Вторник 20 августа 1991г, московское

Время 10 час 47 мин

В части опять никого из начальства не было. Сегодня старшим «на борту» был Андрей Согдеев. Доложив о заступлении на дежурство, я поинтересовался, какие будут указания в связи с особыми обстоятельствами. Андрей закурил и усмехнулся:

- А ты как думаешь?

- Причем тут я?

- А я причем? – вопросом на вопрос ответил Андрей. - Видишь, всех как ветром, сдуло, и носа не кажут!

- Но тебя кто-то оставил?

- Вчера начальник 41отдела рулил, сегодня по очереди я. В порядке тактических номеров так сказать.

- И когда это кончится?

- Думаю, до 46 отдела очередь не дойдет.

- Откуда знаешь?

- Развязка близко. Сегодня по «ящику» и по радио, не говоря уже о всяких «голосах», передают подробности противостояния.

- Ну и как?

- Собрались демократы у Белого дома. Будут защищаться. Ожидают сегодня ночью штурм!

- Какой штурм?

Вместо ответа Андрей включил телевизор. На экране появился какой-то коридор, а затем комната, в которой старик с автоматом в руках и в нахлобученной наперекосяк каске что-то говорил гнусавым голосом.

- Кто это?

- Темнота! Это же защитник Белого дома Растрапович!

- Сам вижу, что не Иванов, я спрашиваю кто он такой?

- Великий виолончелист, муж Галины Вишневской! – ответил с чувством превосходства Андрей, хотя наверняка сам узнал о высоком социальном статусе престарелого автоматчика, полчаса назад из предыдущего репортажа.

- Вишневскую знаю. Певица оперная, - продемонстрировал я свой культурный уровень.… А вот Расторговича….

- Растроповича, - поправил Андрей, - Из Израиля или из Штатов приехал!

Затем картинка на экране сменилась. Какие-то солдаты сидели на броне, и пили воду из пластмассовых бутылок.

- Наши? - хмыкнул я.

- Наши! - подтвердил Андрей.

- Чего сидят полтора суток? И что у них там воды нет?
- Сидят, потому что приказать некому! Они там привыкли по телефону команды отдавать. Позвонил - и воду подвезли, позвонил - и Белый дом взяли…. А сейчас это не проходит. Подставят. Как со сбитым Боингом на Дальнем Востоке или полетом Руста. Все письменного приказа ждут. Ладно, иди, дежурь. Скоро москвичи из Региона подъедут. Организуй проход в часть. Пришлют особые указания, ты первым узнаешь.

- Слушай, но ведь и у Белого дома тоже наши.

- Наши, наши. Заступай уже на дежурство.

Служба протекала как обычно. Ничего особенного не происходило. Система экстренного оповещения «Платан» молчала. Приехавшие из Региона москвичи знали не больше нашего. Сказали, что будто Белый дом окружен и у него строятся баррикады. Это и так было ясно из телепередач и радиосообщений.

 

Вторник 20 августа 1991г, московское

Время 14 час 26 мин

Дежурная служба в отсутствии начальства протекала ровно. Но после обеда начались телефонные звонки.

Звучали они примерно одинаково:

Я поднимал трубку и преувеличенно официально представлялся:

- 20-73 оперативный дежурный, капитан 2 ранга Скиба!

- Здравствуйте, это воинская часть?

- Так точно!

- Вы в курсе, что происходит?

- А Вы кто?

- Мы из Ленинградского военного округа. Представляем штаб сопротивления путчу. Просим Вас сообщить…..

- Я и мое командование - часть центрального подчинения. Никаких распоряжений Лен ВО не выполняем!

- Тем не менее….

- Все, до свидания! Конец связи.

Я сразу понял, что на другом конце провода гражданский человек, штафирка, и он понятия не имеет о задачах, структуре и подчинении части, а главное о ее численности и вооружении. Ему и в голову не приходило, что часть может представлять собой полсотни офицеров зрелого возраста с перьями наперевес, способных воевать под «пулеметный» стук пишущих и счетных машинок.

В течение двух или трех часов агитаторы звонили нам разными голосами, но я легко распознавал их по неуверенному тону и сразу говорил «до свидания», после чего вешал трубку.

Заигравшись с телефоном, я не узнал такой же робкий, несвойственный ему, голос начальника минного управления Соленова, второго после Колтуна лица на Обводном, и тоже положил трубку. Телефон трезвонил минуты полторы, пока я, наконец, не взял трубку и не услышал визгливый голос минного начальника:

- Кто у телефона, Вашу мать!

Я представился, как положено и в двух словах прояснил ситуацию. Соленов въехал мгновенно и взял на полтора тона ниже:

- Правильно действуешь. Но ты там не очень! Всякое может быть. Не отмоешься потом. Да начальников подведешь - и затем уж совсем доверительно, - Знаешь, я только из отпуска, какая сейчас в части форма одежды?

Я машинально бросил взгляд на доску дежурного, где еще с зимы красовался бравый офицер в шинели и честно ответил:

- Не знаю.

Вообще мы о форме одежды вспоминали раз в год перед строевым смотром. В остальное время ходили, в чем придется. Обычно на службу, как правило, в гражданском платье т.к. в течение дня у многих предполагались местные командировки на предприятия и в учреждения промышленности, и реже в форме, если ехали в Академию, училища и на корабли. Но сегодня, общее правило не действовало. ГКЧП.

- Путч, вашу мать! - передразнил я Соленова, - а в трубку сказал, - Сейчас позвоню в комендатуру, узнаю и доложу Вам, - прекрасно сознавая всю нелепость своего предложения в создавшейся ситуации.

- Не надо в комендатуру. Что у них своих дел нет? Ты у Колтуна спроси!

- Нет его, тоже в отпуске, - изобразил я наивность, - пусть помучается начальничек недоделанный!

- А кто старший?

- Согдеев.

- Этот точно не знает ничего, - машинально произнес Соленов, думая, как же ему поступить в столь ответственный момент и не подозревая, что все его карты раскрыты. – Посмотри хоть в чем народ ходит?

Как раз в это время из зала совещаний вывалили прозаседавшиеся и отупевшие от долгого табачного воздержания люди. Все военные были в форме.

- Форма три! – Радостно доложил я, - точно, форма три, все наши, из академии и даже из института гидроакустики (они из своего Пушкина всегда по гражданке выбираются) - все по форме три!

- Ладно, - удовлетворенно произнес Соленов и отключился.