Человек – предельно загадочное существо, в этом смысле не уступающее тем инопланетянам, которых нам показывает Голливуд. Наука до сих пор не смогла внятно ответить на вопрос, почему и как на Западе среди множества животных, чье поведение запрограммировано инстинктами, появилось животное разумное и способное к культуротворческой деятельности. Не пытаясь разрешить этот вопрос одним абзацем, перейдем к характеристике первого известного периода в истории человечества и его культуры, а именно - эпохи первобытности.
Вообще, первобытностью принято называть доцивилизованное состояние человеческого общества, для которого характерны отсутствие письменности и городов, сословно-классового деления и государственной власти, жизнь и труд людей в сплоченных коллективах. Продолжалось это состояние довольно долго, но вот когда оно началось? Одни исследователи полагают, что 2,5 млн. лет назад, поскольку к этому времени относятся древнейшие из найденных орудий труда, пока еще очень и очень примитивные. Другие авторы отсчитывают эпоху первобытности с 40 тыс. до н.э.., когда, по их данным, появились люди современного типа – Homo sapiens. А ученые-креационисты, которые ищут доказательства библейскому учению о божественном творении мира, утверждают, что род человеческий существует не более 8000 лет. История первобытности, соответственно, сильно укорачивается, ведь в IV- III тыс. до н.э. уже возникают первые цивилизации. Впрочем, расставание с первобытностью у разных народов происходило не единовременно, а у некоторых затянулось до наших дней.
В науке есть несколько подходов к внутренней периодизации первобытной эпохи. Самым популярным является археологический, который принимает в качестве критерия основной материал для изготовления орудий труда. В соответствии с этим подходом выделяют каменный век, а в нем – палеолит (2.5 млн. или 40 тыс. лет до н.э. - 12 тыс. лет до н.э.), мезолит (12 – 8 тыс.лет до н.э.), неолит (8-4 тыс.лет до н.э.); бронзовый век (III-II тыс. до н.э.); железный век (I тыс. до н.э.).
Как остроумно заметил английский писатель Г.К. Честертон, когда ошибается изобретатель, «аэроплан его поправит, свалившись на землю. Но если ошибается антрополог, рассуждающий о том, как наш предок жил на деревьях, предок, ему в поучение, с дерева не упадет». Вот почему от ученых требуется большая осторожность, когда они берутся рассуждать о людях, отдаленных от них невообразимой толщей времени. Эти люди не имели письменности и не оставили нам свои исторические хроники. Основную информацию о них мы получаем по линии двух наук – археологии и этнографии. Однако находки археологов обычно фрагментарны. Их трудно датировать (те способы датировки, которые применяют ученые, дают большие погрешности), а также трудно интерпретировать, установить их истинное происхождение и назначение. Например, знаменитое мегалитическое сооружение эпохи бронзы, Стоунхендж – что это? Могильник, святилище, обсерватория или… центр управления полетом «летающих тарелок»? У каждой из этих гипотез есть своя доказательная база и круг горячих сторонников. Что касается этнографов, то они изучают «очаги первобытности» в современном мире: быт и обычаи «диких» племен, фольклор и суеверия цивилизованных народов. Но проецировать их выводы вглубь тысячелетий – занятие рискованное. У нас не может быть полной уверенности, что предки нынешних австралийских аборигенов или африканских пигмеев тысячи лет назад имели мировоззрение, абсолютно схожее с тем, которое наблюдается у их потомков.
И все же ученые решаются назвать основные черты первобытной культуры.
Во-первых, синкретизм (гр. sunkretismos – соединение), иначе говоря, целостность, нерасчлененность. Речь идет и о невыделенности разных сфер культуры, которые мы привыкли считать автономными (политика, экономика, религия, мораль, искусство…), и о поглощенности человека своим природным и социальным окружением, и о диффузности человеческой психики, в которой мышление было тесно сопряжено с эмоционально-волевой сферой.
Во-вторых, утилитаризм (лат. utilitas - польза, выгода) – ориентация на максимальный практический эффект человеческой деятельности. Это было неизбежным в условиях, когда людям приходилось вести тяжелую борьбу за элементарное выживание, и средняя продолжительность человеческой жизни колебалась около 20 лет.
В-третьих, мифологизм – видение мира сквозь призму мифа, стирающего грань между явью и вымыслом, между естественным и сверхъестественным.
В-четвертых, ритуализм – подчинение жизни людей строго зафиксированным моделям поведения, которые освящал авторитет мифов.
В-пятых, дуализм, табу и коллективизм как важнейшие принципы морали. Дуализм (двойственность) проявляется в четком разведении людей на «своих» и «чужих». Причинение вреда «своим» сдерживалось системой табу – безусловных запретов, нарушение которых считалось святотатством. По отношению к «чужим» моральные сдержки не действовали или были значительно слабее.
В-шестых, медленные темпы развития, когда чрезвычайно долго накапливались предпосылки для очередных культурных трансформаций. Но в итоге первобытность заложила фундамент, на котором выросло и до сих пор держится грандиозное строение мировой культуры. В ту далекую эпоху образовались практически все культурные универсалии, в том числе миф.
