Ребенок как активная терапевтическая сила

Что могло бы заставить ребенка быть активной терапевтической силой для родителя? Самый скупой ответ может быть, что забота о родителе составляет ценность для выживания. Без родителя младенец/ребенок умирает или становится дефектным. Серлз (1975) выдвинул гипотезу: “... что врожденным среди наиболее мощных стремлений человека к его собратьям, начинающимся в самые ранние годы и даже в самые ранние месяцы жизни, является по сути своей психотерапевтическое стремление” (стр.95). Ранее Серлз (1959) вводил мысль, что ребенок может оставаться в симбиотических отношениях с матерью для того, чтобы мать сохраняла здравый рассудок. Маршалл (1983) цитирует случай девочки-подростка, мечтавшей покинуть дом, которая сформулировала план родить ребенка и передать его своей симбиотической матери, чтобы предотвратить у своей матери депрессию.

Философски Серлз близок к Монтегю (1950), который предлагает обширные свидетельства в пользу положения, что внутренне присущее стремление к сотрудничеству существует от клеточного до социального уровней. Аналогичным образом Спотниц (1985) доказывает, что цель эротического влечения — "... свести людей вместе, объединить их и ради их собственных интересов, и для сохранения человеческой расы". Однако он добавляет таки: “... цель агрессивного стремления, с другой стороны, это разрушение репрезентаций объекта..." (стр.47). Спотниц изображает ребенка, обеспечивающего собственное выживание путем сохранения объекта, даже в ущерб росту собственного эго. Таким образом, похоже на то, что склонность ребенка помогать родителю может быть основана на стремлении, имеющем отношение к выживанию вида, через сохранение вскармливающего объекта. Сверх того, большинство психоаналитиков постулировали другой источник альтруистического поведения — результат защитного реактивного формирования и оборачивания, используемых против переживания и выражения инстинктуальной и реактивной агрессии.

Внутрисемейная терапия (filial therapy)

Впервые названная так Бернардом Герни (1964), внутрисемейная терапия означала, что "активным творцом изменений, также как и человеком, которого меняют, являются члены одного и того же семейного созвездия” (Фидлер и др. 1969,, с. 371). Хотя Герни обучал мать быть первичным терапевтом и вести игровые терапевтические сессии в недирективной манере, термин "внутрисемейная терапия", так, как он используется в этой работе, является более ранней, более общей формулировкой, согласно которой мать и ребенок ведут взаимную, взаимообменную терапию. Медоу (1985) описывает несколько случаев в контексте групповой терапии, где члены семьи действуют как терапевты друг для друга. Поневоле вспоминаешь об экспериментах Ференци (Dupont, 1988) по взаимному анализу.

Базовое понятие внутрисемейной терапии не является новым. Фрейд (1909) был супервизором первого внутрисемейного терапевта, когда он руководил отцом маленького Ганса в лечении у ребенка фобии. Фрейд спокойно ввел внутрисемейный анализ в собственную личную терапию своей дочери, как делала Мелани Кляйн, когда анализировала своего сына. Эвелин Лигнер (1984) в первопроходческой статье описывала процессы и контрпереносы, связанные с терапией близких родственников. В дополнение к этому, семейные терапевты давно утверждали, что члены семьи могут оказывать друг другу взаимную и взаимообменную терапию.

Клинический случай

В этой работе на терапию был взят одиннадцатилетний мальчик, но когда выработались сопротивления, ребенок был символически освобожден от роли пациента, и при этом взял на себя роль терапевта в терапии своей матери. В то же самое время мать обучили действовать в качестве со-терапевта и внутрисемейного терапевта. На более поздней стадии подросток принял свою собственную индивидуальную терапию и стал воспитателем своей матери, помогая ей выйти замуж, по мере того, как сам он отделялся от своей матери.

