«Парадоксально, что выявление предпосылок объективистских конструкций было отсрочено усилиями всех тех, кто в лингвистике и антропологии стремился исправить структуралистскую модель, обращаясь за объяснением вариаций, исключений и случайностей к «контексту» и «ситуации» (вместо того, чтобы просто объяснять варианты наличием всепоглощающей структуры, как делали структуралисты). Таким образом они избежали радикальной ревизии объективистского способа мышления, отказавшись при этом от концепции свободного выбора беспочвенного, незакрепленного, чистого субъекта».
(П. Бурдье)
Интеллектуальные истоки творчества Пьера Бурдье (1930 г. р.), которого наряду с создателем «динамической социологии» А. Турэном относят к крупнейшим социологам-теоретикам Франции, восходят к структурализму. Структуралистские «следы» в его работах являются как следствием образования, полученного им (его преподавателями были Л. Альтюссер и М. Фуко), так и следствием общей мыслительной тенденции в социальных науках Франции второй половины XX столетия. Структурализм, основанный "'на идеях не только лингвиста Ф. де Соссюра, но и крупнейшего классика социологии Э.Дюркгейма до сих пор остается существенной чертой французского социального теоретизирования. Стремление П.Бурдье критически анализировать и преодолевать «монополизм объекта», присущий структурализму, его внимание к субъекту и действию, проявляющееся в намерении создания синтетической концепции субъекта и объекта, тем не менее имеет сильную структуралистскую «окрашенность». Его направление синтеза тесно связано со структуралистскими и постструктуралистскими исканиями в области наук об обществе: «восприятие социального мира есть продукт двойного структури-рования. Со стороны объективной оно социально структурировано, поскольку свойства, атрибутированные агентам или институциям, предстают в сочетаниях, имеющих очень неравную вероятность...Со стороны субъективной оно структурировано в силу того, что схемы восприятия и оценивания, в особенности те, что вписаны в язык, выражают состояние отношений с символической властью...Эти два механизма участвуют в производстве общего мира, мира здравого смысла или самое малое — минимума консенсуса о социальном мире».1
Круг научных'интересов П. Бурдье весьма широк. Он начинал как эмпирический социолог. В своей первой работе — «Социология Алжира» — он не ставил перед собой больших теоретических задач. Продвижение к собственной концепции сопровождалось «частными» исследованиями системы образования Франции и работами по политической социологии. Недостаточность концептуального аппарата, с которой столкнулся П. Бурдье в ходе исследований, привела его к необходимости создания собственных теоретических конструкций, в которых могли бы быть отражены новые подходы и результаты. Эмпирический и теоретический уровень социологии для него неразрывно связаны. Причем эта связь состоит не в том, что первая поставляет данные для второй, а вторая, в свою очередь, предлагает «схемы» их объяснения. Для него абсурдна сама возможность подобного разделения труда. Главное в социологическом исследовании, на его взгляд, это зафиксировать изменения, произведенные «ситуацией наблюдения на само наблюдение». Именно поэтому каждая его работа, начиная с самых ранних, является не просто анализом определенных областей реальности, но и «социологией социологии» этих областей^ В каждой своей работе П. Бурдье анализирует онтологический, гносеологический и социальный статус самой социологии. Он отрицает возможность занятия социологом некоторой «сверхрефлексивной» позиции, дающей ему возможность рассуждать о реальности с «объективистской» точки зрения. «Наблюдатель», по его мнению, никогда не может быть отстраненным от ситуации, он вовлечен в нее, его интересы всегда встроены в ту действительность, которую он изучает. Такая критическая и диалектическая позиция относительно предназначения социологического исследования накладывает отпечаток и на «образ общества», предлагаемый П. Бурдье.
Социальная действительность, согласно П.Бурдье, есть «социальное пространство». Само по себе это понятие далеко не ново. В концептуально развернутом виде оно встречается уже с начала XX века (см., например, работы П. Сорокина). Новизна подхода П. Бурдье состоит в определении взаимоотношений социального и физического пространства, а также в описании внутреннего строения первого. Физическое пространство тесно связано с социальным пространством, оно является его отображением, выражением социального пространства во вне. В восприятии они трудно различимы. Социальное пространство — это не некоторая заданная система координат, относительно которой располагаются наличные социальные субъекты — это одновременно и расположение этих субъектов в реальном пространстве. Дистанция между субъектами в социальном пространстве не только социальная, но и физическая. Тесная переплетенность социального и физического пространств тем не менее не предполагает однозначности их отношений. Социальное пространство предстает перед нами одновременно в совокупности своих «символических» и «физических» измерений. Они накладываются друг на друга, взаимопересекаются. Разделение их может быть произведено только аналитически, поскольку одни и те же «срезы» символического («чисто социального») пространства могут быть представлены в различных (и часто удаленных) друг от друга местах пространства физического. И, наоборот, далекие участки социального пространства могут быть близкими в физическом смысле.
