В целом правовое регулирование процедуры возобновления уголовных дел ввиду новых (вновь открывшихся) обстоятельств отличается некоторой пробельностью, многие вопросы решаются по аналогии закона. Не установлены сроки досудебных проверки или расследования, процессуальные формы ряда действий. Нет норм о правовом положении лиц, участвующих в деле, - их права и обязанности определяются также по аналогии и исходя из общих начал уголовного судопроизводства. С одной стороны, все это создает для правоприменителя ряд проблем и не всегда способствует эффективности правосудия. С другой стороны, следует учитывать, что данный институт рассматривается как экстраординарный, т.е. применяемый в очень редких случаях и не являющийся эффективным способом защиты процессуальных прав (он создан не для этого), что в значительной мере объясняет не слишком детальный уровень процессуального регулирования. Возможно, законодатель исходит из того, что чрезмерно подробная регламентация возобновления уголовных дел ввиду новых (вновь открывшихся) обстоятельств может быть неправильно воспринята участниками процесса как некая дополнительная возможность проведения повторного расследования и судебного разбирательства по делу, по которому уже вступил в законную силу приговор суда. Это, конечно, также недопустимо.
4. Особенности пересмотра уголовных дел в связи с решениями Конституционного Суда РФ и Европейского суда по правам человека. Как было отмечено, пересмотр судебных актов в связи с влияющими на них решениями Европейского суда по правам человека и Конституционного Суда РФ осуществляется по специальной процедуре.
Поскольку здесь не требуется установление никаких дополнительных обстоятельств и сами основания к пересмотру носят юридический, а не фактический характер, проверка прокурора либо расследование здесь не требуются. Соответственно, отсутствует досудебный этап. Кроме того, процедура носит более централизованный характер в силу специфики соответствующих судебных органов, чьи решения являются основаниями пересмотра.
С учетом этого возобновление производства инициируется Председателем Верховного Суда РФ путем внесения представления в Президиум этого Суда. Важно, что по смыслу закона как внесение такого представления, так и возобновление производства по делу на его основании являются соответственно для Председателя и для Президиума Верховного Суда РФ обязательными. Подобное ограничение независимости судебной власти становится возможным с учетом норм конституционного и международного права.
В течение месяца с момента поступления представления по делу должно быть принято решение. Президиум Верховного Суда РФ может отменить либо изменить судебные акты по делу в соответствии с состоявшимся решением Европейского суда по правам человека либо Конституционного Суда (ч. 5 ст. 415 УПК РФ). То есть здесь есть еще одна особенность процедуры - возможность не только отмены, но и изменения судебного акта (приговора или иного решения) непосредственно по итогам рассмотрения дела в Президиуме Верховного Суда РФ. Это опять же обусловлено правовым, а не фактическим характером данных оснований к пересмотру: например, когда для применения нормы в соответствии с ее конституционно-правовым толкованием новое рассмотрение дела не требуется. Если же по делу установлено процессуальное нарушение (например, решением Европейского суда по правам человека установлено нарушение ст. 6 Конвенции о защите прав человека), дело должно быть при наличии к тому оснований направлено на новое рассмотрение с соответствующей стадии.
Иначе говоря, здесь опять-таки возникает вопрос о существенности такого нарушения и его гипотетическом влиянии на пересматриваемое судебное решение - об автоматической (механической) отмене судебного приговора (иного судебного решения) речь идти не может. В каждом конкретном случае Президиум Верховного Суда РФ обязан оценить наличие (отсутствие) оснований для пересмотра уголовного дела с точки зрения как интересов участников уголовного процесса, так и общей идеи правосудия. Скажем, в ситуации, когда Европейский суд по правам человека признал, что суд по уголовному делу не предоставил защите возможности предъявить свои доказательства или не выслушал ее доводы, приговор подлежит отмене и дело необходимо пересмотреть. Если же нарушение Конвенции выразилось, по мнению Суда, например, в ненадлежащем обустройстве скамьи подсудимых, то государство обязано не допускать впредь подобных нарушений, выплатить заявителю присужденную ему сумму, но повтор судебного процесса только для того, чтобы заново посадить подсудимого на образцово обустроенную скамью подсудимых (при отсутствии иных претензий), выглядел бы не только бессмысленным, но и представлял бы собой пародию на правосудие. Поэтому в данном случае в отмене приговора и пересмотре уголовного дела должно быть отказано.
