности, отгорожен от черной воли ятагана, Пармен хотя бы согласился держать в руках кинжал. А он, сбившийся с пути юноша, возобновил чтение старинной книги и излияние мыслей. Слишком много хороших свершений за один день.
Неподалеку забрезжил темный силуэт. Авенир приподнялся, взял на изготовку «граблю», другая рука сжала кинжал. «А ведь я один, остальные небоеспособны». В свет вышел бородатый худощавый карлик. Седые волосы доходят до колен, голову венчает серебристый обруч, сморщенная рука мертвой хваткой вцепилась в посошок.
- Пригласи уж старичка у огонька погреться?
Юноша с подозрением посмотрел на коротышку. Если и дух, то благородный. Домовенок беглый, или лесовичок. Вот только леса не видать, куда взгляд ни брось.
- Проходи, дедушка. Мяса, трав, водицы кислой?
Бородач подошел, уселся на появившееся из ниоткуда бревнышко.
- Приму с радостью, внучек. Не велят боги от даров отказываться.
Дед жевал вяленую конину, щавель и сочный хвощ, а чаровник гадал, откуда же он взялся в этом нелюдимом месте. Мужичок наелся, отёр губы полотняным рукавом.
- Благодарствую, мальчик. Редко кто до меня доходит. А и доходят – не привечают. За такую заботу, позволь оказать и тебе услугу. Спрашивай любой вопрос, ответу-совету не пожалею, поделюсь всем, что знаю.
Авенир поклонился:
- Спасибо, дедушка. Рад бы спросить, да в голову вопрос не идет. Сам расскажи, что считаешь нужным.
Старик расплылся в улыбке, синие глаза превратились в узкие щелочки, довольно протянул:
- Молодчи-и-и-к. Умный ты какой, недаром говорят – мал, да удал. Так ответил бы на один вопрос, а теперь расскажу, что знаю. Только раз голова на плечах есть, объяснять не буду, сам дойдешь. Ответ первый: вы на Марсовом поле. Ответ второй: выбрал оружие под стать себе. Ответ третий: не воин и не колдун, копай глубже. А за то, что так ты меня яствами уважил, вот тебе свистулька. Станет невмоготу, зови. С любой земли услышу, советом помогу. Бывай, внучек.
Лесовик зашел в костер. Тот ярко вспыхнул, а когда «зайцы» в глазах прошли, то юноша с удивлением увидел, что на окоеме забрезжила красная полоска. «Какой сон яркий, давно же я их не видел».
Пармен разлепил глаза, Марх повернулся на бок и, скатившись с колеса, ударился скулой о камень. На щеке надулось синеватое пятнышко. Авенир раздал каждому по куску овечьей брынзы и лепешке.
Тень от телеги укоротилась, мулу соорудили навес и остановились на привал. Стало жарко, пот струился по телу крупными солеными каплями. Одежда намокла и складка заколола бок. Волхв прислонил руку, нащупал в нательном карманце округлый предмет. Юноша извлек на свет крохотную берестяную свирель, в голове сложилась картина. Синеглазный старик с посохом, обручем и свирелью. В рассказах говорилось о перехожих каликах, кладезях мудрости, совершенных владетелях природной магии. Если это был не сон, значит и ответы его имеют смысл. Впервые за три дня, Авенир сам обратился к Марху:
- Слышал что-нибудь о Марсовом поле?
Тарсянин прочистил горло, тихо сглотнул:
- Это алодь близ Манохи. Довольно большая - обычно на день-два пешего пути. На таких местах собирались войска для битв, для кулачных побоищ. Но это просто солончак, вымершая земля.
Юноша пригубил мех. Кисловато-солоноватая жидкость на вкус была не ахти, но жажду утоляла хорошо.
- Ты проходил раньше этот солончак? За сколько дней?
Тарсянин откинулся на подстилку, взгляд блуждал по навесу. Авенир, подавляя усмешку, смотрел на разукрашенное лицо сабельщика. Пятно на лбу пожелтело, на одной скуле расползлась короста от ссадины, на другой аккуратным овальчиком почивал синяк.
- Лет восемь. А может и двенадцать тому назад. Я путешествовал по миру, перешел горный перевал. Меня обогрели монахи из Элхои. Дальше отправился тем же путем, что и сейчас. Познакомился с Джабалем. Он тогда еще был поменьше. А солончак я прошагал за день-два. Дальше до караванного пути рукой подать. Идти легко – дорога прямая, поселения и городки на каждом шагу. И народ незлобивый.
Волхв прервал ушедшего в размышления Марха:
- А шёл один?
Воин непонимающе уставился на юношу, кивнул.
Авенир испытал волнительное ощущение разгаданной загадки, вскочил, лихорадочно затряс руками:
- Мы кружим уже три дня. Ты, конечно, не мул, побыстрее будешь. Но и мы уже должны были выйти. Солончак, конечно, мог разрастись. Хотя у меня другая мысль. Это – Марсово поле. Заколдованное. Возможно, здесь наложена кружевная плеть, или какой-нибудь «обмани-глаз». Потому кровь вскипает и сердце на битву просится. Место влияет. Ты когда шел один, воевать ведь не с кем было?
- Так обезвредь эту… плеть и идем дальше.
Юноша поник, упал на колени, начал изо всей мочи тереть затылок.
- Это не просто бранное поле. Чую. Тут сила большая нужна. Боюсь нас уничтожить. Если же не плеть, а заклятие, то мы под ним уже. Его изнутри не уничтожить. Только если…
- Если что? - Марх почти кричал, проникшись душевными переживаниями Авенира.
- Заклятие можно снять, если удержаться от действий, его подкрепляющих. Например, мы подрались, но не убили друг друга. Значит, на нас оно не действует. Почти. Но, - юноша собрался с мыслями, - это заклятие места. И оно влияет на всех проходящих. А если мы и вырвемся, то после нас поле расширится еще больше.
- Так что делать?
- Самое главное – не давать тебе Кото. У этого ятагана черная душа. Хоть он и освобожден от демонических сил, но тебе нужно подчинить его волю своей.
- А дальше?
Чаровник думал. Откуда-то он знал, что делать. Без трепета, без переживаний и дум изрек:
- Дождемся вечерних мар.
Солнце уже скатывалось за виднокрай, тени удлинились. Авенир достал кисть, широко взмахнул и принялся выписывать пируэты. Марх с Парменом находились неподалеку, мула стреножили, из повозки выгрузили все тюки. Поднявшийся ветер доносил до мужчин вдохновенную песнь:
- «Проклятья веков, полночные тайны
Развеются лентою чистого неба
Круги Зортзиара, сил необычайных
Да явят нам правду земли непотребной…»
Кисть колыхалась, оставляя прозрачное, едва уловимое свечение. В воздухе формировался затейливый рисунок. Юноша что-то бормотал, глаза закрыты, двигается духом. «Танец» закончился и символ, спустя несколько мгновений, растворился. Волхв опустил голову, шумно дышал, руки упер в колени.
- И что должно произойти?
Сабельщик уловил во взгляде парня растерянность. Авенир разогнулся:
