Глава 2. 1938 год. Враги народа.

В конце апреля 1938 года я прибыл к новому месту службы и тут же мненапомнили: бывшего начальника полигона полковника Чумака арестовали какврага народа, Правда, в чем состоит его преступление, никто не знал. -- Большую перестройку произвели после Чумака? -- Гм... Вот дом его с верандой передали детскому саду... Начал я знакомиться с работой полигона, с тематикой испытаний техникижелезнодорожных войск, с программой учений. Нет, домиком с верандой дело неограничилось! С тревогой обнаружил: прекращены работы по ряду образцов новойтехники. Изобретатели и авторы этих конструкций тоже объявлены врага ми народа. Их имена вычеркнуты из программы ра'-бот. Частозачеркиваются и предложенные ими образцы новой техники... Логики никакой. Но, как говорится, куда пойдешь м кому скажешь? Видимо,на полигоне происходило то же, что и везде. Вспоминая о том времени, я спрашиваю себя: не потому ли в предвоенныегоды многие замечательные образцы военной техники доводились черепашьимитемпами? Не потому ли в начале войны с гитлеровской Германией на вооруженииКрасной Армии не оказалось многих отличных видов оружия, почти готового ксерийному производству? И отвечаю себе: да, именно поэтому! Правда, не всех ценных специалистов посылали рыть золото на Колыму илигатить болота в Сибири. Иным разрешали работать и в заключении. Эти"счастливчики" доводили проекты до совершенства в камерах-одиночках,оторванные от мира. Над ними висела угроза, что любая ошибка будет признанавредительством, всякая неудача вызовет ухудшение тюремного режима. Труднобыло получать нужную научную информацию, узнавать последние достижения наукии техники... Что и говорить, обстановка далеко не творческая! На полигоны и" испытательные площадки репрессированных специалистовдоставляли под усиленной охраной. Об их прибытии сообщалось тольконачальнику полигона, комиссару и уполномоченному особог ГО отдела. Помню, весной или летом 1939 года к нам привез-ли подобным образомкакого-то авиационного конструктора. Фамилии его никто не знал. Вагон саре-стованным подали на ветку за полигоном. К этому времени на небольшойлесной поляне сотрудники органов безопасности уже поставили палатки, окруживих двоимым высоким забором из колючей проволоки. Лишь в 1943 году, встретившись с конструктором замечательногопикирующего бомбардировщика В. М. Петляковым, я узнал, что именно он был моим "гостем" на полигоне... Но и в тех трудных условиях коллектив полигона работал слаженно идружно. Большая заслуга в этом принадлежала комиссару Александру ВасильевичуДенисову -- человеку, умевшему глубоко вникать в дело и сплачивать людей. Однако и наш дружный коллектив тоже порой лихорадило. Вскоре после моего приезда обвинили в связях с троцкистами моегозаместителя по материально-техническому обеспечению Дмитрия ИвановичаВоробьева. Единственным поводом к этому явилась дружба Воробьева с главныминженером строительства Саратовского железнодорожного моста полковником Н.М. Ипатовым, который незадолго перед тем был объявлен врагом народа. На партийном собрании инженер П. И. Марцинке-вич и помощник Воробьевакавалер ордена Боевого Красного Знамени В. Н. Никитин пытались защититьДмитрия Ивановича. Но нашлись и недоброжелатели. Воробьева исключили изпартии. Вскоре на посту Наркома внутренних дел Ежова сменил Берия. Началисьрепрессии в самих органах НКВД. Там стало не до Воробьева. Через девятьмесяцев Дмитрию Ивановичу вернули партийный билет... Нависла угроза и над Александром Евдокимовичем Крюковым. Из отделакадров Генштаба ко мне поступила просьба дать развернутую партийнуюхарактеристику на члена ВКП(б) А. Е. Крюкова, обязательно указав егоповедение во время дискуссий. Я написал самый положительный отзыв. АлександрЕвдокимович уцелел, хотя в сентябре 1939 года его и освободили от занимаемойдолжности. На полигон в ту пору то и дело приезжали различные комиссии и отдельныеработники от начальника Управления военных сообщений РККА. Все это былиновички, попавшие в центральный аппарат в 1937 -- 1938 годах. Как правило, они не имели не только Опыта, но Зачастую инеобходимых знаний. -- К чести многих приезжающих, должен сказать: онипонимали, что не могут ничем нам помочь и ни во что не вмешивались. Однако встречались и иные. Эти "инспекторы" считали прямым долгом хотьчем-то проявить себя. По уровню образования вмешиваться они могли только вдела административные и потому заполняли свои акты и докладные запискисведениями о том, когда и кто из работников полигона опоздал на службу(того, что у нас часто работали до глубокой ночи, они не замечали!), какиеобъекты слабо охраняются и т. п. Впрочем, нельзя осуждать этих выдвиженцев. Сами они не просились вцентральный аппарат, многие искренне переживали двусмысленность положения,упорно учились и уже в годы войны вполне освоились с работой. Общее наше несчастье заключалось в том, что почти сразу сошли со сценынаиболее опытные кадры, нарушилась преемственность в их смене. Всю глубинуэтого ничем не оправдываемого бедствия мы постигли лишь после XX съездапартии. Но народ чуял недоброе уже и в годы репрессий. Помню такой случай. Служил на полигоне пожарный. Был он смел, но допредела бесхитростен. Любил этот рыцарь огня и лишнюю рюмку пропустить.. Ивот однажды, философствуя в кругу собутыльников, задал наш пожарныйглубокомысленный вопрос: -- А что, братцы? Вот мы нынче Ежова в депутаты двинули. А вдруг онокажется таким же врагом, как Ягода? Он не сразу уразумел, почему внезапно остался в одиночестве. А поняв,покрылся холодным потом. О происшествии доложили комиссару полигона. Денисов пошел на большойриск, приказав немедленно уволить пожарного. Беднягу спасли этим отнеминуемого ареста. А ведь он оказался прав!