К тому же следует учитывать, что если у Президиума Верховного Суда РФ возникли сомнения в том, насколько оценка тех или иных положений отечественного законодательства со стороны Европейского суда по правам человека соответствует российским конституционным ценностям, то он вправе обратиться за разъяснениями в Конституционный Суд РФ, решение которого по данному вопросу является обязательным. Кроме того, если Конституционный Суд РФ признал по запросу Президента РФ или Правительства РФ, что решение Европейского суда по правам человека не подлежит исполнению на территории РФ в силу его несовместимости с Конституцией РФ, то в таком случае уголовное дело также не может быть пересмотрено <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. по делу о применимости решений ЕСПЧ на территории РФ.
Глава 32. ПОСЛЕДСТВИЯ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
ОПРАВДАТЕЛЬНОГО ПРИГОВОРА, РЕАБИЛИТАЦИЯ И ИНЫЕ ОСНОВАНИЯ
ВОЗМЕЩЕНИЯ ВРЕДА, СВЯЗАННОГО С УГОЛОВНЫМ ПРЕСЛЕДОВАНИЕМ
Литература
Фойницкий И.Я. О вознаграждении невинно к суду уголовному привлекаемых. СПб., 1884; Безлепкин Б.Т. Возмещение вреда, причиненного гражданину судебно-следственными органами. М., 1979; Пастухов М.И. Оправдание подсудимого. Минск, 1985; Пастухов М.И. Реабилитация невиновных. Основы правового института. Минск, 1993; Бойцова В.В., Бойцова Л.В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. Тверь, 1993; Глыбина А.Н., Якимович Ю.К. Реабилитация и возмещение вреда в порядке реабилитации. Томск, 2006; Гаврилюк Р.В., Юнусов А.А. Реабилитация в российском уголовном процессе. Нижнекамск, 2007; Петрухин И.Л. Оправдательный приговор и право на реабилитацию. М., 2009.
§ 1. Исполнение оправдательного приговора
Теоретическое и нормативное построение стадии исполнения приговора прежде всего связано с исполнением обвинительного приговора <1>. Строго говоря, само появление в структуре уголовного процесса такой стадии обусловлено именно непростыми вопросами, связанными с координацией уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права, приведением в исполнение приговора в целях надлежащего исполнения назначенного судом наказания, взаимодействием для этого судебной и исполнительной властей, решением судом вопросов, возникающих в ходе исполнения наказания (главным образом в виде лишения свободы), и т.п. В случае постановления оправдательного приговора подобных проблем не существует, так как ни о каком наказании и его исполнении здесь не может быть и речи.
--------------------------------
<1> См. об этом гл. 33 настоящего курса.
Поэтому применительно к исполнению оправдательного приговора уголовно-процессуальная доктрина долгое время ограничивалась буквально парой фразой о том, что "оправдательный приговор, приводится в исполнение немедленно по [его] провозглашении. В случае нахождения подсудимого под стражей суд освобождает его из-под стражи в зале судебного заседания" <1>. Этот тезис фактически дословно воспроизводил положения ч. 6 ст. 356 УПК РСФСР 1960 г. - единственной нормы в главе об исполнении приговора (гл. 29) прежней уголовно-процессуальной кодификации, касавшейся исполнения оправдательного приговора. При всей важности указанного классического постулата, смысл которого сводится к тому, что исполнение оправдательного приговора происходит независимо от его вступления в законную силу и обжалования участниками уголовного судопроизводства <2>, одного его явно недостаточно, чтобы институционально сконструировать самостоятельную стадию уголовного процесса вокруг исполнения не только обвинительного, но и оправдательного приговора.
