ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОБЗОР
Первые данные об индивидуальных различиях по основному показателю динамичности – скорости образования положительных и тормозных условных реакций, – естественно, могли быть получены только в павловской школе. Действительно, в ряде диссертаций и статей сотрудников И.П. Павлова, относящихся к 1907–1911 гг., мы находим упоминания – но, пожалуй, не более того – о существовании определенных индивидуальных вариаций в быстроте выработки у собак условных рефлексов (И.Я. Перельцвейг, 1907; Н.А. Кашерининова, 1908; П.М. Никифоровский, 1910), дифферен-цировок (А.А. Шишло, 1908; В.В. Беляков, 1911), угасательного торможения (С.И. Завадский, 1908; И.В. Потехин, 1911), условного тормоза (К.Н. Кржышковский, 1909; П.Н. Николаев, 1910).
Поскольку основной задачей павловской лаборатории было в то время установление общих закономерностей функционирования условной связи, индивидуальные особенности не подвергались систематическому исследованию, а только констатировались; необходимая для изучения индивидуальных вариаций по данному параметру стандартизация условий опыта в большинстве работ еще не соблюдалась, а поэтому сведения об индивидуальных отклонениях той или иной функции носили довольно отрывочный характер, и им до поры до времени не придавалось существенного значения. Во всяком случае, И.П. Павлов ни в одном из своих публичных выступлений, имевших место в течение более чем 20 лет после начала работы над условными рефлексами, не упоминает об индивидуальных различиях в их формировании.
Очевидно, это объясняется тем, что, пока не сложилось хотя бы самое первоначальное представление о «типах» нервной системы собак, не было необходимости и в выделении экспериментальных критериев типологических свойств. Но как только возникла типологическая концепция (в ее первых вариантах – в середине 20‑x гг.), появилась и необходимость в соответствующих критериях. Поскольку первые варианты типологической классификации были очень просты и строились на одном принципе – соотношения, уравновешенности возбудительного и тормозного процессов, набор экспериментальных показателей «типа» был также весьма немногочислен. Этими показателями как раз и служили скорость, легкость выработки, а также устойчивость положительных и тормозных условных рефлексов.
В докладе «Физиологическое учение о типах нервной системы, темпераментах тож», прочитанном И.П. Павловым в конце 1927 г., читаем: «У одних животных очень легко выработать положительный рефлекс; положительный рефлекс очень устойчив при разных условиях, но зато у них очень трудно получать тормозные рефлексы… С другой стороны, на противоположном конце имеются животные такие, у которых положительные условные рефлексы вырабатываются с большим трудом, остаются постоянно в высшей степени неустойчивыми… наоборот, тормозные рефлексы быстро готовы и отлично всегда держатся» (1951–1952, т. III, кн. 2, с. 82).
Таким образом, уже в самом начале развития учения о свойствах и «типах» нервной системы показатели быстроты образования условных рефлексов, положительных и отрицательных, рассматривались как экспериментальные индикаторы баланса нервных процессов. Собственно, само понятие уравновешенности, баланса процессов возбуждения и торможения выросло из экспериментов и явилось теоретическим обобщением опытных наблюдений главным образом над соотношением скоростей выработки положительных и тормозных временных связей. Эта позиция сохранилась и в следующем выступлении И.П. Павлова (доклад «Некоторые проблемы в физиологии больших полушарий», 1928), которое, однако, отличается тем, что связывает преобладание возбуждения с силой, а преобладание торможения со слабостью нервной системы.
В этом докладе И.П. Павлов специально подчеркивает чисто «корковый» характер своей классификации типов-темпераментов, основанной на динамике условнорефлекторных реакций, «так как в наших опытах с условными рефлексами мы имеем дело всегда только с корковыми клетками» (1951 – 192, т. III, кн. 2, с. 104). Таким образом, уравновешенность или неуравновешенность нервных процессов есть всегда корковое качество, свойство высших отделов мозга. Роль же подкорки сводится к тому, что она, представляя собой скопление центров безусловных рефлексов, «составляет физиологическую основу элементарных эмоций». Как известно, эта точка зрения осталась у Павлова неизменной или почти неизменной до конца его дней.