X x x

Еще перед отъездом на полигон я много наслышался о тамошних лесах, обесчисленных рыбных озерах. Все рассказы оказались сущей правдой. Крайпришелся мне по душе. Но самым приятным сюрпризом для меня и особойдостопримечательностью полигона оказалось здешнее железнодорожное кольцо. Это кольцо длиной всего около восемнадцати километров было разделено натри перегона, где мы могли "разрушать" и "восстанавливать" пути и мосты,устраивать "крушения". Обязанности начальника полигона весьма обширны. Но все же я смог издесь отдавать много времени и сил вопросам минирования путей сообщения,разработке конструкций новых мин. Я хорошо понимал, что войскам и партизанам нужны надежные в действии,удобные и безопасные в транспортировке и установке, неизвлекаемые дляпротивника, годные для длительного хранения в сложных условиях инженерныемины. При этом по возможности дешевые в производстве! Коллектив научных работников полигона участвовал также в написаниинового Наставления и Положения по устройству и преодолению заграждений нажелезных дорогах. В этих документах уже учитывался опыт применения мин вИспании и брались в расчет результаты учений на полигоне. Работа была кропотливой и трудоемкой. Товарищи по полигону шутили, чтоприходится брать в пример Льва Толстого, переписывавшего свои рукописи помногу раз. Но как бы то ни было, Положение оказалось изданным еще в марте1941 года, а Наставление уже в начале войны с гитлеровской Германией. Помимо этого мне за полтора года удалось написать диссертацию на тему"Минирование железных дорог". В ней доказывалось, что оставляемые врагуучастки железных дорог можно выводить из строя на срок до шести месяцев ибыстро восстанавливать после обратного занятия территории нашими войсками. На затерянном в лесах полигоне мы работали упорно и много не из простой"любви к искусству". Радио и газеты приносили и в нашу глухомань все новыетревожные вести. В июле 1938 года японские самураи попытались вторгнуться на нашутерриторию в районе озера Ха-сан. Всего месяц спустя позорный мюнхенский сговор фактически развязал рукиГитлеру для действий на востоке и Германия немедленно оккупировалапограничные районы Чехословакии. 5 марта 1939 года контрреволюционные заговорщики захватили власть всражавшемся из последних сил Мадриде, а 28 марта сдали Мадрид франкистам иинтервентам. Испанская республика была задушена. В тот день у меня все валилось из рук. Я вспоминал испанских товарищей. Вспоминал последнюю поездку с Висентек французской границе. Переговорив с французским жандармом, сунув ему деньгии пачку сигарет, мой шофер довез меня до маленького городка Перпиньяна.Отсюда я должен был ехать до Парижа уже поездом. Тяжелы были последние минуты прощания с боевым другом. -- Ничего, Рудольфе, -- сжимая мою руку, сказал Висенте. -- Если нас непредадут, мы победим... И вот их предали. А за путчем в Мадриде последовали нападение Италии на Албанию, наглоевторжение Японии на территорию МНР у Халкин-Гола. Европу и Азию охватывал пожар войны. Мы жили в непрестанном ожидании каких-то решающих событий. Так начался жаркий, душный, без единого дождичка, август. Сосновые леса вокруг полигона сочились смолой. Пересохли ручейки иболотные Мочежинки. По ночам громыхал далекий гром, но под утро выцветшее отзноя небо оставалось таким же белесым, как накануне. Начались лесные пожары. 1 сентября Германия вероломно напала на Польшу. Внеочередная сессияВерховного Совета СССР приняла закон о всеобщей воинской обязанности. А 17сентября Красная Армия выступила на защиту жизни и имущества населенияЗападной Украины и Западной Белоруссии. Этот решительный шаг обрадовал нас. Казалось, мы убедительнодемонстрируем Германии, что не намерены мириться с ее агрессивнымидействиями. "