--------------------------------
<1> Перлов И.Д. Исполнение приговора. М., 1963. С. 35.
<2> Иначе говоря, в отличие от обвинительного приговора обжалование приговора оправдательного не имеет так называемого суспензивного (отлагательного) эффекта в части освобождения из-под стражи оправданного лица, хотя в остальном вступление оправдательного приговора в законную силу происходит по общим правилам (после истечения срока на обжалование либо рассмотрения апелляционной жалобы или представления). Ясно, что это связано с гуманным отношением к обвиняемому, который не должен в случае оправдания оставаться под стражей даже в том случае, когда противоположная сторона не согласна с приговором.
Наверное, именно по этой причине действующий УПК РФ хотя и воспроизвел положение о немедленном освобождении подсудимого из-под стражи непосредственно в зале суда в случае его оправдания (ст. 311), но вывел данную норму за пределы гл. 46 Кодекса, посвященной обращению приговоров к исполнению. В результате возникло не совсем верное впечатление, что стадия исполнения приговора касается исполнения исключительно обвинительных приговоров.
На самом деле действующий уголовно-процессуальный закон не только сохраняет концепцию исполнения оправдательных приговоров в отмеченном выше важном, пусть и узком аспекте, но, напротив, значительно расширяет ее. Это позволяет говорить о появлении полноценной стадии уголовного процесса применительно как к традиционному исполнению обвинительных приговоров, так отныне и к исполнению оправдательных приговоров. Связано это с институтом реабилитации, когда суд в ходе исполнения оправдательного приговора обязан решать в уголовно-процессуальном порядке вопросы о возмещении реабилитированному вреда, восстановлении его трудовых, пенсионных, жилищных и иных прав, о чем гласит п. 1 ст. 397 УПК РФ, расположенный в гл. 47 Кодекса, кодифицирующей наряду с гл. 46 нормы, касающиеся именно стадии исполнения приговора. Ничего подобного в УПК РСФСР 1960 г. не было <1>.
--------------------------------
<1> Кроме того, в порядке исполнения оправдательного приговора суд решает и иные вопросы, скажем, связанные с разъяснением сомнений и неясностей, возникающих при исполнении приговора (п. 15 ст. 397 УПК РФ), когда, например, постановивший оправдательный приговор суд допустил техническую оплошность, не указав в приговоре на отмену меры пресечения или меры обеспечения гражданского иска (см. п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 2011 г. N 21 "О практике применения судами законодательства об исполнении приговора").
Однако некоторая доктринальная трудность заключается в том, что оправдательный приговор не является единственным основанием реабилитации лица. Правом на реабилитацию в соответствии со ст. 133 УПК РФ обладают также: а) лицо, в отношении которого отменен по определенным основаниям обвинительный приговор суда; б) лицо, в отношении которого уголовное дело прекращено по определенным основаниям; в) лицо, к которому незаконно или необоснованно были применены принудительные меры медицинского характера. Поэтому институт реабилитации не связан только с исполнением оправдательного приговора - его следует понимать в значительно более широком контексте, что затрудняет нормативную систематизацию и доктринальную концептуализацию положений об исполнении оправдательного приговора, а отчасти даже выхолащивает саму идею. Это негативно сказывается на развитии не только уголовно-процессуальной теории, но и правоприменительной практики.