Прослеживая далее эволюцию павловских взглядов, мы видим в следующем (последнем) выступлении Павлова, в котором упоминается проблема выработки условной связи, а именно в статье «Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека», два новых момента, на которых нельзя не остановиться. Во-первых, скорость и динамика образования условных реакций (судя по тексту, очевидно, положительных) ставятся в зависимость от нового и теперь центрального свойства нервной системы – ее силы, выносливости, работоспособности. У сильных собак «условные рефлексы образовывались быстро, после двух-трех сочетаний, скоро достигали большой величины и оставались постоянными, как бы ни была сложна система этих рефлексов». У слабых «…все наоборот: образовывались условные рефлексы очень нескоро, через десятки повторений, величина их медленно поднималась, и они никогда не делались устойчивыми, колеблясь в размере даже до нуля, как бы ни упрощалась их система» (там же, с. 270). Таким образом, животным с сильной нервной системой этим высказыванием отдается преимущество в скорости выработки и постоянстве положительных условных рефлексов. Однако ни в этой статье – в том ее разделе, где речь идет о конкретных приемах определения свойств нервной системы, – ни в последующих работах И.П. Павлов ни разу не упоминает о скорости образования условного рефлекса как экспериментальном показателе силы нервной системы относительно возбуждения, и это обстоятельство не может не привлечь внимания. Правда, что касается выработки тормозных условных реакций, то этот процесс, как говорится в статье «Общие типы нервной деятельности животных и человека», может служить индикатором силы – слабости тормозного процесса, однако не всегда ясно – «абсолютной» слабости или только относительной (т. е. неуравновешенности с преобладанием возбуждения).
Второй примечательный момент состоит в следующем. Если в более ранних работах И.П. Павлов не раз упоминал о собаках, которые образуют тормозные рефлексы охотнее и быстрее, чем положительные, то в разбираемой статье при характеристике свойства уравновешенности речь идет только о собаках, у которых быстро образуются положительные условные рефлексы, а тормозные вырабатываются, наоборот, с большим трудом, очень медленно, а также о тех животных, «у которых оба нервных процесса стоят на одинаково большой высоте» (там же, с. 273), т. е. у которых одинаково быстро образуются и положительные и тормозные реакции. Это означает, что из классификации исчез тип, характеризовавшийся ранее преобладанием торможения: «тормозимый» тип был теперь окончательно определен как слабый, а сильному типу с преобладанием торможения в классификации места уже не нашлось. Остается только гадать, не связано ли это с тем, что в древнегреческой классификации темпераментов, принятой к тому времени И.П. Павловым, не был предусмотрен вариант, аналогичный ранее неоднократно описанному И.П. Павловым и его сотрудниками типу нервной системы, характеризующемуся перевесом тормозного процесса, и в частности сравнительно более быстрым образованием тормозных условных реакций.
Подытоживая взгляды И.П. Павлова на типологическую обусловленность выработки временных связей, приходится заметить, что вопрос этот при жизни великого физиолога не был до конца разрешен, хотя в одном пункте, а именно относительно существования прямой связи между преобладанием возбуждения и быстротой выработки положительных условных рефлексов, мнение И.П. Павлова, как видно, оставалось неизменным. Эта неопределенность впоследствии, после смерти И.П. Павлова, послужила источником разнообразных мнений, связывавших скорость образования положительных и тормозных связей и с силой, и с уравновешенностью, и с подвижностью нервных процессов. Эти точки зрения мы разбирали выше, в главе о структуре основных свойств нервной системы.
Как уже говорилось, позиция И.П. Павлова по вопросу о структурных механизмах временной связи была вполне определенной: «нервный синтез» целиком приурочивался им к коре больших полушарий и рассматривался как результат чисто коркового взаимодействия возбудительных и тормозных функциональных компонентов условной реакции.
