VII. Антропологи за работой 2 страница

ствие своей автоматичности, они сложнее всего поддаются изменениям.

Условные эмоциональные реакции на питание играют важную роль в пищевых традициях. В ряду таких эмоциональных реакций функционируют: народные и семейные обычаи, религиозные запреты, эстетические ценности, моторные реакции, концепты личных предпочтений, пожелания здоровья. Как правило, они очень укоренены в личности, и любые рациональные и логические аргументы, призывающие к их изменению, неизбежно вызывают сопротивление. Поэтому адекватное питание и правильное распределение продовольствия во время войны являются не только физиологическими и финансовыми проблемами, но также и проблемами человеческих отношений. За одну и ту же сумму можно в одном случае купить неподходящие продукты, а в другом — при разумном выборе — подходящие. По тем же причинам и агенты по распределению не могут определить, является ли низкий спрос на определенный продукт следствием его излишних поставок, или местная культура считает такую пищу мало престижной или нездоровой (по иррациональным причинам). После второй мировой войны голодавшие бельгийцы отказывались есть кукурузу: они привыкли кормить ею скот.

Существует неизбежный зазор между достижением полезных с социальной точки зрения новых технических знаний и их использованием гражданским населением. Успешность использования любого такого инструментария зависит не только от него самого и природной среды его использования, но и от способа восприятия, традиций и идеалов людей, на которых он будет направлен. Антропологические методы хорошо применимы для устранения этого зазора, для достижения ситуации, при которой люди будут стремиться к тому, в чем они нуждаются по свидетельству естественных наук (или хотя бы примут это новшество). Техническая задача антропологии состоит в том, чтобы выявить в культуре или субкультуре факторы, которые обус-

ловливают приятие или неприятие, и указать тип духовного климата, который требуется создать при необходимости изменения каких-либо обычаев. С этой точки зрения антропологическое исследование культурных перемен можно сравнить с работой врача в службе здравоохранения. Какой общий тип окружения способствует распространению заболевания? Кто служит разносчиком инфекции?

Опыт антрополога в работе с экзотическими культурами заставляет его быть осторожным в интерпретациях на языке его собственном, он готов к возможности незнакомых и неочевидных объяснений. Поскольку многое в поведении «примитивных» народов кажется бессмысленным или иррациональным с точки зрения западной культуры, антропологи готовы всерьез принимать все, что видят и слышат. Это не значит, что они считают все это «истиной». Это только значит, что они осознают возможное значение всего «неправильного» и «иррационального» для понимания и предсказания реакций отдельных людей и групп.

Технические аспекты антропологических методов также интересны. Они включают различные способы интервьюирования и оценки сказанного, сбор «личных документов», использование различных тестов. На своем горьком опыте антропологи выяснили важность того, кто именно представляет нового человека коллективу: торговец, миссионер, или чиновник; вызывает он симпатию или нет. Также оказалось, что большое значение имеет положение ближайших друзей антрополога в изучаемом обществе, куда они больше тяготеют — к верхам или к низам последнего. Внимательное отношение к этому и другим вопросам дает хорошие дивиденды в сложных современных обществах, которые состоят из большого количества более или менее независимых групп, объединенных по территориальным, профессиональным и ценностным признакам.

Антропологов все чаще и чаще привлекают к планированию и руководству программами разных типов. Иногда они выступали в качестве советников или занимались под-

готовительными исследованиями, но растет число тех, кто стал самостоятельно заниматься управлением. Независимо от конкретной сферы деятельности, прикладную антропологию отличают некоторые общие черты. Она всегда подчеркивает равное значение символических и утилитарных составляющих человеческих отношений. Взаимоотношения администратора с его начальством, подчиненными и управляющей группой, должны учитывать как рациональные, как и нерациональные аспекты отношений. Прикладная антропология уже прошла стадию, на которой главной задачей было внедрение понимания и уважения национальных обычаев. Сегодня эта проблема имеет две стороны. По-прежнему необходимо анализировать содержание и построение культуры управляемого общества. В то же время антрополог-практик должен обладать систематическим представлением о специфических субкультурах политиков, контролирующих органов и исполнителей государственных программ.

