Историязаииорож. Козаков. 11

с выходами и на восток и на запад; между последними тремя рядами, таюке как и меясду первыми, тянется от еевера к югу площадь, равная и по длине, и по ширине первой. Каждый из куреней имеет 21 аршин длины и 12 аршин ширины. Следов от церкви не осталось и не могло остаться никаких, так как в Каменской и Алешковской Сипах у запороясских Козаков были не постоянные, а временные походные церкви ^х). Вся Сипа обнесена была каменной оградой, от которой в настоящее время сохранились только кое-где небольшие дикие камни. За этой оградой, у северной окраины Сипи, уцелели еще семь небольших круглых ям: три к востоку, нетыре к западу, приспособленных, невидимому, к стратегинеским целям и носивших у запорожских Козаков название волпьих ям. Южная окраина Сипи, также за оградою её, там, где сходятся Каменка и Козацкое-Реншце, отделена небольшою канавою, идущею от воетока к западу, ниже которой, с наружной стороны, тянется ряд небольших холмиков, пислом девять, в том-же направлении, как и канава. Пространство земли, ниже канавы к югу, до места слияния Каменки с Козацким-Ренищем, носит название Стрелки; здесь тянется ряд холмов, пислом восемь, в направлении с севера на юг, параллельно КозацкомуРеншцу, но перпендикулярно канаве, отделяющей южную окраину Сипи. Быть может, эти последние холмы служили у запорожских Козаков базисами для пушек или, по крайней мере, пунктом для наблюдения и охраны Сини с юга, подобно тому, как она ограждена была волньими ямами с севера.

В ста шагах выше Сини, к северу, расположено было большое козакцое кладбище, на котором в настоящее время сохранилось веего лишь нетыре каменных песчаниковых креста, и то лишь один из них в цельном виде, остальные в разбитых кусках. На цельном креете сделана надпись, прекрасною церковною полувязыо, следующего содержания: «Во имя отца и сына и святого духа. Зде почивает раб божий Константин Гордеевич атаман кошовый славного войска запорожского и низового, а куреня плитнеровского: преставися року 1733 мая 4 числа». Из надписей на кусках других крестов видно, что тут-ж,е погребен был кошевой атаман Василий

В История о козаках князя Мышецкого, Одесса, 1852, 25, прим. 36.

Ерофеевич, умерший в 1731 году, мая -23 дня *), и два каких-то простых козака, Яков и Федор. Смотря на множество могил, оставшихся па кладбище Каменской Сини, можно думать, что здесь было довольно большое кладбище, а на нем и довольно большое число крестов, что подтверждает и бывший владелец места Каменской Сичи, Н. И. Вертильяк, приходившийся родственником, по женской линии, последнему кошевому атаману, Петру Ивановичу Калнишевскому. «Не более, как 15 лет тому назад ²), кладбище бывшей на реке Каменке Сечи запорожской усеяно было крестами и надгробными памятниками с надписями; даже крепостные валы сохранили обшивку свою из тесанного камня. Теперь все это истреблено. На кладбище остается только четыре креста. Один из них вовсе без надписи³), на другом стерлась она так, что ее нельзя разобрать; зато надписи двух остальных обогащают нас вееьма важными сведениями относительно истории Запорожья: первая определяет год смерти кошевого атамана Кости Гордиенка, о котором в «Истории последнего Коша» г-на Скальковского сказано, что неизвестно, где он умер. Вторая дополняет список кошевых новым неизвестным именем Василия Ерофеева» ⁴).

Так или иначе, но, испытывая большие притеснения со стороны татар, запорожские козаки все чаще и чаще стали обращать свои взоры к русскому царю. Еще при жизни Петра I, в 1716 и 1717 году, запорожцы обращались к миргородскому полковнику, Даниилу Апостолу, управлявшему тогда пограничным с Запорожьем краем, с просьбой ходатайствовать перед царем о принятии их под русскую державу; хго Петр, особенно с тех пор, каих он уничтожил отдельное самоуправление Малороссии (1722), и слышать ничего не хотел о запорожцах. В 1727 году, после смерти Петра, когда Малороссии вновь дано было право самоуправления, запорожские козаки, питая надежды получить и себе милость от нового русскаи'о императора, написали письмо к украинскому гетману, в котором изъявляли свое желание «перейти с агарянекой земли и, поклонившись его импе-

^J) Быть может, это Василий Гуж, бывший кошевым в 1725 году. ^г) Николай Иванович Вертильяк писал эти слова в 1841 году.

³) См. 1-е примечание к Запорожью Эвариицкого, II, 118.

'•) Записки одесского общества истории и древностей, I, 607.

