История и топография осьми запорожских Синей. 5 страница

') Голиков. Дополнение к деяниям Петра В., Спб., 1791, ѴШ, 235. ²) Маркевич. История Малороссии, Москва, 1842, IV, 299.

местечка устроен был зймок, а.в зймке засело 600 человек гарнизона. Подступив к местечку, Яковлев прежде всего потребовал от запорожцев добровольной сдачи; но ему ответили выстрелами; тогда он открыл жестокий огонь, направляя ядра и бомбы в самый зймок местечка. Запорожцы, не имевшие одинаковых с русскими боевых снарядов, отбивались, однако, упорно, но все-же могли стоять только два часа: русские ворвались в местечко, тысячу человек избили на месте, нееколько человек подожгли в избах и сараях, несколько человек сами потонули при переправе через Ворсклу и Днепр; взято было в плен лишь 12 человек. Остервенение со стороны русских было тала, велико, что они избили женщин, детей, стариков, сожгли все мельницы на реках, все строения в местечке и все суда, стоявшие на Днепре у переволочанской переправы. После такого разгрома Переволочны, полковник Яковлев двинулся ниже по Днепру и достиг сперва Нового, а потом Старого-Кодака.

В обоих Кодаках полковник Яковлев не встретил большего сопротивления: главная масса жителей сдалась добровольно русским и была отправлена в крепость Богородицкую, незначительное число скрылось на острова и в степь, но и из этого числа некоторые были пойманы и истреблены на месте; оба-же местечка, Старый и Новый Кодаки, были выжжены до тла, чтобы не дать пристанища «ворамъ» и чтобы обезопасить тыл русских полков. У Старого-Кодака Яковлев спустился через первый в Днепр порог, Кодацкий, причем флотилия его, управляёмая вместо разбежавшихся лоцманов русскими стрельцами, потерпела некоторый урон: было разбито два судна, но без несчастных последствий для людей. Здесь-же Яковлев должен был отделить часть солдат от своих полков и послать их в степь по обе стороны Днепра, чтобы истреблять бежавших из местечка Козаков. Но в это-же время к Яковлеву прибыли сухопутные отряды, следовавшие за ним по берегу Днепра, и он пустился далее вниз.

Проплыв остальные пороги, миновав остров Хортицу, полковник Яковлев, наконец, 7 мая, прибыл к Каменному-Затону, стоявшему на левом берегу Днепра, почти против Чортомлыцкой Сичи, находившейся на правом берегу Днепра, у уетья Чортомлыка. В Сичи кошевого Петра Сорочинского не было:

он ушел, вместе с козаком Кириком Меньком, в Крым просить татар на помощь запорожцам против москалей; его заменял храбрый и расторопный, воообще «добрый» козак, Яким Богуш. По случаю ходившей в Каменном-Затоне какойто заразительной болезни, Яковлев стал около городка и отсюда послал к запорожцам козака Сметану с увещательным письмом от князя Меньшикова. Но запорожцы, по словам одного пойманного русскими козака, утопили того Сметану в воде; тогда ч/ Яковлев послал к ним другое письмо, лично от себя; на это письмо запорожцы отвечали, что они не считают себя бунтовщиками, признают над собой власть царского величества, но царских поеланцев к себе не допускают. Ожидая с минуты на минуту своего кошевого Сорочинского с татарами, запорожцы, желая выиграть время, показали даже вид, будто они склоняются на сторону царя. Яковлев ждал положительного ответа три дня, но потом решил взять Сичу приступом. С этою целью он приказал осмотреть Сичь со всех сторон и выискать удобное место для приступа; для осмотра отправлены были переодетые в запорожское платье русские офицеры; посланные известили полковника, что подступить на лошадях к Сиче невозможно, потому что она со всех сторон была обнята водой.

