Сага о людях из Лососьей долины 39 страница

— Я хотел бы, любезный, чтобы ты пошел в дом и спросил Аринбьёрна, где ему
удобней говорить с Эгилем, сыном Скаллагрима, в доме или на улице?
Человек ответил:
— Это нетрудно передать.
Он вошел в дом и громко сказал:
— Тут приехал какой-то человек, большущий, как тролль, он просил меня зайти сюда
и спросить, дома или на улице ты хочешь говорить с Эгилем, сыном Скаллагрима.
Аринбьёрн сказал:
— Пойди и попроси его подождать около дома, я сейчас выйду.
Тот сделал, как сказал Аринбьёрн, вышел и сказал, что ему было ведено. Аринбьёрн
распорядился убрать столы. Затем он вышел, и все его домочадцы с ним. Увидев
Эгиля, он поздоровался с ним и спросил, зачем он приехал. Эгиль в немногих
словах рассказал все о своей поездке:
— А теперь, если ты хочешь мне помочь, посоветуй, как мне поступить.
— Ты встретил здесь в городе кого-нибудь, — спросил Аринбьёрн, — кто мог бы
узнать тебя, прежде чем ты приехал сюда во двор?
— Никого, — ответил Эгиль.
— Пусть твои люди вооружатся, — сказал Аринбьёрн. Они так и сделали, и когда они
и люди Аринбьёрна вооружились, Аринбьёрн пошел с ними к конунгу. Подойдя к
палате, Аринбьёрн постучал в дверь, попросил открыть ему и назвал себя. Стража
сразу же отворила дверь. Конунг сидел за столом. Аринбьёрн велел, чтобы вошли,
не считая его самого и Эгиля, десять человек.
— Теперь, Эгиль, — сказал он, — ты должен прийти к конунгу с повинной и обнять
его ноги, а я буду ходатайствовать за тебя.
Потом они вошли. Аринбьёрн подошел к конунгу и приветствовал его. Конунг
дружелюбно принял его и спросил, чего он хочет. Аринбьёрн сказал:
— Тут я привел одного человека, который проделал большой путь, чтобы посетить
вас и помириться с вами. Это большая честь для вас, государь, что ваши враги
добровольно едут из других стран, не будучи в силах вынести ваш гнев даже тогда,
когда вы так далеко от них. Поступите по отношению к этому человеку так, как
подобает повелителю. Помиритесь с ним, раз он, как видите, так высоко оценил
вашу славу, что через моря, опасным путем, приехал к вам, оставив свой дом.
Никто не гнал его в этот путь, только расположение к вам.
Тогда конунг оглядел вошедших и поверх голов узнал Эгиля. Он бросил на него
пронзительный взгляд и сказал:
— Как ты дерзнул прийти ко мне, Эгиль? Расставались мы так, что тебе не
приходится ждать от меня пощады.
Тогда Эгиль подошел к столу, обнял ногу конунга и сказал:
Долго плыть пришлось мне.
Часто против ветра
Направлял я смело
Бег коня морского.
Англии владыку
Мне хотелось видеть,
И теперь предстал я
Перед ним без страха.
Конунг Эйрик сказал:
— Мне не стоит перечислять тебе твои дела: их столько и они таковы, что любого
из них с лихвой довольно, чтобы ты не вышел отсюда живым. Здесь тебе нечего
ждать, кроме смерти. Знай, что примирения со мной тебе не видать.
Гуннхильд сказала:
— Почему Эгиля не убивают сразу? Разве ты забыл, конунг, что он тебе сделал? Он
убил твоих друзей и родичей, он убил твоего сына, а над тобою глумился. Где и
когда это слыхано, чтобы так поступали с конунгом?
Аринбьёрн сказал:
— Если Эгиль оскорбил конунга, пусть он искупит это хвалебной песнью, которая
останется навсегда.
Гуннхильд ответила:
— Мы не хотим слушать его хвалы. Вели, конунг, вывести его и зарубить. Я не хочу
ни слышать, ни видеть его.
Тогда Аринбьёрн сказал:
— Конунг не позволит склонить себя к низкому делу. Он не позволит убить Эгиля
ночью, ибо убийство ночью — это низкое убийство.
Конунг сказал:
— Будь по-твоему, Аринбьёрн! Пусть Эгиль живет до утра. Возьми его к себе в дом
и приведи сюда утром.
Аринбьёрн поблагодарил конунга за его слова.
— Я надеюсь, государь, — сказал он, — что его дело повернется к лучшему. Ведь
как ни велика его вина перед вами, подумайте, что и он много пострадал от ваших
родичей. Ваш отец, конунг Харальд, велел убить славного витязя Торольва, его
дядю, совсем безвинно, по наговору злых людей. А вы, конунг, нарушили закон,
действуя против Эгиля в пользу Берг-Энунда. Кроме того, вы хотели убить Эгиля,
перебили его людей, отняли его добро и сверх того объявили его вне закона и
изгнали из страны. А ведь Эгиль не такой человек, который позволит себя обидеть.
Когда выносят приговор, надо взвесить и побуждения, а не только вину. А теперь я
возьму Эгиля на ночь к себе.
Так и было сделано. И когда они пришли к Аринбьёрну, они поднялись вдвоем в
маленькую горницу и стали обсуждать положение. Аринбьёрн сказал:
— Конунг был в большом гневе, но мне кажется, что его гнев смягчился к концу
разговора. Теперь судьба решит, что будет дальше. Я знаю, что Гупнхильд приложит
все силы, чтобы погубить тебя. Я советую тебе не спать ночь и сочинить хвалебную
песнь конунгу Эйрику. Хорошо, если это будет песнь в двадцать вис с припевом, и
ты сможешь сказать ее утром, когда мы придем к конунгу. Так же поступил Браги,
мой родич, когда вызвал гнев шведского конунга Бьёрна. Он тогда сочинил ему в
одну ночь хвалебную песнь в двадцать вис, и за это ему была дарована жизнь.
Может быть, и нам так повезет, что это помирит тебя с конунгом.
Эгиль сказал:
— Я попробую сделать, как ты советуешь, только я, по правде говоря, совсем не
собирался сочинять хвалебную песнь конунгу Эйрику.
Аринбьёрн просил его попытаться. Потом он пошел к своим людям, и они сидели и
пили до полуночи. Они пошли затем спать, но, прежде чем раздеться, Аринбьёрн
поднялся к Эгилю в горницу и спросил его, как идет дело с песней. Эгиль сказал,
что еще ничего не сочинил.
— Тут на окне сидела ласточка и щебетала всю ночь, так что мне не было покоя.
Аринбьёрн вышел и пошел к двери, через которую входили наверх. Он сел снаружи у
окна, где до этого сидела птица. Тут он увидел, как от дома удалилась какая-то
колдунья, принявшая чужой образ. Всю ночь сидел Аринбьёрн у окна, пока не
рассвело, а когда он вошел к Эгилю, у того была уже готова вся песнь, и он так
крепко запомнил ее, что мог сказать ее всю Аринбьёрну. Теперь они стали ждать,
когда придет час отправиться к конунгу.
LX
Конунг Эйрик пошел, как обычно, к столу. Его окружало множество народу. Узнав об
этом, Аринбьёрн пришел со всеми своими вооруженными людьми на двор конунга. Он
потребовал, чтобы его впустили, и ему сразу же разрешили войти. С половиною
людей они прошли с Эгилем в палату. Вторая половина осталась у дверей снаружи.
Аринбьёрн сказал:
— Эгиль пришел. Он не пытался убежать ночью. Мы хотели бы знать, государь,
какова будет его судьба. Я жду от вас добра. Словом и делом я всегда стремился
увеличить вашу славу, не жалея ничего, как это и подобает. Я оставил все свои
владения, родню и друзей, которые были у меня в Норвегии, и последовал за вами,
когда все лендрманны оставили вас. И я должен был так поступить, потому что вы
сделали мне много добра.
Тогда Гуннхильд сказала:
— Замолчи, Аринбьёрн, и не говори так много об этом. Ты сделал много хорошего
конунгу Эйрику, но он вполне вознаградил тебя за это. Ты несравненно большим
обязан конунгу, чем Эгилю. Ты не имеешь права требовать, чтобы Эгиль ушел без
возмездия после всего, что он причинил нам.
Аринбьёрн ответил:
— Если вы с Гуннхильд твердо решили, что Эгиль не получит здесь пощады, то было
бы благородно дать ему отсрочку и разрешить уехать на неделю, чтобы он мог
спастись. Ведь он по своей воле приехал к вам и рассчитывал на мир. А тогда будь
что будет!