Отец Сэма

Мистер С появился в моем офисе ухоженный и деловитый. Выражаясь интеллигентно и четко, в манере, подобающей преуспевающему идущему в гору юристу, он бодро описал мне проблемы, которые он находил у своего сына Сэма. Его беспокоили плохие успехи в школе, отстраненность и изоляция, проблемы с дыханием и "дикая агрессия" во время игры. Он отмечал поведение, которое он назвал "экстраординарным" и "вымогательским", и упомянул обычное отсутствие контакта глаза в глаза. Отец был "в ужасе" по поводу будущего Сэма, в особенности из-за того, что в семье, похоже, существовала история тяжелых психических заболеваний. Сэм оказывался все большим бременем и источником раздражения и смущения, в особенности в связи с тем, что отец подумывал заново жениться. Проблемы с поведением Сэмаон приписывал его тревожной, чересчур опекающей матери и бурному разводу, произошедшему, когда Сэму было около семи лет. Наконец, он сообщил, что он обращался за консультацией к видному детскому психиатру, который порекомендовал, чтобы мальчик прошел "какую-нибудь форму бихейвиоральной терапии, но не психоанализ, потому что он слишком сильно нарушенный". Отец полагал, что частота сессий должна быть один раз в неделю, и что он будет оплачивать визиты матери Сэма один раз в месяц: “Если это в интересах Сэма, но никакой терапии для нее!". Он сообщил, что сам он лечился ЭСТ, и что я не должен никак вовлекать его в терапевтический процесс. После этой оценки и рекомендаций впечатление создавалось, что он чувствовал, что исполнил свой отцовский долг до конца.

Мои чувства были очень интенсивны: твердые зерна отцовской реальности были вбиты мне в глотку без всякой возможности пережевать их или обсудить; меня переехал эмоциональный дорожный каток; и Сэма бросили на мое крыльцо, в то время как отец поспешно отступил в свой мир власти, финансов и новой семьи. Отец возбудил во мне чувство, что Сэм непривлекательный и безнадежный юнец, и что я третьесортный психотерапевт которого наняли за деньги что-нибудь с Сэмом сделать. На протяжении следующих десяти лет у меня никогда не было личного контакта с отцом. Однако он оплачивал свои счета достаточно регулярно, и время от времени я получал от него весточку, особенно если у него появлялось чувство, что состояние Сэма ухудшается. Сэм был твердо против того, чтобы я поддерживал с отцом какой бы то ни было контакт.

Мать Сэма

Мать Сэма была совсем другой. Несмотря на ее крупную фигуру, она выглядела уменьшенной — усталой, задавленной и неуверенной в себе. Она описала свои трудности и обиды на старших детей, которые жили независимо, а также свои мучения с бывшим мужем, которого она рассматривала как еще одного ребенка, и который к тому же был весь погружен в юридическую практику. Вскоре после развода она пережила рак.

Это была женщина, которая явно заботилась о Сэме, возможно, больше чем о себе самой. Ее восприятие событий и Сэма заметно отличались от описания мистера С и были более открыты вопросам и обсуждению. Оба, однако, действительно испытывали одинаковое количество озабоченности и тревоги по поводу будущего Сэма, но миссис С относилась к Сэму более благожелательно и с большей надеждой. Я испытал довольно сильное сочувствие к этой женщине, которая совершенно одна, если не считать общества Сэма, справлялась с существованием в мире. Я чувствовал, что на нее можно положиться, и что она будет моим союзником в терапии Сэма. Хотя она выглядела слабой, уязвимой и мазохистичной, со склонностью ныть и изображать себя жертвой, она тем не менее демонстрировала значительную внутреннюю силу, часть которой она получила от своего собственного достаточно успешного психоанализа. В более поздних сессиях она сообщила, что мать ее была активно паранойяльна и эмоционально мучила ее, и внушила ей глубочайшие сомнения в том, что она в здравом рассудке. Ее мать обвиняла ее также в том, что она хочет ее убить. На одном и том же дыхании миссис С пожаловалась, что ее и Сэма терроризируют угрозы смерти от одной из ее дочерей, которая была психотичкой.