И точно: это было 10 мая, когда вода в Днепре и его ветках достигает наибольшего уровня высоты после весеннего разлива; но в то время полая вода на столько была высока, что Сича, обыкновенно залитая лишь с трех сторон водами разных речек, на этот раз залита была водой, на 35 сажен расстояния, и с четвертой, степной, стороны, где обыкновенно в летнее время был сухой путь в Сичу; может быть, как гласит о том предание, это произошло еще и от того, что со стороны степи запорожцы, по внушению Якима Богуша, откопали свою Сичу от материка рвом и пропустили в тот ров воду *); во всяком случае в то лето воды здесь было так много, что она даже затопила часть куреней. Посланные лазутчики известили полковника, что близь Сичи. имеется отъезжий запорожский караул, который легко может быть истреблен; тогда Яковлев отправил против него несколько человек солдат; солдаты напали па запорожцев, несколько человек из них перебили, не-

*) Записки одесского общества истории и древностей, IX, 441.

сколько в воде потопили, а одного привели к полковнику живым; от этого последнего Яковлев узнал, что запорожцы все, как один человек, решили действовать против русских войск. «Замерзело воровство во всехъ», писал Яковлев в своем письме князю Меньшикову после этого ¹). Тогда русские решили сперва сделать шанцы, на шанцы возвести пушки и из пушек открыть пальбу через воду в Сичу. Но сделанная попытка, однако, не привела к желанному результату: оказалось, что за дальним расстоянием выстрелы из пушек не достигали своей цеди. После этого объявлено было сделать приступ к Сиче на лодках. Запорожцы подпустили русских на близкое расстояние, потом сразу ударили из пушек и ружей, несколько человек офицеров ранили, 300 человек солдат, и в том числе полковника Урна, убили, несколько человек взяли в плен и «срамно и тирански» умертвили их в Сичи. Тогда русские принуждены были отступить; положение полковника Яковлева сделалось очень затруднительно. Но в это время на помощь русским явился от генерал-маиора князя Григория Волконского, с компанейским полком и драгунами, полковник Игнат Галаган; это было 14-го мая.

Игнат Иванов Галаган был ренегат-запорожец. Сын украинского козака из селения Омельнмка, полтавской губернии, кременчугского уезда, Галаган долгое время был в Сичи, сперва простым козаком, потом полковником охочекомонного полка, затем даже кошевым атаманом Козаков ²); в качестве полковника, он находился при гетмане Мазепе, когда тот перешел на сторону шведов и, как подручный человек Мазепы, сам перешел в стан шведов; потом, видя ничтожность сил Мазепы и нерасположение к нему украинского народа, выпросился у гетмана с полком на разъездную, вне шведского лагеря, линию, внезапно захватил несколько человек шведовдрабантов, ушел с ними и со своим полком в русский лагерь и тут повинился Петру, уверив царя, что он перешел к шведу против собственной воли, повинуясь желанию гетмана Мазепы. Царь взял с него слово, что он не «сделает с ним такой-же штуки, какую сделал с Карломъ», заставилъ

О Костомаров. Мазепа и мазепинды, Спб., 1885, 530.

-) Бантыш-Каменский. Материалы, Москва, 1859, П, 55; Лазаревский. Очерки малороссийских фамилий: Русский Архив, 1875, I, 318—325.

его присягнуть на верность русскому престолу и потом долгое время держал его в разъездах для добывания неприятельского «языка» ^а).

Этот-то самый Игнат Галаган неожиданно явился к полковнику Яковлеву для осады Сини. По сказанию неизвестного автора сочинения о запороясских козаках прошлого столетия, Игнат Галаган пристал к Яковлеву на пути его в Сичь и под присягой обещал тайными тропинками провеети русских к Сиче ²). Так или иначе, но на него возлагались в этом отношении большие надежды, как на человека, знавшего все «войсковые секреты» и запорожские «звычаи». И точно, прибытие Игната Галагана к Сиче имело для запорожских Козаков решающее значение.