*

раторскому величеству, под его властию жить». На это письмо, через посредство гетмана Даниила Апостола и состоявшего при нем русского правительственного «советника», Федора Наумова, запорожцам отвечали из Москвы, что «милосердый монархъ» (Петр II) готов исполнить просьбу запорожцев и простить им их вины, но для этого самим запорожцам нужно показать непоколебимую верность русскому царю, в знак которой они должны сноситься с правительственным советником Федором Наумовым и с гетманом украинским, Даниилом Апостолом, уведомляя их о всех в Крыму и Турции происшествияхъ¹). Запорожцы, получив такой неопределенный ответ и не удовольствовавшись им, отправили новое письмо гетману, в котором вторично просили его ходатайствовать перед русским государем, причем, обещаясь верно служить до конца своей жизни «монаршему маестату», с тем вмест^гЬ извещали гетмана, что они уже отступили от крымского хана, безжалостно заславшего многих из Козаков на службу за море и захватившего под свою державу кошевого атамана, и собираются из крымких владений двинуться на Старую Сичу²). Письмо это отправлено было Апостолу через посредство четырех Козаков; гетман Апостол сообщил содержание [его фельдмаршалу украинской армии князю Михаилу Голицыну и правительственному «советнику» при малороссийских делах, Федору Наумову. Но, не считая себя в праве отвечать на него что-либо положительное запорожеким козакам, Апостол, Голицын и Наумов Отнеслись о том в верховный тайный совет. Но верховный тайный совет, прочитав письмо запорожцев, приказал присланных к гетману четырех Козаков отправить назад и через них запорожцам словесно сказать, что русское правительство считает невозможным принять запорожцев, боясь «учинить какие-либо противности турецкой стороне». Самому-жо фельдмаршалу и гетману посланы были по этому поводу особые указы, в которых им внушалось, чтобы они ни в каииом случае не принимали запорожцев в русские пределы и что если возаки придут многолюдством и с оружием, то немедленно отбивать их от границ вооруженною рукой; с тем-же вместе обнадеживать

¹) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 195. ³) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 195.

их словесно через верных людей, что при удобном случае они будут приняты, и даже не скупиться на подарки самым влиятельным из Козаков, чтобы содержать их склонными к русскому престолу; но в Царьград, к резиденту Неплюеву, велеть написать, чтоб он принес Порте на запороящев жадобу о том, что они, по слуху, имеют оставить все указанные русско-турецкими трактатами места, хотят приблизиться к русским границам и занять Старую Сичу с недозволенными им урочищами и чтобы Порта не допускала их до того, потому что эти «безпокойные и непостоянные люди и без того много причиняют обид русскому купечеству» ¹).

Однако запорожцы и после этого не остановились в своих просьбах: 24 мая, 1728 года, собравшись огромною массою, они снялись со своих мест, внезапно пришли на Старую Сичу, заняли некоторые места по Самаре и 80 мая прислали на имя императора Петра II такого рода челобитную: «Склонивши сердец своих нарушенные мысли ко благому обращению и повергши мизерные главы свои до стопы ног вашего императорского величества, отлагаемся от бусурмайской державы. Осмотрелись мы, что вере святой православной, церкви восточной и вашему императорскому величеству достойно и праведно надлежит нам служить, а не под бусурманом магометански погибать. Отвори сердца своего источник к нам, своим гадам, разреши ласково преступления нашего грех и нареки нас но прежнему сынами жребия своего императорского. Еще-же просим: подайте нам войсковое от руки своей подкрепление, дабы не попали мы в расхищение неверным варварам, ибо не знаем, зачем орды от всех своих сторон подвинулись: для того-ли, что мы уже от них отступили со всеми своими клейнодами 24 мая и пребываем уже в Старой Сечи, или-же они это делают по своим замешательствамъ» ²).

Не дождавшись ответа от русского правительства, запорожцы отправили послов в Глухов к гетману, но, узнав, что гетман уехал в Москву, они стали сильно волноваться вследствие неопределенности своего положения и грозили убить кошевого и всю старшину, если они не добьются положительного ответа отт,

*) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 195. 2) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 196.

императора. Тогда кошевой атаман, Иван Петрович Гусак, испугавшись угроз, бежал в Киев и, явившись к киевскому генерал-губернатору, графу Вейебаху, в ярких словах изобразил положение запорожцев в крымских владениях и в Старой Сипе, у Чортомлыцкого острова. «В Новой Сечи от крымского хана было нам много притеснений: в прошлом, 1727 году, в декабре месяце, Калга-Салтан, стоя по реке Бугу, забрал на промыслах Козаков с две тысячи, повел их в Белогородчину и там показал хану некоторые противности; пришел в Белогородчину сам хан, Калгу схватил и сослал в Царьград, а запорожцев, бывших при нем, разослал на каторги, а других распродали, будто бы, за то, что они с Калгою бунтовали, а Калга прежде говорил, что берет их по приказу ханскому. Видя такое насилие, мы и стали советоваться, что лучше быть попрежнемѵ под державою его императорского величества в своей православной вере, нежели у бусурмана терпеть неволю и разорение. Но когда мы забрали клейноты и хоругви, чтобы идти в Старую Сечь, то старый кошевой, изменник Костя Гордиенко, да Карп Сидоренко и другие стали нам говорить: «Для чего-же нам из Новой в Старую Сечь идти? Нам и. тут жить хорошо». Однако, они нас не могли удержать, да и не могли много говорить, боясь, чтоб их войском не убили. И чтоб от них больше возмущения не было, то мы взяли Костю Гордиенка и Карпа Сидоренка под караул и везли их под караулом до самой Старой Сечи и, приехав туда, отколотили их палками и отпустили на свободу» и).

Между тем положение запорожцев, день ото дня, становилось затруднительнее: тогда некоторая чаеть Козаков, оставив Старую Сичу и реку Самару, бросилась за речку Орель в старую Малороссию: уже около 1 июня того же, 1728 года, на Украйне насчитывалось 201 человек запорожцев, а к концу тогоже месяца гораздо свыше двух-сот; они постоянно прибывали сюда отдельными ватагами в 10 человеж и пригоняли с собой скот и лошадей.

