«Этнометодологи не создают причинных объяснений, наблюдаемых регулярных, образцовых, повторяющихся действий посредством анализа точки зрения действующего лица. Они сосредотачивают свое внимание на том, как члены общества решают задачу описания и объяснения порядка в мире, в котором они живут.»
(Д. Циммерман и Л. Цидср)
В основе этих направлений социологической теории лежит европейская школа феноменологической философии, что, естественно, придает им некоторые общие черты. Оба течения появились в конце 60-х годов в США, и в течение 70-х годов этнометодология была чем-то вроде культа. Правда, возможность развития философского направления в социологическую школу и тогда, и сейчас вызывала большие сомнения, но действенность логических связей между ними для нас менее интересна, чем самый дух исследования, его пафос, несомненно восходящий к европейской философской традиции.
Основателем феноменологической философии был Эдмунд Гуссерль (1859—1938), главные труды которого появились в конце XIX — начале XX вв.9 Развивая радикальные концепции, он ставил своей задачей создание философии, которая обращалась бы к корням нашего знания и опыта, считая, что научное знание все более отрывается от повседневности — источника наших познаний, и что феноменология способна восстановить эту связь. Полвека спустя социологи использовали тот же самый аргумент, направив его против устоявшейся социальной теории, в частности, против структурного функционализма, утверждая его оторванность от социального опыта и социальной жизни.
Одной из главных черт феноменологического подхода в философии явилось введение понятия «феноменологической редукции» (иногда называемого «выведением за скобки» или в более специальной литературе — «epoche»), смысл которого состоит в имплицитном предположении о том, что мир вокруг нас есть творение нашего сознания. Конечно, внешний мир существует объективно, но для нас он начинает иметь значение только через осознание его. Мир, который мы воспринимаем, становится миром внутри нас. Задачей каждого ученого, а тем более социолога, является не столько постижение реального (внешнего) мира, сколько исследование путей и способов, которыми мы структурируем этот мир в нашем сознании. Феноменологическая редукция оказывается инструментом, позволяющим нам сделать это.
Феноменологическая социология и этнометодология используют эти философские построения и обобщения, делая их исходной точкой анализа общества. Несмотря на это, они вписываются в круг проблем, являющихся предметом нашего внимания, что позволяет рассматривать их как виды теорий личности и действия. К тому же в социологической форме феноменология потеряла многие свои интересные аспекты, став теорией познания, сознательных проявлений, тогда как сам Э. Гуссерль концентрировал свое внимание на более широком спектре проблем: эмоциях, воображении, галлюцинациях и т. д.
Альфред Щюц (1899—1959), один из учеников Э. Гуссерля, после прихода фашистов к власти в Европе эмигрировал в США, где сделал карьеру банкира и преподавателя. Испытав сильное влияние идей американской прагматической философии и символического интеракционизма, он попытался объединить их с феноменологическим пониманием своего учителя в своем основополагающем труде «Феноменология социального мира».10
А. Щюц считал, что, используя метод феноменологической редукции, мы приходим к' «потоку опыта», который является основным путем проявления «феномена» — объекта нашего осознания — через чувственное восприятие. Наше восприятие объекта, основанное на пяти чувствах, может только сказать нам, что он есть, -определить его цвет, звук, форму и т. д. Однако этот объект ничто для нас, он лишь существует рядом с нами.
«Обозначивая» объект, именуя его, придавая ему значение, мы входим с ним в определенное отношение, поскольку он начинает быть выражением каких-то наших черт и признаков, становится значимым объектом, вписываясь в мир, создаваемый нашим сознанием. Этот переход от чувственного опыта (незначимых объектов) к логическому упорядочению и определению (значимым объектам), который производится вначале в сознании отдельного индивида, а затем — во взаимодействии между индивидами, и является стержнем феноменологической социологии.
Если другие теоретические подходы к человеческому действию (деятельности) рассматривают его прежде всего как отношение к внешним объектам и другим людям, то здесь действие — это, в первую очередь, воздействие сознания на чувственный опыт с целью получения знания, это внутренний процесс осознания, индивидуального или коллективного. Правда, перенесение деятельности вовнутрь, в наше сознание, затрудняет построение теории общества, но зато позволяет построить теорию личности и индивидуального поведения.