Запорожцы, завидев издали несшееся к Сиче войско, вообразили, что то спешил к ним кошевой Петр Сорочинский с татарами и сделали против русских вылазку. Русские воспользовались этим счастливым для них моментом, ворвались внезапно в Сичу и привели в замешательство Козаков; однако последние долго и счастливо отбивались от своих врагов; но тут выскочил вперед Игнат Галаган и закричал запорожцам: «Кладите оружие! Сдавайтесь, бо всем будет помилование»! Запорожцы сперва не поверили тому и продолжали попрежнему отбиваться от русских, но Галаган поклялся перед ними в верности своих слов, и тогда козаки бросили оруяае. Но то был подлый обман со стороны Галагана. Русские устремились на безоруяшых запорожцев, 300 человек взяли в плен, несколько человек перебили, несколько повешали на плотах и пустили вниз по Днепру на страх другим, 100 пушек и все клейноды—знамена, бунчуки, булавы, перначи, литавры—и вею аммуницию забрали и отправили в московский лагерь, а все курени и все строения в Сичи сожгли, многие зимовники, бывшие вокруг Сичи, истребили. Полковники Яковлев и особенно Галаган действовали с неслыханным свирепством: «Учинилось у нас в Сичи, писал очевидец козак Стефаненко, бывший потом кошевым атаманом, то, что, по присяге Галагана и московского войска, товариству нашему головы обдирали, шеи на плахах рубили, вешали и иные тиранекия смерти задавали, каких и в поганстве за

*) Ригельман. Летописное повествование, Москва, 1847, Ш, 52.

²) Чтения московского общества истории и древностей, 1848, № 6, 44.

древних мучителей не водилось —мертвых из гробов многих не только из товариства, но и из монахов откапывали, головы им отнимали, шкуры сдирали и вешали. Ненасытившимся такового душепагубного прибытку, а заостривши сердце свое жалом сатанинским, Галаган чатами своих единомышленных людей в Тернувце и по иных годностях и урочищах працею кровавою на добычах звериных Козаков невинных в московские тиранные бесценно запродал руки. И тот своего бесчеловечия не престаючи, посылает своих к ним шпегов и коне займати злодеев и всякие подступки чинити легкомысленных людей, яко теды всякие утиски, кривды и неволи людем украинским за поводом и причиною его помянутого безбожника Кгалагана нанеслося» ¹).

Страшное разорение Чортомлыцкой Сини уже в то время воспето было козаками в народной думе.

«Ой летыть хсрячбк та по той бочок, де взявся шулика;

<А не буде в Сичи гброда от-ньши й до вику».

Ой, стойла Москва та у кинёць моста,

Та дывйлася в вбду та на свою вроду:

Сама себе воювала, и кров свою проливала,

Нашим козачёнькан, нашим молоденьким велнасий жаль завдавала, Наши козачёньки, наши молодёньки нидё в страху' не бували — Сорбхс тьисяч Москвй, выборною виська у пень выбывали.

Наши козачёньки, наши молодёньки та не весёли стальи,

Гей, оетупыла вража другуния та всима сторонамы,

Гей, закрасыла гброд, та славную Сичу, та скризь знаменами.

Ой, казав еей, пане Галагане, що в их виська не мае,

А як выйде на таракана, так як мак процвитае.

Ой, казав есьи, пане Галагане, що в Сичй Москвы не мае,

Колйх глянеш, помйж куренями так як мак процвитае.

Ой, як крикнув та пан кошовый у покровьский цёркви: «Прыбырайтесь, слйвни запорожцы, як бы к своий смерти»!

Ой, як крьпснув та пан кошовьий на покрбвський дзвиньици:

«Ой, кыдайте ж вы, славни запорожци, и пистоли й рушньици».

Ой, пишлъи-пишлйх славни запорбжци та непйшкы, дубами,

А як оглянутся та до славной Сйчи, та вмываются слезами».