Однако на этот счет высказывались и другие точки зрения, правда, не подтвержденные экспериментально и имевшие характер гипотезы. Так, В.Н. Мясищев, изучая индивидуальные особенности условных двигательных реакций на электрокожном подкреплении у человека, нашел среди своих испытуемых несколько типических вариаций согласно критериям скорости образования, силы и прочности вырабатываемых рефлексов. При этом он отмечает, что среди факторов, обусловливающих развитие условных («сочетательных») рефлексов, существенное место должно принадлежать подкорке. «Энергия подкорковых простых рефлексов параллельна быстроте воспитания и силе сочетательных рефлексов, их прочности, связана с сокращением скрытого периода и как бы противодействует дифференцировке раздражителя и концентрации реакции. Другой фактор, по-видимому, связанный со специально корковыми условиями, влияет противоположным образом – содействует дифференцировочному и сочетательному торможению и оказывает умеряющее действие на те свойства, которые связаны положительным образом с деятельностью подкорковой части» (1925, с. 304).
Этим высказыванием, имевшим по необходимости умозрительный характер, но основанным на анализе экспериментальных данных, подкорке как источнику энергии, требуемой для формирования положительных условных рефлексов, отводится весьма существенное место в системе механизмов замыкательной деятельности.
Достаточно хорошо известна классификация типов нервной деятельности детей, разработанная в начале 30‑x гг. Н.И. Красногорским; она построена по принципу соотношения коры и подкорки и предусматривает существование четырех типов, два из которых возникают как результат неуравновешенности в системе «кора–подкорка» либо в одну, либо в другую сторону, а два других – уравновешенные, но один – при нормальной возбудимости обеих структур, а другой – энергетический – при пониженной возбудимости как коры, так и подкорковых образований (1935).
Эта классификация, компромиссный вариант которой был опубликован два десятилетия спустя (Н.И. Красногорский, 1954), также имеет, скорее, теоретический, умозрительный характер ввиду недостаточной четкости некоторых основных понятий («подкорка», «возбудимость»). Однако важно заметить, что скорость и динамика образования условных рефлексов, которые, по автору, и дают основания для суждения о типе, ставятся этой схемой в прямую зависимость не только от чисто корковых свойств, но и от свойств подкорки и ее соотношения с кортикальным аппаратом. В случае уравновешенного типа с нормальной возбудимостью (центральный тип) условные рефлексы образуются быстро и отличаются высокой стабильностью. В случае уравновешенного типа с гипонормальной возбудимостью условные рефлексы вырабатываются медленно и характеризуются пониженной интенсивностью. У лиц подкоркового типа условные рефлексы относительно слабы, а тормозные функции коры понижены. Корковый тип отличается быстрым образованием условных рефлексов и тормозных реакций, но величина их не достигает высокого уровня.
К сожалению, в краткой схеме, данной автором, не всегда можно с достаточной ясностью увидеть направление зависимости выбранных параметров условного рефлекса – быстроты выработки, интенсивности и стабильности – от определенного свойства (или комбинации свойств) той или другой структуры. Так, «слабость» условных рефлексов, по схеме, свойственна и подкорковому, и корковому, и анергетическому типам; по быстроте образования рефлексов центральный и корковый типы отличаются от энергетического, у которого рефлексы вырабатываются медленно, в то время как характеристика этого параметра для подкоркового типа вовсе отсутствует; характеристика стабильности дается только для центрального типа. Лишь вскользь говорится о типологической обусловленности выработки тормозных реакций.
Недостаточная ясность соотношений между параметрами функций (условных рефлексов) и параметрами структур (коры и подкорки), вместе с отмеченной уже недостаточной экспериментальной обоснованностью некоторых основных понятий, по-видимому, обусловили сравнительно малое распространение типологической классификации, сформулированной Н.И. Красногорским. Однако сама попытка ввести в классификационную схему в качестве одного из оснований деления некие свойства неких подкорковых систем и этими свойствами определить какие-то качества условно-рефлекторной функции, несомненно, должна рассматриваться как научно обоснованная и перспективная.