Согласно А. Щюцу, способ, которым мы создаем значения вне «основного потока» чувственного опыта, состоит в процессе типологизации — создания однородных классов опыта. Например, я отмечаю, что определенные, воспринимаемые мной объекты имеют сходные черты, что они перемещаются, оставляя другие объекты относительно неподвижными. Это дает мне возможность выделить наиболее абстрактную категорию «живущего». Затем я отмечаю среди этих объектов те, которые производят связные звуки, похожие на те, которые издаю я. Тогда из категории «живущего» я выделяю категорию «иных людей». Продолжая этот процесс, я выделяю мужчин и женщин, взрослых и детей и т. д., пока не дойду до категории «отдельного другого». Способом типологизации мы создаем то, что А. Щюц называет «значимым контекстом» — совокупность критериев, посредством которых мы организуем чувственный опыт в значимый мир. Используя эти критерии, я «перерабатываю» воспринимаемые объекты. «Значимый контекст» снова организуется через процесс типологизации в «запас знаний» — это не знания о мире, а новый мир, созданный в моем сознании, имеющий некоторое отношение к «внешнему», но кардинально отличающийся от него. Так, книга, лежащая на столе — это просто прямоугольный предмет с определенным цветом, запахом, шероховатостью, но в моем сознании он становится «книгой», причем я действительно вижу его во внешнем мире. Я не думаю над тем, как я перехожу от восприятия прямоугольного, твердого предмета, лежащего на столе, к понятию «книга», я просто делаю это, объявляя этот процесс «само собой разумеющимся». По А. Щюцу, именно такие «само собой разумеющиеся запасы знаний» и составляют основу социального мира.
Процесс «создания мира» постоянен и непрерывен. Мы каждый раз организуем его на основании «здесь и сейчас», на основании отдельной ситуации и места — «проекта», по терминологии А.Щюца. Например, мой мир включает серию определенных «само собой разумеющихся» положений о природе противоположного пола и его поведении. Изменение поведения или внешнего вида этого «класса объектов» дезориентирует меня более, нежели самое радикальное изменение политической ситуации, даже если я никогда не задумывался над первым и всегда считал второе более важным. Но в различное время будут важными различные аспекты этих «предположений», в зависимости от моего «проекта рассмотрения», от того, в каком отношении ко мне находится данная отдельная женщина: как незнакомка, коллега, жена или любовница.
До сих пор мы говорили об индивидуальном «создании мира», отмечая, что он составляет основу мира социального. Переход от личности к обществу А. Щюц описывает следующим образом. На определенной стадии развития индивидуальный «запас знаний» должен быть «разделен» с другими людьми. Совмещение различных миров осуществляется на основе «само собой разумеющихся понятий», создавая то, что А. Щюц вслед за Э. Гуссерлем называет «живым миром». Мы создаем и изменяем его в нашем социальном взаимодействии и передаем его из поколения в поколение через процесс социализации. Это происходит так, как будто мы заключили «тайное соглашение» создать упорядоченный мир вне хаоса чувственного опыта и вне наших индивидуальностей, сами не подозревая об этом.
С понятием «живого мира» А. Щюц тесно связывает понимание целел и задач • социальной науки. Социологи имеют дело с областью, созданной посредством типологизации вне «отдельных потоков опыта», причем подходят к ней с собственным «проектом понимания», состоящим в необходимости создания ее рационального описания. Вследствие этого они работают с «типификацией второго порядка», «типологизацией нашей совместной типологизации», должной упорядочить социальный мир для прогнозирования поведения людей или для определения их поведения как «ненормального», если они отклоняются от «само собой разумеющихся» понятий, понятий «здравого смысла».