Итак, антрополог зачастую стремится быть посредником, чья неотъемлемая функция состоит в том, чтобы дать одной группе возможность понять точку зрения другой. Антропологи, подвизавшиеся в лагерях для перемещенных лиц и в индустриальной сфере, показали, что эта позиция имеет свои сложности. Японцу, находившемуся в таком лагере, антрополог казался странным, так как состоял в штате, но не отдавал никаких приказов. Для персонала антрополог был не менее странен, так как хотя бы частично старался идентифицировать себя с эвакуированными японцами; таким образом, он был и в штате, и не в штате. Японцы подозревали антрополога в шпионаже для администрации, та в свою очередь боялась, что антрополог — соглядатай из Вашингтона. Только сохраняя строгую конфиденциальность в общении с обеими сторонами, антрополог вызвал к себе доверие в качестве посредника. Высшие чиновники были убеждены в том, что стране нужны юристы и врачи, и лишь постепенно они осознавали нужду в специалистах по человеческим отношениям для поддержания социального здоровья. В боль-

шинстве случаев антрополог завоевывал доверие начальства, доказывая свою способность к социальному прогнозированию, то есть заранее указывал на проблему для того, чтобы власти могли принять превентивные меры или, по крайней мере, были готовыми к появлению трудностей.

Такой же подход применялся при поселении коллектива на новом месте, восстановлении в правах какого-либо региона и во время подготовки оккупированных территорий к будущему мирному устройству. В этих случаях работа антрополога состояла в определении не очевидных для властей и технических специалистов источников недовольства и конфликтов среди групп, которым оказывалась помощь. В таких ситуациях нередко существовала тенденция рассматривать человека только в качестве физиологического феномена, а землю — как природный ресурс. Антропологи обратили внимание на то, что весь комплекс ценностей и моделей социальной жизни стоит между людьми и природными ресурсами, что все эти связи должны быть изучены. Как пишут Редфилд и Уорнер,

«Проблемы американского фермера в основном рассматривались в связи с сельскохозяйственной технологией, кредитами, маркетингом и, до некоторой степени, применительно к различным специальным усилиям по улучшению жизни села, иногда называемом социальным благосостоянием. С точки зрения социальной антропологии, сельскохозяйственные технологии, фермерские кредиты, сроки владения землей, социальная организация и мораль фермерского сообщества являются более или менее взаимозависимыми частями некоего целого. И это целое может быть объективно изучено — именно как целое».

Те же самые принципы применяются и в таких областях, как военное командование и колониальное управление. Мораль каждого общества зависит от чувства безопасности, присущего его членам, от их уверенности в том, что, действуя совместно с другими людьми, они смогут удовлетворить свои потребности. Администратор никогда не должен

забывать, что это чувство может основываться на предпосылках и эмоциональных реакциях, значительно отличающихся от привычных ему. Американцы — весьма практичные люди. Как правило, они полагают, не прибегая к рефлексии и анализу, что основным критерием оценки любого действия является его польза, понимаемая материально. Та или иная направленность действий может быть понятна американцу и, тем не менее, покажется людям, принадлежащим другой культурной традиции, произвольной, неразумной или угнетающей. На первый взгляд невинное и технологически полезное улучшение может внести путаницу в социальные отношения. Когда на Самоа были построены дома в западном стиле, отсутствие столбов в последних сделало невозможным расположение сидящих в зависимости от их общественного положения. Такой порядок символизировал всю структуру самоанского общества. Его внезапное исчезновение нарушило привычный порядок жизни.