Гуннхильд сказала:
— Теперь я вижу, Аринбьёрн, что тебе милее Эгиль, чем конунг Эйрик. Если Эгиль
получит пощаду на неделю, он успеет уйти к конунгу Адальстейну. Конунг Эйрик
может видеть теперь, что он слабее всех конунгов, хотя еще недавно никто бы не
поверил, что у конунга Эйрика нет ни желанья, ни силы, чтобы отомстить за
оскорбление такому человеку, как Эгиль.
Аринбьёрн отвечал:
— Никто не сочтет Эйрика более могущественным, если он убьет отдавшегося в его
руки сына чужеземного бонда. Но если уж он хочет прославиться этим, то я помогу
ему сделать это событие достойным предания. Эгиль и я, мы будем помогать друг
другу, так что придется биться с нами обоими. Смерть Эгиля обойдется вам дорого,
конунг, потому что на поле битвы останемся мы все, я и мои люди. Я не ждал от
вас, что вы скорее позволите убить меня, чем сохранить жизнь человеку, о котором
я прошу.
Тогда конунг сказал:
— Уж очень горячо ты стараешься помочь Эгилю, Аринбьёрн. Я не хотел бы погубить
тебя, даже если ты готов отдать свою жизнь ради того, чтобы жил Эгиль. Эгиль
очень виноват передо мной, что бы я ни велел сделать с ним.
Когда конунг сказал это, Эгиль вышел вперед и начал свою песнь. Он говорил
громко, и наступила тишина.
LXI
Пока Эгиль говорил свою хвалебную песнь, конунг Эйрик сидел, выпрямившись, и
пристально смотрел на него. Когда песнь кончилась, конунг сказал:
— Песнь исполнена превосходно. Я решил теперь, Аринбьёрн, как поступить с
Эгилем. Ты так горячо защищал его, что хотел даже стать мне врагом. Так пусть
будет по-твоему, пусть Эгиль уйдет от меня целый и невредимый. Но ты, Эгиль,
вперед путешествуй так, чтобы, покинув сейчас эту палату, ты больше никогда не
попадался на глаза ни мне, ни моим сыновьям. Не попадайся никогда ни мне, ни
моим людям, а на этот раз я подарю тебе жизнь. Я не сделаю тебе зла потому, что
ты сам отдался мне во власть, но знай, что это не примирение со мной, с моими
сыновьями или нашими родичами, если они захотят осуществить справедливую месть.
Тогда Эгиль сказал:
Голову я
Не прочь получить:
Пусть безобразна,
Но мне дорога.
Эйрик достойный
Мне отдал ее, —
Кто получал
Подарок богаче!
Аринбьёрн торжественно поблагодарил конунга за честь и дружбу, которые тот ему
оказал. Потом Эгиль и Аринбьёрн отправились к Аринбьёрну. Аринбьёрн велел своим
людям седлать лошадей и выехал с Эгилем. Их сопровождало сто двадцать хорошо
вооруженных людей. Аринбьёрн ехал вместе с отрядом, пока они не приехали к
конунгу Адальстейну. Там их приняли хорошо. Конунг предложил Эгилю остаться у
него и спросил, что произошло у него с конунгом Эйриком. Тогда Эгиль сказал:
Щедрый вождь дружины
Мне глаза оставил
С черными бровями, —
Подарил он жизнь мне.
Аринбьёрна смелость
Помогла немало:
Основаньем шлема
Снова я владею.
При расставании Эгиль дал Аринбьёрну оба золотых запястья, которые ему подарил
конунг Адальстейн. Каждое весило марку. Аринбьёрн подарил Эгилю меч, который
назывался Драгвандиль. Торольв, сын Скаллагрима, дал его Аринбьёрну, а раньше
его получил Скаллагрим от своего брата Торольва, а Торольву этот меч дал Грим
Бородач, сын Кетиля Лосося. Кетиль Лосось владел этим мечом и обнажал его на
поединках. Это был острейший из мечей.
Аринбьёрн и Эгиль расстались добрыми друзьями, и Аринбьёрн вернулся домой, в
Йорк, к конунгу Эйрику. А товарищей Эгиля и его гребцов никто не трогал, и под
защитой Аринбьёрна они могли продать свои товары. К концу зимы они отправились
на юг, в Англию, и приехали к Эгилю.
LXII
Жил в Норвегии лендрманн по имени Эйрик Мудрый. Он был женат на Торе, дочери
херсира Торира, сестре Аринбьёрна. У него были владения на востоке, в Вике. Это
был очень богатый, уважаемый и умный человек. Сына его и Торы звали Торстейн.
Его воспитал Аринбьёрн, и он был уже взрослый. Он поехал с Аринбьёрном в
Англию.)
Той осенью, когда Эгиль приехал в Англию, из Норвегии пришло известие, что Эйрик
Мудрый умер, а его наследство забрали управители конунга Хакона и объявили его
имуществом конунга. Когда Аринбьёрн и Торстейн узнали об этом, они решили, что
Торстейн поедет в Норвегию и будет добиваться своего наследства. А когда
наступила весна и люди, собиравшиеся за море, уже готовили корабли, Торстейн
поехал на юг, в Лондон, и явился к конунгу Адальстейну. Он показал конунгу
верительные знаки и передал послание от Аринбьёрна к конунгу, а также к Эгилю.
Эгиль должен был ходатайствовать перед конунгом Адальстейном и просить его
послать весть конунгу Хакону, своему воспитаннику, чтобы Торстейн получил свое
наследство в Норвегии. Конунг Адальстейн легко согласился на это, так как знал
Аринбьёрна с хорошей стороны. Тогда Эгиль заговорил с конунгом Адальстейном и
сообщил ему о своих намерениях.
— Летом, — сказал он, — я хочу поехать в Норвегию за тем добром, которое отняли
у меня конунг Эйрик и Берг-Энунд. Им владеет теперь Атли Короткий, брат
Берг-Энунда. Я знаю, что если до конунга дойдут ваши слова, то я добьюсь своего
права.
Конунг ответил, что Эгиль волен ехать, если хочет.
— Хотя, — добавил он, — я бы предпочел, чтобы ты остался у меня и стал
защитником моей страны и вождем моего войска. Я щедро вознагражу тебя.
Эгиль сказал:
— Это предложение очень заманчиво. Я на него согласен и не хочу от него
отказываться. Но сначала я хотел бы съездить в Исландию навестить жену и
присмотреть за своим добром.
Конунг Адальстейн дал Эгилю большой торговый корабль вместе с грузом. Там была
пшеница и мед, и много другого добра. Когда Эгиль снарядил свой корабль, с ним
решил ехать Торстейн, о котором говорилось раньше и которого позже стали звать
сыном Торы. Собравшись, они отплыли. Конунг Адальстейн и Эгиль расстались
большими друзьями.
Путешествие Эгиля и Торстейна прошло благополучно. Они подошли к Вику и
направили корабль в Ослофьорд. Там у Торстейна были владения, а также и дальше в
глубине страны, в Раумарики. Когда Торстейн приехал в Норвегию, он потребовал,
чтобы управители конунга, жившие в его владениях, вернули ему отцовское
наследство. Многие помогали Торстейну при этом. Он встречался со многими людьми.
Здесь у него было немало знатных родичей. Наконец дело было передано на решение
конунга, а Торстейну было поручено управление добром, которым владел его отец.
Эгиль поехал на зиму к Торстейну. С ним было одиннадцать человек. Он велел
переправить в дом Торстейна пшеницу и мед. Они весело провели зиму. Торстейн жил
на широкую ногу, потому что имел большие запасы.
LXIII
Как уже было сказано, Норвегией правил тогда конунг Хакон, воспитанник
Адальстейна. Ту зиму он провел на севере, в Трандхейме.
В конце зимы Торстейн пустился в путь, и Эгиль вместе с ним. У них было около
трех десятков человек. Когда они собрались, то поехали сначала в Уппланд, оттуда
— на север, через Доврафьялль, в Трандхейм, и там явились к конунгу Хакону. Они
рассказали конунгу, с чем приехали. Торстейн объяснил свое дело и привел
свидетелей, подтвердивших, что ему принадлежало все то наследство, которого он
добивался. Конунг принял его речь хорошо, вернул ему его собственность, и, кроме
того, Торстейн стал лендрманном конунга, как раньше — его отец.
Тогда выступил перед конунгом Эгиль и объяснил свое дело, а также передал слова
конунга Адальстейна и его верительные знаки. Эгиль добивался того имущества —
земель и другого добра, — которым раньше владел Бьёрн. Он требовал половину
всего этого имущества для себя и жены своей Асгерд, предлагал выставить
свидетелей и принести клятву по своему делу. Он сказал, что обращался со всем
этим к конунгу Эйрику, и добавил, что законных прав не добился из-за самовластия
Эйрика и козней Гуннхильд. Эгиль описал, как происходило дело на Гулатинге. Он
просил конунга решить это дело, как того требовал закон.