Феноменологическая социология в отличие от структурного функционализма уходит от чересчур абстрактных теоретических построений, обращаясь к нашему непосредственному ежедневному опыту. Она имеет удивительную способность быть утомительно-скучной и волнующей, очевидной и новой одновременно. Она очевидна, поскольку говорит о знакомых всем вещах, о понятиях нашего «здравого смысла»; она нова, потому что именно эти области редко находят выражение в ясной и стройной форме. Она скучна, когда разрабатывает процесс классификации, схожий с парсонианским; она интересна, когда открывает новое в очевидном. Подобно символическому интер-акционизму, она не создает концепции общества, останавливаясь на межличностном взаимодействии, сводя сугг-т.тоовоние сонник. к «запасу общих знаний».
Попытка построения феноменологической теории общества представлена в работе Питера Бергера (1929 г. р.), написанной им в соавторстве с Томасом Лукманом (1927 г. р.)." «Само собой разумеющиеся» значения продолжают рассматриваться как основа социальной организации, но авторы обращают большее внимание на значения, вырабатываемые совместно и стоящие как бы «над индивидом». Реальную основу этих значений они видят в религиозных верованиях, разделяющихся каждым. Общество, таким образом, оказывается социальным окружением индивида, которое он сам создает, внося в него определенные «надстоящие» ценности и значения, которых впоследствии и придерживается. Эти значения развиваются и объективируются в социальных институтах, позволяя индоктринировать новых членов общества, вынужденных подчиняться этим «вне-меня-надо-мной» ценностям.
Мы видим большое сходство с идеями структурных функционалистов; и здесь и там идеи, ценности, нормы видятся центром социальной жизни. П. Бергер и Т. Лукман детально описывают сам процесс происхождения ценностей, их вырастания из взаимодействия индивидов, но результат схож с полученным Т.Пар-сонсом во многих чертах.
Прямое влияние Альфреда Щюца на мир западной социологии достаточно мало. феноменологические идеи были снова подняты и реанимированы социологами радикального толка, использовавшими их сначала как инструмент эмпирического исследования, а затем построившие на их основе собственную теоретическую концепцию — этнометодологию.
В начале 70-х годов этнометодология была «костью в горле» социологического истеблишмента, большинство социологических факультетов Британии и США оказались расколотыми, дело даже доходило до увольнения преподавателей, исповедовавших этот подход. В этнометодологии видели попытку подорвать существующие формы социологических исследований и бросить вызов устоявшимся теоретическим схемам. После непродолжительного периода широкой популярности направление распалось на множество отдельных течений, занявшихся эмпирической разработкой отдельных аспектов теории.
Интеллектуальным источником этнометодологических идей явилась не только, феноменологическая социология Альфреда Щюца, но и лингвистическая философия Людвига Витгенштейна (1889— 1951). Обычно в этнометодологии выделяют два основных течения — «ситуационное» и «лингвистическое», но различия между ними недостаточны для того, чтобы, в рамках нашего изложения, не пренебречь ими.
Сущностные черты теоретического подхода данной школы видны уже из названия: этнометодология — изучение методов, которыми люди создают социальный порядок, что сближает ее с феноменологической социологией А. Щюца. Однако, если для последнего порядок — это результат совместного общего знания, то для этнометодологов даже оно обладает внутренней нестабильностью, позволяющей каждый раз создавать нечто новое. Каждое продолжительное социальное взаимодействие есть создание этого «нечто», поэтому задачей исследователя становится выяснение средств и способов, которыми это достигается.
Для этнометодологии значения — ценности, нормы, верования и т. д. — не являются неизменными элементами, «атомами» ситуационного окружения действующего лица. Они также изменяются, устанавливаются, умирают, имеют внутреннюю структуру. Первой важной идеей становится поэтому утверждение об «имманентной индексности значения», проявляющейся в зависимости смысла значения, от контекста, в который оно помещено, значений, которые его окружают и ситуации, в которой оно используется. Таким образом, мы не можем рассматривать ни одно значение как «само собой разумеющееся».
Следующая значительная идея касается отношения речи к действию и ситуации — «рефлексивности». Этнометодология утверждает, что, описывая ситуацию, устанавливая связи между значениями, проясняя их смысл, мы одновременно и создаем ее, поскольку всякое описание стремится к большей рациональности и упорядоченности, чем реальность; при этом давая другим ясные указания, как надо ситуацию воспринимать и оценивать.