Деятельность военного командования и колониальных властей неизбежно приводит к целенаправленным изменениям в культуре. Перемены происходят во всех обществах — хотя и в разной степени. В настоящее время Йемен внезапно переходит из тринадцатого века в двадцатый. Целенаправленные изменения часто необходимы и могут принести больше пользы, чем вреда, в доиндустриальных обществах. Однако, если они проводятся слишком быстро, или же не обеспечивается новая мотивация для общественных изменений, перемены могут оказаться до такой степени деструктивными, что целые группы превратятся в неиссякаемый источник правонарушений и преступности. Или, как это случилось с некоторыми нациями, проживающими на островах Тихого океана, они совершенно потеряют вкус к жизни и совершат племенное самоубийство. Меры, принимавшиеся миссионерами, властями и работниками образования, зачастую приводили не к появлению приемлемой имитации христианско-европейской личности, но к сложению хаотичной индивидуальности, чуждой любому стабильному образу

жизни. И культурные реформы, проводимые с разрушительной быстротой, и их намеренное сдерживание приводят к дезадаптации и враждебности коренного населения.

Если мы поймем, что даже самые незначительные особенности культуры могут быть тесно связаны с «пульсом» нации, мы осознаем необходимость медленного проведения даже самых нужных и конструктивных реформ. Блокирование привычных способов поведения и выражения эмоций может мешать так же сильно, как и проблемы, вызванные инновациями. К тому же нововведения совершенно не обязательно будут создавать ту же мотивацию, что и в западной культуре. Более того, по выражению Фредерика Халса, они могут «подавлять ранее существовавшие стимулы». Халс приводит прекрасный пример из японского опыта:

«Стимулы производственной активности, которые кажутся само собой разумеющимися для западных экономистов, не находят понимания у рабочего класса в Японии, а такие, вполне приемлемые и нормативные в феодальном обществе социальные побуждения, как надежда на общее восхищение талантом и мастерством, не могли быть эффективны для большинства людей, никогда не достигавших необходимого ремесленного уровня. Все, что оставалось, — это потребность в пище, одежде и крыше над головой. В результате этого раннего распада рациональных систем, расцвета черного рынка, переполнения поездов людьми, едущими к своим родственникам в деревню, неизбежно произошло ослабление военного потенциала Японии».

Когда культурные контакты недальновидны и имеют случайный характер, результаты их могут ударить по самим эксплуататорам. Если бы европейские страны, которые так дерзко взломали двери в Японию и Китай, понимали принцип культурной относительности, возможно, сегодня не было бы воспоминаний о Перл Харбор и угрозы, вызванной беспорядками в Китае. Очевидно и то, что именно непонимание японцами внутренних аспектов американской жизни заставило их так жестоко ошибиться, атаковав Перл Харбор.

На протяжении последнего столетия многие народы были задеты и оскорблены доминированием европейских и американской наций. Чем чаще это происходит, тем скорее такие народы попытаются объединиться в паназиатские, панисламские и тому подобные военные союзы. Это может случиться, даже если, на наш взгляд, мы будем обходиться с ними справедливо, так как в таких случаях всегда надо задавать себе вопрос: кажется ли им, что с ними поступают правильно? Бернард Шоу как-то остроумно заметил: «Не поступай по отношению к другим, как бы тебе хотелось, чтобы они поступали по отношению к тебе: их вкусы могут отличаться». Так же бесполезно призывать к тому, чтобы оставить другие культуры в покое. Контакты между народами неизбежно возрастают, а контакт сам по себе — уже форма действия. Людей меняет само знание того, что другие чем-то на них не похожи. Важно помнить, что любой поступок должен быть уместным и должен быть осмысленным по отношению к ценностям и ожиданиям обеих сторон.