Если обобщить, то исполнение оправдательного приговора сегодня проявляется в двух аспектах:
1) традиционном, который выражается в обязанности суда немедленно привести оправдательный приговор в исполнение непосредственно в зале суда и освободить подсудимого из-под стражи, если в его отношении действует мера пресечения в виде заключения под стражу; в данной части исполнение оправдательного приговора происходит до его вступления в законную силу и независимо от обжалования участниками уголовного судопроизводства, т.е. апелляционная жалоба не имеет суспензивного (отлагательного) эффекта и не препятствует исполнению;
2) новейшем, который выражается в рассмотрении судом в ходе исполнения оправдательного приговора вопросов, связанных с реабилитацией лица и восстановлением его прав; в данной части исполнение оправдательного приговора производится на общих основаниях, т.е. только после его вступления в законную силу по истечении срока на апелляционное обжалование либо по рассмотрении апелляционной жалобы или представления (апелляционная жалоба здесь обладает суспензивным эффектом и откладывает вступление приговора в законную силу).
При этом если в рамках традиционного подхода вряд ли можно было говорить о возможности конструирования стадии исполнения приговора вокруг исполнения не только обвинительного, но и оправдательного приговора, то сегодня ситуация изменилась. Появление новейшего подхода, связанного с необходимостью решения судом в ходе исполнения приговора вопросов реабилитации лица и возмещения ему ущерба, привело к тому, что в современном российском уголовном процессе стадия исполнения приговора перестала выражаться в исполнении исключительно обвинительных приговоров. В случае постановления оправдательного приговора его исполнение также теперь не сводится к одномоментному действию в виде торжественного освобождения подсудимого в зале суда, но представляет собой полноценную стадию, в ходе которой суд решает в уголовно-процессуальной форме вопросы реабилитации и возмещения ущерба.
Наконец, необходимо сделать еще одно замечание. В данной главе настоящего курса речь пойдет об институте реабилитации в целом, что вызывает необходимость рассматривать данный институт в контексте не только постановления оправдательного приговора, но и прекращения уголовного дела по реабилитирующим основаниям, его соотношения с институтом возмещения вреда, причиненного незаконным применением мер процессуального принуждения, и т.п. Такой подход представляется имеющим право на существование хотя бы потому, что оправдательный приговор имеет для института реабилитации системообразующий характер. Множественность оснований реабилитации не должна скрыть от нас того, что центральная роль в становлении, развитии и концептуализации данного института принадлежит именно оправдательному приговору и постепенно осознававшейся уголовно-процессуальной доктриной необходимости его полноценного исполнения.
§ 2. Понятие и значение института реабилитации лиц,
подвергнутых незаконному уголовному преследованию
Примерно в середине и во второй половине XIX в. в уголовно-процессуальной доктрине разных стран, включая Россию, наметился перелом, связанный с осознанием необходимости появления ответственности государства за вред, причиненный незаконным или необоснованным уголовным преследованием. Но поиск теоретических оснований такой ответственности оказался много сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Отчасти он продолжается до сих пор. Во-первых, современное право исторически никогда не знало "общего юридического принципа, в силу которого государство признавалось бы по общему правилу ответственным за (правомерные) действия должностных лиц. В публичном праве Англии принят даже прямо противоположный принцип: "Король не может делать зла", - государство не может быть ответственным за законные действия своих органов" <1>. Понятно, что уголовное преследование относится к компетенции государства и его представителей (органов). Более того, они обязаны его осуществлять в каждом случае обнаружения признаков преступления, производя предварительное расследование, судебное разбирательство, причем в разных судебных инстанциях, и т.