МЯТЕЖНЫЕ ДНИ ИЛИ ЗАПИСКИ ОФИЦЕРА.
Эти записки содержат мои воспоминания. Воспоминания обычного человека, морского офицера, об августовских событиях 1991г, круто изменивших мою судьбу, судьбы страны и мира. На момент составления этих записок мне было 57 лет. Из них почти 40 - я посвятил военной службе. Плавал на подводной лодке, служил в научных учреждениях ВМФ, работал на предприятиях судостроения. Ходил в походы, горел, тонул, учился в академии, искал вечно ускользающую научную истину, участвовал в разработке и испытаниях подводных лодок и оружия для них, любил жен и растил детей. Короче жил в кругу повседневных забот, не чувствуя личной ответственности за судьбу страны. Жил и в СССР и в демократической России. Одно время казалось, что с распадом Союза и погружением его осколков в пучину дикого капитализма, в борьбе за кусок хлеба я тоже потерял себя. Записывался, в какие-то кружки сопротивления, ходил на митинги, ностальгировал по советскому Военно-морскому флагу…, короче ронял слезы с соплями в стакан с водкой. Потом все наладилось. И все же после перехода этого социального водораздела меня, да и многих других офицеров, уже не покидало чувство вины за бездействие в те критические для страны дни. Хотя доподлинно известно, каким боком обернулось бы нам всем вмешательство не монолитной армии в сугубо гражданскую распрю. Но за все издержки, даже моральные, надо платить. Ведь в жизни каждого человека наступает момент истины. Пора отчета перед собой и людьми о смысле своего существования. Я, как офицер, не выполнил своего предназначения. Не защитил свою Родину в минуту смертельной опасности. Как такое могло случиться? Этот вопрос до сих пор мучит меня. Ответа на него я так и не нашел. В мыслях были только банальные оправдания. Тысяча оправданий. Главное же состояло в том, что я не увидел и не осознал, так сказать, черты отделявшей защитников Родины от прихлебателей, живущих за ее счет. От понимания этого факта становилось горько и противно. Думаю, что не тяжелая служба подводника, а именно те далекие события надломили меня и привели к болезни. Поэтому в 2011г еще до выздоровления и восстановления, когда казалось до господа, гораздо ближе, чем до смерти, я не мог не написать эти записки. О чем написать? Конечно же, о ГКЧП, о самом для меня важном и волнующем событии. Я - то выжил и восстановился. А моя Родина, Светский Союз и все чему я служил – нет. Возродится ли она, в каком либо виде? Не знаю. Мои записки не претендуют на историчность, масштабность и точность. Единственное их достоинство прямота и честность. Перед богом не врут.
Воскресенье, 18 августа 1991г, московское
Время 17 час 30 мин.
Звонок раздался резко и требовательно. Было поздно и меня уже не должны были беспокоить.
- Кто это? - спросил я, от неожиданности, так и не подняв трубку.
Обычно жена либо сын первыми подскакивали к телефону. Сейчас в квартире кроме меня никого не было. Таня, моя новая жена, прилетит из Донецка только завтра. Сын Артем на несколько дней отправлен в соседний подъезд к матери, то есть к моей бывшей.
- Пусть хоть несколько дней побудет у нее. Скажем до 30-го числа. А то совсем не интересуется сыном. Кукушка долбанная. И так из-за моей неустроенности и ее нежелания брать сына, ребенок на год опоздал в первый класс, - беззлобно подумал я, тупо разглядывая зеленый телефонный кнопочный аппарат, единственный писк моды в еще необжитой однокомнатной квартирке.
Вечер воскресенья - самое лучшее время, чтобы поработать и успеть выспаться перед трудовой неделей:
- Находятся же люди звонить в такое время - заключил я и взял, наконец, трубку. В трубке раздался низкий голос Светочки – нашей машинистки:
- Привет! Ты дома?
- Привет! А где мне еще быть?
- Ну, мало ли где? На даче, в кафе или уже у новой подруги!
Вот сука! И чего звонит? Мы более полугода, как расстались. Просил же не трезвонить на дом! В отдел – пожалуйста! Да и то, если нужно вернуть отпечатанную работу. По другим надобностям дойду до машбюро ножками и лично удостоверюсь, что покинутая мною дама не горюет и не обливается горючими слезами.
- У какой подруги! Я к твоему сведенью женат.… И сотый раз напоминаю тебе….
- Богатым будешь! - не обратив никакого внимания на напоминание, перебила она:
- Только что тебя вспоминали. У нас тут девичник затягивается. Короче нас трое, а с мужиками туго. Можно сказать, завал. Так что, если ты не против, собирайся и подъезжай часиков в восемь или лучше к девяти…. – и она, не спрашивая моего согласия, принялась диктовать адрес и объяснять, как добраться в её удаленный район.
Я ответил неопределенно, положил трубку и немного задумался.
- Конечно, по уму надо бы отказаться. Время хоть и не позднее, но надо все-таки поработать. Досчитать и проанализировать данные экспериментов, например.