Если ценности меньшинства разрушены, правящее большинство не только уничтожило возможность развития человеческих ценностей, но и создало себе проблемы. На Фиджи, например, престиж человека зависел от того, какой большой пир он может устроить, и как много продуктов он может отдать своему клану. Человеку не отказывали в том, что он просил, а даритель получал общественное одобрение. Так обеспечивался действенный соревновательный стимул и для производства, и для справедливого распределения пищи. Пытаясь вытеснить этот обычай призывами к бережливости и другими благонамеренными жестами, английские власти и миссионеры лишь подорвали местную экономическую систему. Население Фиджи теряло огромное число людей в эпидемиях, завезенных из Европы, на островах резко упал уровень рождаемости, доведенные до нищеты люди жили на пригоршню риса; и временами казалось, что фиджийцы обречены на вымирание.

Темп реформ всегда представляет собой сложную проблему с дополнительными осложнениями в каждом отдель-

ном случае. Принимаемые в таких случаях решения всегда оказываются компромиссами между практическими требованиями и теоретически необходимыми временными рамками. В идеале подвластный народ должен сам постепенно принимать изменения. Цель антрополога, занимающегося управлением, еще не достигнута, когда со стороны властей наблюдается некоторое понимание другой культуры. Антрополог также должен помочь властям посмотреть на себя со стороны, рассмотреть альтернативы и затем выбрать направление дальнейших действий:

«Социальные инженеры в этом случае могли бы прийти на помощь слабым и пострадавшим — но не так, как дорожный инженер, который прибывает на место со своими планами дорог, выбранными им самим; они более похожи на тех, кто спрашивает: "В каком направлении, друзья, вы обычно путешествовали? Давайте изучим дорогу и посмотрим, в состоянии ли мы ее починить, чтобы вы могли безопасно туда добраться"».

Лаймен Брайсон

На протяжении последних двадцати лет в Бизнес-школе Гарварда, в Институте технологии Массачусетса и в Университете Чикаго была создана новая специальность, иногда называемая индустриальной антропологией. При проведении ныне знаменитых исследований на Вестерн Электрик Плант (Западной электростанции) в Сайсеро, штат Иллинойс, было решено подходить к решению промышленных проблем таким же образом, каким этим вынуждены были заниматься антропологи, изучавшие примитивные племена. Метод состоял в том, чтобы решительно отбросить все предрассудки относительно того, почему люди хорошо работают, почему им удается или не удается поладить друг с другом. Исследователи должны были действовать так, как будто речь шла о совершенно другом мире — наблюдать и анализировать, не опираясь ни на какие предварительные допущения, не подтвержденные опытом.

Индустриальная антропология состоит в применении к тому или иному сектору нашего собственного общества техник и способов рассуждения, используемых антропологами в полевой работе и при управлении колониями. Ранее кадровая работа была в большей степени направлена на увеличение эффективности производства, а не на укрепление сотрудничества. Однако было выяснено, что никакие улучшения условий работы не приводили к увеличению производства, если рабочие не интерпретировали их как благоприятные социальные изменения. Новые порядки, приводившие к реальному уменьшению психологической утомляемости, вместе с тем вели к снижению производительности труда, так как нарушали привычные социальные отношения. Руководители имели склонность думать, действовать и общаться на рациональном языке. Рабочие же реагировали не рациональным образом, а в соответствии с логикой восприятия, действующей в их специфической субкультуре. Вследствие того, что забастовки не прекращались, даже когда требования рабочих относительно сокращения рабочего дня, размера заработной платы, улучшения условий труда принимались полностью, администрация столкнулась с необходимостью не только технического, но и социального проектирования. В этом ей помогли антропологи, показав, что чертежи инженера, отражающие принцип работы машины, так же, как и отражающая формальную организацию промышленности схема на столе президента, не являются универсальными по отношению к значимым коммуникативным схемам. Каждая культура имеет и поведенческие, и идеальные модели. Неформальные системы поведения, включающие как замкнутые структуры, так и влияние личностных качеств лидера наряду с его статусом, могут с легкостью сделать недействительным аккуратное рациональное распределение сил, отображенное на схеме.