Конунг Хакон отвечает:
— Слыхал я, как брат мой Эйрик и Гуннхильд говорили, что ты, Эгиль, надеешься
метнуть больший камень, чем тебе по силам. Я думаю, ты можешь быть доволен,
Эгиль, что я не вмешался в это дело, поскольку нам с Эйриком не было суждено
жить в согласии.
Эгиль ответил:
— Ты не должен, конунг, молчать в таких важных делах, потому что все здесь в
стране, и свои, и иноземцы, прислушиваются к вашим решениям. Я слышал, что вы
установили законы и права для всех здесь в стране, и я знаю, что вы мне
предоставите защиту закона, как и всем другим. Думается, я не уступаю Атли
Короткому ни знатностью, ни силою рода здесь в стране. А о делах наших с
конунгом Эйриком надо вам сказать, что я был у него, и мы расстались так, что он
отпустил меня ехать с миром, куда я хочу. Я хотел бы, государь, предложить вам
свою службу. Я знаю, ваши люди не окажутся храбрее меня, и я чувствую, что
недолго ждать, пока вам придется столкнуться с конунгом Эйриком, если ваш
возраст позволит вам дождаться этого. Странно будет, я думаю, если тебе со
временем не покажется, что у Гуннхильд слишком много сыновей.
Конунг говорит:
— Ты не станешь моим дружинником, Эгиль. Слишком широкую брешь твои родичи
прорубили в нашем роде, чтоб тебе можно было оставаться здесь в стране.
Поезжай-ка в Исландию и оставайся там на отцовской земле. Тогда не будет тебе
никакого вреда от нашего рода. А здесь в стране всю твою жизнь, надо думать,
наши родичи будут самыми могущественными. Но ради конунга Адальстейна, моего
воспитателя, ты будешь иметь право жить здесь, и будут тебе закон и защита,
потому что я знаю, что конунг Адальстейн очень любит тебя.
Эгиль поблагодарил конунга за его слова и просил, чтобы конунг дал ему свои
верительные знаки к Торду в Аурланде или к другим своим лендрманнам в Согне и
Хёрдаланде. Конунг сказал, что он их ему даст.
LXIV
Закончив все свои дела, Торстейн и Эгиль пустились в путь. Они поехали назад, и
когда они перебирались на юг через Доврафьялль, Эгиль сказал, что он хочет
спуститься в Раумсдаль, а откуда поехать дальше к югу проливами.
— Я хочу, — сказал он, — покончить с делами в Согне и Хёрдаланде, потому что мне
надо снарядить мой корабль, чтобы летом отплыть в Исландии.
Торстейн сказал ему, чтобы он ехал, куда ему надо. Они расстались, и Торстейн
поехал к югу, в Далир и дальше, пока не прибыл в свои владения. Там он предъявил
управителям верительные знаки конунга и передал его распоряжение о возврате ему
всего имущества, которое у него отняли и которого он добивался.
Эгиль поехал своей дорогой. С ним было одиннадцать человек. Они приехали в
Раумсдаль, нашли себе там корабль и отправились на юг, в Мери. Об их плавании до
острова, который называется Хёд, ничего не рассказывается. Они прибыли на остров
Хёд и отправились ночевать во двор под названием Блиндхейм. Это был богатый
двор. Здесь жил лендрманн по имени Фридгейр. Он был молод и недавно получил в
наследство владения своего отца. Его мать звали Гюда. Она была сестрой херсира
Аринбьёрна. Это была женщина достойная и знатного рода. Она вела хозяйство
вместе со своим сыном Фридгейром, и они жили очень богато. Эгиль и его спутники
нашли тут радушный прием.
Вечером Эгиль сидел рядом с Фридгейром, а дальше сидели его товарищи. Там был
большой пир с богатым угощением. Хозяйка заговорила с Эгилем. Она спросила об
Аринбьёрне, своем брате, и о других родных и друзьях своих, которые отправились
с ним в Англию. Эгиль отвечал на ее вопросы. Потом она спросила, что случилось с
ним в пути. Он рассказал ей подробно и сказал так:
Безобразно гневен
Был страны хозяин.
Не поет кукушка,
Коршуна завидев.
Снова, как бывало,
Аринбьёрн помог мне.
Руки дружбы крепкой
Не дают упасть нам.
Вечером Эгиль был очень весел, но Фридгейр и все домашние были малоразговорчивы.
Эгиль заметил там девушку, красивую и нарядную. Ему сказали, что это сестра
Фридгейра. Девушка была грустна и плакала весь вечер. Это показалось Эгилю
странным. Они провели там ночь.
Наутро подул сильный ветер, и в море выйти было нельзя, а им надо было отплыть.
Тогда Фридгейр и Гюда подошли к Эгилю и попросили его и его спутников остаться и
дождаться хорошей погоды, и обещали потом помочь во всем, что понадобится. Эгиль
согласился.
Они пробыли там три ночи, пережидая непогоду, и пировали. Наконец ветер улегся.
Наутро Эгиль со своими людьми поднялся рано и собрался в путь. Им принесли
поесть и подали брагу, и они посидели немного, а потом стали одеваться. Эгиль
встал, поблагодарил хозяина и хозяйку за прием и вышел со своими спутниками.
Хозяин с матерью вышли вместе с ними.
Гюда подошла к Фридгейру, своему сыну, и о чем-то тихо заговорила с ним. Эгиль
стоял и ждал. Он обратился к девушке:
— Почему ты плачешь, девушка, я ни разу не видел тебя веселой.
Она не могла ничего ответить и заплакала еще сильней. В это время Фридгейр
громко ответил своей матери:
— Я не хочу сейчас просить об этом. Они уже готовы в дорогу.
Тогда Гюда подошла к Эгилю и сказала:
— Я расскажу тебе, Эгиль, что тут у нас случилось. Тут есть человек, которого
зовут Льот Бледный. Он берсерк и охотник до поединков. Никто здесь не любит его.
Он приходил сюда и сватался к моей дочери, но мы не стали долго разговаривать и
отказали ему. Тогда он вызвал Фридгейра, моего сына, на поединок, и завтра они
должны драться с ним на острове, который зовется Вёрль. И я хотела бы, Эгиль,
чтобы ты поехал на этот остров с Фридгейром. Если бы Аринбьёрн был здесь, уж
верно нам не пришлось бы терпеть обид от таких людей, как Льот.
— Уже ради Аринбьёрна, родича твоего, хозяйка, я должен поехать с Фридгейром,
если он думает, что это поможет ему.
— Вот это хорошо с твоей стороны, — сказала Гюда. — А теперь пойдем в дом и
проведем этот день вместе.
Эгиль и его спутники вошли в дом и стали пировать. Они просидели целый день, а
вечером пришли друзья Фридгейра, которые решили ехать с ним, и к ночи там
собралось множество людей. Пир шел горой.
На другой день Фридгейр отправился в путь, и с ним много народу. Был среди них и
Эгиль. Погода была хорошей, они отплыли и прибыли на остров Вёрль. У самого моря
была там прекрасная поляна, где должен был состояться поединок. Место поединка
было обозначено камнями, положенными вокруг.
Наконец приехал Льот со своими людьми. Он приготовился к бою. У него были щит и
меч. Льот был очень велик ростом и силен, и когда он вступил на поле боя, ярость
берсерка обуяла его. Он стал злобно выть и кусать свой щит. Фридгейр был невелик
ростом, худощав, красив и не силен. Он никогда еще не был в бою. Эгиль, когда
увидел Льота, сказал вису:
Фридгейр плох для битвы.
Воины! За мною!
Не получит деву
Тот, кто боя ищет,
Щит кусает, жертвы
Всем богам приносит,
Сам же смотрит в страхе,
Смерть свою почуяв.
Льот увидал Эгиля, услышал его слова и сказал:
— Иди-ка сюда, богатырь, и дерись со мной, если ты так этого хочешь. Померяемся
с тобой силами. Это будет справедливее, чем драться мне с Фридгейром: если я
уложу его на месте, мне славы не прибавится.
Тогда Эгиль сказал:
Льоту не откажем
В этой скромной просьбе.
С бледным воином славно
Я мечом поиграю.
К битве приготовлюсь —
Нет ему пощады.
Я ему сегодня
Спор щитов устрою.
Затем Эгиль приготовился к бою с Льотом. У него был щит, которым он обычно
пользовался. На поясе у него был меч, который он называл Ехидна, а в руке он
держал меч Драгвандиль. Он вступил на площадку для поединка, но Льот не был еще
готов. Эгиль взмахнул мечом и сказал:
Меч вздымаю светлый,
В щит клинком врубаюсь.