Настал 1729 год, и просьбы запорожцев о принятии их под скипетр России попрежнему оставались тщетными, хотя в это время главнокомандующий украинской армией, князь Михаил Голицын сам поднял вопрос о принятии запорожцевъ

¹) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 197.

в Россию, но ему от имени императора Петра II отвечали, что запорожцев нужно только обнадеживать в этом, но в принятии отказывать, пока «не обнаружится явная противность с турецкой стороны» ¹). Без сомнения это именно обстоятельство заставило запорожцев вновь возвратиться к своим ненавистным местам и написать о том брату крымского хана Ор-Бею письмо об отмене своих намерений идти «под Москву». На то письмо крымский хан Каплан-Герай писал запорожцам: «Лист ват вы прислали моему брату, Ор-Бею, в котором отвечали ему, что вы желаете повернуться под крыло нашей стороны и отменяете намерение, которое возымели раньше, отойти к Москве. Когда помянутый солтан сообщил нам писанный вами лист, прислав его нам для ведома, то мы очень утешились тем. Бог всемогущий знает наше сердце и намерение и знает он то, как все беи, мурзы и целое крымское панство старается о вашей целости и желает вам всякого добра. Помните, что вы ели у нас хлеб и соль и жили у нас хорошо. Ежели повернетесь назад, будем рады и примем вас ласково, как го, стей, и обещаем вам оказывать такую -же самую приязнь, как раньше оказывали, защищать вас также хорошо нашею обороною и нашим страннолюбием, как и раньше того было, и позволить вам все то, что вы перед тем имели, а для вашей оседлости дадим вам полную волю избрать себе место, где вы сами пожелаете. Впрочем, советую вам, для вашей-же пользы и прибыли, а для нашего удобства, стать Кошем на том месте, на котором вы сидели раньше, придя под нашу защиту. По указу Оттоманской Порты, ваш гетман пан Орлик, находившийся но сих пор в Солоиике, пришел теперь сюда для соединения с нами. Он пишет до вас лист, который мы посылаем при сем нашем листе. Он тоже думает, что и мы также стараемся о вашем благе и общественной пользе, и нужно, чтобы вы верили всему тому, что пишет он в своем к вам письме. Для вас его совет тем более обязателен, что он ваш глава и вождь, и вы обязаны слушать его совета. С своей стороны уверяем вас, что мы примем вас ласково и что вы не будете иметь никакой неправды и насилия ни от нас, ни от крымского панства, если вернетесь на место, мной указанное. Осталь-

^г) Соловьев. История России, Москва, 1885, XIX, 197.

ное вам сообщит устно податель сего нашего листа гетман Дубоссарский; для большей-же веры подпиеуем этот лист нашею власною рукою и подтверждаем нашею печатью» ¹).

Так все обращения запорожских Козаков к русскому царю в течении целых 22 лет оставались «гласом вопиющих в пустыне»; только в царствование Анны Ивановны, 1734 года, 7 сентября, при посредстве киевского генерал-губернатора, графа Вейсбаха, очень покровительствовавшего запорожцам, им дозволено было возвратиться в Россию, поселиться на родных пепелищах «под властию и обороною её величества не тайно, а явно, и вечные часы жить и ей верно служить».

Служилы мы пану лйху, та щей катол&ку,

А теперь служить ие станем от-ньши й до вику!

Служилы мы невйр-царю, царю бусурману,

А теперь послужим, братцы, востйчному цйрю.

Восточный царь на Вкрайнп не доймае вйры,

Засылае Галыцйна, щоб не було змйны:

«Иды, иды, Галицыну, польскою грядбю,

А я пидУ из Москвою слйдом за тобою.

Становьиея, Галицыну, по вельмбжных панах,

А я стану из Москвбю на широких ланахъ».

Этот переход запорожских Козаков из-под власти турецкого султана и крымского хана под власть русской императрицы произошел следующим образом. В 1733 году у русских с поляками открылась война; поляки обратились с просьбой к крымскому хану о присылке им в помощь запорожских Козаков. Хан нашел нуяшым удовлетворить просьбе поляков, и запорожцы должны были идти в поход против русских. Тогда козаки, воспользовавшись этим благоприятным для них моментом, отправили из Снчи несколько человек посланцев к фельдмаршалу Миниху, стоявшему на ту пору с войсками в Малой Роееии, с просьбой склонить императрицу принять запорожцев под скипетр российской державы. Миних принял просьбу запорожцев, удержал у себя их поеланцев, а от себя отправил донесение о просьбе запорожцев в Петербург к императрице. Императрица, прочитав донесение фельдмаршала, благоволила принять проеьбу запорожцев и поручила окончить е ними этот вопрос генерал-фельдцейхмей-

’) Киевская Старина, 1882, Ш, июнь, 179, 180.