Все это, конечно, не ограничивается организацией промышленного производства. Тщательно продуманные планы американского Комитета по делам индейцев в Вашингтоне

провалились при попытке их реализации, потому что их составителями не были учтены особенности неформальных отношений при полевой работе. Программа может быть полностью саботирована буквальным подчинением, стратегическими задержками, правильным на словах, но эмоционально враждебным поведением. Американское общественное мнение полагает, что всем «руководят» «большие начальники». Однако совершенно наивно предполагать, что можно достичь каких-либо результатов, сидя в офисе и отдавая приказы. Как говорят в Государственном Департаменте, «политика делается телеграммами». Это означает, что, при возникновении какого-либо инцидента в другой стране, находящимся там нашим представителям должны быть немедленно посланы инструкции. Именно этот случай не предусмотрен верховными властями, которые должны определять политику. В спешке решение принимается подчиненными, и в девяти случаях из десяти Департамент творит политику задним числом. В большинстве организаций политику определяют именно такие решения. Реализации идеальной модели препятствуют неформальные схемы поведения, остающиеся вне рассмотрения при административном планировании.

Тем не менее, в человеческих проблемах, точно так же, как и в технологических, существуют поддающиеся изучению закономерности. Неформальные схемы поведения, подразумевающие сцепление формальных и неформальных кодов, семантические аспекты коммуникации, системы восприятия и символы любой субкультуры могут быть выявлены с точностью, необходимой для практического применения. Элиот Чейпл писал:

«Антрополог не имеет достаточной подготовки для того, чтобы отвечать на вопросы, связанные с техникой; его не очень интересует сравнение эффективности двух разных способов ведения фермерского хозяйства или преимущества новой системы ценообразования. То, что он может сделать — это предсказать, что произойдет с человеческими отношениями, когда все эти нововведения начнут рабо-

тать. А дело руководителя заключается в том, чтобы принять решение, взвесив данные, предоставленные антропологом и техническим экспертом.

Используя антропологические методы, руководитель может достичь высокого уровня контроля в области человеческих отношений, уровня, сравнимого с тем, что уже имеется в области стоимостей и производства. Он может понять и оценить результаты изменений, а также увидеть, какие шаги должны быть сделаны, чтобы изменить подвластную ему организацию или вернуть ее в состояние равновесия. Для этого он может самостоятельно ознакомиться с принципами антропологии или прибегнуть к помощи антропологов для анализа существующей ситуации».

Раньше антропологическая работа в промышленности преимущественно ограничивалась изучением человеческих отношений в пределах одного предприятия. Однако необходимо исследовать и взаимозависимость промышленности и общества. Особый тип трудовых проблем в индустриальной области Пидмонт на юге США, по-видимому, обусловлен постоянным влиянием культурных традиций, регулирующих отношения между владельцами земли и арендаторами. Оказывается, что производство пластиков в Новой Англии зависит от сохранения определенного типа семьи, встречающегося среди некоторых групп иммигрантов, у которых младшее поколение продолжает подчиняться родительскому авторитету даже после свадьбы и сохраняет экономическое единство со старшими. Конрад Аренсберг показал, как некоторые особые черты поведения в автомобильных профсоюзах связаны с тем, что многие из состоящих в них рабочих вынуждены были покинуть горные районы Юга.

Технологические изменения обязательно приводят к социальным переменам и вне, и внутри предприятия. Задачу антрополога можно определить так: он должен изучить пространство социальных отношений и распознать основные культурные течения, чтобы неожиданные последствия рациональных действий, предпринимаемых организаторами и производственными экспертами, были сведены к минимуму. В

противном случае внерациональные аспекты социальной жизни превратятся в иррациональные. Точно так же, как слишком быстрый темп культурных преобразований приводит к апатии, враждебности или саморазрушению, внезапные технические нововведения ведут к серьезным нарушениям внутри общества. Дело не только в том, что уменьшается число рабочих мест. Если рабочего заставляют заниматься новым делом, в котором он не может использовать те навыки, на которых основана его самоидентификация, делом, еще не имеющим названия и не дающим его исполнителю возможности получить социальное одобрение, неконтролируемое волнение и потенциальная агрессия могут реализоваться в гражданском неповиновении.

