Глава 10. Партийная чистка.

Друзья познаются в беде

Осенью 1935 года на мою голову внезапно свалилась беда. Проводиласьпроверка партийных документов. Меня вызвали в политотдел спецвойскЛенинградского гарнизона. Начальник политотдела, предложив сесть, долго изучал мой партийныйбилет. Я знал начальника политотдела не один день. Но тогда его словноподменили. - Значит, вы Старинов? - наконец прервал он молчание. - Да, Старинов. Надеюсь, мой партийный билет в порядке? - А вы погодите задавать вопросы... Лучше ответьте: за резолюциюоппозиции не голосовали? - Нет! Он на минуту задумался и спросил: - Вы были в плену у белых? - Да, был. Об этом написано во всех моих анкетах, в автобиографии. Впервую же ночь я бежал из плена и вернулся в свой двадцатый стрелковый полк! - Так вы сами говорите и пишете! А кто знает, как вы попали в плен икак оттуда освободились? Где доказательства того, что вы бежали? - Есть документы в архивах... Есть живые однополчане! - Документы, однополчане... Начальник политотдела снова задумался и на короткое время показалсятаким внимательным, душевным, каким я его знал. Потом опять посмотрел в мойпартбилет, который не выпускал из рук, и вдруг спросил: - А может, вы не Старинов, а Стариков? - У нас в деревне четверть дворов - Стариновых и ни одного Старикова,- с трудом сдерживаясь, ответил я. Мой собеседник первый отвел глаза. Поджав губы, он помолчал, видимопринимая какое-то решение, и наконец заявил: - Все ваши слова надо проверить и доказать. Собирайте справки. Апартбилет пока останется у нас. Я, наверное, выглядел вконец растерянным, потому что начальникполитотдела скороговоркой посоветовал: -Не теряйте голову. Собирайте нужные документы. Мы запросим архивы... Во взгляде его не было враждебности. Мне даже показалось, что он самчем-то смущен. Не помню, как добрался до комендатуры. У добрейшего Бориса Ивановича Филиппова, узнавшего о том, чтослучилось, вытянулось лицо. -Как же так, голуба моя?.. Я не мог рассказать подробности. С тоской подумалось, что БорисИванович при всей своей доброте ничем не поможет. Разве я не знаю, какой оносторожный? А тут - политотдел... Меня подозревают в умышленном изменениифамилии, в обмане партии, чуть ли не в измене... - Вот что, голуба моя... Пойдем-ка ко мне домой. Да. На рыбу. Вчера срыбалки привез, - услышал я взволнованный голос Бориса Ивановича. -Выхлопочем вам отпуск, отправитесь куда надо и привезете нужные бумажки...Не расстраивайтесь. Идем на рыбу! Дорого было товарищеское сочувствие, но я отказался от приглашения.Пошел домой, бросился на кровать. Что будет? Как жить, если тебя подозревают в таких преступлениях? Зазвонил телефон. Борис Иванович, оказывается, уже успел побывать и вУправлении дороги и в штабе военного округа. -Все в порядке, голуба моя! Отпуск вам разрешили. Поезжайте задокументами. И не тревожьтесь! Все образуется! Мне стало стыдно. Как я мог усомниться в Борисе Ивановиче? Настоящимчеловеком в трудную минуту оказался именно он, а не я... -Ну, ну, голуба моя... - прервал меня в комендатуре Филиппов, когдая принялся сбивчиво толковать о том, что стыжусь самого себя. - Нашли очем... Получайте билет и с богом. Желаю удачи! В тот же вечер я выехал собирать справки о том, что я Старинов, а неСтариков и что действительно бежал из плена и честно воевал за Советскуювласть. Тревога и боль не проходили, но становилось легче при мысли, что БорисИванович Филиппов - не один хороший человек на свете, что живут на землетысячи прекрасных людей и что товарищи меня не оставят... Первым делом направился в свою академию. - Черт знает что! - воскликнул, выслушав мою историю, начальникфакультета Дмитриев. - А ну подожди минутку... Он достал бумагу и тут же отруки написал нужную справку. - Все уладится, Илья Григорьевич! - уверенно говорил Дмитриев. - Выже сами слышали товарища Сталина, помните, как он призывал беречь и ценитькадры... Просто какое-то недоразумение, а может быть, и клевета. Теперь предстояло ехать в родную деревню. В Орле я сошел с большим рюкзаком: зная, что в сельмагах многого некупишь, запасся сахаром, селедкой и даже белым хлебом. В 1935 году из Орла в деревни автобусы не ходили. Пришлось шагать пообочине. Болховская дорога длинна и грязна после дождей. Дует осенний знобкийветерок. Невесело... Вот и обоз. Посадят или нет? На передней подводе сидел мужичок. Что-то удивительно знакомое было вхудощавом небритом лице с неповторимо хитрой улыбкой. Если бы снять смужичка залатанный зипунишко и лапти да обрядить в красноармейскуюгимнастерку, в ботинки с обмотками... - Алеша! - не помня себя от радости, закричал я, - Алеша? Ты?! Постаревший, поседевший Алеша Бакаев, мой сослуживец по 20-мустрелковому полку, не соскочил, а прямо-таки скатился с телеги. Мы крепко обнялись, оторвались друг от друга, обнялись еще раз. - Сколько ж это годков, Григорьевич? - бормотал Алеша. - Никак,десять? Каким тебя ветром к нам? Набежали другие подводчики. Кто-то хлопнул меня по плечу. Оглянулся и- глазам не поверил. Передо мной стоял, протягивая заскорузлые руки, АрхипДенисович Царьков. Тот самый Архип Царьков, с чьей легкой руки я сталкогда-то сапером! - Архип! - Илюшка! - Тебя и не узнать, Архип.... - Да и ты изменился. Ишь в больших чинах ходишь... -Какие там чины! Как я рад, ребята, родные... - Негоже на дороге толчись, - трезво рассудил один из возчиков. -Поехали, что ли? Дома наговоритесь! Обоз тронулся. Сидя на телеге рядом с Архипом Царьковым и АлексеемБакаевым, я рассказал, что привело меня в деревню. Однополчане и удивились иопечалились: - И тебе не верят, выходит? Н-да... Ты же до конца воевал! Тебя, какзаслуженного бойца, в военную школу посылали! Что же деется? Остановился я у Архипа Царькова: семья у него поменьше бакаевской, аизба - попросторнее. Сели за стол. Хозяйка подала картошку в чугуне. Я вытащил хлеб исельди. - Хлеб ты хороший привез, - прожевывая ломоть, сказал Архип. - Азавтра и мы испечем настоящего ржаного. Со встречей!.. По праздникам мы,брат, уже чистый печем, без мякинки... Ты скажи, как армия наша? Сильна? - Сильна, Архип. - Ну, и мне легче, когда знаю - не зря терпим. Спать легли, едвасмеркалось: керосину у Архипа было мало. А на следующий день мы с Царьковымотправились по соседним деревням искать однополчан, которые меня хорошопомнили. Таких нашлось немало, и я собрал целую груду справок. Заверять справкипоехали в город Волхов. Там все обошлось без волокиты. Радость моя была быполной, не замечай я забитых хат, поросших бурьяном полей и огородов, темныхокон, - Чуешь? Ни гармони не играют, ни девки не поют, - сказал как-тоАрхип. - Молодежь-то в город норовит податься, а кого выслали попусту...Эх! Если бы коллективизацию проводили, как нам объясняли на политзанятиях! Иколхозы бы иначе выглядели, и скот бы мы сохранили... Я полагаю, самоетрудное уже позади. В этом году, к примеру, и посеяли больше, и работа пошлавеселей... Наладит партия дело в колхозах! Оживем!..