Типологические концепции В.Н. Мясищева и Н.И. Красногорского были сформулированы ими на основании изучения условных – двигательных и секреторных – рефлексов, вырабатываемых на безусловном подкреплении. Классификация «типов замыкательной деятельности», разработанная А.Г. Ивановым-Смоленским и его сотрудниками, явилась результатом исследования условнорефлекторной деятельности в основном на так называемом речевом подкреплении.
Можно считать установленным, что методика речевого подкрепления, используемая в работе с нормальными взрослыми людьми, ни в какой степени не является адекватной для изучения условных рефлексов в классическом понимании этого термина (Б.М. Теплов, М.Н. Борисова, 1959; А.Р. Лурия, 1956). Однако, когда речь идет о детях с их не сформировавшейся еще системой «самоинструкций», эта методика может принести определенную пользу, а индивидуальные различия, вскрываемые с ее помощью, могут быть истолкованы как истинные различия замыкательной функции, обусловленные в значительной степени свойствами нервной системы, а не отношением субъекта к ситуации.
Кроме речевого подкрепления в некоторых работах использовалось еще и своеобразное пищевое подкрепление (конфета) – хватательно-пищевая методика, а также ориентировочное подкрепление. Индивидуальные вариации замыкательной деятельности, вскрытые целым рядом авторов при помощи этих методик, хорошо известны (А.Г. Иванов-Смоленский, 1953; А.А. Новикова, 1930; Н.Г. Гарцштейн, 1930; О.П. Капустник, 1930; О. Капустник, В. Фадеева, 1930; Л.И. Котляревский, 1933; Р.М. Пэн, 1933; и др.), и на них нет необходимости останавливаться подробно. Отметим только следующее обстоятельство.
Четыре типа замыкательной деятельности А.Г. Иванова-Смоленского, несмотря на сходство названий, весьма мало соответствуют четырем павловским типам нервной системы. Совпадение – не только по названию, но и по существу – имеет место, пожалуй, лишь в отношении «возбудимого» типа, который в обеих классификациях отличается быстрым образованием положительных условных рефлексов и затрудненной выработкой тормозных.
Это различие, конечно, связано с тем, что павловская классификация построена по трем критериям, а схема А.Г. Иванова-Смоленского – только по одному: скорости образования условных рефлексов. Появляющееся здесь качество работы нервной системы было названо А.Г. Ивановым-Смоленским подвижностью или лабильностью, и, таким образом, речь идет об индивидуальных различиях: а) в подвижности процесса возбуждения, б) в подвижности процесса торможения и в) в уравновешенности по подвижности. Следовательно, классификация А.Г. Иванова-Смоленского и уже и шире павловской типологической схемы: уже потому, что она основана на одном критерии, шире потому, что вариации по этому критерию разработаны ею гораздо детальнее. Нетрудно видеть, что этот критерий и есть тот, который мы обозначаем термином «динамичность». Таким образом, классификация А.Г. Иванова-Смоленского, по нашим представлениям, есть один из первых опытов обобщения экспериментальной работы по изучению динамичности нервных процессов у человека.
Отметим еще два отличия этой классификации от павловской – отличия, основанные на обширных опытных данных и потому заслуживающие внимания. Во-первых, по соотношению быстроты образования положительных и тормозных реакций выделяется не только возбудимый, но также и тормозный тип, характеризующийся более быстрым образованием отрицательных реакций по сравнению с положительными (мы помним, что в первых павловских подходах к классификации этот тип также выделялся как особый, но затем был исключен из схемы). Во-вторых, уравновешенность по признаку скорости формирования реакций может быть не только на высоком уровне динамичности обоих процессов (когда связи обоего типа образуются одинаково быстро), но и на низком уровне этого свойства, что выражается в замедленном образовании как положительных, так и тормозных реакций. Может показаться, что этот последний тип есть павловский слабый тип нервной системы, однако у И.П. Павлова нигде не говорится о том, что слабый тип непременно медленно образует и положительные и тормозные условные связи.