Прикладной антрополог обладает полезными методами сбора и обобщения всех видов информации о человеческих отношениях. Рассматривая поведение любой группы в качестве проявления общих социальных и культурных процессов, он нередко способен быстро поставить диагноз на основании нескольких фактов, так же, как палеонтолог, имея в своем распоряжении лишь несколько костей, реконструирует весь скелет животного на основании общих знаний об устройстве скелетов схожих животных. Зная, что происходит при включении определенных механизмов в данной матрице, антрополог может предупредить о неожидаемых результатах планируемой социальной акции. Исследуя культуру правящих и управляемых, он представляет себе направления естественного соперничества в обеих группах. По определенным характеристикам он различает администраторов, принимающих решения, общественность, которую они представляют, и людей, на которых направлены результирующие действия. Таким образом, он является действенным посредником между всеми этими группами. Он знает, что иногда лодке требуется идти против течения, чтобы достичь противоположного берега.

Так или иначе, практический антрополог поступит правильно, если назовет себя скорее социальным врачом, чем

социальным инженером. Иногда прикладную антропологию порицают за «манипуляцию людьми». По отношению к ней широко используются бранные эпитеты, начиная с «научной проституции» и кончая «продажными слугами империи». (Другая сторона, в свою очередь, говорит оппонентам: «Вы хотите скрыться в башне из слоновой кости».) Если допустить, что никакая профессиональная деятельность не может быть просто организацией специалистов, продающих свои услуги вышестоящему покупателю и не обращающих внимания на все остальное, некоторые восклицания такого рода кажутся не совсем разумными. Промышленный антрополог в равной степени открыт и властям, и трудовым союзам. Все, что он знает, — опубликовано; это — не ревностно хранимый секрет «капиталистического гестапо». Людьми манипулирует реклама, фильмы, радио и даже образование. Если антропологу разрешено обсуждать культурные реформы со студентами-второкурсниками, то, вероятно, безопасно позволить ему давать советы Комитету по делам индейцев. Существует потребность в создании более точного и приемлемого для всех профессионального кодекса, и Общество прикладной антропологии работает над этим уже несколько лет. Многие антропологи, однако, уже сейчас были бы готовы подписаться под следующим утверждением Джона Эмбри:

«Если медик считает своей главной задачей предотвращение болезни и спасение жизни, то прикладной антрополог должен стремиться остановить трения и насилие в человеческих отношениях, сохранить права и достоинство управляемых групп, ему следует спасать жизни.., помогать в установлении мирных, основанных на взаимоуважении, отношений между народами и культурами».

VIII. Личность в культуре (индивидуум и группа)

Антрополог, подобно психологу и психиатру, пытается выяснить, что же делает людей разными. Проблема пластичности «человеческой природы» не сводится к академической игре слов. Ответ на этот вопрос имеет существенное значение для реальных образовательных программ и для практического социального планирования. Нацисты полагали, что личности можно придать почти любую желаемую форму, если взяться за это вовремя и приложить достаточные усилия. Коммунисты некоторым образом тяготели к мысли, что «человеческая природа» всегда и везде одна и та же, — так, например, они полагали, что первичными мотивациями человека неизбежно будут экономические мотивации. Каковы же рамки той формы, по которой «отливается» человек? Единственный способ научного определения хотя бы ее минимальных пределов состоит в обозрении всех известных народов прошлого и настоящего. Каким образом в разных группах протекает воспитание детей, приводящее к тому, что взрослые люди, различаясь между собой, имеют, однако, множество черт, которые менее характерны для других групп? Можно предсказать со статистической надежностью, что у ста американцев обнаружатся некоторые личностные и поведенческие черты с большей частотой, чем у ста англичан сходного возраста, социального класса и профессии. Поскольку можно объяснить, почему это происходит, возможен большой прогресс в улучшении семейного воспитания и системы официального образования посредством поддержки некоторых предпочтительных черт. Будет сделан огромный шаг и на пути понимания интернациональных различий и конфликтов между народами.