Я мечу готовлю
Пробу кровью Льота.
С жизнью распростится
Бледный этот воин,
И орлов на падаль
Будет звать железо.
Тогда Льот вышел на поле боя. Они бросились навстречу друг другу, и Эгиль ударил
Льота мечом, но тот закрылся щитом. Эгиль наносил удар за ударом, так что Льот
не успевал отвечать на них.
Он отпрыгнул, чтобы размахнуться, но Эгиль сразу же бросился за ним и стал
рубить изо всей силы. Льот перепрыгнул камни, которыми было огорожено место
поединка, и бегал по поляне. Так прошла первая схватка. Льот попросил передышки,
и Эгиль согласился. Они расположились отдохнуть. Тогда Эгиль сказал:
Пламени потока
Щедрый расточитель!
Дрогнул он, как видно,
Оробел трусливый.
Воин, в битве медлящий,
Устоять не может.
Злой бежит с поляны,
Плешь мою завидя.
В то время был такой закон, что если кто-нибудь вызывает человека на поединок и
побеждает, то он должен получить свою долю победителя, оговоренную заранее. Если
же он терпит поражение, то платит сам. А если он погибает в бою, то лишается
всего своего имущества, и наследство получает тот, кто убил его в поединке. И
был еще закон, что если в поединке убивали чужеземца, у которого не было
наследников в Норвегии, то его наследство доставалось конунгу.
Эгиль попросил Льота приготовиться.
— Я хочу, — сказал он, — чтобы мы покончили с этим поединком.
Затем он бросился к Льоту и стал наносить ему удары. Он подступил так близко к
Льоту, что тот отпрянул, и его щит отлетел. Тогда Эгиль нанес удар Льоту, попал
выше колена и отрубил ему ногу. Льот упал и вскоре умер. Эгиль подошел к тому
месту, где стояли Фридгейр и его люди. Они очень благодарили его. Тогда Эгиль
сказал:
Пал людей убийца,
Много зла творивший.
Льота скальд прикончил, —
Фридгейр, будь спокоен.
Платы мне не надо,
Пламя вод дающий.
Копий стук люблю я,
Тешусь их игрою.
Большинство людей совсем не жалели о Льоте, потому что он был очень буйным
человеком. Он был шведом по происхождению и не имел родичей здесь в стране. Он
приехал сюда и разбогател, убив многих честных бондов на поединках из-за их
земель и добра. Таким образом он собрал много земель и всякого добра. Эгиль
поехал домой с Фридгейром. Там он пробыл еще немного, прежде чем поехать на юг,
в Мери. Эгиль и Фридгейр расстались большими друзьями. Эгиль предложил Фридгейру
забрать те земли, которыми раньше владел Льот. Потом он поехал своей дорогой и
прибыл в Фирдир. Оттуда он направился в Cora — к Торду, в Аурланд. Там его
приняли хорошо. Эгиль изложил Торду свое дело и передал слова конунга Хакона.
Торд выслушал его и обещал ему свою помощь. Этой весной Эгиль долго пробыл у
Торда.
LXV
Эгиль отправился своим путем на юг, в Хёрдаланд. Он плыл на гребном судне с
тремя десятками гребцов. Однажды они подошли к Аску на острове Фенхринг. Эгиль
сошел на берег с двадцатью гребцами, а десять остались у корабля. Атли Короткий
был там, и с ним несколько человек. Эгиль велел вызвать его и сказать, что у
Эгиля, сына Скаллагрима, есть к нему дело. Атли схватил оружие, взял с собой
всех годных для боя людей, и они вышли к Эгилю. Эгиль сказал:
— Мне говорили, Атли, что ты управляешь добром, которое по праву принадлежит мне
и жене моей Асгерд. Ты, наверно, слышал, что я добиваюсь наследства Бьёрна
Свободного, которое Берг-Энунд, твой брат, не отдал мне. Теперь я пришел затем,
чтобы осмотреть все это имущество, земли и прочее добро и потребовать, чтобы ты
отступился от него и отдал мне.
Атли ответил:
— Мы давно уже слышали, Эгиль, что ты заносчивый человек, а теперь мне
приходится и самому убедиться в этом, раз ты домогаешься у меня того добра,
которое конунг Эйрик присудил моему брату Энунду. Конунг Эйрик судил и правил
тогда здесь в стране. Я думал, Эгиль, что ты приехал сюда заплатить виру за моих
братьев, убитых тобою, и возместить грабеж, который ты учинил здесь, на Аске.
Поступи ты так, я бы стал с тобой разговаривать, а пока что я ничего не могу
тебе ответить.
— Я хочу, — сказал Эгиль, — предложить тебе то, что я предлагал Энунду: чтобы
наше дело решал Гулатинг. А твои братья не заслуживают виры, потому что они были
убиты за преступления: они лишили меня закона и права здесь в стране и силой
отняли мое добро. У меня есть разрешение конунга искать защиты закона в этом
деле. Я вызываю тебя на Гулатинг, там вынесут решение по закону!
— Я приду на Гулатинг, — сказал Атли, — и там мы поговорим об этом деле.
После этого Эгиль уехал со своими людьми. Он поехал на север, в Cora, в Аурланд,
к своему родичу Торду. Там он пробыл до начала Гулатинга.
А когда люди собрались на тинг, Эгиль тоже приехал. Явился туда и Атли Короткий.
Они изложили свое дело и защищали его перед теми, кто должен был решать. Эгиль
требовал возврата имущества, а Атли оспаривал его право на это перед законом и
предлагал двенадцать поручителей в том, что Эгилю не принадлежало то, чего он
домогался. Но когда Атли явился на суд со своими поручителями, навстречу ему
выступил Эгиль и сказал, что ему не нужны клятвы вместо имущества.
— Я предлагаю другой закон, а именно — биться на поединке здесь, на тинге, и
пусть тот получит добро, кто победит.
Предложение Эгиля было законным и обычным в прежние времена. Каждый имел тогда
право вызвать другого на поединок, будь то ответчик или истец.
Атли сказал, что он согласен на поединок с Эгилем.
— Ты предложил лишь то, что я сам хотел предложить, потому что у меня есть за
что мстить тебе. Ты загубил обоих моих братьев, и я, конечно, скорее, чем отдать
тебе вопреки закону мое добро, буду биться с тобой, как ты предлагаешь.
Они пожали друг другу руки и договорились, что будут биться на поединке и что
тот, кто победит, получит земли, из-за которых шел спор. После этого они
приготовились к поединку. У Эгиля на голове был шлем, а в руке — копье. Перед
собой он держал щит, а меч Драгвандиль висел у него на правой руке. Чтобы во
время поединка не надо было обнажать меч, было принято вешать его уже обнаженным
на руку, так, чтоб его было легко достать, когда он понадобится. Атли был
вооружен так же, как Эгиль. Он был человек привычный к поединкам, сильный и
смелый.
Привели большого старого быка. Его называли жертвенным животным. Тот, кто
победит, должен был зарезать его. Иногда бывал всего один жертвенный бык, иногда
же каждый из тех, кто выходил на поединок, приводил по быку.
Когда бойцы приготовились к поединку, они побежали друг другу навстречу. Сначала
они метнули свои копья, но ни одно из них не вонзилось в щит — оба упали па
землю. Тогда оба взялись за мечи, сошлись и стали рубиться. Атли не отступал.
Мощные удары сыпались так часто, что щиты скоро были изрублены и стали
непригодны. Когда Атли увидел это, он отбросил свой щит, взял меч в обе руки и
стал рубить что было силы. Эгиль нанес ему удар в плечо, но меч не вонзился.
Тогда он ударил его второй раз и третий. Ему легко было выбирать место для своих
ударов, так как Атли не был защищен. Эгиль замахивался мечом изо всей силы, но
меч не вонзался, куда ни попадал.
Видя, что ничего так не выйдет, ибо и его щит тоже пришел в негодность, Эгиль
бросил меч и щит, кинулся на Атли и обхватил его. Здесь сказалось неравенство
сил, и Атли упал на спину, а Эгиль наклонился над ним и перекусил ему горло. Так
Атли расстался с жизнью, а Эгиль быстро вскочил и побежал туда, где стоял
жертвенный бык. Он схватил его одной рукой за морду, другой за рог, перевернул
вверх ногами и сломал ему шею. Потом он пошел туда, где стояли его люди. Он
сказал:
Меч мой закаленный
От щита отпрянул, —
Атли Короткий сделал
Сталь клинка тупою.
Воина болтливого
Сокрушил я все же,
И не жаль зубов мне
Для такой победы.
Теперь Эгиль получил все владения, которых добивался и которые, как он говорил,
его жена Асгерд получила в наследство от своего отца. Больше об этом тинге
ничего не рассказывается.
Эгиль поехал сначала в Согн и вступил во владение теми землями, которые он
получил в собственность.
Он долго жил там в эту весну, а потом уехал со своими людьми на восток — в Вик.
Он отправился к Торстейну и жил некоторое время у него.
LXVI
Летом Эгиль снарядил свой корабль и, когда собрался, отплыл. Он направился в
Исландию. Плавание было спокойным. Он вошел в Боргарфьорд и пристал к берегу
недалеко от своего двора. Грузы он велел перенести домой, а корабль втащить на
берег. Эту зиму Эгиль провел у себя дома.
Эгиль добыл на чужбине много добра. Он стал очень богатым человеком. У него было
обширное хозяйство. Он не любил вмешиваться в чужие дела и, пока жил здесь в
стране, никому не сделал ничего плохого. И люди тоже не трогали того, что
принадлежало ему. Так Эгиль жил у себя дома немало зим.
Детей Эгиля и Асгерд звали так: старшего сына — Бёдвар, второго — Гуннар,
дочерей — Торгерд и Бера, самого младшего — Торстейн. Все дети Эгиля были очень
понятливы и подавали большие надежды. Старшею из детей была Торгерд. Второй была
Бера.
LXVII
С востока из-за моря дошли до Эгиля вести о том, что Эйрик Кровавая Секира погиб
в викингском походе на запад, а Гуннхильд и ее сыновья поехали на юг — в Данию.
Покинула Англию и вся дружина, которая последовала за Эйриком туда. Аринбьёрн
вернулся тогда в Норвегию. Он получил свои прежние доходы и владения и был в
большой дружбе с конунгом.
Эгилю захотелось тогда поехать в Норвегию. Он получил также известие о том, что
конунг Адальстейн умер. Англией в то время правил его брат Ятмунд19. Эгиль
снарядил свой корабль и набрал гребцов. Ведал сборами Энунд Сьони, сын Ани из
Анабрекки. Энунд был высок и силен, сильнее всех в дружине. Многие говорили, что
он оборотень. Он много раз плавал в чужие страны. Энунд был немного старше
Эгиля. Они были давно друзьями.
Когда Эгиль снарядился в путь, он вышел в море. Плавание было спокойным. Они
подошли к середине Норвегии. Когда они увидели берег, то направились в Фирдир.
Они получили вести с берега, им сообщали, что Аринбьёрн дома, в своей вотчине.
Тогда Эгиль направил свой корабль в бухту недалеко от его двора. Потом он поехал
к Аринбьёрну, и их встреча была очень радостной. Аринбьёрн просил Эгиля
погостить у него с теми из спутников, кого он хотел бы оставить с собой. Эгиль
согласился и велел втащить корабль на берег, а гребцы нашли себе пристанище. Сам
он поехал к Аринбьёрну, и с ним одиннадцать человек. Еще раньше он велел
изготовить великолепный корабельный парус. Он поднес Аринбьёрну этот парус и еще
много других подарков. Эгиль прожил здесь зиму, окруженный почетом.
Этой же зимой Эгиль поехал на юг, в Согн, за податью со своих земель. Там он
пробыл долго, а потом поехал на север, в Фирдир.
У Аринбьёрна праздновали йоль. Аринбьёрн созвал на него своих друзей и окрестных
бондов. Там собралось очень много народа, и было богатое угощение. Аринбьёрн
подарил Эгилю по случаю йоля длинное одеяние, сшитое из шелка, с золотой каймой
и золотыми пуговицами спереди до самого низа. Аринбьёрн велел сделать это
одеяние по росту Эгиля. Еще он подарил ему полный наряд, сшитый на йоль. Он был
скроен из пестрой английской ткани. Аринбьёрн оделил всевозможными дружескими
подарками своих гостей, так как он был очень щедрым и достойным человеком.
Тогда Эгиль сочинил вису:
Муж достойный отдал
Свой наряд богатый.
Никогда не встречу
Преданнее друга.
Дорогим подарком
Наделил меня он.
Не найду того я,
Кто бы с ним сравнился.
LXVIII
Эгиль был очень не в духе после йоля, настолько, что не говорил ни слова. И
когда Аринбьёрн увидел это, он заговорил с Эгилем и спросил его, отчего им
овладела такая печаль.
— Я хочу, — сказал он, — чтобы ты поведал мне, болен ли ты или что другое
случилось с тобой. Мы тогда найдем средство помочь тебе.
Эгиль отвечает:
— Не болезнь меня мучит, но забота о том, как получить добро, которое я добыл
себе, убив Льота Бледного на севере, в Мери. Мне сказали, что управители конунга
забрали все это добро и передали его в собственность конунга. Теперь мне была бы
нужна твоя помощь, чтобы получить это добро.
Аринбьёрн сказал:
— Я думаю, что это не против законов, чтобы ты получил это добро, но мне
кажется, что оно попало в крепкие руки. К конунгу во двор широкий вход, но выход
оттуда узкий. Было у нас уже много трудных тяжб о возврате добра с людьми, более
могущественными, чем мы. И тогда конунг больше доверял мне, чем теперь, потому
что теперь моя дружба с конунгом Хаконом невелика, хотя мне и приходится
поступать так, как говорит древняя пословица: надо беречь тот дуб, под которым
строишь жилье.
— Я думаю, — говорит Эгиль, — что если закон на нашей стороне, то надо
попытаться. Возможно, что конунг поддержит нас, так как мне говорили, что он
человек справедливый и строго соблюдает законы, которые вводит в стране. Я
полагаю, что мне надо поехать к конунгу и попытаться уладить с ним это дело.
Аринбьёрн отвечает, что ему это не по душе.
— Мне кажется, Эгиль, — говорит он, — что трудно будет твой пыл и твою смелость
привести в согласие с характером конунга и его могуществом. Я думаю, что он тебе
не друг и что у него есть на то причины. Я хотел бы, чтоб мы лучше оставили это
дело и больше не брались за него. Но если ты, Эгиль, настаиваешь на своем, то уж
лучше я сам поеду к конунгу с этим делом.
Эгиль отвечает, что он очень благодарен и что он очень хотел бы этого.
Хакон жил тогда в Рогаланде, а иногда в Хёрдаланде. Встретиться с ним было
нетрудно. Вскоре после того разговора Аринбьёрн собрался в дорогу. Он объявил
своим людям, что отправляется к конунгу, и посадил своих людей на
двадцативесельное судно, которое у него было. Эгиль должен был остаться дома.
Аринбьёрн не хотел, чтобы он ехал.
Снарядившись в путь, Аринбьёрн вышел в море. Плавание было спокойным. Он явился
к конунгу Хакону и встретил хороший прием. Прожив там некоторое время, он
изложил конунгу свое дело и сказал, что Эгиль, сын Скаллагрима, приехал в страну
и думает, что должен получить все то добро, которым ранее владел Льот Бледный.
— Нам сказали, конунг, что закон на стороне Эгиля, но ваши управители забрали
все добро и передали в вашу собственность. Я хочу просить вас о том, государь,
чтобы Эгиль получил свое, согласно законам.
Конунг не сразу ответил на его речь.
— Я не знаю, — сказал он, — почему ты выступаешь от имени Эгиля в этом деле. Он
уже был у меня однажды, и я сказал ему, что я не хочу, чтобы он был здесь в
стране по причине, которая вам давно известна. Эгиль не должен предъявлять мне
такие требования, как раньше брату моему Эйрику. А тебе, Аринбьёрн, надо
сказать, что ты только тогда сможешь оставаться здесь в стране, если не будешь
ценить иноземцев больше, чем меня или мои слова. Я ведь знаю, что мысли твои
там, где сын Эйрика Харальд, твой воспитанник, и самое лучшее для тебя — уехать
к нему и его братьям и остаться с ними. У меня есть большое подозрение, что
такие люди, как ты, будут мне плохой помощью, если дело дойдет до ссоры с
сыновьями Эйрика.
Поскольку конунг принял его речь так плохо, Аринбьёрн увидел, что вести дело
дальше бесполезно. Он собрался в обратный путь. Конунг был с ним очень
неприветлив и неласков после того, как узнал, с чем он приехал. Но Аринбьёрн не
стал унижаться перед конунгом. Так они и расстались.
Аринбьёрн поехал домой и рассказал Эгилю о своей неудаче.
— Я больше не стану, — сказал он, — обращаться с такими делами к конунгу.
Эгиль был очень опечален, он считал, что у него несправедливо отнято много
добра.
Несколько дней спустя, рано утром, когда Аринбьёрн был в своем доме — там было
тогда мало народу, — он послал человека за Эгилем и, когда тот пришел, велел
открыть сундук, достал оттуда сорок марок серебра и сказал так:
— Это серебро я даю тебе, Эгиль, за те земли, которыми владел Льот Бледный. Я
нахожу справедливым, чтобы ты получил эту плату от меня и родителей Фридгейра за
то, что ты спас его жизнь от Льота. Я знаю, что ты сделал это для меня. Я в
долгу перед тобой. Я ведь допустил, чтобы тебя обидели.
Эгиль взял деньги и поблагодарил Аринбьёрна. Он снова стал весел и доволен.
LXIX
Эту зиму Аринбьёрн провел дома, а потом, весной, он объявил, что хочет
отправиться в викингский поход. У Аринбьёрна были хорошие корабли. Весною он
приготовил три больших боевых корабля. У него было тридцать дюжин человек. На
свой корабль он взял своих домочадцев. Это были отличные воины. С ним
отправились также многие сыновья бондов. Эгиль решил поехать вместе с ним. Он
начальствовал на одном корабле, и с ним поехали многие из тех спутников, которых
он взял с собой из Исландии. А торговый корабль, на котором он приехал из
Исландии, Эгиль отправил на восток, в Вик. Он нанял людей, чтобы они поехали с
его товарами. А сами они с Аринбьёрном направили боевые корабли к югу, вдоль
берега. Потом они направились со своим войском на юг, в страну саксов. Там они
провоевали все лето и добыли себе много добра. Осенью они пустились снова на
север и остановились около страны фризов.
Однажды ночью, в тихую погоду, они вошли в какую-то реку, потому что не было
бухт, удобных для причала, и отлив обнажил берега. Кругом была широкая равнина,
и недалеко — лес. Поля были мокрые, потому что шел сильный дождь. Тогда они
решили сойти на берег, а треть войска оставили охранять корабли. Они пошли вверх
по реке, между нею и лесом. Скоро перед ними открылось селение. Здесь жило много
бондов. Увидев войско, они со всех ног пустились бежать из деревни в глубь
страны. Викинги бросились за ними. Дальше было второе селение и еще одно. Когда
они подходили, весь народ бежал оттуда.
Кругом была плоская и широкая равнина. В земле были вырыты рвы, и в них стояла
вода. Так здесь огораживали свои поля и луга. В некоторых местах рвы были
укреплены большими сваями. Для проезда были мосты — через рвы лежали бревна. Все
жители селений убежали в лес.
Когда же викинги отошли подальше от берега, фризы собрались в лесу, и так как их
было больше тридцати дюжин человек, они вышли навстречу викингам и вступили с
ними в бой. Это была жестокая битва. Она кончилась тем, что фризы бежали, а
викинги преследовали бегущих. Убегая, поселяне широко рассеялись. То же
случилось и с теми, кто их преследовал. Лишь немногие из них держались вместе.
Эгиль преследовал фризов, и с ним несколько человек. А убегавших было очень
много. Фризы добежали до какого-то рва и перебрались через него. Потом они
убрали мост. И тут же к этому рву с другой стороны подбежал Эгиль со своими
людьми. Эгиль бросился и перепрыгнул ров, но остальные так не могли. Никто даже
и не пытался прыгнуть. И когда фризы увидели это, они напали на Эгиля, но он
отбился. На него кинулись еще одиннадцать человек, но бой кончился тем, что он
уложил их всех. После этого Эгиль положил мост на место и перешел ров обратное
Тут он увидел, что все их войско повернуло к кораблям. Эгиль был тогда у самого
леса. Он двинулся вперед к кораблям вдоль леса, так, чтобы скрыться в лесу, если
понадобится.
Викинги добыли там много добра и скота, и когда они вернулись к кораблям, одни
стали резать скот, другие тащили свое добро на корабли, а третьи стояли на
берегу, закрывшись щитами и образуя заслон, потому что фризы подошли в большом
числе и стреляли в викингов. Это было их второе войско.
Когда Эгиль вышел на берег и увидел, в чем дело, он со всех ног побежал туда,
где толпой стояли фризы. Он держал копье наперевес двумя руками, а щит отбросил
назад. Эгиль разил копьем и валил всех, кто стоял перед ним, и таким образом
расчистил себе проход сквозь войско. Так он пробился к своим. Они думали, что он
вернулся из преисподней.
Потом они поднялись на свои корабли и отчалили. Теперь они направились в Данию.
Когда они пришли в Лимфьорд и встали около Хальса, Аринбьёрн созвал своих людей
на совет и рассказал им, что он задумал.
— Теперь, — сказал он, — я должен отправиться к сыновьям Эйрика с теми из вас,
кто захочет последовать за мной. Я узнал нынче, что они здесь, в Дании, с
большим войском и что летом они в походах, а зимой здесь, в Дании. Я отпускаю в
Норвегию всех, кто больше хочет вернуться туда, чем следовать за мной. Тебе же,
Эгиль, по-моему, надо, когда мы расстанемся, вернуться в Норвегию, а оттуда
поскорее ехать в Исландию.
Затем люди разделились по кораблям. К Эгилю пошли те, кто хотел плыть назад, в
Норвегию, но большинство последовало за Аринбьёрном. Аринбьёрн и Эгиль
расстались друзьями.
Аринбьёрн отправился к сыновьям Эйрика, в дружину Харальда Серая Шкура, своего
воспитанника, и оставался с ним, пока они оба были живы. Эгиль же поплыл на
север, в Вик, и вошел в Ослофьорд. Там стоял его торговый корабль, который он
весной отправил на юг. Здесь были и товары его, и люди, которые сопровождали
корабль. Торстейн, сын Торы, приехал к Эгилю и предложил ему провести у него
зиму со всеми теми людьми, кого он хотел бы взять с собой. Эгиль принял
приглашение, велел втащить корабль на берег и отвезти грузы в надежное место. А
люди, которые с ним были, частью остались там, а частью поехали на север, по
своим домам. Эгиль отправился к Торстейну, и с ним было десять или двадцать
человек. Эгиль прожил там зиму в полном довольстве.
LXX
Конунг Харальд Прекрасноволосый подчинил себе на востоке Вермаланд. Вермаланд
был впервые завоеван Олавом Лесорубом, отцом Хальвдана Белая Кость, который
первым в их роде был конунгом в Норвегии. А Харальд стал конунгом по наследству.
Все его предки владели Вермаландом, собирали там дань, а своих людей посылали
управлять страной.
Когда конунг Харальд состарился, Вермаландом правил ярл по имени Арнвид. Как и
во многих других местах, налоги там стали собираться хуже, чем в лучшую пору
жизни конунга, и так же было, когда сыновья Харальда боролись между собой за
власть в Норвегии. Тогда обращали мало внимания на подвластные страны, которые
были далеко.
Но когда Хакон добился мира, он стал думать о всех владениях, которые
принадлежали его отцу Харальду. Он послал людей на восток, в Вермаланд. Их было
двенадцать человек. Они получили у ярла дань. Но когда они ехали обратно через
лес Эйдаског, на них напали разбойники и убили их всех. То же случилось с
другими посланцами конунга Хакона в Вермаланд. Людей этих убили, а дань пропала.
Поговаривали тогда, что ярл Арнвид сам подсылал своих людей, чтобы они убивали
посланцев конунга, а дань привозили ему обратно.
И вот конунг Хакон посылает людей в третий раз. Он был тогда в Трандхейме, а они
должны были поехать в Вик к Торстейну, сыну Торы, и передать ему, что он должен
ехать на восток, в Вермаланд, чтоб собрать для конунга дань. В противном случае
ему пришлось бы покинуть страну, так как конунг узнал, что Аринбьёрн, его дядя
по матери, приехал в Данию к сыновьям Эйрика, а также, что у них были большие
дружины, с которыми они ходили летом в викинг-ские походы. Конунгу Хакону все
это казалось подозрительным. Он ожидал, что сыновья Эйрика начнут войну, как
только наберут достаточно сил для восстания против него. Поэтому он преследовал
всех родичей Аринбьёрна, его друзей и близких, многих из них изгнал из страны
или учинил над ними другие насилия. По той же причине он и поставил Торстейна
перед таким выбором.
Тот человек, который привез Торстейну это известие, побывал во всех странах,
подолгу жил и в Дании, и в Швеции. Все было там ему знакомо, и места, и люди.
Много где бывал он и в Норвегии. И когда он передал поручение конунга Торстейну,
сыну Торы, Торстейн рассказал Эгилю, с каким поручением приехали эти люди, и
спросил, что им ответить. Эгиль сказал:
— Из этого поручения ясно видно, что конунг хочет удалить тебя из страны, как и
других родичей Аринбьёрна. Я считаю это поручение гибельным для тебя, такого
знатного человека. Мой совет тебе — поговорить с людьми конунга, и я хочу быть
при вашем разговоре. Посмотрим тогда, что выйдет.
Торстейн сделал, как Эгиль сказал. Он вызвал их на разговор. Посланные изложили
свое поручение и передали слова конунга о том, что Торстейи должен отправиться в
эту поездку, или будет изгнан из Норвегии. Тогда Эгиль сказал:
— Я хорошо вижу, в чем дело. Если Торстейн не захочет ехать, то ехать за данью
придется вам.
Посланные сказали, что он прав.
— Торстейн не поедет, потому что он, такой знатный человек, совсем не обязан
браться за дело, которое не принесет ему славы. Но он охотно сделает то, что он
обязан, — последует за конунгом повсюду, внутри и вне страны, если конунг
потребует этого. А если вам нужны люди для этой поездки, то они будут вам даны,
а также все, что бы вы ни попросили у Торстейна на дорогу.
Тогда посланные посоветовались между собой и решили, что они приняли бы это
условие, если бы Эгиль поехал с ними.
— Конунг, — решили они, — очень не любит его и наша поездка покажется ему
удачной, если нам удастся сделать так, что Эгиль будет убит. Пусть он тогда
изгоняет Торстейна из страны, если ему угодно.
И они сказали Торстейну, что они были бы согласны, если бы Эгиль поехал, а
Торстейн может тогда остаться дома.
— Мне надо, — сказал Эгиль, — избавить Торстейна от этой поездки. Но сколько
человек, по-вашему, нужно взять отсюда?
— Нас всего восемь, — сказали они, — мы хотим, чтобы отсюда поехало еще четверо.
Тогда нас будет двенадцать.
Эгиль сказал, что так оно и будет.
Энунд Сьони и несколько спутников Эгиля еще до этого разговора поехали к морю
присмотреть за кораблем и теми товарами, которые они осенью оставили там на
хранение. Они еще не вернулись. Эгиль был очень недоволен этим, потому что люди
конунга торопили его в дорогу и не хотели ждать.
LXXI
Эгиль собрался в путь, и с ним трое из его спутников. У них были лошади и сани,
как и у людей конунга. Лежал глубокий снег, и все дороги были заметены.
Снарядившись, они пустились в путь и направились в глубь страны. Когда они
достигли Эйда, то там за одну ночь выпало столько снегу, что дороги не было
видно. На следующий день они поехали медленно, потому что, съехав с дороги,
можно было сразу увязнуть в снегу с головой. На исходе дня они остановились и
покормили лошадей недалеко от покрытой лесом горы.
Люди конунга сказали Эгилю:
— Здесь наши дороги расходятся. Там, под горой, живет бонд по имени Арнальд, наш
друг. Мы все поедем туда ночевать, а вам надо ехать на гору. Когда вы
переберетесь через нее, перед вами сразу окажется большой двор, и там вам будет
хороший ночлег. Там живет очень богатый человек по имени Армод Борода. А рано
утром мы встретимся и на следующий вечер подъедем к Эйдаскогу. Там живет
достойный бонд по имени Торфинн.
На этом они расстались. Эгиль и его люди поехали на гору, а о людях конунга надо
сказать, что как только Эгиль и его спутники скрылись из виду, они взяли лыжи,
которые у них были, и надели их. Затем они пустились назад что было силы. Они
мчались ночь и день, добрались до Уппланда, а оттуда пустились на север через
Доврафьялль. Они не отдыхали, пока не явились к конунгу Хакону и не рассказали
ему про свою поездку.
К вечеру Эгиль и его спутники добрались до вершины горы. Короче всего будет
сказать, что они сбились с дороги. Шел густой снег. Лошади тонули в снегу через
каждый шаг, так что их приходилось вытаскивать. Тут были крутые склоны и заросли
кустарника, и пробираться было очень тяжело. Лошади часто останавливались, а
людям было еще тяжелее. Они очень устали, но все же перебрались через гору и
увидели перед собой большой двор. Они пошли туда.
Когда они вошли за ограду, то увидели возле дома людей. Это был Армод и его
люди. Они разговорились и спросили друг друга о новостях. И когда Армод узнал,
что их послал конунг, он предложил им ночлег. Они приняли его приглашение. Люди
Армода увели их лошадей и убрали сбрую, а хозяин предложил Эгилю пройти в дом, и
они пошли туда.
Армод посадил Эгиля на второе почетное сиденье, а его спутников рядом. Они много
рассказывали о том, с каким трудом им пришлось ехать вечером. Людей Армода очень
удивляло, как они добрались сюда, и они говорили, что никто не смог бы проехать
тут, даже если бы не было снега. Тогда Армод сказал:
— Не кажется ли вам, что всего лучше будет, если поставят столы и подадут ужин,
а потом вы пойдете спать? Так вы бы лучше всего отдохнули.
— Хорошо бы, — ответил Эгиль.
Тогда Армод велел поставить для них столы, и на них — большие деревянные миски,
полные кислого молока. Армод сказал, что жаль — нет браги, и он не может их
угостить. Эгиль и его товарищи устали от тяжелой дороги и очень хотели пить. Они
взяли миски и жадно выпили кислое молоко, а Эгиль пил больше всех. Ничего
другого не было подано.
В доме было много домочадцев. Хозяйка дома сидела на женской скамье, и с нею
несколько женщин. Дочь бонда была на полу у очага. Ей было десять или
одиннадцать лет. Хозяйка подозвала ее к себе и сказала ей что-то на ухо. Тогда
девочка подбежала к столу, за которым сидел Эгиль. Она сказала:
Мать меня послала,
Приказав промолвить,
Чтобы осторожным
Был ты, Эгиль, нынче.
И еще сказала:
Приготовься — скоро
Мы еду другую
Для гостей поставим.
Армод ударил девочку и велел ей молчать:
— Ты всегда болтаешь что не надо!
Девочка ушла прочь, а Эгиль поставил миску с кислым молоком на стол. Она была
почти пустая. Миски у них взяли и унесли. Теперь и все домочадцы заняли свои
места, и были расставлены столы и принесена еда. Сначала принесли мясное и
подали Эгилю, как и другим. Потом была подана брага. Это был очень крепкий
напиток. Скоро начали пить каждый в одиночку. Каждый мужчина должен был выпить
по рогу. Об Эгиле и его людях особенно заботились. Они должны были пить, сколько
могли вместить. Эгиль пил очень много, и когда его спутники уже больше не могли
пить, он еще пил то, что они не допили. Так продолжалось до тех пор, пока столы
не вынесли.
Все, кто был там, были совсем пьяны, а Армод всякий раз, когда пил, говорил: «Я
пью за тебя, Эгиль!», и его домочадцы, когда пили, говорили то же спутникам
Эгиля. Одному человеку поручили подносить Эгилю и его людям каждый раз по
полному рогу, и он подзадоривал их, чтоб они пили быстрей. Эгиль сказал своим
спутникам, чтоб они больше не пили, а сам выпивал за них все.
Эгиль почувствовал тогда, что ему становится нехорошо. Он встал и пошел прямо
туда, где сидел Армод. Он взял его руками за плечи и прижал к спинке скамьи. Его
сильно вырвало прямо в лицо Армоду, в его глаза, ноздри и рот. Все это потекло
тому на грудь. У Армода захватило дыхание, а когда он снова смог вздохнуть, его
тоже вырвало. И все люди Армода, которые были здесь, сказали, что Эгиль самый
жалкий и самый плохой из людей, потому что он не вышел вон, когда его рвало, и
что он не должен был делать такое при всех в доме во время пира. Эгиль сказал:
— Нельзя упрекать только меня за то, что я делаю то же самое, что и хозяин. Его
рвет не меньше, чем меня.
Потом Эгиль пошел на свое место и сел. Он попросил принести себе браги и громко
сказал:
Знай, как много съел я.
Сок из щек свидетель,
Что пора в дорогу.
За ночлег иные
Платят и получше.
До нескорой встречи!
Армод бородатый
Гущей весь измазан.
Армод вскочил и выбежал вон, а Эгиль попросил дать ему еще браги. Тогда хозяйка
сказала человеку, которому в этот вечер было поручено подавать брагу, чтобы он
подавал всем вдоволь. Тот взял рог, наполнил его и поднес Эгилю. Эгиль осушил
рог одним глотком. Потом он сказал:
Каждый рог я досуха
Пью, хотя обильно
Мне, певцу, подносит
Влагу рога воин.
Осушаю быстро
Солода потоки,
Пусть хоть до утра мне
Их несут усердно.
