Глава восьмая, в которой герои сталкиваются с различными неприятностями, а слушатель узнает много нового о Ватаре аль-алиме 2 страница

– Джабаль! – выдохнула Адиля и уронила клещи, которыми выдерживала что-то в неприятно побулькивающей жидкости с грязноватым налетом. Клещи упали на пол, и девушка испуганно их подняла, а потом вытащила металлическую деталь из глиняного корытца, где та продолжала взаимодействовать с жидкостью, пока ученица кузнеца терялась. Скептически посмотрев на то, что у нее вышло, девушка аккуратно стряхнула капли и сунула деталь в песок. Наконец она справилась с этой неприятностью и, заломив брови домиком, спросила:

– Что с тобой случилось? Где ты пропадал? Я беспокоилась.

– На дуэли подрался, – пробурчал ибн-амир, потерев нос и очень сосредоточенно уставившись на кольчугу, висящую справа от него, – совершенно не о чем беспокоиться. Просто царапина.

– А я-то уж успела напугаться. И домой к тебе приходила, думала: не валяешься ли ты там раненый!

Шаир уставился на кольчугу еще внимательней. Следовало придумать какое-то объяснение тому факту, что на самом деле он валялся именно дома и именно раненый, однако ровно по этой причине его и не было в Купеческом квартале. И при этом не упоминая о том, что он – наследник ясминского престола. Что в его нынешнем состоянии было не так уж просто сделать. Помолчав некоторое время и так ничего и не надумав, он решил импровизировать, так что старательно наморщил лоб и изрек:

– Ну... мне вправду отлежаться нужно было. Бок задели. Не страшно, но неприятно.

– Зажило хоть нормально, врачу показывался?

– Показывался, конечно, – вздохнул Шаир. Попробовал бы он отвертеться от лекарей – то-то было бы возмущений.

– Тебе, наверное, нужна была помощь, – сказала Адиля и тоже принялась рассматривать свои руки в рабочих перчатках, будто ничего интереснее не встречала за сегодня.

– Мхм, – очень содержательно ответил ибн-амир. – Ну, она была... в общем-то. И поэтому меня не было.

Сказав это, он очень скорбно вздохнул, поскольку объяснение вышло престранное. И вообще не слишком похожее на объяснение. Впрочем, его нежелания говорить и смущения Адиле хватило, чтобы построить на их основании свои выводы. Он был не дома и ему помогал кто-то, о ком он говорить не слишком желает – значит, это была его девушка. Ну, в самом деле, почему бы у Джабаля не могло ее быть? Просто они с ловчим не так давно и близко знакомы, чтобы у него было время или даже желание о своей возлюбленной упомянуть. Все вполне сходилось, и Адиля ощутила себя еще глупее от того, что требовалось признаться в своем проступке. Она ощутимо покраснела и выдавила из себя:

– А я подумала, вдруг ты дверь открыть не можешь, и лазила к тебе в окно проверить. Ну, если бы тебе помощь была нужна, а я ушла – и ты там лежишь… – девушка низко опустила голову, не зная, куда себя деть.

– Как лазила? – оторопел Шаир.

– Через крышу, – еле слышно ответила Адиля.

Ибн-амир и думать забыл о терзавшей его всего несколько мгновений назад неловкости, поскольку просто-напросто перепугался, представив себе боевую подругу, с ее боязнью высоты и неумением как следует лазить, висящую на уровне его окон в Купеческом.

– Знаешь что, я тебе в следующий раз ключ от своей квартиры принесу, – сказал он очень серьезно. – И будешь проверять, могу ли я открыть дверь, заходя в нее, а не влезая в окно. И вообще не забирайся больше так высоко. Без меня.

– Я не буду. Спасибо, – Адиля покраснела еще отчаяннее и не знала, куда бы ей провалиться, как раздался голос Фатимы:

– Дорогие, я уже все сделала, заканчивайте, а то похлебка стынет! Джабаль-бек, и вы, надеюсь, не побрезгуете с нами за стол сесть, хотя мы сегодня и без особых разносолов.