стеру принцу Гессен-Кобургскому, бывшему на русской службе под начальством Миниха. Принц Гессен Кобургский заключил с запорожскими депутатами в городе Лубнах договор, на основании которого запорожское войско поступало под скипетр российских императоров; этот договор состоял из следующих семи пунктов: 1) все вины и измены запорожских Козаков против России предать вечному забвению; 2) жить им в местах, где разорено было в 1708 году их жилище; 3) пользоваться промыслами как на реке Днепре рыбной ловлей, так в степях звериной охотой, беспрепятственно от российских кордонов; 4) иметь им чиновников по настоящему тогдашнему их положению; 5) сохранять верность к престолу российскому и быть стражами границ российского государства: 6) быть в зависимости от главнокомандующах генерала в Малой России определенного; 7) получать за службу их жалованья на все войско 20.000 рублей ежегодно *). В том-же городе, Лубнах, запорожские депутаты присягнули от имени всего войска на верность русской императрице, и тогда в самую Сичу отправлен был генерад-маиор Тараканов для ввода Козаков в Россию; Тараканову вручено было несколько тысяч рублей для раздачи их козакам на постройку новой Сичи. Едва узнали запорожские козаки о том, что в Сичу их едет царский посол, как тот-же час решили принять его с подобающею честыо: они вышли, в числе нескольких тысяч человек, с кошевым атаманом и старшиною во главе, за две версты от Сичи и расположились по обе стороны дороги; увидя посла, они приняли его «с учтивством и поздравлениемъ» и салютовали его пушечною и ружейною пальбой; в самой Сичи, у церкви, его встретило духовенство с «надлежащею церковною церемонией»; в церкви, в присутствии его, отслужен был молебен о здравии императрицы Анны Иоанновны, с пушечною пальбой; а после молебна, на собранной войсковой раде, прочитана была императорская гракота о принятии запорожцев под скипетр российской державы. В это-же время приехал к запорожским козакам, с старшинами, янычарами, «пребогатыми» дарами и денеясной казной, и турецкий полномочный посол: султан, узнав о намерении запорожских Козаков склониться на сторону русской императрицы, решил всячески удержать их у себя. Но запорожцы

¹) Чтения московского общества истории и древностей, 1848, № 6, 45.

не оказали турецкому послу той чести, какую оказали они русскому послу: они только один раз выпалили из пушки в честь его, но и то лишь тогда, когда он сам салютовал их, приблизясь к Сиче. Турецкий посол привез с собой султанскую грамоту и письма от бывшего малоросеийекого гетмана Филиппа Орлика; и на этот раз собрана была общая войсковая рада; на раде присутствовал и русский посол «во всякой от Козаков чести». Собравшихся Козаков турецкий посол всячески убеждал остаться верными султану, за что обещал им от имени султана великую милость и большое жалованье на будущее время, и указывал им на то, что того-же желает и гетман Филипп Орлик. Но едва запорожцы услышали имя Орлика, как начали бранить и поносить его за вероотступничество и принятие им магометанства, а вместе с тем стали докорять и еамих татар за их недоброжелательства и налоги на запорожских Козаков; в заключение козаки закричали, что они христиане и подданные русской императрицы, в доказательство чего кошевой атаман, войсковая старшина и куренные атаманы подошли к русскому послу и выказаии перед ним знаки полной покорности императрице. После этого рада разошлась; турецкий посол испросил у запорожцев ответ на письмо Орлика и грамоту султана; запорожцы дали ругательный ответ по адресу Орлика, крымского хана и турецких старшин и потом, проводив посла из Сичи в открытую степь, внезапно напали на него и отобрали у него всю казну, привозимую им в Сичь для раздачи козакам на случай верности их турецкому султану, но увезенную назад вследствие перехода их к России. Турецкий посол, возвратясь к султану, сообщил ему лично обо всем происшедшем в среде запорож,цев. Тогда султан издал приказ ехватить оставшихся еще в пределах Турции запорожских Козаков и отдать их в тяжкия работы; запорожцы, не оставаясь в долгу, схватили несколько человек турок и изрубили их в куски; потом, поднявшись всею массою, пришли в отведенные им места в России и тут, в присутствии генерал-маиора Тараканова, прежде всего присягнули на верность русскому престолу; тогда о переходе запорожских Козаков отправлено было донесение императрице, а о присяге ихъ—в сенатъ¹). Напрасно после этого пи-

^J) Чтения московского общества истории и древностей, 1848, № 6, 44, 45; № 8, 21, 22. Мышецкий. История о козаках запорожских, Одесса, 1852, 27—30.

 

сал запорожцам гетман Филипп Орлик, напоминая им о страшном событии при Чортомлыцкой Сине, «когда Москва звабивши прелестным ласки царской упевненем старшину войсковую и товариство до присяги, утинада им в таборе головы»; напрасно предостерегал он запорожцев на счет истинных видов Москвы, которая, «видючи на себе отъуеюль войну тяжкую и небезпечную, гладит, льстит, золотые горы обещает, жалованьем грошовым потешает и всякими вольностями упевняетъ», чтобы потом, с окончанием войны, прибрать к рукам и погубить войско запорожское. Запорожцы твердо решили оставить ненавистных им татар и все письма гетмана отсылали ближайшему евоему покровителю, киевскому генерал-губернатору, графу Вейсбаху. Напрасно также старался склонит их на свою сторону и крымский хан: на письма хана запорожцы, исчислив все бедствия, испытанные ими от татар, отвечали: «Сицевой прето нужды все наше войско запорожское низовое изволило под своего православного монарха, её императорского величеетва, державу скдонитись и единой стороны берегтись, а в несведомых нападениях сами себе загублять» ¹).