Термин «рефлексивность» означает совокупность усилий, употребляемых нами для корректировки «индексности» и установления социальной стабильности. Гарольд Гарфинкель (1917 г. р.), общепризнанный основатель этнометодологической школы вводя обе эти идеи, в своих «Исследованиях по этнометодологии», 12 приходит к выводу о том, что «поддержание впечатления социального порядка есть никогда не прекращающаяся деятельность». Такая деятельность трудна для фиксирования и объяснения, — также как трудно постоянно обращать внимание на процесс дыхания. или ходьбы, раздумывая, какую ногу теперь надо ставить. Мы делаем это автоматически, не задумываясь. Аарон Сикурел (1928 г. р), один из наиболее интересных представителей этно-методологического направления рассматривая подобную деятельность как «активность толкования» значений, отмечал: «Мы можем, возможно, достичь мимолетного впечатления о нашей толкова-тельной активности, уяснив для себя, что каждая попытка стимулировать или избежать толкования сама по себе будет являться объяснительной операцией. Это означает абсурдность попыток быть ^бескомпромиссно точными в описаниях наблюдаемых событий.,..»13
Процесс «толкования» основан на определенном наборе «само собой разумеющихся правил» в отличие от «само собой разумеющихся» субстанциональных знаний в феноменологической социологии. Правда, несмотря на широкий размах этнометодологических эмпирических исследований, эти теоретические положения мало что дают при интерпретации конкретного материала. Так, Харвей Зах, изучая способы, которыми люди начинают разговор по телефону, пришел, в частности, к выводу о том, что одновременно обычно говорит только один человек, а если говорят двое, то лишь очень короткое время. Этот пример хорошо иллюстрирует применимость положений этнометодологии.14 Поскольку рефлексивность — это процесс, конечным продуктом которого является смысл или порядок отношений различных значений, а исходная точка — отсутствие смысла, то, не зная конечной и начальной точек, мы можем очень мало открыть в самом процессе, как если бы мы пытались понять процесс фабричного производства, не имея представления о сырье и игнорируя конечный продукт — товар. В этом случае может показаться, что исходных материалов нет вообще.
— Этнометодология является теорией «социального познания», теорией способов, с помощью которых люди приходят к согласию, составляющему основу общественного существования. Наиболее далеко по этому пути продвинулся в своих работах уже упоминавшийся нами Аарон Сикурел, доказывавший, опираясь на исследования известного лингвиста Н. Хомского, что социальная структура, рассматриваемая обычно как продукт взаимодействия, на самом деле является следствием отношения между «поверхностными» и «интерпретационными», или «глубокими» правилами. Первые — это нормы социальной жизни, которые для других теоретических подходов выступают как данность. Вторые — это внутренняя структура первых — «интерпретационные правила» (процедуры), являющиеся основанием существования любых значений и, более того, определяющие закономерности их возникновения и функционирования. А.Сикурел считает их неотъемлемой частью человеческого бытия; не получаемой в обучении и воспитании, а, наоборот, являющейся основой любого воспитания и обучения.
Он не просто постулирует это положение, но пытается обосновать его, утверждая, что наше восприятие объемно (многоаспектно), тогда как наша речь одномерна. Таким образом, человеческая деятельность может быть представлена как процесс «трансляции» (перевода) чувственного восприятия (всегда более полного, богатого и глубокого) в лингвистические категории, словесные описания (всегда более бедные и одномерные). Поэтому описание события никогда не будет полностью совпадать с ним самим. А.Сикурел впервые ставит проблему отношений между языком и восприятием, словом и чувством в столь ясной и недвусмысленной форме.'5
Рассматривая вопросы этих взаимоотношений, Этнометодология выходит на новый уровень исследования, обращая свое внимание на иную сторону социального мира — на область «общепринятых значений», существование которой было доказано многими представителями структурной лингвистики, да и структурализма как такового. Этнометодология лишь вскользь касается этой области, чтобы снова вернутся к кругу проблем любой теории действия, внося в нее представления о нестабильности значений; тем не менее не открываемых каждый раз, а лишь получающих* определенное ситуационное звучание, служащих орудиями, используемыми разными способами в разной обстановке.