Для обеда было поздновато, и ибн-амир на этот раз угодить под приглашение вовсе не рассчитывал. Но и отбиваться не стал. Не уходить же было, в самом деле, прямо сейчас.

– Спасибо, многоуважаемая, как можно принизить ваши таланты в готовке. Я верю, что из ваших рук все выходит только прекрасным!

Стол во дворе был уже накрыт – Фатима не хотела отвлекать их от разговора и сделала все сама. Обед их ждал, и в самом деле, незатейливый: чечевичная похлебка с лавашом и вяленым мясом. Не оттого, конечно, что больше собрать к столу было нечего, но всю первую половину дня достойная Фатима-ханум провела в хлопотах по поводу свадьбы, которая вскоре должна была состояться у соседей. Готовиться начали заранее – и теперь все женщины Персиковой, способные держать в руках иголку и не занятые иными неотложными трудами, как Халима, вместе расшивали скатерти и покрывала для будущих молодоженов. Работа за разговорами шла споро и весело, и Фатима откровенно засиделась, так что теперь приготовила на скорую руку, что смогла.

Ибн-амира, впрочем, простой стол совершенно не смутил – откровенно говоря, ему было куда важнее, чтобы еда была вкусной и сытной, нежели изысканной. Так что к тому, чем столовались нави Ремесленного квартала, он привык давно, легко и с удовольствием. Теперь, усевшись за стол, он принялся с предовольным видом заворачивать мясо в лаваш, от души насыпав на него зелени и сбрызнув лимонным соком. Вид у него при этом был настолько удовлетворенный и голодный, что, пожалуй, дворцовые повара изрядно расстроились бы, увидев ибн-амира таким: ведь можно было бы подумать, что они совсем не стараются, коль наследник престола так наворачивает простую похлебку. Остальные, впрочем, от Шаира не отставали, пока Фатима делилась своими новостями. Даже Адиля, сначала от смущения потерявшая аппетит, выпила айрану и приступила к еде с наслаждением.

После того, как темы шитья и свадьбы были обсуждены всесторонне, Барияр заметил:

– Торопыги все такие! Зубейда с Кусамом жениться спешат, хотя юные совсем, а ко мне вот сегодня Ризик приходил по поводу этих очистительных арефактов. Заказать хотел.

– И Ризик тоже? – засмеялась Фатима. – Ты ему хоть сказал, что у тебя очередь?

– Сказал, куда бы я делся. И чего они все так торопятся? Разрешения-то делать эти артефакты все равно еще нет, только оформляют, а они уже в очередь выстроились.

– Ну так заждались, поди, – посочувствовала неизвестным навям Фатима, – очень полезная штука выходит, нужная им! Хорошо, что наш ибн-амир о простых ремесленниках позаботился, дай Ата-Нар ему здоровьичка.

Тут Шаир ощутил, как у него запылали уши, потому что он не сделал ну ничего такого особенного, чего не должен совершать малик его положения. И так как он сейчас находился здесь под другим именем, то не мог даже об этом сказать и был вынужден слушать, как его неожиданно обсуждают.

– Тот, кто так о навях печется, хорошим правителем будет. Так я думаю, – веско заметил Барияр, которого, при всей его погруженности в себя и собственное дело, вопросы жизни амирата весьма интересовали.

Фатима же, вздохнув, также заговорила о том, что более всего волновало ее саму:

– А эта бин-амира шаярская, гляди-ка, его не оценила! Хотя жених каких поискать, мало ли что он там сказал или написал, всякое бывает.

Адиля, которая с того момента, как разговор неожиданно перешел на Шаира ибн-Хакима, старательно делала вид, что ее это вовсе не интересует, едва не вздрогнула. Она прекрасно понимала, что тетушка Фатима толком не знает ничего о случившемся и понятия не имеет, кто такая Ятима, однако слышать подобное все равно отчего-то было обидно, и неожиданно сильно. Тем временем сам предмет неприятного для бин-амиры разговора, столь же неузнанный обсуждающими, с хмурым видом отложил ложку в тарелку и с расстановкой изрек:

– Побойтесь Ата-Нара, Фатима-ханум. Он вызов бин-амиры Адили принял, и не нам, смертным навям, судить решения Всемудрого. Раз все так – значит, ибн-амир и вправду виноват, и ответ ему за это держать по справедливости. А забота о благе подданных для представителя правящей семьи – не заслуга, а Долг.

Адиля, которая вовсе не ожидала защиты со стороны, ощутила, что ее глаза влажнеют, и испугалась, как бы она не выдала себя своими невольными реакциями. Поэтому, взглянув на отложенную ложку Шаира, она сказала:

– Джабаль верно говорит, Долг и Честь малика – заботиться о нижестоящих, нас всегда так в Сине учили. И, наверное, уже пора заварить чай, – после чего сбежала на кухню, где смогла вытереть глаза и немного постоять, успокаиваясь от этой пренеприятной для нее беседы. Она знала, что ее поступок наверняка не одобряют, понимала, что многим покажется, что дело вполне решилось бы простой дуэлью, только как они не могли понять, что дело было не в одном стихотворении, а в заранее предвзятом к ней отношении того, с кем ей пришлось бы провести всю жизнь? Неужели Фатима пожелала бы такого своим любимым дочкам? Уж, наверное, нет. Снова набежали слезы, и Адиле пришлось умыться, прежде чем заваривать чай.

По счастью, пока она, успокаиваясь, возилась на кухне с чайником, обеденная беседа успела, подобно резвой птахе, перелететь на иные ветви, которые не затрагивали столь болезненных тем, хоть и были для Адили небезразличными и весьма волнующими. Шаир, сумев все же высказаться от души о своем понимании добродетелей правящих маликов, спровоцировал тем самым весьма многословную дискуссию о Чести, в которую вступил с ним Барияр. Когда бин-амира вернулась с подносом, на котором стояли чайник, пиалы и тарелка со сладостями, ибн-амир как раз пытался пересказать подробности своей последней дуэли, исключив оттуда дворец, гулямов и особенности отношений между бени-Азимами. И поскольку теперь он волновался гораздо меньше, удавалось измыслить несуществующие обстоятельства ему вполне неплохо.

По рассказу Шаира выходило, что один эфенди оскорбил торговца на рынке, обращаясь с вольным и ничем не обязанным ему навем, как с прислугой, после чего, собственно, и был вызван ловчим Джабалем на дуэль. К сожалению, историю с ширвалем из рассказа также пришлось убрать, ибо она, разумеется, уже успела разойтись широко, и вполне могла дойти до ремесленного квартала. Посему изощренный ум Шаира додумался до стоящего на помосте мусорного ящика, содержимое которого угрожало опрокинуться на голову эфенди – не без помощи ловчего – если тот не принесет извинений. История его вызвала массу эмоций и бурных восклицаний, отчего Шаиру сделалось полегче – ведь теперь, когда ему посочувствовали, и его исчезновение должно было казаться более простительным.

Наконец обед закончился, Барияр поднялся и сказал:

– А теперь давайте принимать работу, Джабаль-бек. Артефакты уж заждались из-за вашего ранения.

Законченные работы хранилась не в кузне, а в небольшом кабинете, где кузнец также рисовал и чертил, прежде чем начинать работать с металлом. Конечно, стол стоял и в кузне, но все же в тишине и покое работалось лучше, чем рядом с горном.

– Я и так, и сяк прикидывал, но решил, что кольца удобнее. Примеряйте!

Барияр выложил пару колец и выжидательно уставился на руки ловчего. Шаир немедленно их надел – и, к счастью, сели они прекрасно.

– Щелчком пальцев включаются. Не дай Ата-Нар с дома падать будете – щелкните и к стенке приложите. Дернет, конечно, будь здоров, но вживых останетесь.

