В любом таком сообществе, которое столь же разнородно, сколь научное, и особенно в сообществе, обладающем глубоко укоренившейся традицией бросать вызов авторитету, традицией щедро награждать удачный разрыв с традицией, консенсус не рождается, а созидается. Так как согласие возникает из предшествующего несогласия, полезно представить загадку консенсуса в следующем виде: каким образом получается, что весьма высокая доля ученых, имеющих первоначально различные (и часто взаимно несопоставимые) точки зрения на некоторый предмет, может в конечном счете прийти к поддержке единой точки зрения на этот предмет. Поставленная таким образом проблема консенсуса оказывается проблемой динамики конвергенции ряда разнообразных вер.
Самое популярное современное решение проблемы образования консенсуса в науке предполагает постулирование того, что я называю иерархической моделью обоснования (justification) и что, по-видимому, более широко известно как теория инструментальной рациональности. Огоронники этой модели* в общем едины, выделяя три взаимоотносительных уровня, на которых и посредством которых образуется консенсус. На нижнем уровне этой иерархии дебатируется фактическое. Говоря "фактическое", я имею в виду охватить не только утверждения о непосредственно наблюдаемых событиях, но и заявления о том, что творится в мире, включая заявления о теоретических и ненаблюдаемых сущностях. По очевидным причинам я называю дебаты этого сорта фактуальны-ми разногласиями, а согласие на этом уровне — фактуальным консенсусом. Согласно стандартным представлениям, ученые разрешают фактуальные разногласия и, стало быть, формируют фак-туальный консенсус, поднимаясь на одну ступень выше в этой иерархии, поднимаясь на уровень общепризнанных методологических правил. Эти правила могут быть механическими алгоритмами, обеспечивающими генерирование фактуальных положений. Но гораздо более характерны правила, которые представляют собой просто требования (constraints) или предписания, касающиеся тех атрибутов наших теорий, которые мы должны либо искать (например, независимая проверяемость), либо избегать (например, свойства ad hoc). Обычно считается, что эти правила (в основном и главном они представляют собой принципы эмпирической поддержки и сравнивающих сопоставлений теорий) обеспечивают указания, каким образом выяснить, по крайней мере в качественном смысле, сколько поддержки дают обсуждаемой теории доступные эмпирические свидетельства (т.е. подтверждают они ее или не подтверждают). Если два ученых расходятся в вопросе, какое из конкурирующих фактуальных утверждений более заслуживает веры, то для разрешения своего разногласия они должны (с этой точки зрения) не делать ничего иного, кроме как сравнить веса поддержек, полученных каждым из этих утверждений.
В соответствии с этой моделью способ решения споров меж-цу теориями может быть приведен к тому способу, которым наши суды выносят решения по гражданским спорам (или им по-пагается выносить эти решения): предоставляются относящиеся к делу свидетельства, суд соглашается оформить их истинность согласно точно установленным юридическим правилам, касающимся свидетельств, полный вердикт "гарантируется" тем, что вопрос рассматривается с точки зрения правил, а не личностей, и, наконец, все стороны разбирательства соглашаются твердо придерживаться этого вердикта. Ведь иерархическая модель тоже требует от ученых отправлять их фактуальные диспуты подобно невидимому "научному суду" (действующему в той или иной научной специальности). При этом ожидается, что "научное жюри присяжных" сделает выбор в соответствии с правилами, регулирующими применение эмпирических свидетельств и принятыми всеми учеными данной специальности. Такое заранее данное согласие должно гарантировать, что "вердикт" является как беспристрастным, так и приемлемым для всех сторон. На первый взгляд, это многорбещающий подход. Он может объяснить не только то, почему научные разногласия часто разрешаются консенсусом, но и то, почему они разрешаются так быстро. (Как отмечалось в главе 1, поистине замечательная особенность многих научных дискуссий состоит в том, что дискутирующие стороны быстро приходят к одной определенной позиции.)
Тезис о том, что фактуальные разногласия можно разрешить, привлекая релевантные правила обращения с эмпирическими свидетельствами, является, конечно, современным вариантом того, что я выше назвал лейбницианским идеалом. Но если этот идеал в своей исходной форме предполагал, что все фактуальные разногласия могут быть разрешены привлечением релевантных правил, то новейшие приверженцы методологических правил, вообще говоря, более умеренны в своих претензиях. Они продолжают полагать, что некоторые разногласия могут быть разрешены с использованием доступных эмпирических свидетельств (и правил, разделяемых учеными). Если же эта операция не ведет к успеху, ее приверженцы тем не менее говорят, что эти правила часто достаточно конкретны, чтобы указать на процедуры сбора таких дополнительных эмпирических свидетельств, которые приведут к определенному решению возникшего вопроса. Правила в самом деле бывают и весьма общими (например, "формулируйте проверяемые простые гипотезы"), и промежуточной общности <...>, и весьма конкретными, специфичными для отдельной дисциплины или даже субдисциплины (например, "убедитесь, что прибор х прокалиброван в соответствии со стандартом у"). До той степени, до которой эти процедуры и правила приняты всеми сторонами диспута, и поскольку они достаточно конкретны, чтобы определить выбор между наличными конкурентами, они действительно дают возможность посредничать в дискуссии по фактуальному вопросу. И впечатляюще большая доля фактуальных диспутов может быть доказательно приведена к своему окончанию просто соблюдением релевантных методологических процедур.
Иногда, однако, ученые расходятся в вопросе о правилах, регулирующих применение эмпирических свидетельств, или в вопросе о самой процедуре их применения. В таких ситуациях правила не могут более трактоваться как непроблематичный инструмент разрешения фактуального разногласия. Когда такое случается, становится ясно, что отдельное фактуальное разногласие оборачивается более глубоким методологическим разногласием. По стандарту иерархической точки зрения, такие методологические дискуссии разрешаются шагом вверх по иерархии, т.е. обращением к целям, разделяемым учеными. Это предложение вполне естественно, ибо уже небольшое размышление заставляет признать: методологические правила имеют силу только потому, что они рассматриваются как инструменты или средства достижения целей науки. И вообще, в науке и за ее пределами в тех случаях, в которых мы овладеваем процедурными и оценочными правилами, мы придерживаемся их, потому что рассматриваем их в качестве оптимального инструментария для реализации наших познавательных и практических целей. Следовательно, когда два ученых обнаруживают, что они применяют различные я конфликтующие методологические правила, они, полагая, как это следует из иерархического стандарта, что у них одни и те же базовые цели, могут в принципе разрешить свое разногласие, определив, какие из конкурирующих правил наиболее эффективны для достижения коллективных целей науки. Я называю эту третью стадию, привлекающую базовые познавательные цели, аксиологическим уровнем.
Мы можем следующим образом суммировать превалирующую философскую точку зрения на разрешение научных разногласий: разногласия о фактическом следует разрешать на методологическом уровне; методологические расхождения следует улаживать на аксиологическом уровне. При этом предполагается, что аксиологических разногласий либо не существует (поскольку ученые не могут не разделять тех же самых целей), либо они существуют, но не разрешимы (см. ниже).
Уровни разногласия
Фактуальный
Методологический
Аксиологический
Уровни решения
Методологический
Аксиологический
Отсутствует
Далее я рассмотрю некоторые сильные и слабые стороны ставленной модели формирования консенсуса.