Этнометодология, вскрывая глубинные аспекты социального взаимодействия, все же, в отличие от символического интерак-ционизма, признает существование общества в форме перманентного 'Создания «впечатления социального порядка». Правда, подобная точка зрения не предоставляет нам возможностей для рассмотрения многих общественных проблем, — таких как безработица, преступность, война и т. д. Внимание этнометодологии сосредоточено на другой стороне общественной жизни, где ее теория и методика служат достижению определенных успехов в разработке проблем повседневного общения и совместного взаимодействия.
Глава четвертая ВВЕДЕНИЕ В СТРУКТУРАЛИЗМ
«Границы моего языка оэначаюг границы моего мира».
(Л. Витгснштойн)
«Структурализм может быть сущюстной теорией, формализмом, лингвистичес|;им методом, идеализмом или просто французской модой».
(М. Глаксминн)
Теории, рассмотренные нами ранее, это модели человеческого действия, поведения, основывающиеся на положении о его избирательном характере, представляющие социальный мир как совокупность целей и средств, направленных на их достижение, значений, в которых данные средства и цели формулируются и с помощью которых они выбираются. Каждый подход предполагает наличие социальной структуры, основанной на взаимодействии индивидов.
Общая теория действия, начиная с синтеза предшествующих теорий, создает описательную модель индивидуального действия, служащую отправной точкой для создания концепции общества, рассматриваемого как система. Мы видели переход Т. Парсонса от взаимодействия и личного выбора к анализу способов, которыми социальные системы (совокупность «образцов поведения») ограничивают и детерминируют этот выбор. Общество становится институционализированным действием, «застывшими» человеческими поступками. Иными словами, социальная структура не отделима и не отличима от действия, что приводит к приписыванию обществу личностных качеств: необходимости удовлетворения потребностей, целесообразности и наличию цели у общества как такового (телеологии). Анализ Т. Парсонса и его последователей приобретает настолько абстрактно-описательный характер, что переход к реальности становится практически невозможным.
Синтетическая направленность парсонианского теоретизирования предполагает наличие двух перспектив рассмотрения процесса институционализации. Главной проблемой по прежнему остается проблема возникновения и функционирования социальных структур, однако подходы к решению этой проблемы могут быть различными. Объективистская точка зрения, исходит из примата социальной структуры, которая существует как объективная реальность, чье функционирование должно быть объяснено из нее самой. При таком рассмотрении основное внимание уделяется функциям структуры, способам, посредством которых она воздействует на индивида. Структурный функционализм Р. Мертона, конфликтная теория, теория обмена являются примерами такого подхода.
Структурный функционализм не стремится создать теорию общества и действия, а скорее выступает методом социологии, исходящим из посылок «социологизма». Введение понятий функции. дисфункции, явной и латентной функции призвано, на взгляд его представителей, обеспечить более адекватное понимание «социального факта».
Теория конфликта обращается к системному уровню. Пытаясь преодолеть описательность парсоновского теоретизирования, она концептуализирует конфликт, как источник общественного развития. Причиной, объясняющей различные стороны реальности, в данном случае выступают противоречия, «конфликтные устремления», «ролевые оппозиции». Большее приближение к действительности взамен сверхупорядочивания ее в абстрактные понятия, делает теорию конфликта менее «академичной», менее логически стройной и терминологически строгой.
Теория обмена указывает на недостаточность объяснения социальной структуры и поведения людей в структурном функционализме, подменяющем объяснение социальной жизни ее описанием. Для исправления этого недостатка привлекаются концепции бихевиористической психологии. Результат оказывается противоположным исходным намерениям, место социальной структуры занимают психологические структуры поведения.
Однако, общая теория действия предполагает наличие еще одной перспективы рассмотрения социальной структуры — субъективистской. Представители этой точки зрения сосредотачивают свое внимание на том, что структура создается и воссоздается во взаимодействии людей. Стало быть, задача социолога состоит в объяснении того, как и почему возникают социальные структуры. Акцент делается на непосредственном взаимодействии, коммуникации, общении индивидов. При этом социальная структура начинает выступать более или менее «лишней» категорией.