– Удобно, – оценил ибн-амир, незамедлительно живо нарисовав в голове описанную кузнецом ситуацию. – Благодарю, Барияр-бек! Так они что, к чему угодно по щелчку прилипают?

Барияр крякнул и почесал в затылке.

– Так-то да... за одним исключением. Уж я и так, и этак – но, как ни бился, не выходит с таким сочетанием металлов. Словом, к чему угодно липнут, кроме чугуна.

Шаир усмехнулся, вспомнив десятки кованых заборов и ворот, которые он всегда воспринимал, как подарок судьбы, ибо уж по ним-то можно было забраться с легкостью и безо всякого артефакта.

– Ну, с чугуном я как-нибудь управлюсь, – сказал он. – Пойдемте, Барияр-бек.

– Куда это? – не понял кузнец.

– Как куда? Артефакты проверять, – весело и даже азартно ответил Шаир и направился к выходу. – Надо же проверить, правда?

Далеко идти он не собирался: двухэтажный и совсем не чугунный дом Барияра и Фатимы ему вполне подходил. А вот чего Шаир не рассчитал, так это степени внимания, которого удостоятся его упражнения.

– Гляди-ка, ловчий прям как муха по стенке ползает!

– А на кой ему? Он что, на стенах преступников собирается ловить? Они, поди, не ласточки, чтоб под крышами прятаться!

– Нет, а ты представь, бежит такой преступник, ничего не ждет – а тут на него ловчий со стенки прыг! Ну преступник и того…

– Концы отдаст?

– Испугается и сдастся! Сам, янычарам!

– Или следить сверху удобно! Залезет так на сахирову башню – и сразу все увидит!

Ибн-амир, который, разумеется, прекрасно слышал все эти разговоры, усмехнулся – и вместо того, чтобы взобраться на крышу, как собирался, прополз по стене вправо на высоте второго этажа, там остановился и, развернувшись вполоборота, повис на одной руке, упершись в стену согнутыми ногами. А потом, отключив и второе кольцо легким щелчком, мягко оттолкнулся и прыгнул вниз. Собравшаяся публика дружно ахнула, Шаир же, в полном соответствии со своим расчетом, удачно приземлился на лежащую перед домом копну соломы, которую хозяева запасали для козы. Съехав по ней, он пружинисто спрыгнул, сев на корточки и опершись одной рукой о землю.

– Отличная вещь, Барияр-бек. И работает прекрасно. Благодарю еще раз.

– Обращайтесь по надобности, адрес уж знаете, – ответил Барияр.

– Дурной, – сказала ему Адиля, – Так и мечтаешь голову расшибить!

– Я умею правильно прыгать и тебя научу – это важно, когда много лазишь по стенам и крышам. Вообще-то надо скорее тобой заняться, чтобы я не волновался, что ты свалишься.

– Пока не падала, – насуплено ответила бин-амира, но согласилась: – Впрочем, поучи, конечно.

– Значит, договорились, – и, вздохнув, добавил: – Думаю, тебя работа ждет, как и меня.

– И то правда, – согласилась Адиля, и они уже в который раз товарищески пожали друг другу руки на прощание.

 