Возвратившись на родные пепелища, запорожцы прежде всего ' занялись вопросом, в каком месте расположиться своею Сичею; сперва они пытались было основать Сичу у устья речки Чортомлыка, но «от пойму водою» спустились ниже Чортомлыка²) и сели «ладно и крепко» своим Кошем в так называемом Красном Куте, между правым берегом ветки Подпильной и левым речки Базавлука, отделявшим в то время собой кодацкую паланку от иаланкп ингульской, в настоящее время служащим раздельною линией между екатеринославекою и херсонскою губерниями. Здесь они устроили так-называемую Новую, Подпиленскую, Краснокутовскую Сичу, просуществовавшую с 1734 по 1775 год. Новая Сича расположена была, по точному определению данных пропилого столетия, на 20 верст ниже Микитина перевоза, под 47 градусом и 31 минутой от петербургского меридиана широты и под 4 градусом и 4 минутами долготы; она стояла на правом берегу ветки Подпильной, в том именно месте её, где эта ветка дает от себя луку

Ч Киевская Старина, 1882 года, том П, апрель, 110, 111, 126 и друг.

²) Записки одесского общества истории и древностей, ѴП, 176, прим. 42.

иди дугообразный извив, против так называемой Великой плавни, по которой, с юга, встречно Сиче, текла ветка Старая-Сысина, а с востока, от места бывшей Чортомлыцкой Сичи, несла свои воды ветка Скарбная: «Подпидьна-мате Днипра, бо вона Сысею кбрме, а Скорбною зодягае ёгб». Место для Новой Сичи выбрано было во всех отношениях удачно. Нужно взглянуть на ГИодпиленскую Сичу по направлению от севера к югу, на расстоянии трех-четырех верст вдали, чтобы видеть, на сколько удобно она расположена была в стратегическом отношении. Сича сидела в низкой котловине, защищенная с востока, юга и запада громаднейшей плавней в 26 тысяч десятин, которая изрезана пятьюдесятью ветками, ериками и заточинами, шестьюдесятью большими, не считая множества малых, озерами и представляла из себя сплошной непроходимый лес, в котором человек, мало знакомый с местностью, мог потеряться точно в баснословном лабиринте, и который тянулся на сотни верст вправо и влево от Сичи и на десятки верст прямо от неё к югу. Под прикрытием таких плавен запорожцы могли быть совершенно безопасны от своих близких и исконных врагов, татар и турок.

Внутреннее устройство Новой Сичи представлялось в таком виде. Сича разделялась на три части — кош внутренний, кош внешний и цитадель. Внутренний кош, называвшийся иначе замком или крепостью, по виду представлял из себя совершенно правильную форму круга в 200 сажен окружности; через самый центр внутреннего коша шла обширная, гладко выровненная и всегда в большой чистоте содержащаяся площадь, на которой происходили войсковые рады; в восточном конце внутреннего коша, на тои-же войсковой площади, возвышалась одноглавая «изрядная» деревянная церковь без ограды, крытая тесом, основанная, во имя Покрова пресвятой Богородицы, в 1734 году, при кошевом атамане Иване Милашевиче, и снабженная богатейшею церковною утварыо, ризницей и «уборомъ», лучше которых во всей тогдашней Роесии трудно было сыскать ‘): в некотором отдалении от церкви стояла большая высокая колокольня, также деревянная, с тесовою, въ

*) Записки одесского общества истории и древностей, ѴП, 176, прим. 42; Устное повествование Никиты Коржа; Одесса, 1842, 39, 40.

два яруса, крышей и с четырьмя окнами для пушек, чтобы отстреливаться от неприятеля и салютовать из орудий в большие праздники—Крещения Господня, Пасхи, Рождества и Покрова. Близь сичевой церкви выделялись: пушкарня или артиллерийский «большой обширности» цейхгауз с большим подвалом, в котором хранились пушки, ружья, боевая аммуниция, и который с тем вместе служил войсковой тюрьмой или секвестром для содержания разных преступников; далее войсковая скарбница или «замокъ» для войсковой казны и козацкого добра, всегда оберегавшаяся особым дозорцем; затем особое жилище для сичевого духовенства и отдельный «станокъ» или помещение для кошевого атамана, около десяти футов величины, на котором веегда развивалось белое знамя в случае пребывания кошевого в Сичи и с которого снималось оно в случае отсутствия его *); наконец, вокруг всей площади, на подобие подковы, расположены были тридцать восемь куреней и около куреней—куренные скарбницы и частные домики войсковой или куренной старшины.

Внешний кош отделен был от внутреннего особым валом, на самой средине которого, с юга на север, устроены были широкия ворота с высокою из дикого камня у левой половины их «баштою», снабженною пушками и боевыми снарядами; ворота вели из внутреннего коша во внешний и всегда охранялись особыми часовыми ²), так называемыми «вартовыми» козаками. Внешний кош назывался иначе форштатом, т. е. предместьем, гассан-базаром, торговым базаром, слободой запорожских Козаков, и занимал 200 сажен в длину и 70 сажен в ширину; на нем было до 500 куренных козачьих, торговых и мастеровых домов — кожевников, сапожников, портных, плотников, слесарей, кузнецов, умевших кроме своего дела приготовлять порох для войска; все эти люди, «по их козацкому манеру и обыкновению», свои работы исполняли платно и числились в куренях наравне с прочими козаками ³);

В Срезневский. Украинская старина, Харьков, 1832, 114; Клавдиус Рондо. Киевская Старина, 1889, ноябрь, 445; у Мышецкого находим, однако, указание, что кошевой жил в общем со своими козаками курене: История о козаках запорожских, Одесса, 1852, 48.

²) Устное повествование запорожца Никиты Коржа, Одесса, 1842, 41.