О разорении Чортомлыцкой Сичи Игнатом Галаганом и теперь вспоминают «ветхие днями» старики. «Эту Сичь разорил какой-то Галаган; он знался с чертями, и как был еще далеко от Сичи, то какой-то «хлопчикъ» (слуга) просил кошевого атамана, чтоб он позволил ему застрелить Галагана в де-

Ч Архив иностранных дел в Мосгазе, 1710 года, № 3.

выии глаз,—иначе его убить нельзя было; а кошевой говорит: «не следует проливать крови христианской». А как увидел, что Галаган уже близко, тогда и сам стал просить хлопца, чтоб тот убил Галагана. Но тогда уже поздно было. Галаган был великий чародей и сделал с собой так, будто у него не одна, а несколько голов. Тогда и хлопчик не мог уже различить, где у него настоящая голова. «Теперь бей сам, говорит хлопчик кошевому, а я не могу знать, куда стрелять, потому что у него вон сколько головъ». Так тот Галаган и разорил Сичу» ¹).

После взятия Чортомлыцкой Сичи князь Меньшиков доносил царю Петру, что «знатнейших воровъ» он велел удержать, прочих казнить, самое-же «изменническое» гнездо разорить и искоренить. На то донесение Петр отвечал Меньшикову. «Сегодня (23 мая) получили мы от вас письмо о разорении проклятого места, которое корень злу и надежда неприятелю была, что мы, с превеликою радостию услышав, Господу, отмстителю злым, благодарили с стрельбою, и вави за оное премного благодарствуем, ибо сие дело из первых есть, которого опасаться надлежало было. Что же пишите о детангаменте полковника Яковлева, чтоб оному быть в армии, и то добро, только подлежит из оного оставить от 700 до 500 человек пехоты ии Ж' 500 до 600 конницы в Каменном-Затоне, дабы того смотрели, чтоб..опять то место от таких-же не населилось, також, которые в степь ушли, паки не возвратились, или где инде не почали собираться; для чего ежели комендант в Каменном-Затоне плох, то б из офицеров доброго там на его место оставить, а прочим быть в армию» ²). Подобное-же письмо писал Петр и графу Апраксину в Москву, поздравляя его «милость» с истреблением «последнего корня Мазепина» ³). Чтобы ослабить страшное впечатление, произведенное на украинский народ истреблением сичевых Козаков, царь издал манифест, в котором говорил что причиною несчастья, происшедшего в Сичи, была измена самих-же запорожцев, потому что они, прикидываясь верными людьми царю, в действительности обманывали его и сносились с врагами

¹) Эварницкий. Запорожье, Санкт-Петербург, 1888, П, 92.

²) Соловьев. История России, Москва, 1881, XV, 317, 318.

³) Костомаров. Мазепа и мазепинцы, Спб. 1885, 532.

России, шведами; тут-лее Петр приказывал всех запоролецев, кроме повинившихся, бросивших оружие и изъявивших желание жить, подобно простым крестьянам, на Украйне, хватать, бросать в тюрьму и казнить ^х); еамые-же земли их, от реки Орели до реки Самары, приписать к миргородскому полку, в котором в то время состоял полковник Даниил Апостол.

В настоящее время на месте бывшей Чортомлыцкой Сипи стоит часть деревни Капуливки, как ее называют крестьяне, или Капыловки, как ее именуют оффициально, екатеринославской губернии и уезда. Она отстоит от меетчка Никополя, бывшей Микитинской Сичи, ровно на 20 верст и приписана к селу Покровскому, месту бывшей последней Сичи. Из Никополя в Капуливку ведет старый запорожский шлях, начинающийся тотже час за Никополем и оканчивающийся почти у самой деревни. Это превосходная, гладкая и совершенно открытая дорога, с правой стороны окаймленная цепью, следующих один за другим, на расстоянии около четверти версты, высоких курганов, а с левой охваченная широкой рекой Днепром с его ветками и заточинами, за которой, по топким болотам, тянется густой и высокий лес, поросший зеленой травой. Цепь курганов постепенно подаётся отправа клеву, а вместе с курганами подаётся и широкий шлях, который под конец прямо приводит к месту бывшей Чортомлыцкой Сичи. Кроме курганов, указателями пути в Чортомлыцкую Сичу служат еще так называемые мили, т. е. четырех-гранные, вытесанные из цельного камня, столбы, кверху несколько съуживающиеся, которые ставились здесь в 1787 году, во время проезда по Новороссии императрицы Екатерины II.