Следующие три дня после визита к Барияру были не самыми приятными в жизни Шаира ибн-Хакима, невзирая на то, что он провел их в Сефиде практически безвылазно. Причиной этого являлась, в первую очередь, его беспокойная совесть. Застольные разговоры в доме кузнеца в очередной раз напомнили ему, что, выздоравливая после ранения, он не только не появлялся в городе, но и не занимался поисками бин-амиры. Так что теперь Шаир решил наверстать упущенное с удвоенной силой и взялся за то, что довольно долго откладывал. А именно – за поиски в Сефидском Университете. Здесь мне следует пояснить слушателю, никогда не бывавшему в наших краях, что Университет с прилежащими территориями простирается на немалую площадь, включая в себя всё, некогда располагавшееся в нынешнем Диком квартале, включая жителей. Когда Заид-строитель завершил сей проект, начавшийся с великолепного главного корпуса, впоследствии приросшего и обсерваторией, и магической башней, и библиотекой, и жилыми зданиями, и аллеями – бывший Квартал Ученых опустел разом, ибо жить ближе к центру столицы оказалось куда приятнее. И хотя новый район был меньше прежнего, высокие дома вокруг Университета могли вместить куда больше, нежели прежние маленькие домики. Потому обойти здесь все за один день, тем более – подробно выспрашивая о пурпурных синках, было невозможно. Так что к третьему дню ибн-амир Шаир испытывал к Университетскому району плохо скрываемую неприязнь. Каковая успела стать причиной немалого количества весьма цветистых и столь же хулительных слов в адрес троюродного дядюшки ибн-амира, имевшего несчастье все это построить. К радости Заида ибн-Ахмада он, в отличие от своего сына, всего того, что думает о нем Шаир, не слышал.

Уже зная характер нашего героя, слушатель может представить, как сильно обрадовался этот нетерпеливый, когда к нему подошла серьезная персиковая девица в простой джуббе и спросила:

– Я слыхала, вы – ловчий маг, это так?

Шаир легко поклонился и сообщил:

– Именно так, многомудрая.

Девица хмуро спросила:

– Мне до сих пор не приходилось иметь дел с вашими коллегами, поэтому я не представляю, как у вас обстоят дела со сведениями, которые вы получаете от клиентов. Ведь порой нужные для расследования вещи могут оказаться слишком личного свойства. Как вы с этим справляетесь?

– Я могу дать вам слово Чести, что не раскрою ваших тайн иначе, чем с вашего позволения. Достаточно ли этого, о прекрасная?

Шаиру очень хотелось, чтобы навка с ним своими секретами поделилась, ведь это было бы таким отдохновением от поисков шаярской бин-амиры. И тут девица, даром что была телосложения вполне изящного и на полголовы ниже Шаира, ухватила того за руку и с неожиданной прытью потащила в сторону.

– Есть тут одно спокойное местечко, я бы продолжила разговор там. Не отставайте!

Ибн-амир изрядно растерялся, однако последовал за решительной девицей с разгорающимся огнем любопытства в душе.

На университетской территории есть место многому полезному, и в числе прочего там есть прелестный парк, свободный для посещений, который я могу рекомендовать всем интересующимся ботаникой, ибо растительность там крайне разнообразна, многая – не из наших земель и была высажена студентами и их руководителями для изучения флоры. В этом парке, расположенном на участке, крайне неудачном для строительства, местность весьма рельефная: говорят, тамошний овраг – последствие крайне неудачного опыта одного из сахиров, проведённого отчего-то не в башне. Или же башня оказалась недостаточно высока, и сила магии поколебала земную твердь. Не знаю точно и врать не буду, однако из-за некоторого неудобства в их нахождении в парке есть уголки до крайности безнавные. В один из таких девица и притащила Шаира, уже совершенно заинтригованного.

Заведя его в беседку, навка сразу потребовала:

– Слово давайте!

– С удовольствием. Но могу ли я поинтересоваться, как вас зовут, дабы формула прозвучала наиболее полно?

– Разумно, – согласилась девица. – Тахсина бин-Рукия аль-алим аль-факих.

Ибн-амир заинтересованно приподнял бровь.

– Законник?

– Судебный сахир, исследователь, – охотно пояснила Тахсина.

– О, так мы практически одним делом заняты, образованнейшая! – улыбнулся Шаир.

– Более или менее, – с сомнением ответила его новая знакомая.

– Ну что ж, я, вольный ловчий сахир Джабаль ибн-Басир, даю слово Чести, что никому не разглашу ничего из сказанного мне здесь...

– Бин-эфенди, – внезапно спохватилась девушка.

Шаир снова приподнял бровь и не удержался, чтобы не вставить:

– Вы на друга моего похожи... чем-то, – невольно подумав о Ватаре, который про собственный титул вспоминал, как правило, только при оглашении дуэльных формул.