Культура отчасти определяет, какой из множества типов поведения, доступных в пределах индивидуальных физических и умственных способностей, выбирает каждый человек. Человеческий материал имеет тенденцию оформляться самостоятельно, но он определяется культурной социализацией таким образом, что повседневное поведение индивида в конкретных ситуациях может быть предсказано. Индивид становится социализованным, когда он отказывается от своей физической автономии в пользу контроля со стороны культуры и большую часть времени ведет себя так же, как ведут себя другие, следуя культурным образцам. Те же, кто сохраняет слишком большую степень независимости, в конце концов оказываются в сумасшедшем доме или в тюрьме.

В различных обществах детей воспитывают по-разному. Иногда их отлучают от груди резко и рано. Иногда они остаются «грудными» столько времени, сколько им хочется, и постепенно, в три года или позже, сами теряют потребность в материнском молоке. В некоторых культурах ребенок с самого рождения находится под жестким контролем матери или отца, или обоих родителей. В других семейные отношения до такой степени проникнуты любовью и теплотой, что родители отказываются брать на себя ответственность дисциплинировать своих детей самостоятельно. В одних группах ребенок растет в пределах изолированной биологической семьи; до тех пор, пока он не пойдет в школу, он вынужден иметь дело только со своей матерью, отцом, братом и сестрою и т. д., а в некоторых случаях — с одним или двумя слугами. В других группах ребенка нянчат и даже кормят грудью несколько женщин, каждую из которых он вскоре привыкает называть «мама». Он растет в «расширенной» семье, где многие взрослые по отношению к нему выступают в приблизительно одинаковой роли, и где своих двоюродных братьев и сестер он едва ли отличает от родных.

Некоторые из потребностей ребенка являются общими потребностями животного вида Homo sapiens. Однако, в каждой культуре имеются собственные схемы наиболее

желаемых и приемлемых способов удовлетворения этих потребностей. Каждое отдельное общество еще в раннем возрасте передает представителям нового поколения стандартную картину ценностей и санкционированных средств их обретения, модели поведения, предназначенные для мужчин и женщин, молодых и старых, для священнослужителей и фермеров. В одной культуре высоко ценят искушенную в жизни матрону, в другой — молодого воина, а в третьей — пожилого ученого.

В свете того, что рассказывают нам о процессе формирования личности психоаналитики и детские психологи, не является удивительным факт преимущественного распространения одного или нескольких типов личности среди французов, а не китайцев, или, например, в среде высших, а не низших классов Англии. Это, конечно же, не предполагает, что личностные характеристики у членов той или иной группы идентичны. Отклонения возможны в каждом обществе и внутри каждого социального класса. Огромный диапазон вариаций существует даже среди тех людей, которые близки к какой-нибудь одной типической структуре личности. Теоретически этого следует ожидать, поскольку генетическое устройство индивида уникально. Более того, нет двух людей одного и того же возраста, пола, социального положения и одной субкультуры, которые имели бы идентичный жизненный опыт. Культура сама по себе состоит из набора норм, которые самым различным образом применяются и интерпретируются каждой матерью и каждым отцом. И все же из опыта мы знаем, что члены различных обществ будут, как правило, стремиться разрешать проблемы удовлетворения биологических потребностей, приспособления к природным условиям и к другим людям способами, в которых будет много общего. Конечно, нельзя предполагать, что «национальный характер» в ходе истории принимает фиксированные формы.