д. Если в ходе расследования, судебного разбирательства или пересмотра уголовного дела вышестоящим судом выясняется, что уголовное преследование осуществлялось в отношении невиновного, в связи с чем дело прекращается, постановляется оправдательный приговор или отменяется приговор обвинительный, то цели уголовной юстиции достигаются в полной мере и это скорее свидетельствует о высоком качестве государственного механизма уголовной юстиции (как единого целого со всеми его "сдержками и противовесами"). За что же тогда привлекать государство к ответственности? Это теоретическое затруднение даже привело выдающегося российского процессуалиста И.Я. Фойницкого к так называемой филантропической теории, в соответствии с которой основанием возмещения вреда в данном случае является не юридическая обязанность, а исключительно моральный долг государства <2>. Во-вторых, с учетом сказанного, а также стадийной структуры уголовного процесса, не совсем понятно, в какой именно стадии уголовного процесса и в связи с каким именно уголовно-процессуальным решением наступает ответственность государства. Должна ли она наступать только в том случае, когда имеет место незаконное осуждение и наказание лица, т.е. когда в отношении лица незаконно или необоснованно постановлен обвинительный приговор? Или она должна также наступать в случае незаконного (необоснованного) уголовного преследования, невзирая на то, что суд (орган расследования) в конечном итоге прекрасно справился со своими задачами, провел справедливое судебное разбирательство (расследование), оценил обстоятельства дела и постановил оправдательный приговор (прекратил дело)? А может быть, она должна наступать исключительно в том случае, когда в ходе уголовного преследования, завершившегося прекращением дела, постановлением оправдательного приговора, отменой обвинительного приговора и т.д., лицо какое-то время было фактически лишено свободы и находилось под стражей? Каждый из вариантов ответа на поставленные вопросы имеет свою логику и свои резоны. Проблема становится еще более трудноразрешимой, если исходить из исковой (чисто состязательной) природы уголовного процесса, характерной прежде всего для англосаксонских уголовно-процессуальных систем, и рассматривать обвинение как уголовный иск. За что тогда привлекать государство к ответственности, если органы уголовного преследования, действуя в полном соответствии с этой теорией, быстро провели минимально формализованное расследование, собрали материалы дела и предъявили их в суд, который в конечном итоге признал правоту защиты и оправдал обвиняемого? Ведь оправдательный приговор в такой ситуации рассматривается (по крайней мере, сугубо теоретически) не как какой-то эксцесс, свидетельствующий о "грубых ошибках", "некачественном расследовании" и т.д., а как совершенно нормальный вариант развития событий, заложенный в институциональную логику концепции уголовного иска.
--------------------------------
<1> Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. 3-е изд. Пг., 1916. С. 571.
<2> См.: Там же. С. 572.
С другой стороны, никакие теоретические юридические сложности не могут скрыть другой очевидный факт: незаконное или необоснованное уголовное преследование нередко ломает судьбы людей, лишает их доброго имени, репутации, собственности, работы, семьи и т.п. Причем происходит это даже в тех случаях, когда сам по себе уголовный процесс, иногда растягивающийся на годы, формально завершается в пользу обвиняемого. Не замечать данного прискорбного обстоятельства при нынешних условиях развития права категорически недопустимо, в связи с чем и возникает потребность хотя бы отчасти минимизировать указанные последствия, развивая институты, которые дореволюционные правоведы именовали "вознаграждением невинно привлеченных к суду", а нынешняя российская уголовно-процессуальная система называет институтом реабилитации.
Отмеченное противоречие между теоретическими затруднениями точного определения объема, пределов, оснований ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование и несомненной практической необходимостью в такой ответственности с точки зрения уголовно-процессуальной политики приводит к некоторым метаморфозам развития института реабилитации, часть которых лежит в сравнительно-правовой, а часть - в сугубо российской плоскости. Таких метаморфоз, по нашему мнению, существует три.