Тахсина недоуменно пожала плечами.

–...ничего из сказанного здесь бин-эфенди Тахсиной бин-Рукией аль-алим аль-факих, кроме как с ее прямого соизволения. И, кстати, приятно познакомиться.

– Взаимно, Джабаль-бек, – вежливо ответила девушка, хотя по ее виду решительно нельзя было сказать, насколько ей в самом деле приятно или же наоборот. Сложив руку в кулак, она поднесла ее ко рту с самым задумчивым видом и наконец изрекла: – Дело мое престранного свойства и никаких доказательств собственным подозрениям я не имею, потому и не хотела бы, чтобы мои домыслы распространялись.

– Ага, – довольно кивнул Шаир.

– При этом я хотела бы проверить свою теорию, так как она мне не дает покою, а потому мне нужен практик.

– Тоже понятно.

– Начать, пожалуй, следует с того, что я провожу исследование юридических документов времен эпохи Становления…

И Тахсина очень уверенно и последовательно, как и подобает серьезному теоретику, изложила подробности своей истории, которые заключались в том, что она, недавно прочтя некое судебное дело тех времен, когда нави еще слишком хорошо помнили магию, запрещённую Кодексами, и довольно часто ею пользовались, узнала на знакомом признаки проклятия, аналогичного тому, о котором только что читала в описаниях. Встревожившись и заинтересовавшись, она углубилась в изучение иных заклинаний тех времен и убедилась, что некто пользуется запретными знаниями, насылая проклятия на окружающих.

– Троих я назову без всякого сомнения. Первый – Заир аль-алим, математик, который, собственно, и вызвал у меня подозрения. Потому как от него ни с того ни с сего стали шарахаться лошади. Поговорив с ним, я узнала, что и прочие животные ведут себя сходным образом. Бедняга ума приложить не мог, в чем причина, я же первым делом подумала о запрещенной магии. Затем был взрыв в лаборатории, еще сильнее укрепивший мои подозрения: Расия бин-Амина – алхимик очень аккуратный и осторожный, от нее такого ожидаешь менее всего. Однако, как выяснилось, в последнее время у нее постоянно что-то ломалось. И дома, и на работе. Результатом же стал несчастный случай, чуть не сгубивший ее и двух студентов. Вы же понимаете – после подобного я никак не могла закрыть глаза на происходящее! Вне зависимости от того, верны мои подозрения или нет, я должна была разобраться.

Шаир покивал с очень серьезным видом и нетерпеливо спросил:

– А третий? – обстоятельность рассказа Тахсины была весьма кстати для расследования, однако ему хотелось поскорее узнать все.

– Ариф-бек, профессор заклинательной магии. Почтенный навь, которого за месяц вызвали на дуэль семьдесят три раза.

Шаир округлил глаза, сам не зная, что его удивляет больше – поведение уважаемого профессора или то, что ученейшая Тахсина взяла на себя труд сосчитать его дуэльные вызовы.

– Разумеется, столь странные изменения в поведении, когда навь, ранее ведший себя достойно и сдержанно, и дня не может провести, не задев чьей-либо Чести – обращают на себя внимание. Однако местное общество списывает все странности на возраст, тем более что Ариф аль-алим каждый раз после вызова приносит самые искренние извинения. И говорит, что сам не понимает, что на него вдруг нашло. Так что, на деле, дуэлью все заканчивалось лишь четырежды.

– Потрясающе, – искреннее сказал Шаир. – В жизни ни с чем подобным не сталкивался.

– Не зря же эта магия – запрещенная, – взвешенно ответила Тахсина, – мы и не должны бы о ней узнавать иначе, чем из исторических документов. Так вот, возвращаясь к тому, что у нас тут происходит. Я искала некую взаимосвязь между теми, на кого легло проклятие, и нашла ее легко. Все они являются действующими членами комиссии, которая выделяет наиболее выдающиеся из последних работ ученых и объявляет об их научной ценности. Чаще всего впоследствии создателей этих трудов награждают, однако, в любом случае, навям приятно, когда их заслуги бывают отмечены.