Таким образом, по А.Г. Иванову-Смоленскому, реальны и фактически существуют любые комбинации скоростных свойств замы-кательной деятельности, относящихся к возбудительному и тормозному процессам. Правда, в работах его школы речь идет только о четырех комбинациях, однако это ограничение, несомненно, сделано «для простоты» – из соображений удобства описания и систематизации экспериментального материала.
Примерно с конца 30‑x гг. интерес к проблеме индивидуальных и типологических особенностей динамики образования условных рефлексов у отечественных исследователей значительно понижается. В течение 10 – 15 следующих лет появляются лишь отдельные работы, посвященные этому вопросу. Зато постелено растет внимание к этой проблеме у некоторых западных – американских и европейских – психологов, исследующих, с одной стороны, вопросы обучения (learning) и обусловливания (conditioning), а с другой стороны, вопросы личности и ее структуры.
Целый цикл работ осуществлен К. Спенсом и его сотрудниками, исследовавшими динамику образования у человека условного мигательного рефлекса и индивидуальные особенности этого процесса в зависимости от склонности субъекта к состоянию «тревоги» (anxiety). В большинстве работ К. Спенса и его группы уровень «тревоги» определялся при помощи вопросника, разработанного для этой цели Ж. Тэйлор (J. Taylor, 1951): испытуемый отвечает («да» или «нет») на ряд вопросов, относящихся к его эмоциональной сфере, а экспериментатор путем подсчета набранных им баллов определяет и даже может количественно измерить уровень его эмоциональности.
Неискоренимый недостаток этого метода заключается в том, что вывод делается на основании самооценки испытуемого, которая может быть ошибочной, противоречивой или сознательно неточной. Однако некоторую информацию этот метод все же, видимо, приносит, о чем свидетельствуют измерения статистической надежности получаемых с его помощью данных, а также отдельные сопоставления его результатов с объективно полученными психофизиологическими индикаторами.
Сами по себе индивидуальные различия в ходе мигательного обусловливания заключаются в том, что у одних испытуемых кривая выработки условной реакции сразу идет вверх и быстро достигает «потолка», а у других, «противоположных», испытуемых эта кривая сначала долго держится на каком-то низком уровне, затем медленно поднимается и, судя по графикам, достигает предела на уровне, гораздо более низком, чем у индивидов первой группы (К. W. Spence, J. Taylor, 1951; К. W. Spence, 1956); разумеется, при этом имеют место и промежуточные случаи.
Гипотеза К. Спенса о природе этих различий основана на теоретических построениях К. Халла (С. R. Hull, 1943), дающего следующее (несколько упрощенное здесь) выражение для уровня вырабатываемой реакции:
R = f(HXD), где R – уровень реакции,
Н – сила ассоциации (эффект тренировки), D – сила мотивации или побуждения.
К. Спенс рассматривает эмоциональность индивида, в частности, выявляющуюся при неприятных воздействиях в опыте (струя воздуха, направляемая на роговицу и служащая подкреплением), в качестве одного из компонентов, формирующих общий уровень мотивации (побуждения) индивида в эксперименте, и, таким образом, приходит к выводу о том, что более эмоциональные испытуемые должны демонстрировать лучшее обусловливание в ситуации выработки мигательной реакции на оборонительном подкреплении.
Нечто аналогичное ранее уже показали Л.Д. Уэлч и Дж. Кьюбис (L.D. Welch, J. Kubis, 1947) и Е. Шифф и др. (Е\ Schiff et al., 1949), сравнившие динамику образования условных кожно-гальва-нических и электроэнцефалографических реакций у нормальных испытуемых и патологически-тревожных пациентов психиатрической клиники; последние обнаружили явное превосходство в скорости образования этих реакций.
Эти данные впоследствии были подтверждены Е.С. Хоу (Е. S. Howe, 1958). Что касается мигательной методики, то Е.Р. Хилгард и др. (Е. R. Hilgard et al., 1951) не нашли различий в скорости выработки условной реакции в зависимости от параметра «тревоги», однако в ряде работ Ж. Тэйлор, К. Спенса и их сотрудников такие различия были обнаружены: так, Ж. Тэйлор (J. Taylor, 1951) нашла, что различия между группами тревожных и нетревожных испытуемых в «количестве обусловливания» в пределах 80 первых сочетаний статистически значимы на уровне р < 0,001; в работе К. Спенса и Р. Бикрофта (К. W. Spence, R.S. Beecroft, 1954), а также М. Барона и Дж. Коннора (М. R. Baron, J.P. Connor, 1960) разница тоже была на хорошем статистическом уровне значимости.