Двойственность социального пространства, его одновременная представленность и в «чисто» социальном, и в физическом плане, предполагает двойственность структур, организующих социальный универсум. Социальные структуры существуют одновременно и как реальность, данная через распределение материальных ресурсов и средств присвоения престижных в социальном плане благ и ценностей; и как реальность, существующая в представлениях, в схемах мышления и поведении. Выражением двойственности социальных структур становится различение позиций и диспозиций социального пространства, предпринимаемое П. Бурдье. Позиции отражают реальное положение индивида в социальном пространстве, а диспозиции — его представления о своем положении, а также схемы поведения, мышления и оценивания. Совокупность позиций отражает объективный срез социального пространства, тогда как совокупность диспозиций обозначает субъективную его сторону. Таким образом, социальное пространство может быть рассмотрено не только как диалектика символического и физического, но и как диалектика пространства позиций и диспозиций, то есть индивидов, занимающих определенные положения, и их практик, посредством которых они организуют и преобразуют это пространство. Следует отметить, что практики, заполняющие пространство между индивидами, не являются ни синонимом рационального выбора институционализированных возможностей (в терминологии Т. Парсонса), ни синонимом субъективного произвола индивида (в либеральном представлении). Практика — это скорее неосознанное, чем осознанное поведение индивида, подчиняющееся правилам, интернализованным "из внешней среды в процессе активного взаимодействия с ней, сходное с понятием практического сознания А. Щюца и практического действия Г. Гарфинкеля.
Средством теоретического преодоления двойственности социума, понимаемого как социальное пространство, выступает у П. Бур-дье понятие habitus'a.2 Он пишет: «Нужно избегать реализма структуры, к которому неизбежно ведет объективизм. Будучи необходимой стадией отрыва от первичного (чувственного) опыта и конструирования объективных отношений, объективизм приводит к тому, что эти отношения фетишизируются, рассматриваются как реальнрсти, образовавшиеся за пределами истории группы. Нельзя также впадать в субъективизм, не способный объяснить закономерность социального мира. Для этого нужно вернуться к практике, к диалектике opus operatum и modus operandi, объективированных и инкорпорированных продуктов исторической практики; структур и habitus'a».3 Таким образом, понятие habitus'a вводится П. Бурдье для объяснения упорядоченности социального мира, его воспроизводимости, исторической протяженности и изменчивости. Habitus является одновременно и продуктом социальных условий (объективированных предыдущих практик) и средством, управляющим поведением индивида в обыденных ситуациях, и средством, ^из-меняющим и вновь упорядочивающим условия окружения (средством объективирования практик). Он есть «система прочных приобретенных предрасположенностей (диспозиций), структурированных структур, предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур».4
В понимании П. Бурдье habitus представляет собой структуру когнитивных и мотивационных систем; продукт наличных исторических условий. В этом смысле он объективен — отличен от индивида, находится «вне» его. Однако, он инкорпорирован в сознание индивида, и в этом смысле он — неотделимая часть агента социального действия. Habitus — это слепок объективных структур, воспринятых индивидом, глубоко укоренившихся в его сознании и «забытых», недоступных рациональному осмыслению. Он консервативен, стремится поддерживать самого себя и в тоже время способен на обновление, которое производится в соответствии с его собственными принципами. Может показаться, что он лишь посредник в детерминации человека объективной реальностью. До некоторой степени это верно, но лишь до некоторой степени. Он отражает объективные структуры, но он не механизм, посредством которого агент воспроизводит свои практики. Практики выступают продуктом взаимодействия habitus'a и различных событий. Функция habitus'a состоит в ограничении субъективных устремлений агента, он задает пределы, в которых агент творит свои поступки, он же воспроизводит рутинные, «непроблематичные» действия.
Следовательно,, практики невозможно объяснить ни с ючки зрения сегодняшних условий, которые, казалось бы их. сс,;'сио-цировали, ни с точки зрения условий прошлого, в которых отражен habitus. Действие субъекта может быть объяснено только соотнесением прошлых и сегодняшних условий, то есть «с помощью научного изучения взаимоотношения этих двух сотояний социального мира, в которых в скрытом виде задействован habitus».5 Таким образом, habitus предоставляет индивиду определенную автономию, но не приводит к атомизации и «беспорядочности» социального действия.
Сходство условий существования приводит к формирозакию сходного habitus'a, называемого П. Бурдье «гомологичным». Поэтому индивиды, формировавшиеся и воспитывавшиеся в сходных условиях, имеют сходные «манеры» поведения. Однако, это сходство ограничено определенными пределами. Гомология есть разнообразие в рамках гомогенности, характеризующей социальные условия производства habitus'a. «Каждая индивидуальная система предрасположенностей — это структурный вариант других, выражающий своеобразие траектории и положения в классе».6 Сходство социальных позиций ведет к сходству диспозиций, но это сходство никогда не будет полным и окончательным, поскольку невозможно найти двух позиций, которые были бы абсолютно одинаковыми, то есть совпадали бы в социальном пространстве и времени. Тем не менее «гомологичность» habitus'a лежит в основании образования групповых и классовых общностей, для которых он выступает структурирующим признаком.
Концепция П. Бурдье направлена на преодоление односторонности и редукционизма рационализма и механицизма, объективизма и субъективизма. Предлагаемый им диалектический взгляд на мир, реализованный посредством ряда логически связанных концептов — habitus'a, социального пространства, структур, практики — имеет множество привлекательных сторон. Кроме того, он достаточно эффективно реализуется в эмпирических исследованиях.' В своей «стратегии синтеза» П. Бурдье исходит от социальной структуры, двигаясь в направлении субъекта действия, что сближает его подход с теорией структурации Э. Гидденса, создаваемой с точки зрения противоположной перспективы.