Первое. Поскольку, как указывалось выше, институт реабилитации <1> мало совместим с чисто состязательной моделью уголовного процесса англосаксонского типа, построенной на идее уголовного иска, его становление, развитие и доктринальное обоснование происходило прежде всего в континентальных и близких им правопорядках (Швейцария, Бельгия, Германия, Австрия, Франция, страны северной Европы и др.), включая Россию. Это связано с тем, что континентальный уголовный процесс построен не на исковой, а на следственной модели, обязывающей органы расследования и суд вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины). Иначе говоря, в центре данной модели находится не теория иска, а теория расследования. При таком подходе становится намного проще обосновать претензии, которые можно выдвинуть к государству в случае не только незаконного осуждения, но даже законного оправдания лица или прекращения в его отношении уголовного дела: органы расследования не справились с задачей установления по делу истины и привлекли к суду невиновного. По этой причине институт реабилитации имманентно присущ континентальной уголовно-процессуальной теории, являясь достаточно логичным следствием принципа материальной истины, которому подчинена деятельность любого государственного органа в уголовном процессе. Для англо-американского уголовного процесса, отрицающего принцип материальной истины, он либо вовсе чужд <2>, либо приобретает в нем совершенно иные формы, когда возмещение вреда выплачивается не по строгим юридическим основаниям, а в силу дискреционных решений разного рода комиссий с участием представителей административных властей, гражданского общества и т.п., напоминая скорее выплату "премии", причем только в отдельных случаях (например, в Англии, где эти вопросы находятся в ведении министерства юстиции).
--------------------------------
<1> Следует иметь в виду, что понятие "реабилитация" не является универсальным и в большей мере характерно для отечественной доктрины. Многие зарубежные уголовно-процессуальные системы его не знают, предпочитая говорить о "возмещении вреда, причиненного незаконным (необоснованным) уголовным преследованием". Однако мы здесь для краткости будем его использовать в более широком сравнительно-правовом контексте.
<2> Показательным является уголовное дело по обвинению в США в 2011 г. директора-распорядителя Международного валютного фонда (МВФ) французского гражданина Д. Стросс-Кана. Он был обвинен в сексуальных домогательствах в отношении горничной отеля, после чего арестован в Нью-Йорке и почти немедленно предан суду, что естественным образом привело к утрате им поста руководителя МВФ и фактическому свертыванию карьеры (в том числе в плане перспектив участия в выборах Президента Франции в 2012 г.). Однако очень скоро прокуратура Нью-Йорка отказалась от всех обвинений в отношении Стросс-Кана, что привело к прекращению уголовного дела судом без его рассмотрения по существу. При этом вопрос о реабилитации Стросс-Кана, восстановлении его прав и доброго имени и т.п. даже не стоял. Иначе говоря, уголовный иск был выдвинут и затем отозван без малейших последствий для государства в части обязанности реабилитировать необоснованно привлеченного к суду. В значительной мере такой подход объясняется тем, что выдвижение в США уголовного обвинения не предполагает обязанности органов уголовной юстиции предварительно расследовать уголовное дело всесторонне, полно и объективно.
Второе. Даже если оставаться только в пределах континентальных уголовно-процессуальных систем, достаточно давно развивающих институт реабилитации, нельзя не отметить отсутствие какого-либо концептуального единства между ними по вопросу об основаниях и пределах ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование. Около 100 лет назад российский процессуалист Н.Н. Розин выделял три группы стран: 1) страны, "допускающие лишь вознаграждение лиц, по ошибке суда невинно осужденных (выделено мной. - Л.Г.) и понесших наказание (выделено мной. - Л.Г.) вполне или частью, или понесших наказание более суровое, чем они заслуживали, если притом эти лица, в порядке пересмотра дела (выделено мной. - Л.Г.) по его возобновлении, были оправданы судом или приговорены к менее тяжкому наказанию"; 2) страны, "допускающие вознаграждение, кроме лиц первой категории, также тех лиц, которые были подвергнуты уголовному преследованию" и содержались под стражей, а "затем были оправданы судом или освобождены от преследования в порядке прекращения дела до суда"; 3) страны, "допускающие вознаграждение не только лиц первой и второй категорий, но и вообще всех лиц, невинно привлекаемых к уголовному суду, какой бы стадии дело о них ни достигло, когда бы ни прекратилось и в каком бы объеме ни выразились причиненные этим лицам стеснения" <1>.
--------------------------------
<1> Розин Н.Н. Указ. соч. С. 576.