На полторы версты выше деревни Капуливки, среди открытой местности, господствующей над огромным пространством степи, стоит длинное земляное укрепление, так называемый сомкнутый редут с траверсами внутри. Южная линия этого редута имеет 1.250 сажен, северная—780, восточная—380 и западная—700 сажен. Время сооружения этого редута правдоподобнее всего отнести к первой половине XYIII века, к эпохе русско-турецких войн, согласно указанию князя Мышецкого,

') Чтения московского общества истор. и дрен, 1859, I, 221, 227.

утверждающего, что на речке Чортомлыке, где была Старая Сеча, русскими построен был в 1738 году редут ¹).

Ниже укрепления, уже в самой деревне Капудивке, в огороде крестьян Семена Кваши и Ивана Коваля, уцелели два каменных креста над могилами Козаков Семена Тарана, умершего в 1742 году, и Федора Товстонога, скончавшагося в 1770 году, 4 ноября ²); последний был атаманом Щербиновского куреня в 1766 и 1767 годах, прославил себя на войне 1769 и 1770 годов, вернулся с похода тяжело раненый и через несколько месяцев скончался. Кроме этих двух крестов сохранились еще кресты Козаков Данила Борисенка, умершего в 1709 году, 4 марта, Семена Ко(==валя), умершего в 1728 году, и намогильный камень над могилою знаменитого кошевого атамана, Ивана Дмитриевича Сирка, умершего в 1680 году; последний находится в огороде крестьянина Николая Алексеевича Мазая и имеет следующую надпись: «Р. Б. 1680 мая 4 преставися рабь бо Иоань Серько Дмитрови атамань кошовий воска запорожского за его ц. п. в. Феодора Алекеевича: Память праведного со похвалами» ³). В этой надписи странно лишь указание, будто Сирко умер 4 мая, между тем как из донесения его преемника Ивана Стягайла и свидетельства летописца Самоила Величка известно, что он скончался 1 августа ⁴). Отсюда нужно думать, что плита, уцелевшая до нашего времени над могилою знаменитого кошевого, вовсе не та, которую козаки первоначально поставили над его прахом: вероятно, первая плита была разбита освирепевшим русским войском в 1709 году и на место её впоследствии поставлена была другая, оттого указание месяца и дня смерти Сирка сделано было ошибочно. Ниже деревни Капуливки, на старом или запороясском кладбище, уцелели еще четыре намогильных креста, под коими покоится прах Козаков Ефрема ИИосевского и Данила Конеловского, умерших в 1728 году, Лукьяна Медведовского и Евстафия Шкуры, умерших в 1729 году.

Спрашивается: каким образом все эти намогильные кресты

¹) Мышецкий. История о козаках запорожских. Одесса. 1852,69.

²) Эварницкий. Запорожье в остатках старины, Спб., 1888, П, 67, 68.

³) Эварницкий. Запорожье в остатках старины. Спб., 1888, П, 68.

⁴) Величко. Летопись, П, 497; Архив иностранных дел, в Москве, 1680 год, авг. 9, № 20, связка 55.

попали в Чортомлыцкую Сичу, когда с 1709 года её здесь вовсе не было? Ответ на этот вопрос дают местные старожилы¹ потомки запорожцев: они говорят, что когда козаки были под властью «тур-царя», то, умирая, проеили своих сотоварищей хоронить их на старой Сиче, и те перевозили тела их к Чортомлыку на чайках.