Символический интеракционизм рассматривает протекание социальной жизни как множество неповторимых и уникальных личностных контактов, в основе которых лежит выбор средств (значений), осуществляемый посредством соотнесения предшествующего опыта, каждый раз — индивидуально. Этнометодология сосредотачивает свое внимание прежде всего на внутренних мотивах человеческого выбора, описывая и концептуализируя способы, посредством которых создается наше представление о социальной' действительности. Оба подхода не рассматривают общество как особый вид реальности; для них оно — просто совокупность личностей и их взаимодействий. И хотя они признают возможность существования феномена социальной системы, он остается для них в лучшем случае лишь «созданием впечатления общественного порядка»*
Структурализм является подходом, имеющим кардинально противоположный взгляд на социальный мир и социальную структуру. Основной чертой понятия «система» является положение о том, что совокупность элементов несводима к их простой сумме, система обладает определенным «нечто», придающим ей системный характер. Этим «нечто» может выступать структура — совокупность связей между элементами. Если теории действия в некотором смысле игнорируют эти связи, то в «структурализме» и сходных с ним теориях им придается первостепенное значение. Структура выступает силой, организующей и детерминирующей элементы, играющей самостоятельную роль. Взгляд на общество, как на явление независимое и отличное от личности и действия, детерминированное внутренней структурой, определяющей «поверхностные» явления, приводит к выводу о том, что сама личность и ее поведение детерминировано внутренней структурой языка и мышления. «Структурализм», зародившись как метод в общем языкознании, становится, опираясь на теорию К.Маркса, концепцией «социальной формации», возвращаясь к личности, языку и' мышлению в постструктурализме.
Прежде чем перейти к дальнейшему изложению, условимся о значениях терминов «структура», «система» и «общество», до этого часто употреблявшихся нами как синонимы. Теперь мы будем использовать термин «система» в отношении структурно-функциональной идеи социальной организации — институционали-зированных образцов взаимодействия; «общество» — в отношении стороны социальной реальности, отличающейся от действия и деятельности и нуждающейся в собственном теоретическом подходе; «структура» — в отношении к глубинным, внутренне-неявным моделям мира, выделяемым структуралистами.
«Структурализм» является способом теоретизирования и научным методом, влиятельным во множестве дисциплин: философии, социальной теории, лингвистике, литературной критике, культурологии, психоанализе, теории идей, философии науки, антропологии и других. Зародившись во Франции, где интеллектуалы вообще играют более важную роль в общественной жизни, чем, например, в США и Англии, он стал особенно популярен в 60-е — 70-е годы, перекинувшись в остальные европейские страны и на американский континент, найдя поддержку в среде молодых ученых. Американские и особенно британские университеты традиционно с подозрением относятся к идеям, происходящим из других стран. Структурализм в этом смысле не стал исключением. Как и в случае с этнометодологией, дело дошло до увольнении, и многие структуралистские работы несут на себе отпечаток этих «битв».
Основу подхода составило множество самых разных направлений научной мысли: английская антропология Б. Малиновского и А. Р. Рэдклиффа-Брауна, французская социология Э. Дюрк-гейма и О. Конта — их идеи «социального», существующего вне и над индивидами, «социальных фактов», состоящих в «коллективном представительстве»; немецкая философия в лице И.Канта, понимающая человеческое бытие как использование рациональных способностей по упорядочиванию мира; французское языкознание ф. де Соссюра и русский формализм.
Лидерами большинства направлений приложения структуралистского метода до сих пор остаются французские исследователи:
Клод Леви-Стросс (1908 г. р.)- антропология, Луи Альтюссер (1918—1990) — социальная теория и философия, Ролан Барт (1915—1980) —литературная критика и культурология, Жак Лакан (1901—1981) — психоанализ, Мишель Фуко (1926—1984) — история идей, Жак Деррида (1930 г. р.) — философия.
В структурализме прежде всего необходимо различать научный метод и совокупность недоказуемых положений, принимаемых на веру, составляющих философское основание и объяснение метода — «метафизических предположений». Они не всегда логично вытекают из метода, но многие структуралисты считают их наиболее важной и «жизненной» частью подхода.