Век спустя классификация Н.Н. Розина полностью сохраняет свое значение. Если Россия без всяких сомнений сегодня может быть причислена к третьей группе стран (даже больше, как мы увидим далее), то, например, во Франции оправдательный приговор или постановление о прекращении уголовного дела служат основанием возмещения государством вреда лицу, подвергнутому незаконному (необоснованному) уголовному преследованию, только в том случае, если к этому лицу в ходе уголовного судопроизводства была применена мера пресечения в виде заключения под стражу <1>.
--------------------------------
<1> См.: 
. 
Paris, 2010. P. 621 - 622.
Третье. Теоретическая неопределенность в вопросе об основаниях и пределах ответственности государства за незаконное (необоснованное) уголовное преследование в полной мере отражается не только в сравнительно-правовой плоскости, но и в российских подходах к понятию и объему института реабилитации. Более того, речь идет не только о доктринальных (научных), но и сугубо нормативных противоречиях. Так, в соответствии с п. 34 ст. 5 УПК РФ под реабилитацией понимается порядок восстановления прав (свобод), включая возмещение причиненного вреда, только того лица, которое подвергнуто незаконному (необоснованному) уголовному преследованию. Здесь мы видим максимально широкий, но уже достаточно традиционный подход, зафиксированный в классификации Н.Н. Розина (третья группа стран). Однако ст. 133 УПК РФ, если руководствоваться ее наименованием (а также наименованием самой гл. 18 УПК РФ), помимо того, включает в число оснований возникновения права на реабилитацию возмещение вреда лицу, незаконно подвергнутому мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, независимо от того, являлось ли законным (обоснованным) или незаконным (необоснованным) само уголовное преследование. Иначе говоря, если следовать букве закона (ч. 3 ст. 133 УПК РФ), то реабилитация может наступать не только в случаях незаконного (необоснованного), но и правомерного уголовного преследования. Здесь мы уже сталкиваемся с существенным расширением понятия реабилитации, которое не охватывается даже еще недавно казавшейся всеобъемлющей классификацией Н.Н. Розина.
В результате возникают две возможности доктринального толкования понятия реабилитации:
1) использование его в самом широком смысле, охватывающем все перечисленные в ст. 133 УПК РФ случаи; при таком подходе понятие реабилитации выходит за пределы своего изначального этимологического значения и охватывает также ситуации правомерного уголовного преследования (если в его рамках неправомерно применена мера процессуального принуждения, в том числе не связанная с ограничением свободы, например, залог, привод, обязательство о явке и т.п.);
2) использование его в строгом смысле, обозначенном в п. 34 ст. 5 УПК РФ, т.е. только в тех случаях, когда речь идет о незаконном (необоснованном) уголовном преследовании; при таком подходе следует различать два автономных института, регулируемых ст. 133 УПК РФ: во-первых, институт собственно реабилитации; во-вторых, институт возмещения вреда, причиненного в рамках правомерного уголовного преследования.
Учитывая отечественные и сравнительно-правовые доктринальные традиции, второй подход представляется предпочтительным. Именно его в большинстве случаев по-прежнему придерживается российская уголовно-процессуальная теория, даже после вступления в силу УПК РФ настаивающая на том, что под реабилитацией в уголовном процессе следует понимать "возмещение вреда, причиненного невиновному в результате уголовного преследования и осуждения" <1>. Как видно, о виновном, к которому незаконно применена мера процессуального принуждения, речь здесь не идет <2>. Аналогичного подхода придерживается и судебная практика. Так, в Постановлении Пленума от 29 ноября 2011 г. N 17 "О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве" Верховный Суд РФ указал, что физические и юридические лица, незаконно подвергнутые в ходе уголовного судопроизводства мерам процессуального принуждения, "не отнесены уголовно-процессуальным законом к кругу лиц, имеющих право на реабилитацию. Однако в случае причинения вреда указанным лицам они имеют право на его возмещение в порядке, предусмотренном главой 18 УПК РФ" (п. 6).