Результаты других работ были, однако, менее определенны (К. W. Spence, J.A. Taylor, 1951; К. W. Spence, I. Е. Farber, 1953; К. W. Spence et al., 1954), хотя, в общем, все же указывали на определенное преимущество тревожных испытуемых в выработке положительной условной мигательной реакции (Н. Gilberstadt, G. Davenport, 1960; S. В. Beck, 1963). Было показано также, что при выработке дифференцировки испытуемые с выраженной «тревогой» дают большее число реакций на негативный раздражитель (Е. R. Hilgard et al., 1951; К. W. Spence, R.S. Beecroft, 1954).
Что касается угашения выработанной условной реакции, то, хотя авторы, изучавшие этот показатель (J.A. Taylor, 1951; К. W. Spence, I. Е. Farber, 1953), нашли, что угашение происходит медленнее у тревожных испытуемых, их данные трудно полностью принять по той причине, что угашение проводилось после заранее фиксированного и одинакового для всех испытуемых числа сочетаний, независимо от «абсолютного» уровня реакции, достигнутого испытуемым. Естественно, что у лиц, достигших более высокого уровня обусловливания (а это чаще всего тревожные испытуемые), угашение происходит дольше, чем у лиц противоположной группы.
Во всех работах показателем уровня «тревоги» служило число баллов, набранных испытуемым при предъявлении ему вопросника.
Видимо, сознавая, что этого для точной оценки эмоциональности все же недостаточно, авторы из группы Спенса провели сопоставление условнорефлекторных показателей с объективными физиологическими индикаторами эмоциональности. В одной из работ в качестве таковых были взяты реактивность пульса и электрокожного сопротивления (W.N. Runquist, L. Е. Ross, 1959), в другой, – кроме того, еще и уровень мышечных потенциалов шеи (W.N. Runquist, К. W. Spence, 1959). Разница между тревожными и нетревожными испытуемыми и здесь была почти во всех случаях статистически значимой, особенно при использовании в качестве показателя «тревоги» биотоков шейных мышц.
Данные, полученные К. Спенсом и его сотрудниками, представляют большой интерес и дают немалые возможности с точки зрения анализа внутренних механизмов индивидуальных различий в динамике выработки условных реакций. Но к сожалению, как раз механизмов-то – мы имеем в виду реальные, конкретные нейрофизиологические механизмы – авторы, принадлежащие к этой группе, и не касаются. Действительно, схемы и формулы К. Халла могут выглядеть весьма логичными, а его теория – даже универсальной, но описательный, формальный и спекулятивный характер его построений несомненен для каждого, кто пытается сопоставить эти очевидно упрощенные построения с гигантской сложностью структур и явлений, участвующих в центральной нервной системе в процессе формирования временных связей. К. Халл позаимствовал от И.П. Павлова многие основные понятия, однако для И.П. Павлова за этими обобщающими понятиями всегда стоял его конкретный экспериментальный опыт, а для К. Халла эти понятия существуют как бы сами по себе, лишь в качестве материала для сугубо формализованных изысканий. Естественно, что эта принципиальная «антифи-зиологичность» основного учения не могла не наложить отпечатка на работы его адептов.
В отличие от К. Спенса Г. Айзенк и его сотрудники при анализе индивидуальных различий в обусловливании пользуются для интерпретации полученных данных некоторой системой павловских понятий, взятых из учения о типах нервной системы. Г. Айзенк (Н. J. Eysenck, 1957, 1962), разрабатывающий вопросы структуры нормальной и невротической личности, выдвигает концепцию о двух основных «измерениях» личности: 1) экстраверсии – интроверсии – параметре, определяющем общительность, контактность, социальность индивида, и 2) нейротицизме, или эмоциональности, – качестве, представляющем фактически то же самое, что и «тревога» американских авторов.