Основополагающим философским конструктом структурализма является идея о наблюдаемом мире как продукте наших мыслей. Провозглашая своей задачей показать внутреннюю структуру или логику обыденных понятий, он тем самым провозглашает стремление показать пути, которыми мы (наши идеи) упорядочивают мир, окружающий нас. Так,.когда К. Леви-Стросс, например, исследует внутреннюю структуру систем родства в племенном обществе, он исследует структуру терминологии родства, понятия, которые эти общества используют, говоря о родственных отношениях. Конечно, можно утверждать, что люди с различными «идеями» живут в некоторой степени в разных мирах. Но лишь «в некоторой степени». Мир обуславливает существование этих идей, становясь точкой их сближения и сопоставления. Он как бы противится чересчур большому расхождению идеальных представлений. Структурализм в своих крайних формах отрицает это «сопротивление»: для К. Леви-Стросса родство и термины, в которых оно выражается, это одно и тоже. *
Последовательное проведение данного положения приводит к отходу от одного из правил теоретизирования — «гипотезы должны быть проверяемы», ведь если наша теория производит собственный мир, нет никакой возможности проверить ее, сопоставляя с объектом. Мы находим в ней только то, что сами же и заложили. Поэтому любой подход, рассматривающий некоторые формы такой проверки как необходимые, объявляется в структурализме «эм-пирицистским», вызывая негативное отношение.
Сосредотачивая свое внимание на внутренней, «подводной» структуре «общепринятых значений», они считают, что эта структура отражает глубинные отношения и законы мира, поскольку, если разум — часть Вселенной, то, следовательно мысли, которые он продуцирует, обладают той же логикой, что и мир.
Рассматривая мир как творение субъекта, структурализм ставит под сомнение «авторство» людей по отношению к своим мыслям, действиям, деятельности, считая последние лишь акциденциями' логики «обыденных понятий». Отрицая личностные стремления, выбор («свободу воли»), он тяготеет к крайнему детерминизму, «структурной предопределенности».
Основания структуралистского метода были заложены французским лингвистом Фердинандом де Соссюром (1857—1913) в «Курсе общей лингвистики», прочитанном им в Женеве в начале ХХв. Все последующие разработки связаны с кругом понятий, введенных и определенных им. По своей общенаучной методологии он был близок к Э. Дюркгейму: мы не можем понять изучаемое явление, описывая его внешние стороны — его «историю». По Э. Дюркгейму, мы можем исследовать общество, только рассматривая его через взаимоотношения его частей; по Ф. Соссюру, для понимания языка мы должны рассмотреть взаимоотношения элементов, его составляющих.
Функция языка состоит в создании возможностей человеческой коммуникации, следовательно, нам необходимо выяснить те способы, которыми различные его элементы воздействуют на коммуникацию через отношения друг с другом. Исходным пунктом нашего пути должно стать разделение понятий «речь» и «язык». Индивидуальный речевой акт уникален и, соответственно, не может быть объектом науки; «язык» постоянен, всеобщ, используется всеми, кто на нем говорит. Каждый язык состоит из конечного множества звуков и правил их комбинирования. Речь — дополнительное неопределенное множество, создаваемое использованием звуков и правил. Язык, таким образом, является структурой, или логикой, лежащей в основе речи.
Элементом этой структуры выступает знак — единство «выражаемого» и «выражающего», по отдельности бессмысленных. Американский философ Ч. Пирс, один из немногих неевропейских сторонников структурализма, выделяет три типа знаков (его типология имеет определенное сходство с построениями П. Флоренского и А. Лосева):
1. «Икона»—отношение «выражающего» и «выражаемого», основано на сходстве.
2. «Индекс» — отношение имеет причинно-следственный характер.
3. «Символ» — отношение есть следствие социального договора это «абстрактное» отношение, где связь между частями лишена черты необходимости.