– И так неприятно, когда не отмечены, что они готовы проклясть членов комиссии, – сделал вывод Шаир.

– Выходит, что так. Я поинтересовалась остальными, и двое тоже вызывают у меня беспокойство. Набих ибн-Мишари…

– Я о нем слышал! Что с ним? – разумеется, Шаир, увлечённый искусством и литературой, не мог не слыхать о выдающемся писателе своего времени.

– Забывает. Все забывает резко и внезапно, как древний старик. Но это может быть также следствием болезни, хоть и редкой для навя средних лет.

– Ужас какой, – с чувством сказал ибн-амир. – Это ведь наверняка мешает ему писать!

Тахсина посмотрела на него внимательно и ответила:

– Проклятья вообще неудобны. И последняя, кто вызывает у меня сомнения – Ихтибар бин-Шамма, которая вдруг стала постоянно терять вещи. Это не так очевидно, потому я не уверена.

Шаир сосредоточенно потер рог.

– Это все, что вам известно?

Девушка неожиданно замялась.

– М-м-м... Нет, не совсем.

– Что еще? – тут же с охотничьим азартом спросил ибн-амир.

– Во-первых, вот список членов комиссии, – сказала Тахсина, достав из рукава слегка помятый лист бумаги.

Шаир схватил его и, не глядя, сунул в рукав к себе.

– А во-вторых?

– Я знаю, что ночью в крыло главного корпуса, где расположен архив, ходит мужчина.

– Вот как? И откуда же это известно достойной бин-эфенди? – спросил ибн-амир, с трудом представлявший себе Тахсину незаконно влезающей среди ночи в запертое и охраняемое здание.

– Я... не могу вам этого сказать, – девушка закусила губу и упрямо уставилась на него исподлобья.

– Это важная для дела информация, вы же понимаете.

– Отлично понимаю, но сказать не могу.

– Потому что не можете раскрыть личность того, кто тайком пробрался в главный корпус и заметил нашего вероятного преступника.

Девушка вздохнула.

– Я вижу, вы и так верите, что мои подозрения не беспочвенны.

– Я вам верю, как себе, Тахсина-ханум, – от души сказал Шаир. – А вот вашему свидетелю – пока не очень. И хотел бы поговорить с ним лично. Право слово, мне незачем уличать его в подделанном результате экзамена или чем-то подобном, и это останется между нами.

Девушка скривила рот, не понимая, радоваться ей проницательности ловчего, столь полезной в его деле, либо же огорчаться, что она невольно раскрыла часть того, о чем поклялась молчать.

– Я дала слово Чести. Я не могу, простите, Джабаль-бек. Но этому свидетелю я также верю, как себе.

– Ладно, Ата-Нар с вами, – смилостивился ибн-амир, вовсе не желая заставлять несчастную девицу переступать через Честь. – Мы хотя бы знаем, что это мужчина.

– Ростом приблизительно три араша и четыре кабды, крупного телосложения, но не полный, ходит, шаркая ногами, – протараторила Тахсина и коротко выдохнула.

– Да благословит Всеведущий вашу дотошность, аль-алима, и внимательность того, кто пробирается ночами в кабинеты преподавателей, кем бы он ни был, – картинно воздев руки, сказал Шаир. – Пойдемте, покажете мне хотя бы одну из жертв. А потом подумаем, что нам делать дальше.

 

Проще всего оказалось увидеть Ариф-бека, как раз сегодня проводившего открытую лекцию. Он объяснял студентам не самую очевидную зависимость степени вложения силы в заклинание от сложности плетения. При простом заклинании, без жеста, ее количество должно быть достаточно велико, но по мере усложнения необходимость вложения магии сначала уменьшается, а после определенного предела – снова начинает расти, поскольку большое количество опорных точек также требует много огня. Шаир это знал, ведь сам он потому и являлся ловчим магом, что был в состоянии создавать плетения сколь сложные, столь и требующие изрядного количества магии. Но Ариф аль-алим общей теорией не ограничился, и вступление лекции вело к тем скучным формулам, благодаря которым можно было вычислить, сколько именно магии понадобится в каждом отдельном случае. Откровенно сказать, Шаиру было плевать на это даже когда он учился, а тем более сейчас. Ему лично внутреннего огня хватало всегда, искрой больше, искрой меньше – не имело значения.