Со старого запорожского кладбища при деревне Капуливке открывается великолепнейшая перспектива на меето бывшей Чортомлыцкой Сичи. Место это представляет из себя небольшой островок, утопающий среди роскошной зелени деревьев и точно плавающий среди восьми речек, окружающих его со всех сторон. Но чтобы хорошо рассмотреть место бывшей Чортомлыцкой Сичи, нуяшо от кладбища спуститься вниз, пройти небольшое расстояние по прямой улице, потом под прямым углом заворотить направо в переулок и переулком добраться до берега речки Подпильной. Здесь прежде всего бросается в глаза довольно возвышенный, но вместе с тем отлогий, песчаный спуск к реке, усеянный множеством мелких речных ракушек и местами покрытый громадными осокорями и вековечными вербами. Затем, ниже спуска, через реку, открываются необозримые сплошные плавни, местами затопленные водой, местами покрытые травой, но в том и в другом случае поросшие густым, преимущественно мягкой породы, лесом, т. е. осокорем вербой, шелковицей, ивой и шелюгом. С востока и запада этот лес тянется необозримо длинной полосой, с севера на юг он простирается на протяжении 15 верст, от левого берега Подпильноии до правого берега Днепра. Здесь-то, в виду вековечного леса, при слиянии восьми речек, стоит небольшой, но возвышенный и живописный островок, кругом окаймленный молодыми деревьями и сверху покрытый высоким и непролазным бурьяном. На этом островке была знаменитая Чортомлыцкая Сича. Местоположение острова, при всей его живописности, кажется, однакож, каким-то пустынным, наводящим уныние и тяжелую тоску на душу человека: от него веет чем-то далеким-далеким, чемто давно и безвозвратно давно минувшим. Остров стоит пустырем: на нем нет и признаков жилья, — один ветер низовой свободно гуляет да шевелит верхушками высокой травы, а кругом тишина, точно на дне глубокой могилы... Глядя на этот унылый остров, невольно вспоминаешь то

время, когда здесь кипела жизнь, и какая жизнь? Жизнь во всем разгуле, во всем широком просторе: тут и бандуры звенели, и песни звонко разливались, тут-же и лихие танцоры кружились таким вихрем, от которого пыль поднималась столбом, земля звенела звоном... А теперь что? Теперь гробовое безмолвие, мертвая тишина,—такая тишина, точно в сказочном царстве, заколдованном темною, страшною и неодолимою силою. Теперь лишь одни жалкие намеки на то, что когда-то жило здесь полною, открытою, никем и ничеш нестееняемою жизнью...

На острове повсюду, но в особенности близь речки Чортомлыки, видны остатки пережитой жизни: черепки посуды, рвы, канавы, могилы, отдельные кости, полные скелеты людей. По правому берегу Чортомлыка некогда было обширное кладбище, частию скрывшееся теперь под деревнею, частию обрушенное весенним течением речки: Чортомлык, разливая свои воды, ежегодно подмывает свой правый берег и выносит из него иногда гробы с козацкими костьми, иногда целые человеческие остовы, чаще же всего с длинными чубами или без чубов козацкие черепа, разное платье, всякого рода оружие, оловянные нули, целые куски свинцу, большие круги дроту и т. п. Все это валится или на дно реки, или остается на берегу её и тут, грустно сказать, попирается ногами проходящих людей и животных и нередко смешивается с костьми и мясом дохлых лошадей, коров, собак и кошек. И местным жителям нет никакого дела до того, что здесь некогда жили великие защитники Христовой ветры и русской народности, кровыо своею поливавшие землю, костьми своими засевавшие нивы; нет между ними такого человежа, который, собрав черепа и кости доблестных воинов, схоронил бы их в земле, как святыню... Напротив того, есть такие, которые и днями и ночами разрывают запорожское кладбище, ища в них каких-то баснословных кладов, будто-бы сокрытых запорожцами в глубоких могилах. Там стихия, а тут человеческая жадность к золоту и мертвым не дают покоя!..