Аналогизируя экстравертированный тип поведения (определяемый, кстати, опять-таки с помощью вопросников) с павловским преобладанием торможения, а интровертированный тип с преобладанием возбуждения, Г. Айзенк высказал предположение, что у инт-ровертированных испытуемых должны лучше образовываться условные рефлексы, а поскольку экстраверсия и нейротицизм суть некоррелирующие (ортогональные) качества личности, то нейротицизм («тревога») не может быть связан с успешностью образования условных реакций. Как видим, предположение – при условии правильности исходной предпосылки о связи между экстраверсией – интроверсией и балансом нервных процессов – достаточно обоснованное. Действительно, К. Фрэнке (С.М. Franks, 1956, 1957) получил в эксперименте с мигательным обусловливание^ подтверждение гипотезы, высказанной Г. Айзенком: между экстраверсией и обусловливанием была найдена отрицательная корреляция порядка 0,5, а корреляция между выработкой условной реакции и нейтро-тицизмом практически равнялась нулю.
Однако все последующие работы по проверке этой гипотезы, за исключением одной (М. D. Vogel, 1961), не дали никакого материала в ее пользу. Дж. Дас (J.P. Das, 1957), У. Беккер (W. С. Becker, 1960), У. Беккер и X. Маттесон (W. С. Becker, Н.Н. Matteson, 1961), Дж. Филд и Дж. Бренгельманн (J.G. Field, J. С. Brengelmann, 1961), Р. Уиллетт (R.A. Willett, 1960 a, b), С. Ловибонд (S. Н. Lovibond, 1962), Дж. Мартин (J. Martin, 1960) получили при использовании кожно-гальванической, мигательной, слюнной методик корреляции между экстраверсией и обусловливанием, весьма мало отличающиеся от нуля.
В то же время У. Беккер и X. Маттесон нашли значимое соотношение между обусловливанием и «тревогой», чем подтвердили данные К. Спенса и его группы, однако Дж. Филд и Дж. Бренгельманн (J.G. Field, J. С. Brengelmann, 1961), тоже взявшие для сопоставления показатели эмоциональности, не получили значимых связей между ними и обусловливанием.
Рассматривая материал в целом, приходится признать, что гипотеза Г. Айзенка (1957) о связи между обусловливанием и экстраверсией – интроверсией в прямом экспериментальном исследовании не подтверждается. Мы полагаем, что причина этого лежит в ошибочности отождествления Г. Айзенком экстраверсии с преобладанием торможения, равно как интроверсии – с преобладанием возбуждения.
Г. Айзенк заимствовал понятия экстраверсии и интроверсии из психоаналитической теории К. Юнга (С. G. Jung, 1921), который считал, что экстравертированный тип поведения дает в случаях патологического отклонения истерию, а интровертированный – психа-стерию (дистимию, по терминологии Г. Айзенка). В то же время И.П. Павлов в своих ранних высказываниях по проблеме типов нервной системы, как известно, предполагал, что истерия является патологическим продуктом преобладания тормозного процесса, а патологическое развитие типа с преобладанием возбуждения – неврастении (см., например, последнюю главу «Лекций о работе больших полушарий головного мозга»). Вероятно, эта гипотеза и дала основание для допущения, высказанного Г. Айзенком.