³) Мышецкий. История о козаках запорожских, Одесса, 1852, 48, 81.

кроме дворов имелось 100 лавок, несколько торговых рядов и простых яток, в которых продавались хлеб, мука, крупа, мясо, масло и проч., и несколько шинков, с виноградным вином, горилкою, пивом, медом и другими напитками; лавки, ряды и шинки или составляли собственность войска и только арендовались купцами, или-же совсем принадлежали купцам, приезжим малороссиянам, армянам, татарам, полякам, жидам; торговые люди, также как и мастеровые, если только они были православные, причислялись к куреням и жили как настоящие сичевые козаки, но строевой службы не отбывали «ради своего ремесла» *); для надзора за порядком и добросовестною продажею товаров в Сичи следили базарный атаман и войсковой кантаржей, т. е. хранитель образцовых весов и мер, жившие в особо устроенных для них помещениях. Внешний кош, также как и внутренний, запирался широкими воротами, стоявшими от запада к востоку, параллельно Подпильной, а не от юга к северу, встречно ей, как во внутреннем коше.

Цитадель, или так называемый Новосеченский ретраншемент, устроена была в юговосточном углу внешнего коша и представляла из себя небольшой четыреугольннк около 85 сажен длины и до 50 сажен ширины, с небольшими воротами во внешний кош; цитадель, вместе с внешним кошем, обнесена была глубоким рвом и защищена высоким земляным валом. Она устроена была в 1735 году по распоряжению русского правительства с видимою целию защищать запорожских Козаков от татар и турок, но с действительною «для исправнейшего пронзвождения тамошних дел и смотрения пропусков заграницу, а наипаче для смотрения за своевольными запорожцами, дабы их хотя некоторым образом воздерживать, и от времени до времени в порядок приводить ³). Запорожцы, понимая скрытую цель построения Новосеченского ретраншемента, выражались на этот счет образно: «Засйла нам москбвеька болйчка в печинкйх!..» В цитадели устроены были—комендантский дом, офицерские, инженерные и

^J) Новый географический словарь Щекатова и Максимовича, Москва, 1788, П, 7—44; ио смыслу описания 1774 года выходит, как будто «торговые лавки» находились не во внешнем коше, а во внутреннем: Записки одесского общества истории и древностей, ѴП, 175, пр. 42.

²) Эварницкий. Сборник материалов, Спб., 1888, 124, ѴШ.

артиллерийские помещения, пороховые погреба, солдатские казармы и гауптвахта; в пей всегда стояли две с 6-ю орудиями роты солдат из крепостных батальонов киевского гарнизона, отделявшихся по воинскому штату в крепость св. Елизаветы и отсюда посылавшихся в Новоееченский ретраншемент; здееь они жили под начальством коменданта, русского штаб-офицера, присылавшагося в Сичу также из Киева, по распоряжению киевского генерал-губернатора *).

С внешней стороны все место Новой Сичи окопано было рвом и обведено общим земляным высоким валом, который, делая разные углы и выступы, упирался двумя концами в ветку Подпильную; по валу стоял высокий чаетокол, сделанный из толстых бревен, сверху заостренных и снизу просмоленных смолой.

К западу, за общим рвом, вдоль ветки ГИодпидьной, тянулись запорожские зимовники или «хаты» ²), а к юговостоку от них, через Подпилыиую, чернели волчьи ямы, засады, окопы, ложементы, устроенные около Сичи во время бывшей русско-турецкой войны в 1736 году ³). Наконец, против внутреннего коша, на берегу Подпильной, устроена была речная пристань, куда приходили из Черного моря лиманом, Днепром, Павлюком и веткою Подпильною, в то время довольно глубокою и широкою, козацкия чайки, греческие и турецкия суда с разною бакалеей—изюмом, винными ягодами, лимонами, Сорочинским пшеном, орехами, кофеем, различными заморскими винами и дорогими шелковыми материами, уходя обратно с чугунною посудою, железом, пенькой и другими товарами *). С сухопутной стороны к Новой Сиче проложены были два шляха—один на Микитино и Хортицу, другой в Украйну на Переволочну.

В настоящее время на месте Новой Сичи от времени запороясских Козаков сохранилось несколько остатков старины—на кладбище, в церкви и в руках частных лиц. На бывшем запорожском кладбище уцелело четыре намогильных песчаниковых креста с надписями, открывающими имена погребенных Козаков: под одним покоится прах казака Ивана Чапли, умершаго

О Записки одесского общества ист. и древн., IY, 469; ТП, 176, пр. 42. -) Так названы на карте де-Боксета; Записки од. об. ист. и др., IV,таб. XI.

³) Записки одесского общества истории и древностей, IV, 469.

⁴) Записки одесского общества истории и древностей, VII, 176, пр. 42.

в 1728 году, 4 сентября; под другимъ—прах Даниила Борисенка, умершего в 1729 году, 4 мая; под третьимъ—прах Ивана Каписа, умершего в 1779 году, в декабре месяце; на четвертом кресте сделана надпись, гласящая о смерти кошевого атамана Степана Гладкого, умершего в 1747 году, 13 Лая, и погребенного под церковью пресвятой Богородицы в Сичи, но увековеченного сооружением креста на общем кладбище: «Зде поетавленш(ыии) крест благородия его пана Стефана атамана бывшего кошового куреня уманского но он положен ест по (=под) церквою пресвятия богородицы преставися вро(=року) 1747 у маю дня 13» ^х). Кроме намогильных крестов от запорожских Козаков сохранились еще на месте бывшей Новой-Сичи, у местных крестьян, четыре сволока от козацких жилищ,— один от запорожского куреня с надписью 1710 года, 24 мая, у крестьянина Корыия Забары; другой от будинка кошевого атамана Якима Игнатовича с надписью 1746 года, 9 июня, у крестьянина Клима Пироговского; третий от будинка-же кошевого Василия Григорьевича Сыча с надписью 1747 года, 13 августа, у крестьянина Митрофана Черного, и четвертый от домика козака Григория Комышана с надписью 1765 года, 10 мая, у священника Георгия Ващинского ²). Уцелели еще железный крест с синевой церкви, находящийся в экономическом дворе местного владельца, и несколько вещей в местной церкви, каковы: антиминс 1754 года, чаши, кресты, иконы, ризы, епитрахили, епангелия,, богослужебные книги, блюда, тарелки, чарочки, боку-ны, или стасидии, т. е. места для старшины, аналои, фонари, кадила, орлецы, хоругви, божницы, деревянная лопаточка для поминания умерших и наконец целый иконоетас превосходной византийской живописи, хранящийся на хорах местной церкви.

Из дошедшей до нас неполной описи вещей покровской церкви Новой Сичи видно, каким богатством она отличалась; в ней были: два больших напрестольных лихтаря (подсвечника); один крест с мощами; четыре серебряных лампады с серебряными позлащенными дощечками, хранившиеся на хорах; двадцать разных икон на медных бляшках, отделанных серебром; пятьдесят серебряных позлащенных разного «сорта» корон; че-

*) Эварницкий. Запорожье в остатках старины, Спб., 1888, И, 189. ²) Эварницкий. Запорожье в остатках старины, Спб., 1888, П, 189.

Церковные места, крест Никитинской синевой церкви, памятник Гладкого.—К стр. 176—177.

тыре серебряных вызолоченных креста, между коими три с серебряными ланщожками (цепочками); два кипарисных, отделанных в серебро, креста; два серебряных, вызолоченных дуката; два куска червонцев в лому; один кусок золота; один слиток серебра, весом 24 фунта; тринадцать ниток мелкого и три нитки крупного жемчуга с красными кораллами на местной иконе Богоматери; пятнадцать, с двумя большими и двумя малыми червонцами, ниток мелкого жемчуга и шесть ниток с красными монистами крупного на меньшей иконе Богоматери; десять ниток жемчуга с шестью пуговицами; пятьдесят ниток простого мониста из крупных и мелких кораллов с двумя червонцами и куском янтаря; сто-пятьдесят-три разного калибсра червонцев на четырех ланцюжках, в числе коих десять больших; сто-двадцать книг разного наименования, богослужебных, нравственных, и исторических; двадцать-восемь фелоней из парчи, разных цветов и достоинств; двенадцать подризников; двадцать-восемь пар поручей: двенадцать епитрахилей; семьдесят-семь стихарей: девять поясов; пятьдесят-семь платков шелковых и на белом полотне гаптованиых золотом, серебром и шелком: одиннадцать напрестольных облачений; шесть пар воздухов; три аналончатых покрова; два куска парчи; два куска штофа; два куска гарнитуры; двадцать-восемь штук медной посуды, от котлов до мисок; тридцать штука, оловянной посуды ^J).

«Между церквами новороссийского края, замечает архиепископ Гавриил, наибольшая была покровская, что в Сечи запорожцев, по великому числу находившихся там драгоценных вещей. Преосвященный Евгений, архиепископ славянский, докладывал святейшему синоду, чтоб дозволено было взять несколько утвари церковной из села Покровского в славянскую архиерейскую ризницу... Синод предписал тогда потребовать дикирии, трикирии, посох, умывальницу с блюдом и орлецы» ²).

Кром^ге перечисленных остатков запорожской старины, сохранившихся на месте бывшей Новой Сичи, уцелели еще земляные укрепления в виде рвов и высоких, больше двух сажен высоты, валов. В общем эти укрепления представляют из себя

^а) Записки одесского общества истории и древностей, УИ, 5Ь5—538-

²) Записки одесского общества истории и древностей, Ш, 104—106история 8АП0Р0Ж. КОЗАКОВ. 12

несколько неправильный четыреугольник, протянувшийся вдоль правого берега речки Подпильной и состоящий всего лишь из трех линий: с восточной стороны, по направлению от севера к югу, встречно Подпильной, идет наклонная линия 100 сажен длины; с северной окраины, по направлению от северовостока к югозападу, идет неправильная ломанная линия, под тупым углом, на протяжении 220 сажен; е западной стороны, по направлению от севера к югу, под прямым углом, идет совершенно правильная линия, на протяжении 70 сажен длины до самой Подпильной; основанием-же для всей этой фигуры укреплении, с южной стороны, служит сама речка Подпильная. Таков вид уцелевших укреплений извне. Внутри укреплений, с восточной стороны, по направлению. от севера к востоку, уцелел какой-то ров, идущий в виде наклонной линии, на протяжении 74 саженей длины, прямо к Подпильной; а у правого берега реки, против самой средины укреплений, сохранились рвы, отделявшие от внешнего коша внутренний; они начинаются у самого берега реки, идут сперва от юга к северу, потом под тупым углом поворачивают от востока к западу и оканчиваются так называемым «оетупомъ» или бухтой, служившей у запорожцев пристанью, называвшейся Царской, куда они заводили евои чайки и каюки. Длина рвов последнего укрепления имеет всего лишь 110 сажен, по прямой линии, с небольшим пропуском на северной линии, очевидно, для ворот.