Самое место, на котором была нежогда славная и грозная Чортомлыцкая Сича, представляется в настоящее время в таком виде. Чортомлыцкий-Рог, отделенный в 1709 году от материка, превратился теперь в небольшой остров, принадлежащий к имению великого князя Михаила Николаевича и стоящий

против деревни Капуливки, в двадцати верстах от Никополя. Весь этот островок, кроме нескольких камней у восточного берега, состоит из песку и разделен на две неравные половины: возвышенную на севере и низменную на юге. Первая заключает в себе 1.050 квадратных сажен, вторая—две десятины и 1.200 квадратных сажен. Но собственно только северную половину и можно назвать островом, так как она никогда не затопляется водой; этот остров по своим окраинам имеет неодинаковую выеоту: на севере он возвышен, до четырех сажен высоты, на юге низок, не выше трех-четырех футов от уровня воды; северная половина острова крута и окаймлена высокими речными деревьями, южная половина отлога и покрыта болотистой и луговой травой. На возвышенной половине острова от времени запорожских Козаков сохранились в настоящее время два рва с валами и пять ям, из коих три ямы находятся в северовосточном углу, перед рвами, а две на западной стороне, за рвами. Рвы расположены один возле другого, на расстоянии около сажени, и идут сперва с северовостока на югозапад, на протяжении 14 сажен; потом, под прямым углом, поворачивают на юговосток и идут на протяжении 15 сажен, имея выеоты до четырех, глубины до трех сажен. Что касается низменной половины острова, то это есть собственно так-называемая плавня: возвышаясь над уровнем речной воды едва двумя или тремя футами, она в самый незначительный подъем рек покрывается водой; на ней ростут прекрасные высокие и ветвистые деревья, а между деревьев разбросаны громадные каменные глыбы. Вокруг всего острова, и возвышенной и низменной его половин, сходятся вместе семь веток и одна речка: с севера Поднильная, с во

стока Гнилая, в старых картах называемая Прогноем, и Скарбная; с юга Павлюк и прорез Бейку с, выходящий из Скарбной и впадающий в Павлюк; с запада тот-же Павлюк и та-же Подпильная; кроме того Скарбная принимает в себя ветки Лапинку и Скаженую, идущие к ней по направлению от северовостока к югозападу, а ветка Подпильная—речку Чортомлык, бегущую к ней прямо с севера и дающую название самой Сиче.

Тщательный осмотр теперешнего Чортомлыцкого острова приводит к заключению, что на нем помйщались только главныя

постройки Сипи: церковь, войсковая и куренные скарбницы, здание для духовенства и самые курени; но последние приходились в том месте, где теперь речка Чортомлык касается своим устьем начала ветки Подпильной. Раскопки острова дают богатый материал для бытовой иетории запорожских Козаков; здесь находятся—глинянная посуда превосходной работы, черепковые трубки разных цветов и украшений, подковы, шкворни, пряжки, поддоски, подпруги седельные, пистолеты, сабли, пули, машинки для литья пуль, копья, грузила для рыбных снастей, пороховницы, чернильницы, бруски, котлы и т. п. При раскопке-же вала на острове найдены остатки толстых, заостренных и обугленных паль, расставленных вдоль западного берега острова и служащих указателем того, как некогда укреплена была Сича: окопанная высоким валом, она сверх того осторчена была кругом высиъченными в лесу дубовыми бревнами и представляла из себя в истинном смысле слова Сичу. К этому нужно прибавить естественные укрепления: с крымской стороны—непроходимые плавни со мшшеетвом озер и веток; с польской стороны—глубокая и болотистая речка Чортомлык и ниже Чортомлыка, на 18 верст к западу, ветвистая и длинная река Базавлук.