Эгиль пил еще некоторое время, осушая каждый рог, который ему подавали. Но
веселья было мало, хотя пили и другие. Наконец Эгиль встал, и его люди тоже. Они
сняли свое оружие со стены, куда его раньше повесили, и пошли в сарай, где
стояли их лошади. Там они легли на солому и проспали ночь.
LXXII
Утром Эгиль поднялся, как только рассвело. Они собрались и, как только были
готовы, пошли к дому искать Армода. Когда они пришли в каморку, где спали Армод,
его жена и дочь, Эгиль распахнул дверь и подошел к постели Армода. Он обнажил
меч, а другой рукой схватил Армода за бороду и рванул его к себе. Жена и дочь
Армода вскочили и стали просить Эгиля, чтобы он не убивал его. Эгиль сказал, что
ради них оставит его в живых:
— Вы заслужили это, но его следовало бы убить.
Эгиль сказал:
И жене и дочери
Жизнью ты обязан.
Бог звенящей стали
Нам совсем не страшен.
Не пристало пир твой
Восхвалять и славить, —
Мне он не по нраву.
В дальний путь готов я.
Потом он начисто отрезал Армоду бороду и надавил ему пальцем на глаз так, что
тот вылез на щеку. После этого он вышел к своим спутникам. Они поехали своим
путем и ко времени утренней еды20 добрались до двора Торфинна. Он жил возле леса
Эйдас-ког. Они потребовали еды себе и корму лошадям. Торфинн сказал, что они
получат все это. Тогда Эгиль и его люди вошли в дом. Эгиль спросил, видел ли
Торфинн его спутников:
— Мы уговорились собраться здесь.
Торфинн ответил так:
— Здесь проехало шестеро незадолго до рассвета, и они были вооружены до зубов.
Тогда один из домочадцев Торфинна сказал:
— Я ездил ночью за дровами и встретил дорогой шесть человек. Это были люди
Армода, но до рассвета было еще далеко. Так что я не знаю, были ли это те же
люди, что и те шестеро, о которых ты говоришь.
Торфинн сказал, что люди, которых он встретил, проехали позже, чем его домочадец
вернулся с возом дров домой.
Когда Эгиль и его люди сели за еду, Эгиль заметил, что на поперечной скамье
лежит больная женщина. Он спросил Торфинна, кто эта женщина, которая так
страдает. Торфинн ответил, что ее зовут Хельга и что она его дочь:
— Она уже давно болеет. У ней сильная лихорадка. Она не спит по ночам и стала
как помешанная.
— И вы ничего не пробовали, — сказал Эгиль, — против ее болезни?
Торфини ответил:
— Были вырезаны руны. Здесь неподалеку живет сын одного бонда, он и сделал это.
Но с тех пор ей стало много хуже, чем раньше. Может быть, ты, Эгиль, можешь
помочь чем-нибудь в такой беде?
Эгиль сказал:
— Пожалуй, хуже не станет, если я возьмусь за это.
И когда Эгиль насытился, он подошел к больной и поговорил с ней. Он попросил
приподнять ее со скамьи и подстелить ей чистые одежды. Так и было сделано. Тогда
он обшарил то место, на котором она лежала, и нашел там китовый ус, на котором
были вырезаны руны. Эгиль прочел их, соскоблил и бросил в огонь. Эгиль сжег весь
китовый ус и велел вынести на воздух те одежды, которые были у нее раньше. Тогда
он сказал:
Рун не должен резать
Тот, кто в них не смыслит.
В непонятных знаках
Всякий может сбиться.
Десять знаков тайных
Я прочел и знаю,
Что они причина
Хвори этой долгой.
Эгиль вырезал руны и положил их под подушку на ее ложе. Ей показалось, будто она
проснулась ото сна, и она сказала, что теперь здорова, хотя и совсем без сил. Ее
отец и мать очень обрадовались. Торфинн предложил Эгилю располагать всем, что
ему только нужно было.
LXXIII
Эгиль сказал своим людям, что он хочет отправиться в путь и не медлить дольше. У
Торфинна был сын по имени Хельги. Он был смелый парень. Отец и сын предложили
Эгилю, что проводят его через лес. Они сказали, что наверняка знают, что Армод
Борода послал шесть человек в засаду в лес, и может оказаться, что в лесу
прячется еще больше народу, на случай, если у первых ничего не выйдет. Торфинн
собрался провожать Эгиля, и с ним было еще трое, и тогда Эгиль сказал вису:
Четверо со мною, —
Знай: на нас, отважных,
Шестеро не смогут
Замахнуться сталью.
Если же нас восемь —
Дюжина не в силах,
Грозно в бой вступая,
Сердце мне встревожить.
Торфинн и его люди решили, что они поедут в лес вместе с Эгилем. Всего собралось
восемь человек. Подъехав к тому месту, где была засада, они увидели там людей.
Но когда люди Армода, сидевшие в засаде, увидели, что приближаются восемь
человек, они не решились напасть и спрятались дальше в лесу. Эгиль и остальные
подошли туда, где была раньше засада, и увидели, что дело нечисто. Эгиль сказал,
что Торфинн и его люди должны ехать назад, но те хотели ехать дальше. Эгиль
воспротивился этому и просил их вернуться домой. Они так и сделали, и повернули
назад, а Эгиль со своими двинулся вперед, и теперь их было четверо.
Когда день был на исходе, они заметили в лесу шестерых. Им показалось, что это
были люди Армода. Те выскочили и напали на них, но они отбивались, и схватка
кончилась тем, что Эгиль уложил двоих, а оставшиеся в живых убежали в лес.
Эгиль с товарищами продолжали свой путь, и ничего с ними не случилось, пока они
не вышли из лесу. Здесь, на краю леса, они остановились у бонда по имени Альв,
по прозвищу Богатый. Это был человек старый и богатый, но странный. Он не терпел
у себя домочадцев, кроме очень немногих. Он принял Эгиля хорошо и был с ним
разговорчив. Эгиль расспрашивал его, что слышно нового, и Альв рассказал ему обо
всем. Они говорили больше всего о ярле и о посланцах норвежского конунга,
которые перед этим проезжали на восток, чтобы собрать дань. Судя по разговору,
Альв не был другом ярлу.
LXXIV
Рано утром Эгиль собрался в дорогу со своими спутниками. При расставании Эгиль
подарил Альву большой мех. Альв с благодарностью принял подарок.
— Я смогу сделать себе плащ из этого меха, — сказал он и просил Эгиля опять
навестить его, когда Эгиль поедет обратно.
Они расстались друзьями, и Эгиль поехал своим путем. К концу дня он прибыл ко
двору ярла Арнвида, и ярл принял его очень хорошо. Его со спутниками посадили
рядом с мужем, сидевшим на почетном сиденье напротив ярла.
Проведя там ночь, Эгиль и его спутники изложили ярлу свое поручение и передали
ему слова норвежского конунга. Они сказали, что конунг хочет получить всю дань с
Вермаланда, которая осталась неуплаченной с тех пор, как Арнвид стал там ярлом.
Ярл сказал, что он передал всю дань в руки посланцам конунга.
— И я не знаю, — сказал он, — что они потом сделали с ней: отдали ее конунгу или
бежали с нею из страны. Но раз вы предъявили истинные знаки, что вас послал
конунг, то я соберу всю дань, которая ему причитается, и передам ее вам в руки.
Я не отвечаю, однако, за то, что с вами может потом случиться.
Эгиль прожил там некоторое время со своими людьми, а перед тем, как они уехали,
ярл передал им дань. Она была частью серебром, частью — беличьими шкурками. И
когда Эгиль и его люди собрались, они пустились в обратный путь. При расставании
Эгиль сказал ярлу:
— Теперь мы отвезем конунгу дань, которую получили, но ты должен знать, ярл, что
здесь гораздо меньше, чем конунг рассчитывал получить, и ведь сюда не вошла вира
за его посланцев, которых, как люди говорят, ты велел убить.
Ярл отвечал, что это неправда. На этом они расстались.
Когда Эгиль уехал, ярл позвал своих двух братьев, которые оба звались Ульвами.
Он сказал им так:
— Я думаю, что этот верзила Эгиль, который здесь у нас только что был, не
принесет нам добра, вернувшись к конунгу, Легко себе представить, как он будет
говорить о нас конунгу, если он посмел в глаза обвинить нас в таком деле, как
убийство людей конунга. Вы должны поехать за ними и убить их всех, чтоб они не
смогли оговорить нас перед конунгом. По-моему, самое разумное подстеречь их в
лесу Эйдаског. Возьмите с собой столько людей, сколько нужно, чтобы ни один из
них не ушел и чтобы вы сами не п