Знаки — основные элементы языка — относятся к третьему типу. «Выражаемое» всегда является понятием, а не объектом, «выражающее» может иметь любой вид, но отношение их не необходимо, — в том смысле, что нет никакой связи между тем, почему именно это понятие облекается именно в такую форму. Разделение «объекта» и «понятия» оправданно постольку, поскольку речь идет о языке, где слова действительно не «вырастают» из предметов и отличаются от вещей, которые они обозначают, но экстраполяция этого тезиса на социальную сферу приводит к логически неоправданному выводу о том, что объекты создаются нашим сознанием.
Каждый знак является не просто объектом отдельного индивидуального соглашения: все они согласованы между собой как некая структура. Поэтому значение каждого знака основано на его отношении к другим знакам. Так, слова, имеющие одинаковый набор звуков, могут иметь разные значения в силу разного расположения этих звуков относительно друг друга. Нахождение значимых элементов языка достигается методом «варьирования переменных», которые затем организуются на основе противопоставления — «двоичная оппозиция». Вводится тезис об «имманентной способности» человеческого разума упорядочивать мир посредством таких оппозиций — «бинарная логика». Это одно из первых правил, детерминирующих отношения между знаками и, следовательно, между значениями, которые могут быть из этих знаков получены.
Отношения знаков анализируются в двух измерениях — синтагмы и парадигмы. Синтагматический (горизонтальный) аспект языка — это последовательная совокупность символов, регулируемая правилами, определяющими возможность или невозможность помещения знака в данное место цепи. Парадигматический (вертикальный) аспект представляет собой совокупность символов, объединенных каким-либо критерием (сходство звучания, значения и т. д) так, что каждый из них может занимать место другого в синтагматической цепи.
Еще одним способом анализа языка, да и любых культурных продуктов, является концепция коннотации — иерархии символов: соотношения «выражающего» и «выражаемого» в разных вариациях, приводящего к понятиям мифа и метаязыка. Если какой-либо символ входит в состав другого символа в качестве «выражающей» стороны, то он рассматривается как внешнее выражение мифа, внутренней «выражаемой» стороны сложного символа. И, наоборот, если символ образует «выражаемую» сторону иного символа, то «выражающая» часть последнего будет рассматриваться как одно из понятий языка более высокого уровня абстракции — метаязыка. Этот аспект структуралистского метода имеет интересные параллели в русской философии (см., например, работу А. Ф. Лосева «Диалектика Мифа»).
Структуралитский метод вводит, во-первых, саму идею внутренней структуры, или логики, позволяющую организовать и классифицировать материал способами в ином случае невозможными. Такая организация позволяет по-новому взглянуть на многие факты и выявить «механизмы» функционирования и развития многих явлений культуры. Наиболее глубокие и классические исследования, проведенные Р. Бартом и В. Райтом, посвящены таким далеким от языка темам, как традиции питания, мифология современных средств массовой информации, законам существования «вестерна», что ярко иллюстрирует это несомненное достоинство метода.2
Если теории действия, используя понятие «система», рассматривают его с точки зрения ее элементов, то структурализм отдает приоритет самим отношениям, создавая более глубокую и интересную концепцию, показывая, что связи могут придавать частям различные значения, оставляя сами части относительно неизменными. Если функционализм имеет дело с одним уровнем реальности, препарируя его в виде абстрактно-понятийной иерархии, то структурализм выделяет, по меньшей мере, два уровня — поверхностный (элементы: факты, события, явления) и внутренний (структуры — логики взаимоотношений первого, определяющие и, соответственно, объясняющие события, лежащие на поверхности).
Большинство недостатков структурализма вытекает из логически неоправданных метафизических предположений. Однако есть и такие, которые «встроены» в само основание метода, а потому практически непреодолимы. Тенденция поиска внутренней структуры приводит к редукционизму — потере вторичных, поверхностных, но тем не менее значимых аспектов, вытекающих из самого первого противопоставления речи и языка. Это приводит иногда к потере любых значений вообще и замене отношений формальными уравнениями — красивыми, но бесполезными.
Из отрицания возможности понимания явления, описанием его внешней (исторической) стороны, проистекает невозможность понимания изменений, проявляющаяся в игнорировании ситуационного окружения и стремлении считать структуру неизменной.
Краткое изложение структуралистского метода, его достоинств и недостатков подводит нас к рассмотрению того, как этот метод применяется в социологической теории.