''/За Чортомлыцкою Сичею следовала Каменская Сича, находившаяся при впадении речки Каменки в Днепр, выше города Кизыкерменя, и от этой речки получившая свое название. Существование Каменской Сичи подтверждается как свидетельством специального историка запорожских Козаков XYIII века, князя Семена Мышецкого, так и указаниями документальных данных, частью еичевого архива, частью архива малороссийской коллегии: «На оной реке Каменке, пишет Мышецкий, имелась запорожская Сеча, выше Кизыкерменя в 30 верстах, на правой стороне Днепра» ’). «А караулам быть, пишется в актах 1754 года, по самой границе, зачав по той стороне реки Днепра, где ныне войсковой перевоз, да на Усть-Каменке, где прежде Сечь была» ²). Каменская Сича существовала за время пребывания запорожских Козаков под протекцией Крыма и Турции, «на нолях татарских, кочевьях агарянскихъ», когда они жили «по туркам та по

') Мышецкий. История о козаках запорожских. Одесса, 1852, 71.

²) Эварницкий. Сборник материалов, С.-Петербург, 1888, 93.

кавулкамъ», т. е. с 1710 по 1734 год, после разгрома Чортомлыцкой Сипи полковниками Яковлевым и Галаганоы.

Как тщательно ни оберегали русские солдаты выходы запорожцам из Чортомлыцкой Сипи, но вее-же часть сичевых Ко заков, под руководством кошевого атамана Якима Богуша, успела спастись от гибели: она поспешно сложила свое добро и уцелевшее оружие на дубы и скрытыми ериками, заточинами, речками и ветками ушла вниз по Днепру в турецкия земли, в то время находившиеся в весьма недальнем расстоянии от Сичи. Предание говорит, что запорожцы, бежавшие от москалей, ни о чем больше не жалели, как о покинутой ими церкви в Старой Сичи: «Все мы хорошо, панове, сделали, все недурно устроили, но одно нехорошо учинили, что церковь свою покинули. Но чтоже теперь делать-то? Пусть ее хранит божья мать! И божья матерь сохранила ее: москали к ней, а она от них, они к ней, а она от них... Да так ходила-ходила, а потом перед самыми их глазами и пошла в землю: вся, как есть, с колокольней, крестом, так и «пирнула»,—одна яма от неё лишь осталась» *).

Як покиданы запорожцы Велыкый-Луг и матир Сип,

Взяльи з собою матир божу,

А билын нипбго не взяльи,

И в Крым до хана понеслы На нбве горе-Запорожже» ²).

Напуганные страшною расправою русских с козаками, запорожцы сперва очень далеко ушли от меета бывшей Чортомлыцкой Сичи; но потом, оправившись от испуга, поднялись вверх по Днепру и заложили на устье речки Каменки, против большего острова Коженина, свою Сичу Каменскую, как раз на границе русско-турецких владений. В то время русский царь, имея в виду войну с турками, вновь стал зазывать запорожцев в Россию, обещаясь забыть их прошлое и возвратить им их прежния владения, если «они, восчувствовав свою вину», выберут вместо Константина Гордиенка нового кошевого атамана³). Но каменские запорожцы, боясь, по словам народной песни, чтобы

¹) Эварницкий. Запорожье в остатках старины, Спб., 1888, П, 91.

²) Тарас Гр. Шевченко. Кобзарь, С.-Петербург, 1883, 261.

³) Бантыш-Каменский. История Малой России, Москва, 1842, HJ, 124.

«москальне стал им лобы брить», вместо того, чтобы воспользоваться предложением русского царя, обратились с посланием к шведскому королю, спрашивая его как «о его здоровья, так и о намерении зачатой воины с москалями». На то послание Карл от 10 мая 1710 года ответил: «Сие то нам особливо понравилось, что не только о персоне нашей королевской сердечно оскорблены, но также и до скорейшей над нашим и вашим неприятелем, москалем, следующему отмщению охочими обзываетесь» *). Должно быть одновременно е этими сношениями Каменских запорожцев шли их сношения и с запорожцами, бывшими с королем: по крайней мере, вскоре после означенного письма и, очевидно, с ведома короля часть запорожцев оставила лагерь при Бендерах и удалилась в Каменскую Сичь; может быть, в этом крылся какой-либо новый план военных комбинаций шведского короля. По словам очевидца, это произошло так.