. Сознание первобытных людей было насквозь мифологичным. Оно избегало абстрактных понятий, предпочитая им яркие образы, причинно-следственные связи между явлениями подменяло связью по аналогии и причудливыми ассоциациями, неизвестное стремилось поскорее свести к хорошо знакомому. Так, небо могло представиться людям коровой, рождающей звезды, или рекой, по которой скользит ладья солнечного бога. Мифологическое сознание не боится логических противоречий и не ведает сомнений. Оно с трудом различает субъективное и объективное, то, что вообразилось человеку, и то, что происходило на самом деле. Первобытные люди начинали буквально видеть «сны наяву». Причем эти сны приобретали коллективный и наследственный характер, становились именно тем, что мы называем мифом.
Миф (гр. mythos – сказание, предание) есть способ описания, объяснения и усвоения мира людьми при помощи наглядно-чувственных образов, которые воспринимаются в качестве реальных явлений. Полетом фантазии, эмоциональностью и образностью миф близок искусству, но не признает его условности. То есть миф считает себя не отражением действительности, а самой действительностью. Он претендует на предельно серьезное, искренне верующее к себе отношение, в чем сходится с религией.
В эпоху первобытности, как и в более поздние времена, миф выполнял весьма важные функции.
Во-первых, миф выстраивал целостную картину мироздания, восполняя недостаток человеческих знаний фантастикой и мистическим воодушевлением. Это придавало людям уверенность, позволяло им считать, что они владеют ситуацией и понимают происходящее (мировоззренческая функция).
Во-вторых, миф упорядочивал жизнь, выявляя смысл, оправдывая существование многочисленных обрядов и других норм человеческого поведения. Приходится констатировать тесную связь мифа и ритуала, как если бы это были две стороны (теоретическая и практическая) одного феномена (нормативно- регулирующая функция).
В третьих, миф способствовал сплочению коллектива, его принимающего (интегрирующая функция).
В-четвертых, миф связывал поколения, обеспечивал сохранение и передачу опыта предков (функция трансляции социального опыта).
В-пятых, миф был важной формой художественной самодеятельности масс, и недаром мифологические образы и сюжеты до сих пор активно востребуются искусством (эстетическая функция).
Кстати, об образах и сюжетах. Замечено, что многие из них (например, мировое древо, мировое яйцо, золотой век, бог-творец, грехопадение людей, существа-оборотни и т.д.) имеют широкое распространение, встречаясь в мифологических традициях очень разных народов и эпох. Среди гипотез, объясняющих этот факт, пожалуй, наиболее популярной сейчас является та, которую развивал в своих сочинениях психоаналитик К.Г. Юнг. Он считал символику мифов проекцией архетипов коллективного бессознательного.
Мифология не осталась достоянием только первобытной эпохи. Возникающие цивилизации, национальные и мировые религии порождали собственные мифы, а часто «перелицовывали» (выражение Юнга) старые. Тяга к мифотворчеству присуща и массам наших современников. Правда, одни из них отдают себе в этом отчет и даже пытаются с этим бороться. Другие же, обычно люди с подавленным личностным началом и неразвитым рационально-логическим мышлением, легко и радостно погружаются в мифологическую стихию. На смену древним мифам о богах и полубожественных героях приходят мифы о политиках и других «звездах» (типа «Сталин – величайший гений» или «Сталин – непревзойденный злодей»), о народах, расах, партиях (типа «если в кране нет воды, значит, выпили жиды»). Мифы наших дней порой маскируются под научные гипотезы (типа «людей вывели инопланетяне») и приобретают статус государственной идеологии (например, расистская доктрина гитлеровской Германии). Если мифы прошлого являлись, как правило, результатом бессознательного коллективного творчества, то теперь нам все чаще приходится иметь дело с мифами, которые констатируются сознательно и насаждаются с целью манипулирования массами. Мощным средством мифологизации нашей культуры стало телевидение, плодящее красочные и гипнотические фантомы, рядом с которыми реальность может показаться скучной и безжизненной…
Здесь стоило бы процитировать слова философа Э. Кассирера: «Понять миф – означает не только понять его слабости и уязвимые места, но и осознать его силу. Нам всем было свойственно недооценивать ее. Когда мы впервые услышали о политических мифах, то нашли их столь абсурдными и нелепыми, столь фантастическими и смехотворными, что не могли принять их всерьез. Теперь нам всем стало ясно, что это было величайшим заблуждением… Мы обязаны видеть лицо противника, чтобы знать, как победить его». Звучит драматично, но таковы современные реалии.
Подводя итог, можно оказать, что первобытное искусство и запечатлело и ускорило процесс развития человеческого сознания. Сохранившиеся от тех незапамятных времен рисунки и скульптуры дают наглядное представление о том, как человек учился обобщать и абстрагировать, ощущать форму и ритм, обозначать мысль и чувство… Искусство первобытности заставляет нас лишний раз подумать об исключительности человеческой доли. Г.К. Честертон писал: «Человек отличается от животного качественно, а не количественно, и вот доказательство: рассказ о том, как человек нарисовал обезьяну, покажется скучным и плоским; рассказ о том, как умнейшая из обезьян нарисовала человека, все примут за шутку. Искусство – подпись человеческая… Первая линия рисунка перерезала историю мира».