Все то время, пока он сидел на лекции и пытался отмахиваться от формул, надоевших еще во время собственной учебы, он всматривался в ауру преподавателя и все-таки нашел некое подозрительное пятно, которое отнюдь не бросалось в глаза. Просто оно вращалось не в ту сторону. Обычно вся аура здорового навя подвижна и жива, как всегда подвижно тело, которое дышит и в котором течет кровь. И так же обычно проклятья и нездоровье ложились на ауру пятнами омертвелости, неподвижности и замедления. Но тут было иначе, и заметить это было куда сложнее.

Ариф аль-алим, тем временем, перешел от самих формул к практическому их вычислению. Отчего, однако, происходящее ничуть не сделалось для ибн-амира хоть сколько-нибудь интереснее. Увидев все, что ему было нужно, он таращился в окно и размышлял, не стоит ли уже воспользоваться отводом глаз, чтобы поскорее сбежать отсюда, не привлекая внимания и не вызывая ненужных вопросов.

– Возьмем восьмиточечное плетение, – вещал тем временем преподаватель. – И рассмотрим его при том условии, что...

На этом моменте он повернулся от доски и заметил Шаира, созерцающего ясное летнее небо.

– Юноша, мне кажется, вы меня не слушаете, – с сожалением сказал Ариф-бек, подойдя поближе.

– Извините. Там просто ласточка пролетела, – безо всякого сожаления в голосе ответил Шаир, нехотя повернувшись от окна.

– Сдается мне, вы не осознаете, сколь важны точные расчеты в заклинательной магии.

– Нет, отчего же! Я полагаю, точные расчеты очень важны для того, чтобы сидеть в кабинете и писать научные труды по заклинательной магии.

– Коли вы столь умны, юноша, что позволяете себе подобные суждения, не выйдете ли к доске, чтобы решить мою задачу?

– Давайте поступим иначе, профессор! И вы решите мою задачу.

Тут уж у почтенного Арифа не нашлось слов, и он лишь удивленно вытаращился на самоуверенного студента. Ибн-амир же, не моргнув глазом, продолжал:

– Возьмем боевого сахира. И рассмотрим его при том условии, что он стоит в полукасабе от вас. Вопрос: сколько огненных шаров он успеет в вас выпустить, прежде чем вы точно рассчитаете количество огня, необходимое при восьмиточечном плетении?

Ариф аль-алим сощурил глаза и спросил:

– Юноша, а вы не хотели бы назвать свое полное имя?

Шаир за три дня, проведенных в Университете, где высокородных маликов было хоть отбавляй, почти ни разу не назвался Джабалем, сделав исключение для неожиданной клиентки – потому что, если подумать, узнать его тут могли, однако именно поиски шаярской бин-амиры были тем немногим, что в глазах прочих смотрелось бы оправданным для ясминского ибн-амира. Так что он избегал называться на случай, если вдруг его инкогнито раскроется, ведь он вовсе не желал связывать имя Шаира ибн-Хакима с именем Джабаля ибн-Басира. Потому упоминать свое имя ему сейчас было не с руки. Кроме того, Ариф, вероятно, собрался вызвать его на дуэль, что уж вовсе не входило в планы Шаира, а потому он сказал:

– Знаете, не хотел бы, я очень тороплюсь туда! – он кивнул на окно и, стоило Арифу перевести взгляд, кинул заклинание отвода глаз, быстро покинув аудиторию. Вероятно, несколько студентов успели за ним проследить, но это его нисколько не волновало.