Организовал и провел эти натурные эксперименты на лодке с подачи моего друга Славы Катаева по собственной инициативе. Почти год торчал на флоте. «Воевал» с промышленностью. А в перерывах между «боями» метался по флотилии с лодки на лодку. Каждый выход использовал для их проведения. И вот сейчас, когда результат уже почти осязаем, данные все еще окончательно не обсчитаны.
Профессор опять спросит о диссертации, и в который раз проявит недовольство.
А что делать? На составление программы ушло почти три месяца, да на её отладку…. Просчитывать каждую точку в домашних условиях надо по полчаса. Еще построить графики на миллиметровке…. Не успею. На хрен! Кончаются такие расчеты, как правило, лишь утром…. Головой болью, да ещё и неправильно. Потом ищи-свищи ошибку. К тому же в понедельник ещё какой-то семинар, по марксизму. То - ли, о союзном договоре, то - ли о новоогаревском процессе и прочему горбачевскому блуду.
Время, когда внимательно осмысливалось сказанное генсеком, прошло. События несли нас, обывателей, по какой-то нелепой цепи случайностей, оглушая то стрельбой в Баку, то взятием вильнюсского телецентра, то вводом войск в Москву. Всякий раз генсек, а потом и президент оказывался не в курсе и не при чем. Его уже никто не слушал.…
Одним словом перенос работы на неделю ничего не значит:
- Решено – еду. В конце концов, я ковторанг, а не замороченный студент.
Понедельник, 19 августа 1991г, московское
Время 06 час 12 мин
Трясясь в утреннем автобусе, я перебирал в памяти события прошедшей ночи и корил себя за мягкотелость.
Из мужиков на девичник, конечно, никто не пришел. Я оказался один в обществе трех дам в такой же однокомнатной квартире Светочки. Дамы были на взводе - независимы, красивы, раскованы и готовы ко всему. Светочка и мои новые знакомые уже около года работали в кооперативах. Они были в полной боевой готовности, модно одеты, ярко раскрашены и носили дорогое белье, слегка демонстрируя его при каждом удобном случае.
- Знакомьтесь, мой старый друг Валерий. Офицер. Моряк. Закоренелый холостяк и, между прочим, отец-одиночка…. - представила меня Светочка. Дамы на время оживились, но затем в ожидании обещанных мужчин, снова вернулись к прерванному разговору.
За столом, уставленным наскоро собранной снедью и украшенным тонкими заграничными бутылками с вином и армянским коньяком, лениво крутился разговор. В основном о том кто что достал и сколько это стоит. Верховодила за столом роскошная блондинка Оля. Светочка и её подруга поддакивали, откровенно завидуя. Еще бы! Оля только что стала главным бухгалтером. Она снисходительно учила их жить, небрежно красуясь в итальянском комбезе с огромным декольте. В вырезе при каждом её движении то вздрагивали, то покачивались две спелые, загорелые дыньки...
- Ну конечно в Ялте, дорогуша!
- С Андреем?
- Ну, нет! Неважно с кем. В общем, он председатель трех кооперативов. Денег не жалеет…
- А сколько ему….?
- Да я и сама зарабатываю достаточно. Могу жить, не считая и не жаться.
- Я имела в виду лет?
- Годы - не деньги, тут ты права. Их надо поменьше. А денег - побольше. Но вполне.
Мне Оля сразу не понравилась. Меркантильная хамка. Ноги и грудь, правда, ничего. Наверное, считает, что в кармане ее комбинезона уже хранится полмира, а в бухгалтерии ее кооператива и вовсе весь женский мир...
- «Бижутерия – бухгалтерия», про себя хмыкнул я.
….Ближе к ночи Оля властно заявила свои права на единственного мужчину:
- Вы девочки стелите, а я на кухню. Валерик! За мной!
Я вовремя не нашелся, и под жгучими, презрительными взглядами Светочки и Ирки поплелся вслед за ней. На кухне Оля, томно изогнувшись, достала тонкую сигарету из диковинной пачки с надписью «More» и потянулась ко мне. Я чиркнул спичкой.
- «More» - значит моряк, в воду бряк - пошутила она, выпустив дым тоненькой струйкой прямо мне в лицо.
- Нет, на английском это значит просто - «больше».
- «Больше» - больше, или «Больше» - меньше, - продолжала нелепо заигрывать она, откровенно коснувшись кистью правой руки ширинки.
Я отстранился, но смолчал. Она с тенью недовольства спросила:
- Тебе сколько лет?
- Тридцать восемь. А что?
- А то, что и денег у тебя, наверное, тоже всего тридцать восемь рублей...! – съязвила она, что оказалось сущей правдой…
Разговор не клеился. На кухню ко мне на выручку поспешила не выдержавшая наглого попрания её законных прав Светочка:
- Ну, ребята, полтретьего. Давайте уже спать.
Спали все вместе, кроме Оли, на огромной двуспальной кровати – непременном атрибуте интерьера незамужней женщины. Оля устроилась на раздвижном кресле.
Я лежал с краю, практически одетый, и тупо смотрел в потолок. Ночью, когда подруги нарочито сонно задышали, Светочка прижалась ко мне, надеясь возродить былые отношения. Но настроения не было. Я был уязвлен до глубины души глупой бабой и еще долго переживал. Но усталость брала свое, и я потихоньку на часик уснул, оставив дам в полном расстройстве.