К сказанному об уцелевших укреплениях на месте бывшей Новой Сичи нужно прибавить еще то, что на северной линии его сохранились кроме того три редута и пропуск для широких ворот, ведших во внешний кош, а у югозападного конца, уже за речкой Подпильной, уцелело так называемое городище, имеющее вид совершенно отдельного укрепления, обнесенного четырьмя глубокими «бакаями» или канавами: с запада в семьдесят-четыре сажени, с востока в сто-тридцать сажен, с севера в восемьдесят и с юга в сорок сажен, до трех сажен в каждой стороне глубины. В последнем укреплении, «городище», по рассказам старожилов, у запорожцев стояли хаты и погреба; тут-же они будто-бы хоронили и своих покойников. Сообщение из Сичи черезъИИодпильную с городищем не представляло тогда никаких затруднений, потому что через речку к городищу вел мост. В настоящее время это городище представ-

ляет из себя совершенно ровную, как будто нарочно утрамбованную или убитую цепами площадь, в самой средине которой стоит вековая развесистая груша, а с трех сторонъ—южной, западной и восточной—высятся громаднейшие вербы и еще громаднее верб осокори, между которыми переплелся непролазный терновник.

По всем уцелевшим укреплениям, кроме городища, разбросаны в настоящее время хаты крестьян села Покровского. Оттого, чтобы измерить все укрепления Новой Сичи и чтобы составить себе представление об общей их схеме, нужно проходить через многие огороды, лазить через плетни, заглядывать под еараи, идти через сады, подниматься на крыши крестьянских хат, и тогда только можно уследить направление всех валов и насыпей. Многое, разумеется, из того, что сохранялось вцеле лет сорок и даже двадцать тому назад, теперь уже разрушено и едва узнаваемо, а многое даже и совсем истреблено. Однако, остатки старины и теперь очень часто находятся, и всего больше человеческие скелеты: задумает-ли крестьянин выкопать яму для какой-нибудь постройки, или разровнять место для сада, или просто вспахать землю для посева, он непременно найдет если не череп, то кости рук или ног человека. Даже дети, играя в грядки и вскапывая палочками землю, находят часто человеческие черепа и без всякой боязни надевают их себе на головы,—так уж они привыкли к подобного рода находкам. «Впервые, когда я здесь поселился, говорит местный священник, отец Андрей Барышпольский, то я никак не мог завести у себя деревьев в палисаднике: что посажу, а они и засохнут, что воткну в землю, а они и пропадут. Долго я не мог понять, от чего это происходит; наконец, однажды я стал копать землю в палисаднике и тут под первым слоем её увидел множество человеческих костей и между ними страшную массу лягушек; я был положительно поражен этим, но тогда-же понял, отчего у меня не принимались деревья. Удалив коети и очистив место от лягушек, я вновь насадил несколько деревьев, и с тех пор они ростут превосходно» ¹).

Помимо скелетов на месте бывшей Новой Сичи находят и множество разных вещей: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, нули, куски свинцу, круги дроту, кувшины,

*) Эварницкий. Запорожье в остатках старины, Спб., 1888, П, 195.

*

кафли, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, тарелки, кубки, целые бочки смолы, слои угля, склады сухарей, кучи пшеницы, гудзыки, пряжки, бубенцы, мониста на дроту, деньги, трубки-носогрийки, или так называемые люльки-буруньки (от турецкого «бурунъ»—нос), разрисованные разными «фигурами» и окрашенные разными красками, наконец, нашли даже две лодки, открытые в ветке Сысиной и в 1890 году вытащенные из воды ¹).

После уничтожения Запорожья, в 1775 году, на месте бывшей Новой Сичи возникло село Покровское, населенное разными выходцами из старой Малороссии. В 1777 году, по распоряжению новороссийского губернатора Матвея Васильевича Муромцева, Покровское объявлено было премьер-маиором Иваном Максимовичем Синельниковым городом Покровском с «провинциальной канцелярией и славянским духовным правлениемъ» при нем; но потом, уже в следующем, 1778 году, Синельников получил приказание перевести провинциальную канцелярию из Покровского в бывшее селение Никитино с переименованием последнего в Никополь ²), а Покровскому велено было дать наименование местечка. С 1784 года Покровское становится слободой; в настоящее время это обширнейшее и многолюднейшее село екатеринославской губернии и уезда; после падения Сичи оно отдано было, по указу императрицы Екатерины П, вместе с бывшей Чортомлыцкой Сичыо, теперешней деревней Капуливкой, и Базавлуцкою Сичыо, князю Александру Алексеевичу Вяземскому; от князя Вяземского, по купчей 1802 года, перешло к Николаю Ивановичу Штиглицу; по смерти Николая Ивановича Штиглица перешло в род брата его, барона Любима Штиглица; из рода барона Штиглица, но купчей 1861 года, перешло к великому князю Михаилу Николаевичу.

В Эварницкий. Запорожские лодки: Одесский листок, 1890, Л» 100, 2.

²) Из фамильных бумаг генерад-маиора Алексея Николаевича Синельникова, владельца села Любимовки, екатеринославской губернии, новомосковского уезда.