Ясно, однако, что если экстраверсия в случае патологии приводит к истерии и если преобладание торможения в критических ситуациях тоже может дать срыв в виде истерии, то отсюда еще не следует, что между экстраверсией и преобладанием торможения можно с полной определенностью ставить знак равенства. К тому же Г. Айзенку в момент выдвижения им обсуждаемой гипотезы, возможно, не была известна позднейшая точка зрения И.П. Павлова на функциональный механизм человеческих неврозов. Между тем в докладе «Типы высшей нервной деятельности в связи с неврозами и психозами и физиологический механизм невротических и психических симптомов», прочитанном в 1935 г. (и, по-видимому, впервые появившемся на английском языке только в 1955 г., в московском издании избранных трудов И.П. Павлова (I.P. Pavlov, 1955), И.П. Павлов считает истерию продуктом слабого типа в соединении с художественным, а психастению – продуктом тоже слабого типа, только в соединении с мыслительным типом. Но если оба эти невроза возникают на почве одного и того же слабого типа, то почему тогда их представители должны различаться по скорости образования условных рефлексов? Если же такое различие и имеет место, как обнаружилось, скажем, в работе Дж. Халберстэма (J.L. Hal-berstam, 1961), нашедшего лучшее обусловливание у психастеников, то не связано ли это с какими-нибудь неучтенными факторами, например, в данной работе с тем, что условные раздражители были словесными? Ведь психастеники – это, по И.П. Павлову, мыслительный, «второсигнальный» тип нервной системы. В.Н. Мясищев (1959) отмечает, что психастении чаще свойственно преобладание КГР на раздражения второй сигнальной системы, а истерии – на раздражения первой сигнальной системы.
Таким образом, Г. Айзенк правильно связал скорость выработки условных реакций с балансом основных нервных процессов; однако он ошибочно отождествил с балансом нервных процессов экстраверсию – интроверсию, и это привело к отрицательным результатам в попытках найти корреляцию между экстравертив-ностью и быстротой обусловливания. Этот факт лишний раз предостерегает против слишком поспешных и недостаточно твердо обоснованных стремлений непременно отыскать физиологическую базу для тех или иных психологических проявлений личности, провести параллель между личностными особенностями и нейрофизиологическими параметрами, характеризующими индивида.
* * *
Обозревая приведенные данные в целом, нельзя не отметить существенного различия между подходами к проблеме индивидуальных различий в формировании временной связи между советским физиологическим направлением и теми психологическими школами за рубежом, которые вложили немало усилий в изучение этого вопроса.
Если для первого подхода образование условной реакции есть всегда или почти всегда нейрофизиологический феномен и, стало быть, индивидуальные вариации этого процесса обычно обусловлены вариациями свойств участвующих в нем нервных структур, то для второго подхода, как мы видели, характерно, скорее, создание абстрактно-теоретических моделей процесса обусловливания и тех зависимостей, которые включаются в этот процесс. Попытка Г. Айзенка опереться на закономерности, установленные И.П. Павловым, мало что меняет, так как носит недостаточно обоснованный характер.
Кроме того, нужно заметить, что феноменологическая, фактическая сторона явления индивидуальности в обусловливании разработана западными авторами в большинстве случаев гораздо более досконально и тщательно: определены средние границы отклонений, характерные формы кривых при выработке условных реакций и т. д. (К. W. Spence, 1956); правда, все это относится, главным образом, к мигательному условному рефлексу и в меньшей степени – к кожно-гальваническому. Другие виды условных реакций изучены с точки зрения индивидуальных различий в их выработке значительно меньше.
Вместе с тем следует заметить, что нейрофизиологический подход к проблеме индивидуальных различий в формировании условных реакций, принятый в настоящее время как советскими, так и некоторыми зарубежными авторами, является в значительной мере традиционным, основанным на представлениях, сформировавшихся еще несколько десятилетий тому назад. Конечно, эти представления – мы имеем в виду главным образом учение о чисто корковом характере замыкательной функции и корковом характере баланса между возбуждением и торможением – принадлежат наиболее авторитетной в этом отношении павловской школе, однако не следует забывать, что 30 или 40 лет тому назад совершенно не были известны те факты, которые в настоящее время коренным образом изменили наши представления о природе и происхождении возбудительного и тормозного процессов, равно как и о структурных механизмах временной связи. В одной из наших прежних публикаций (В.Д. Небылицын, 1964 б) мы уже предпринимали попытку истолковать литературный и наш собственный материал относительно индивидуальных различий в выработке условных реакций с точки зрения новейших данных о роли ретикулярных образований в процессе формирования положительных условных связей, а корковых (и специально лобных) структур – в процессе образования тормозных реакций.