X x x

Борис Иванович Филиппов встретил меня радостно. Просмотрел пачкупривезенных справок и одобрил потраченные усилия: - Бумажка, она, голуба, теперь в силе!.. Я отвез справки в политотдел. Мне сказали, что все проверят, а покаподождать. Ждал долго. Меня временно отстранили от работы с секретнымидокументами, не посылали сопровождать начальство. Борис Иванович переживал происходящее не меньше меня, но твердо верил вблагополучный исход: - Главное, голуба, бумажки у тебя в порядке! И по-прежнему приглашал то на чаек, то на рыбку. Наконец вызов в политотдел спецвойск гарнизона. - Ну вот, все и проверили, - встретил меня начальник политотдела. -Теперь вас никто беспокоить не будет. Понимаю, нелегко вам все досталось,но... Когда были закончены формальности, начальник политотдела вручил мненовый партбилет и, крепко пожимая руку, посмотрел на меня смущенно,по-дружески. Тяжело мне стало от его смущения. Но вот позади кабинет, коридор, лестница... На улице я потрогал левыйнагрудный карман. Партийный билет был со мной! Помчался в комендатуру. - Борис Иванович!.. Он понял все без слов. Заставил сесть. Потер ладони: - Вот так, голуба! Бог правду видит! И, довольно улыбаясь, вдруг свелброви: - Готовьтесь, товарищ Старинов, сопровождать командарма первого рангаШапошникова. Сегодня же! Насладясь произведенным эффектом, Филиппов подмигнул и засмеялся: - Хороша все-таки жизнь, голуба моя! То-то!

* ЧАСТЬ II. МЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ *